Продолжается жизнь, и за тёмным проёмом окна

Над уставшей землёй загораются звёзды вдали.

На заброшенном дне затонувшие спят корабли,

Проникает сквозь бездну локатора слабый сигнал… Flёur — После кораблекрушения

На скамье подсудимых их было двое.

Точнее, на скамье сидел только Джефф — Лея стояла за объятым низко вибрирующим голубоватым энергополем бронированным стеклом, на котором тонкими голубоватыми линиями высвечивалась вся информация о ней: полное имя, дата рождения, послужной список… И огромная таблица трёхзначных чисел — номера статей уголовного кодекса Альянса Систем, устава ВКС Альянса, межгалактических правовых актов, которые она нарушила.

Джефф легонько повернул костыли, небрежно прислонённые его конвоирами к спинке скамьи, и, развернувшись вполоборота, заговорщицки подмигнул Лее. Она выдавила утомлённую улыбку.

Которые нарушили они.

И Лея Шепард бы соврала, если бы сейчас сказала, что предпочла бы оказаться на скамье подсудимых в гордом одиночестве.

После трёх суток в камере, слушая шебуршание собственных мыслей, шаркающих шагов позёвывающих дежурных и раздражающе равномерное капанье воды из неисправного крана, глотая насухую гневливые возгласы, дрянной паёк и горький порошок блокаторов, Лея Шепард была готова на всё — только бы больше не оставаться одной. Со своими мыслями, сомнениями, воспоминаниями.

Пускай её отдадут батарианцам отстраивать заново разрушенный мир и оплакивать вместе с ними погибших; пускай выпустят в космос и заставят на потеху Совету бегать от приставленного к ней СПЕКТРа; пускай заберут в лабораторию и станут изучать, как накаченную препаратами «Цербера» мышку — только бы не оставаться одной, в тишине, никогда больше.

Лея Шепард, бросив опасливый взгляд на конвойных, невесомо сползла на край ледяной скамьи в своём запечатанном электрическими замками и множественными кодами боксе, и уткнулась макушкой в холодную стену. На запястьях зудели рассыпанные красными бусинами следы от наручников с подведённым электричеством, Лея вслепую коснулась их сухими жёсткими пальцами и оглядела зал, стараясь не морщиться от тянущей боли.

Дверь, ведущая к чёрному ходу, куда её подвезли рано утром, и таким же боксам, как этот, только теснее и холоднее, была совсем рядом. Под охраной двух караульных Альянса, о чём-то переговаривающихся с её конвоирами. В углу за невысоким столиком сидел доктор Альянса, крепкий, с квадратным смуглым лицом и узкими глазами. Кажется, раньше таких называли метисами, сейчас — просто людьми. В руках он вертел стилус и, сверля взглядом Джеффа, периодически вносил что-то в датапад.

Глубокая складка меж бровей, едва различимые рубцы химического ожога на ребре ладони, а также шрам, звездой изуродовавший щёку, позволяли думать, что это не просто рядовой доктор Альянса: бывалый вояка, полевой хирург — такие становятся только сотрудниками специальных лабораторий. И смотрят на пациентов как на подопытных или лжецов. «По сравнению с ним руки Карин, должно быть, покажутся бархатными», — мрачно хмыкнула Лея, заметив, как поёрзал Джефф, очевидно, ощутивший колючий внимательный взгляд врача.

Напротив них возвышалось три ряда трибун, предназначенных для присяжных и прессы — в любое другое время, но не сегодня. Сегодня трибуны будут пусты. Единственные глаза, которые будут на неё смотреть с той стороны: мягкие и тёплые, как у старого пса, глаза Дэвида Андерсена, и по-орлиному хищные голубые глаза Стивена Хакетта. Лея знала, что они оба явятся на процесс.

Должны были, конечно, явиться и сторона обвинения, и адвокат, и даже, вроде бы, СПЕКТР Совета, курирующий прозрачность дела. И секретарь суда. И, разумеется, судья.

Пока же в зале заседания было пусто. И тихо, так же размеренно, как вода в кране, подмигивала длинная лампа в самом центре потолка. Лея поморщилась и, задержав на мгновение взгляд на Джокере, чуть ссутуленном, рассеянно вертящем в руках кепку, которую его, очевидно, заставили снять, чтобы соблюсти какие-никакие правила приличия, обречённо опустила голову.

Сколько ей осталось до приговора: Час? Два? Или, может быть, уже через пять минут зал суда наполнится людьми? Лее Шепард было всё равно. Её, спасительницу Галактики, офицера Альянса, уже на весь мир назвали террористкой, кровожадной убийцей, расисткой, ксенофобкой, показали на всех голоэкранах. И даже если (вдруг случится чудо, в которое Шепард не верит) военный суд признает её невиновной, если отпустит с миром и в мир — это клеймо ей уже не отмыть, не перевязать, не перекрыть. Оно будет полыхать на коже, дрожать тенями в кошмарах и идти впереди неё, как когда-то легенды о её силе духа после кровавых песков Акузы, как слава первого человека-СПЕКТРа в далёком 2183 году, как благородство коммандера Шепард, которых теперь не осталось.

Металлический грохот заставил Лею дёрнуться (под кожей всколыхнулась и тут же захлебнулась в мощнодействующих блокаторах биотика) и оглядеться. Пальцы рефлекторно сжались в кулаки, но тут же расслабились: это Джефф, как-то неловко двинувшись, уронил костыли и теперь медленно наклонялся за ними. Врач наблюдал за его телодвижениями беспристрастно, конвойные на всякий случай накрыли ладонями кобуру, но остались стоять вполоборота.

Кряхтя, Джефф поёрзал на месте и придвинул костыли к себе поближе — у Леи что-то коротко сжалось под сердцем. Джокера на костылях она видела давно, так давно, что и воспоминания об этом казались дурным сном: в прошлой жизни, на прошлой «Нормандии», когда они оба были офицерами Альянса, когда будущее было предельно ясно, а борьба с врагом не стоила сотен тысяч жизней…

— Что они с тобой сделали?

Слова сами с посвистыванием прорвались наружу, и Лея тут же прикусила губу, опасливо оглядываясь по сторонам: вероятно, им всё ещё запрещено было переговариваться, может быть, даже смотреть друг на друга было нельзя… Однако ни конвоиры, ни караульные даже мускулом не дёрнули. Должно быть, просто не расслышали. Зато Джокер — услышал. И, склонив голову к плечу, нахмурился:

— А с тобой?

Лея растерянно пожала плечами, с трудом проглатывая дурацкую виноватую улыбку, какой приветствовала Андерсона на последней встрече, какой выслушивала вполне искренние сокрушения военного следователя по поводу её ситуации, и заставила себя сдвинуть брови к переносице:

— Джефф. Что они сделали?

— Ай, — поморщился Джокер, послав нелестный взгляд (и, наверняка, мысленно пару-тройку десятков витиеватых оскорблений) врачу, — изъяли Церберовские лекарства на опыты. Накачали своими, то есть «нашенскими», конечно. Вот только они несколько… Уступают церберовским.

Джокер досадливо щёлкнул кончиком ногтя по костылю и высоко поднял брови с нелепой усмешкой. Лея виновато поморщилась. На кончике языка вертелись извинения, очередные, но — она точно знала это — сейчас они станут лишними и только разозлят, а то и раззадорят Джокера. В таком настроении он может и судью послать в самый ад, из которого они вернулись, за что огребёт по полной. Поэтому Лея молча опустила глаза. А Джефф, поёрзав на месте и убедившись, что никто не торопится хватать их и закрывать им рты, чуть повысил голос:

— Теперь ты.

— Что? — растерянно моргнула Лея.

— Как ты?..

Джефф не спросил — выдохнул, будто бы сам опасаясь этого вопроса, а у Леи и ответа не нашлось. Она развела руками, демонстрируя красные следы на запястьях — красноречивее любых слов. Лицо Джеффа исказила ярость. Он побледнел, потом вспыхнул и, оскалившись, выплюнул сквозь зубы:

— С-суки.

У Леи всё ухнуло вниз: доблестные сержанты Альянса берегут свою «офицерскую» честь и с кулаками кидаются на любого, кто посмеет их оскорбить. Однако их удостоили лишь пренебрежительными взглядами свысока и многозначительным поглаживанием рукояти пистолетов — и то, не синхронно, как будто в задумчивости.

Быть может, им запретили их трогать (Лея ещё раз коснулась запястий: запрещай, не запрещай — всё равно найдётся тот, кто захочет поиграться в сильнейшего и найдёт изощрённые способы), быть может, уже не было смысла одёргивать их, запрещать совещаться: всё равно на всех допросах они не сговариваясь (ну, разве что сильно заранее, в больничном отсеке и капитанской каюте) твердили одно и то же.

— Всё так, как должно быть, — шепнула Лея и наклонилась вперёд, почти к самому стеклу.

Энергополе тут же опасно затрещало, искажая информацию о подсудимой, конвоир щёлкнул кобурой, и Лее пришлось вернуться в исходное положение: сидеть ровно на самом краю ледяной скамьи. Джокер с презрением сверху вниз и наискосок оглядел бронированное стекло и цыкнул сквозь зубы:

— То есть вот так они заплатили тебе за всё, что ты сделала?

Лея виновато передёрнула плечами, будто сама согласилась на такую оплату. Джокер снова и снова по кругу пускал один и тот же трек: Альянс — неблагоданые сволочи, Альянс — трусливые свиньи.

Альянс — её место, и с этим лейтенант-коммандер Лея Шепард ничего не могла сделать.

— Ты просто посмотри, — Джефф сжал руку в кулак и тут же разжал, болезненно потирая пальцы: — Они же тебя, грёбанную героиню, просто так готовы отдать под суд на радость кровожадным батарианцам. Показать СПЕКТРу долбанного Совета, который наверняка работает под них и под ними, а не как мы…

«Как мы», — Лея зажала ладонью рот, пряча нервно-глупую улыбку, тронувшую губы.

— Они же тебя распнули во имя перемирия, которого может и не быть!

— Значит, так было нужно.

— Права была Джек: что Цербер, что Альянс — одна хрень.

В Джокере, перемежаясь, перебивая друг друга, говорили гнев и боль. Они были бессильны что-либо изменить, а Джокеру очень хотелось. В изнеможении откинувшись на спинку скамьи и щурясь на дёргающуюся лампу, он пробормотал:

— А что будет, если Гегемония всё равно нападёт? Всё зря?

Он сказал это, не обращаясь ни к кому конкретному: не то опасался этой мысли, не то боялся реакции Леи. Однако Лея услышала и, стараясь не подавать виду, что всё внутри будто бы коростой льда покрылось от этого вопроса, откликнулась:

— Нет.

Подумав, продолжила:

— Нет. Не зря. Это — шанс. Пока есть шанс — нужно бороться.

— Сидя тут, мы упускаем шанс остановить Жнецов…

Лея скривилась: Жнецы… Она напрочь забыла о них за мигренями, наручниками, допросами и беспрестанно пульсирующей под сердцем болью, чёрной дырой, по капле засасывающей крупицы воспоминаний, надежды и сил. Вернее — старалась не думать, чтобы совсем не лечь и не плакать, как не способная помочь даже себе маленькая девочка, родители которой на далёком Мендуаре сдерживали плотный обстрел батарианских налётчиков.

— Ладно, извини, — после недолгого молчания поспешил поднять ладони Джефф. — Всё и так плохо, ещё и я… На самом деле, мне чертовски страшно, Шепард. Я не знаю, что несу и что будет дальше.

И хотя не было в этих словах ничего хорошего, Лея Шепард с облегчением выдохнула.

— Я знаю. Я тоже ничего не знаю… А то, что ты в это втянут…

Джефф насмешливо покачал головой:

— Да блин. Не в этом дело. Понимаешь? Что будет со мной, понятно. Я уже проходил это: выпнут на Землю с волчьим билетом в какую-нибудь задрипанную больничку. — Он шумно почесал изрядно заросшую щёку и посмотрел прямо на неё. — А вот что будет с тобой?

Стучавшая в виске боль остановилась, во рту пересохло, а поперёк горла встал тугой ком — Лея задохнулась и сквозь мутную поволоку слёз, на мгновение перекрывшую взгляд, едва-едва различила прямой взгляд Джеффа, уже не пытавшегося скрыть беспокойство.

Горло зазудело, разрываемое не то слезами нежности, не то истерическим смехом. Не могли же они оба быть такими идиотами, которым совершенно плевать на себя, когда вдвоём в одном болоте.

И всё-таки были.

— Не знаю, — едва-едва выдавила онемевшими губами Лея, не сомневаясь, что Джефф всё поймёт, и всё-таки заставила себя расправить плечи. — Мы уже говорили об этом. Я не хочу об этом думать, не хотела. Но я не видела другого пути: мне его не оставили. Знаешь ведь: наш любимый выбор — его отсутствие. И рано или поздно я всё-таки оказалась бы здесь. Но ты…

— Так, Шепард, — рубанул ребром ладони воздух Джокер, — не переводи стрелки. Давай сейчас и раз и навсегда определимся: меня не нужно водить за ручку и контролировать, поел ли я, как маленького мальчика; я сделал так, как счёл нужным. Моё место здесь, Шепард… Р-разве я мог тебя оставить?

— Это не твоя вина.

— И не твоя, — Джокер почесал лоб, борясь с очевидным соблазном напялить кепку до самого кончика носа. — Я шёл на это с открытыми глазами. И… Да, я не мог оставить тебя одну. Никогда больше.

Последние слова Джефф произнёс полушёпотом: Лея не столько услышала, сколько догадалась по едва различимому шевелению губ и щемящей горечи, разлившейся на языке.

— И не вздумай меня благодарить, — махнул рукой он, едва Лея только приоткрыла рот. — Это не то, за что стоит благодарить. Просто меня всерьёз всегда воспринимали только два человека: ты и Андерсон. Куда бы я подался сейчас? После твоего ареста? Ты здесь, а Андресон…

— Кредит доверия, персональная ответственность… Да… — эхом откликнулась Лея и досадливо скрипнула зубами: как же одно действие, вернее, бездействие смогло поломать столько судеб!

— Да ты и сама видишь: пока тебя запирают в боксе с масс-полями, как будто особо опасную, мне подсовывают таблеточки и костыли…

Лея фыркнула:

— Говоришь так, будто мечтаешь махнуться местами.

Коротко хохотнув, Джокер выдохнул как бы невзначай:

— Мечтать не мечтаю, но… С тобой я хоть чего-то стою, Лея.

И, швырнув кепку рядом с собой, сцепил пальцы в замок на затылке.

Если бы Лея могла — заскулила бы изнеженным нехитрым почёсыванием под подбородком варреном. Если бы Лея могла — прижалась бы к стеклу всем телом, взрывая энергополе. Если бы Лея могла, обняла бы Джокера со спины бережно, зажмурилась бы до щипучих слёз и, прижавшись губами к горячо пульсировавшей на виске зеленоватой венке, молчала бы, пока боль не уйдёт.

Если бы только могла…

Но сейчас Лея не могла ничего — и позорно спрятала лицо в ладонях.

Больше они не проронили ни слова.

Прошло минут десять (хотя, быть может, и час: адекватное чувство времени Лея Шепард потеряла давно, когда два года показались ей мгновением тяжелого сна), прежде чем в противоположной стене раздвинулись двери, и в зал вошли военный прокурор — тёмно-русая женщина возраста Андерсона с большими чёрными глазами и кроваво-бордовыми губами, — их адвокат, активный, взъерошенный, но отчаянно молодой, наверное, даже младше Леи, мальчишка, которого, очевидно, хотели потопить столь безнадёжным делом. Следом вошли Дэвид Андерсон, успевший украдкой подмигнуть подсудимым, и адмирал Хакетт собственной персоной.

Конвойный бесцеремонно грохнул кулаком в заблокированную дверь, и Лея Шепард вытянулась по струнке, как в Академии, приветствуя старших по званию. Джокер поднялся медленнее, и его неторопливость, казалось, была вызвана отнюдь не болезнью.

Как-то нелепо, едва ли не на цыпочках вдоль стены, просочилась в зал заседания Эшли Уильямс в парадной форме: на голубых погонах благородным золотом отливали знаки первого лейтенанта. Лея не удержалась и рассерженно фыркнула: надо же, выслужилась-таки, да так, что скакнула аж через звание. «Интересно, после вступления в Совет Альянс стал раздавать поощрения тем, кто тихо ненавидит инопланетян?» — скрипнула зубами Лея, проследив за Эшли взглядом.

Она не ненавидела её, конечно же, нет, даже пыталась понять… Однако душу неприятно царапало чувство вселенской несправедливости. Почему она — там, а Лея — здесь?

Последним, вслед за секретарём суда, материализовавшемся из-за крохотной едва различимой двери, в зал вошёл, очевидно, СПЕКТР Совета (Лея не удержалась и покосилась на Эшли, та поджала губы и сдвинулась к краю самой дальней скамьи) — турианец.

Джокер встревоженно дёрнул головой, Лея успокаивающе моргнула — прошли доли секунды, прежде чем конвойный сквозь зубы рыкнул:

— Не переговариваться.

Джокер осклабился, но смолчал. Лея протяжно вздохнула.

Последней в зал суда вошла судья, в традиционной земной безликой чёрно-белой мантии, в отличие от секретаря суда, высокого и белёсого парнишки, утонувшего в безлико-строгой одежде и проскользнувшего тенью, она вплыла в зал с неотвратимостью дредноута, несущего погибель всем и всему, что окажется на пути, что станет помехой вершению справедливости.

В своей неторопливости судья казалась величественнее и величавее даже легендарного «Пути предназначения» (Лея кинула быстрый взгляд на СПЕКТРа и в который раз задалась вопросом, не лучше ли было кинуть Совет погибать) — и когда объявила об открытии судебного заседания у Леи Шепард предательски дрогнули колени.

Первое слово было за прокурором. Представившись — она оказалась целым майором Ким Фукон! — она развернула датапад, высоко подняв голову, кинула прямой, полный пугающей черноты взгляд на покачнувшуюся Лею и заговорила хрипловато, урчаще прокатывая звук «р»:

— В условиях современной реальности, когда человечество не только исполнило мечту своих далёких предков о контакте с внеземными цивилизациями, но и сумело занять значимое место на межгалактической арене, ответственность офицеров Альянса, которые и до этого считались лучшими, образцовыми представителями нашей расы, выросла во много раз. Теперь они не просто защитники гражданских — они члены межгалактического союза, заключённого на крови тысяч невинных и сотен героев Альянса…

— А я думал, что заключила его Шепард, — вполголоса пробормотал Джокер, но осёкся, когда адвокат укоризненно покачал головой.

А майор Ким Фукон продолжала:

— Теперь офицеры ВКС Альянса, защищая интересы человечества, должны не забывать, что ими руководят не только кодексы Альянса Систем, но и межгалактические кодексы и договоры.

«Разве это ответственность не каждого человека? — в задумчивости облизала ссохшиеся губы Лея, её мелко трясло. — Неужели только офицеры должны вести себя образцово?»

— Конечно, даже в этих кодексах и договорах есть статьи, нарушение которых непозволительно для гражданских, но может быть оправданно для офицеров Альянса: чрезвычайная ситуация, срочная эвакуация, защита гражданских любой расы. Разумеется, это регламентируется отдельными актами. Однако есть статьи, нарушение которых является особо тяжким преступлением, не имеющим никаких оправданий. Шпионаж, экстремизм, терроризм. Как ни прискорбно, но сегодня мы вынуждены говорить о совершении этих предательских преступлений офицерами, некогда удостоенными высших наград Альянса. Пилотирующим лейтенантомвольный перевод flight-lieutenant — звания, которое носит Джокер в каноне Джеффом Моро и лейтенант-коммандером Леей Шепард, бывшим СПЕКТРом Совета.

— Капитан Шепард не исключена из СПЕКТРов Совета.

Лея встрепенулась — в этом потрескивающем рокоте ей послышалось что-то родное — сощурилась и почему-то разочарованно вздохнула: даже издалека было видно, что этот турианец мало похож на Гарруса, да и голос был на самом-то деле другой. Ким Фукон недовольно вскинула брови, судья, переплетя пальцы в замок, с обманчивой мягкостью улыбнулась:

— Несмотря на то что вы ознакомлены с процессуальным кодексом Специального военного суда, сэр, мы не сочтём ваше замечание неуважением к суду, но впредь ожидайте, когда вам дадут право слова.

Турианец смиренно кивнул. Ким Фукон удовлетворённо и едва различимо, одними уголками губ, улыбнулась судье и сверкнула глазами:

— Основой работы всей системы ВКС Альянса является защита жизни и безопасности граждан любого государства, находящегося в межгалактическом сообществе, независимо от личностных отношений, нравственная потребность противостоять несправедливости, расизму, преступлениям. И тем больнее говорить о каждом случае, когда образцовый офицер оказывается убийцей. Двадцать седьмого июля две тысячи сто восемьдесят пятого года галактику Млечный Путь сотряс ужасающий взрыв, датчики во всех научных лабораториях зафиксировали колоссальный выброс нулевого элемента, а система Бахак, населённая тремястами четырьмя тысячами вместе с ретранслятором Альфа исчезли со всех звёздных карт — перестали существовать. Тридцать первого июля две тысячи сто восемьдесят пятого года Гегемония расшифровала данные, переданные с уничтоженного ретранслятора незадолго до уничтожения, и выяснила, что последним кораблём, покидавшем систему, стал фрегат «Нормандия» SR-2 под командованием считавшейся пропавшей без вести лейтенант-коммандером Шепард и пилотируемый лейтенантом Джеффом Моро, а авария не была случайной. Таким образом, галактическое сообщество выдвинуло лейтенант-коммандеру Шепард обвинение в терроризме, а пилотирующему лейтенанту Моро пособничество в террористической деятельности.

Мягким касанием разблокировав датапад, Ким Фукон обратилась к судье:

— Ваша честь, позвольте мне изложить весь перечень обвинений, предъявляемых пилотирующему лейтенанту Джеффу Моро и лейтенант-коммандеру Лее Шепард.

— Излагайте, — благосклонно кивнула судья.

— Лейтенант-коммандер Лея Шепард, действующий офицер ВКС Альянса, капитан гражданского фрегата SR-2 «Нормандия», обвиняется…

Ким Фукон перевела дыхание, и у Леи Шепард закружилась голова.

— В нарушении пункта одиннадцать-точка-тринадцать-точка-триста восемьдесят шесть межгалактического кодекса: участие в деятельности подпольной экстремистской организации «Цербер».

Прокурор зачитывала обвинения так, будто бы уже всё решила сама, без суда, без судьи. Неважно, как к Лее и Джокеру относился следователь, скрупулёзно записывая, едва ли не зарисовывая каждое её движение в лаборатории Объекта Ро, — прокурор читала по-своему. И в каждом пробеле, в каждой паузе на новый вдох и новое обвинение, в сознание вбивалось звенящее: виновна!

— …выдача особо секретной информации об операциях «Альянса»…

(которую она получала от Хакетта)

Виновна?..

— …организация сотрудничества с организованными преступными группировками…

(только чтобы спасти Гарруса!)

Виновна…

— …пособничество в организации побега особо опасного преступника и убийство начальника тюрьмы…

(только потому что он открыл огонь первым!)

Виновна.

— …сохранение работоспособности запрещённого к разработке ИИ…

Джокер испуганно дёрнул головой, Лея поджала губы: нет, это они не о СУЗИ, конечно, — о Легионе.

Виновна!

— …совершение террористического акта в системе Бахак…

ВИНОВНА!

Прокурор продолжила зачитывать перечень обвинений, незаметно перейдя к Джокеру: всё то же самое, только перед каждым обвинением добавляла слово «пособничество», с посвистыванием растягивая его, чтобы подчеркнуть, что он осознанный соучастник террористических действий. Лея уже толком и не слушала: в боксе стало слишком душно, в ушах зашумела кровь, жгучим венком мигрень опоясала голову.

Когда прокурор отложила датапад на трибуну и объявила, что её обвинительная речь завершена и она готова дать слово стороне защиты или свидетелям — по решению судьи — Лею затошнило. В голове всё ещё сигналом тревоги вибрировало и сверкало: ВИНОВНА-ВИНОВНА-ВИНОВНА!

Судья озвучил порядок судебного заседания (за Лею в любом случае говорил адвокат, поэтому она особенно и не вслушивалась), и Ким Фукон у трибуны сменил Дэвид Андерсон. По тому, как он поигрывал желваками, обмениваясь взглядами с удовлетворённой Ким Фукон, Лея поняла, что смысла вникать в заседание нет.

Неважно, что скажет Андерсон, что скажет Хакетт, что скажет Эшли (хотя едва ли она скажет хоть одно доброе слово), какие слова прозвучат со стороны защиты.

Им уже вынесли приговор.

Лея Шепард просидела до исчезновения судьи в совещательной комнате, начисто потеряв счёт времени: просто садилась и вставала, когда ей приказывали, отвечала что-то невнятное, когда ей ободряюще кивал адвокат, — наверное, со стороны и правда казалась ВИ «Цербера», как её во всеуслышанье обозвала Эшли.

А потом защёлкнулись наручники на запястьях, хлестанув коротким разрядом кожу, и её вывели из зала суда. Пришла в себя Лея уже в тёмном и тесном боксе, куда уводили подсудимых дожидаться оглашения приговора, кожа под наручниками полыхала зудом. Лея сползла вдоль стены на холодную и отчего-то влажную узкую лавку и задрала ноги на стену. Масс-поле здесь вибрировало сильнее, тошнота подступала к горлу, и Лея изо всех сил старалась думать хотя бы о чём-нибудь.

Только голове была пустота.

— Шепард? — почти-мурчаще почти-пророкотал низкий бас над головой.

Лея лениво задрала голову, и губы против воли исказила кривая сардоническая усмешка: в метров от искажаемого волнами энергии поля, заложив лапы за спину, стоял турианец с тёмно-фиолетовыми клановыми метками на правой половине лица. Понятно, почему у неё изъяли всё, вплоть до ремня, так что штаны чудом держались на выпирающих косточках таза, зато оставили микронаушник переводчика: СПЕКТР Совета захотел поговорить!

— Нет, — откликнулась она, глотая истеричный смешок, — вас приветствует ВИ «Цербера» под кодовым названием Шепард. Не слышали разве?

— Эта женщина сказала глупость, — турианец прищёлкнул мандибулами, — Совет направил трёх СПЕКТРов наблюдать за вашими действиями после восстановления вас в должности СПЕКТРа Совета. По результатам проведённого саларианацами анализа, вы — это вы.

— Хорошо, — равнодушно выдохнула она. — Я Шепард, а вы кто?

— Корвус Нифинг, СПЕКТР Совета.

Лея Шепард кивнула: в любое другое время ей бы даже хватило сил пробормотать, что ей очень приятно. Но сейчас ей не приятно — ей надоело слушать всех этих людей и ксеносов вокруг.

— Вас сюда пустили…

Лея не успела спросить — Корвус поспешил ответить:

— Я СПЕКТР. Мне везде открыт ход.

— …зачем?

— Должен сказать, капитан Шепард, что после прошедшего суда я испытываю к вам уважение как военный к военному. Не каждому по силам принять подобное решение: спасти галактику ценой сотен тысяч жизней, — Лея едва повела бровью, с трудом сдерживая скепсис: известно ведь, что Совет ни на йоту не верит в приближение Жнецов. — Поэтому хочу вас заверить, что целиком и полностью на вашей стороне. Ваше решение было верным, и любой СПЕКТР поступил бы точно так же.

Лея поджала губы и, коротко кивнув Корвусу, отвернулась. Мутные диоды, встроенные в стену, казались интересней маленьких, мечущихся туда-сюда бледно-зеленоватых глазок турианца. Сейчас они все будут говорить, что она поступила правильно и выпытывать ещё какие-нибудь детали: может быть, чтобы втоптать ещё глубже в землю, может быть, чтобы выслужиться…

Это, как и многое другое, было неважным.

Лея Шепард помнила, что каждое слово будет использовано против неё. Против неё — вся Галактика.

С ней же был только Джефф.

В зал суда Лея Шепард возвращалась с пугающим безразличием. Даже не тронула опухшие запястья, когда с неё сняли наручники и запечатали в боксе, даже не попыталась присесть. Джокер тоже остался стоять, обеими руками навалившись на костыли, несмотря на удовлетворённое в отношении него ходатайство слушать заседание сидя ввиду заболевания.

Судья вернулась в зал с папкой бумаг (интересно, почему Альянс Систем остался так привязан к бумагам, когда у каждого не по одному датападу и ноутбуку?), на которой серебром сверкал герб Альянса. Обведя всех безразличным взглядом, устремлённым будто бы в себя, судья раскрыла папку и заговорила мягким, умиротворяющим голосом:

— После тщательного рассмотрения представленных стороной обвинения доказательств, показаний свидетелей и доводов стороны защиты согласно статье двести первой процессуального кодекса Альянса провозглашается приговор суда. На основании прозвучавших сегодня, семнадцатого октября две тысячи сто восемьдесят пятого года, в зале суда доводов стороны обвинения и стороны защиты, предоставленных стороной обвинения и стороной защиты доказательств, а также показаний свидетелей суд постановил, — судья перевела дыхание, кинув короткий взгляд в сторону подсудимых, и Лея поклясться могла, что на мгновение в нём мелькнуло сочувствие и даже извинение. — Признать офицеров ВКС Альянса лейтенант-коммандера Шепард и пилотирующего лейтенанта Моро виновными по вменяемым им обвинениям в совершении преступлений против межгалактического сообщества, против информационной безопасности, обвинениям в нарушении воинской присяги до выяснения всех обстоятельств совершения данных преступлений и приговорить их к отбыванию гаупвахты сроком на три месяца до следующего судебного заседания. Учитывая болезнь мистера Моро и пособнический характер его участия в преступлении наказание для него считать условным.

С губ сорвался выдох облегчения. Лея запрокинула голову, заставляя себя проглотить тугой ком, свернувшийся в горле от напряжения.

— Ввиду того что лейтенант-коммандер Шепард добровольно явилась по повестке, оказывала сотрудничество в ходе следствия, а также предоставила данные «Цербера», суд решил удовлетворить ходатайство стороны защиты о замене меры пресечения. По причине отсутствия у лейтенант-коммандера Шепард постоянного места пребывания было решено доставить её в штаб-квартиру Альянса в Ванкувере и заменить гаупвахту на время следствия на домашний арест в одной из комнат. Без возможности свиданий. Фрегат SR-2 «Нормандия» передать во владение Совета Адмиралов ВКС Альянса.

Кровь отхлынула от лица Леи. Лица в зале суда расплылись в мутные круги, будто бы искажённые помехами старых камер видеонаблюдения. В уголках глаз свернулась жгучая боль. Нижняя губа предательски задрожала, и Лея вгрызлась в неё с отчаянной мыслью: «Не смей!»

Джокер обернулся и в отчаянии замотал головой, а потом крикнул:

— Какого хрена! Если сажаете её, то и меня сажайте!

Судья осадила его одним взглядом:

— Вы останетесь под наблюдением врачей Альянса, лейтенант Моро. Подсудимая, ясен ли вам приговор?

Лея едва шевельнула губами, сама не понимая, какой ответ даёт.

— В таком случае, — Судья захлопнула папку. — Любое нарушение данного решения будет рассматриваться как дисциплинарное преступление и может привести к дополнительным санкциям. Приговор привести в исполнение в зале суда. Заседание суда считать закрытым.

Молоточек грохнул о подставку легонько — куда громче грохотнул костылём Джокер, тоже побледневший, с испуганно мельтешащим взглядом. Погасли данные Леи на бронированном стекле, кто-то грубо потребовал вытянуть руки, и наручники снова укусили запястья. Грубо впившись перчатками в плечи — наверняка, останутся цветущие неделями синяки — её выволокли из бокса. Джокер рванулся наперерез.

Точнее, попытался — но его мягко перехватил доктор, увлекая в другую сторону.

Джокер огрызался, материл суд, а доктор только преграждал ему дорогу, придерживая за плечи, пока Лею Шепард выводили из зала суда. Джокер был прав: если бы она была на его месте, наверняка, её бы уже крутили и вгоняли иглу с блокатором прямо в основание черепа.

— Быстрее, — рыкнул кто-то из конвоиров, дёрнув Лею.

Она запнулась о собственные ноги, зажмурилась, опустила голову, но в последний момент всё-таки обернулась.

Андресон стоял опустив голову, Хакетт поглаживал подбородок, Эшли ошарашенно усмехалась, а Джокер бессильно сжимал кулаки и в глазах его испуг мешался с отчаянием.

Его снова лишили неба и капитана.

Лея попыталась растянуть дрожащие губы в подобии утешающей улыбки — получилось откровенно жалко, потому что по щеке предательски скользнула горячая слеза.

Крепкие руки конвоиров выволокли Лею не на улицу — в ад, где ждали расправы, где ждали приговора, где ослепляло фотовспышками дронов, а промозглый осенний ветер забирался под тонкую футболку. Кто-то — едва ли конвойные, может быть, адвокат! — накинул ей на плечи толстовку и прикрыл голову капюшоном, удачно пряча совершенно не-геройское лицо террористки от журналистов и любопытствующих. Толпа гудела. Со всех сторон слышались возгласы:

— Вы считаете приговор справедливым?

— Что сказал СПЕКТР Совета?

— Вы будете обжаловать приговор?

— Почему суд вынес обвинительный приговор и тут же отправил дело на до следствие?

— Неужели военный суд Альянса хочет угодить всем?

«Да. Нет. Не знаю», — мысленно отвечала Лея невпопад на звучавшие вопросы, и сильнее вгрызалась в губу.

Слёзы беззвучно текли по щекам, и она ничего не могла с этим сделать — да и почему-то не хотела.

Её упаковали в альянсовский «Кадьяк» — наверное, тот же самый, в котором катали её последнее время и в котором ей ещё предстоит покататься на бесконечно утомительные допросы. В узеньком запотевшем окошке мелькали пики небоскрёбов и стелл, рекламные баннеры, голо-экраны на зданиях корпораций вспыхивали голубым, один за другим публикуя новости:

«Лейтенант-коммандеру Шепард вынесен обвинительный приговор»

«Герой Галактики оказалась Террористкой»

«Цербер возродил к жизни чудовище»

Её считали виновной — задолго до приговора суда…

До штаб-квартиры Альянса они добрались быстро, будто бы убегая от преследования этих кричащих заголовков. И пока её вели по мрачным холодным коридорам, спускали и поднимали по ступеням, Лея Шепард силилась различить в однообразии синих форм, серебристых нашивок и жёлтых погон хоть какую-нибудь знакомую фигуру, знакомое лицо, которое бы ободряюще улыбнулось, заговорщицки подмигнуло и шепнуло: «Выше нос, Шепард, звёзды всё ещё впереди».

Но от неё отшатывались, как от заражённой, изувеченной, изуродованной.

Даже конвойные втолкнули её в со скрипом разъехавшиеся двери её новой комнаты с каким-то облегчением. Лея споткнулась на ровном месте и дёрнула руками: наручники с неё снять позабыли.

Полагая, что должен прийти кто-нибудь ещё, кто зачитает ей права и обязанности, а также будет следить за исполнением приговора, Лея прошла чуть глубже в квартиру.

Она была просторной: потолок уходил куда-то едва ли не в небо, прямо напротив двери стояла двуспальная кровать, за стеной прихожей — маленькая кухонька. Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять: посуда здесь не бьётся, а о ноже придётся только мечтать. Зато был холодильник, чайник и огромная жестяная банка дешёвого кофе-порошка — Лея усмехнулась: кажется, обставлял эту квартирку кто-то, кто хорошо знал её привычки. Неподалёку от кровати нашлась беговая дорожка — видимо, единственный тренажёр, на котором заключённый не сможет ничего с собой сделать без должной фантазии.

А фантазией служащие Альянса, как правило, не отличались.

Справа за спиной заскрипели двери, и Лея Шепард круто развернулась на пятках, едва не потеряв равновесие. В комнату вошёл Дэвид Андерсон в сопровождении широкоплечего невысокого парня, гордо посверкивающего жетонами Альянса на груди. Он отчего-то показался Лее похожим и на Грюнта, и на плюшевого медведя одновременно.

— Андерсон, — кивнула Лея.

— Шепард, — усмехнулся Андерсон и достал из внутреннего кармана кителя магнитный замок от наручников, — пришёл тебя освободить.

Лея покорно протянула ему скованные руки и грустно улыбнулась:

— Но не от обвинений.

Она не хотела, чтобы в голосе слышался упрёк — но он всё-таки предательски звякнул, и Андерсон тяжело свёл брови к переносице. Наручники с щелчком расстегнулись, Андерсон убрал их в карман.

— Прости, — повинно опустила голову Лея, растирая опухшую кожу запястий, — я знаю, что чудес не бывает. То есть… Одно чудо на меня — это уже много.

Дэвид Андерсон ничего не сказал: только протяжно вздохнул.

— Как ты уже поняла, ты находишься под домашним арестом. На тебя не станут навешивать датчик, пока ты находишься на территории штаб-квартиры, потому что Альянсом было принято решение предоставить тебе личного конвоира — лейтенанта Джеймса Вегу, — парень отдал честь, — но при покидании пределов штаб-квартиры Альянса на ногу наденут браслет, передающий всю информацию о тебе специалистам управления собственной безопасности Альянса.

— Куда я могу покинуть?.. — покачала головой Лея.

— В больницу или на допрос. Следствие продолжается. Если тебе что-то понадобится, в рамках списка разрешённого, разумеется, можешь обращаться к лейтенанту Веге. В квартире у тебя есть выход в экстранет, но все передвижения по экстранету будут отслеживаться. Выход на социальные сети и базы данных Альянса заблокирован, также у тебя нет доступа к корпоративному чату штаб-квартиры Альянса.

Дэвид Андерсон тяжёлыми шагами прошёл на кухню и открыл верхний над холодильником шкафчик с зелёным крестом — аптечка. Там, кроме экстренного чемоданчика, лежал металлический контейнер.

— Это, — Андерсон поправил галстук, — курс блокаторов биотики. Мне тоже эта идея не по душе, если тебе интересно. Но если не будешь принимать их сама, к тебе будут присылать специалиста. Если будешь хорошо себя вести, через месяц подам ходатайство о его отмене.

Лея кивнула:

— Поняла. Это всё?

Андерсон рассеянно огляделся, как будто выискивая, о чём бы ещё сказать, предупредить, однако, не найдя, вздохнул:

— Остальная информация придёт в рассылке на ноутбук.

— Переписываться я ни с кем не могу, так?

— Да.

— Даже с вами, сэр?

Андерсон досадливо скривился:

— Да. Даже со мной. При необходимости тебя будут вызывать на беседу.

— Даже с вами? — Лея обернулась к Джеймсу Веге, тот безмолвно кивнул. — Ясно… В таком случае… Обещаю быть паинькой…

«Джефф», — закончила мысленно, вспомнив его полушутливое обещание вытащить её, которое теперь едва ли сбудется.

Дэвид Андерсон кивком головы приказал Джеймсу удалиться, а потом приблизился к Лее и бережно накрыл ладонью плечо:

— Мы сделали всё, что в наших силах, поверь. Это лучшее, что могло быть.

— Лучшее? — Лея скривилась и покусала губу, чтобы не разреветься. — Я не хочу быть одна, Андерсон.

Лея покачала головой и по-детски порывисто ткнулась лбом в его грудь, рассчитывая, если камеры уже включены, он её оттолкнёт. Дэвид не оттолкнул — коротко прижал к себе и погладил по спине:

— Сейчас всё в руках Удины. Если он и СПЕКТР Совета смогут убедить остальных Советников, приговор тебе смягчат. Альянс…

— Поймал злодея, да, — выдохнула Лея, отстраняясь. — Иди.

— Долгие проводы — лишние слёзы? — понимающе улыбнулся Андерсон.

Лея кивнула и, чтобы не видеть его удаляющуюся спину, подошла к окну. Теперь Ванкувер, всю дорогу бивший в спину оскорблениями и обвинениями, стылый, промозглый, цвета сепия от нависшей над городом тягуче-пышной тучи, молчал. Не кричал вывесками о её приговоре, не взрывался скандалами в экстранете — затаил дыхание или, скорее всего, успокоился.

Когда за Андерсоном захлопнулась дверь, меж позвонками знакомо зазудело ощущение чужого глаза, бдительно следящего за ней. Лея передёрнула плечами и шаркающими шагами, оставляя грязевые следы на полу от берцев, прошла к кровати. Старенький матрас тяжело спружинил под её телом. Лея разулась, с грохотом швырнув ботинки в тёмный угол коридора, с ногами забралась на кровать и подтянула к животу подушку. Тоненькая, в хрустящей белой наволочке, она пахла дешёвым порошком, как в Академии.

Лея зарылась в неё носом и глухо рассмеялась, глядя, как в пасмурном небе ядрёно-жёлтый челнок такси на свой страх и риск обгоняет челнок Альянса, и у последнего загораются красно-синие проблесковые маячки.

Что ж, зло наказано, террористы под замками, теперь Галактика может спать спокойно… Никто не потревожит ни суверенность границ, ни размеренную, сытую, упорядоченную жизнь.

Может быть, и Лее Шепард наконец удастся выспаться.