Проходит примерно полчаса после того, как Кируми остановила казнь её бывшего одноклассника.

Пока охрана оформляет необходимые документы и следит, чтобы только что помилованный смертник не сбежал, премьер-министр занята бумагами, которые касаются временного освобождения под её надзор, и параллельно — пытается опросить работников. Большинство из них отказывается отвечать, оправдываясь тем, что они сейчас заняты надсмотром за другими заключёнными, остальные — просто отнекиваются. На вопрос о том, может ли Тоджо поговорить со священниками, работники, которые обычно обеспечивают подобные встречи, признаются, что это конфиденциальная информация, которую они не могут предоставить даже такому авторитетному лицу, как де-фактор премьер-министр Японии.

Единственное, что Кируми всё же позволили сделать — так это получить копию дела. Она терпеливо ждёт в течение ещё получаса, пока один из клерков отксерокопирует каждую страницу в цвете, другой — сошьёт всё в аккуратную, но увесистую книгу. Тоджо, получив ещё тёплую, тяжёлую папку, благодарит и покидает офис.

Де-факто премьер-министр пытается поговорить и с министром юстиции, но тот лишь напоминает ей условия освобождения и желает удачи — но с такой ядовито-кислой миной, что девушка морщится от этого пронзительного взгляда и язвительной ухмылки. Сдерживаясь от ответной язвительной реплики, Тоджо прощается с чиновником и покидает тюрьму.

Наконец, Кируми возвращается к своей машине и ждёт. В груди слегка колет: подкрадывается мысль, что её одноклассника могут всё же убить — не на официальной процедуре, но прямо в его камере.

Но когда из здания выходят трое, и посередине можно разглядеть фигуру помилованного преступника, Тоджо с облегчением выдыхает. Люди приближаются к её машине, охранники не держат руки юноши, вместо этого сжимая повешенные через плечо пулемёты, но тот и не сопротивляется, не пытается вырваться и сбежать. Мужчины открывают дверь автомобиля, и смертник послушно садится на заднее сидение посередине, закрывая дверь за собой.

— Вы бы поаккуратнее с ним, госпожа премьер-министр, — как бы невзначай говорит один из охранников.

— Разумеется, — с едва заметной улыбкой отвечает девушка, блокирует задние двери и закрывает окно.

Мотор заводится, шумит, гремит, и автомобиль едет от тюрьмы в сторону горизонта. Сухое место на парковке, где стояла машина, тоже постепенно покрывается влажными следами.

Автомобиль едет по мокрому асфальту: сегодня, как и почти полмесяца, идёт ливень, то прекращаясь на пару часов, то вновь начиная идти. Сейчас затишье, дождя не видно, но Кируми всё равно включает дворники, чтобы стирать изморось с лобового стекла. Водяная пыль изредка брызгает в едва приоткрытые окна, которые девушка открыла для того, чтобы в салон попадал свежий и прохладный воздух.

Мимо окон мелькают тёмно-зелёные полоски лесов, дорожные знаки, редкие машины, ещё реже в поле зрения появляются заправочные станции. Зелень травы и кусов делает землю чуть более яркой. Но небо с приходом дождя постепенно становится не только темнее, но и ещё более серым. В окна дует холодный ветер, деревья колышутся под потоками воздуха, а тучи, мелькавшие вдоль автомобиля, движутся ещё быстрее. С приходом тёмных и тяжёлых облаков изморось тут же сменяется дождём.

Кируми с трудом держит руль. Казалось бы, кроме посещения пары мест, включая тюрьму, она ничего не делала, но она ощущает, как каждая клетка в её теле внезапно стала весить вдвое больше. Не будь она сейчас за рулём, она бы с радостью сейчас упала в кровать, укрылась тяжёлым одеялом и провалилась в глубокий-глубокий сон...

— Тоджо-сан.

— Ах! — девушка приходит в сознание от внезапного прикосновения, проверяет дорогу и затем, поправив зеркало заднего вида, смотрит на Корекиё. — Прости, я что-то...

— Будь внимательнее, Тоджо-сан, — голос Корекиё достаточно хриплый и слабый, и он прокашливается после того, как обратился к ней почти на одном дыхании. — Я не думаю, что тебе хотелось бы погибнуть по своей неосторожности.

— Да, прости... — глубоко выдохнув, Кируми снова обращает внимание на дорогу.

В машине Корекиё оказывается не таким разговорчивым. Большую часть дороги он сидит и молча смотрит в окно. Только иногда он кашляет, придерживаясь за горло и потирая его. Когда Шингуджи убирает руку от шеи, Тоджо с трудом различает тонкую красноватую полоску — похоже, оставшуюся от петли.

— Не хочешь попить? — интересуется Кируми, на ощупь находит в сумке бутылку воды и держит вторую руку на руле.

— Спасибо... — Корекиё протягивает руку к бутылке, открывает её и, сначала сделав пару аккуратных, неспешных глотков, срывается и выпивает половину содержимого, давясь и кашляя.

— Ты помедленнее! — мягко хихикает девушка, смотря за ним через зеркало заднего вида. — Вся эта вода — твоя, я не отниму.

— Кх-х-х-х, всё равно пр-х-ости, — отдышавшись, юноша закрывает бутылку и, положив её на колени, держит и не выпускает, продолжая восстанавливать дыхание.

Автомобиль приближается к городу. Более толстая полоска на горизонте постепенно растёт и расширяется — и город становится больше и больше. Низкие, одно- и двухэтажные частные дома в пригороде сменяются всё более и более высокими; чем глубже Кируми въезжает в город, тем чаще мимо машины мелькают небоскрёбы. Больше становится автомобилей, ещё больше становится людей.

— Ещё пару кварталов, и мы будем на месте, — предупреждает Кируми, осматривая дорогу. — Тебе чего-нибудь хотелось на ужин?

— Нет, нет, — когда автомобиль останавливается на светофоре, Корекиё в спешке открывает бутылку и снова отхлёбывает немного воды. — Это не обязательно, Тоджо-сан...

После долгой выматывающей дороги Кируми наконец паркует машину возле своего дома. Она аккуратно выходит, помогает Корекиё покинуть салон и открывает дверь в подъезд. Через лифт — к её квартире.

— Добро пожаловать, — Кируми открывает дверь и включает свет в прихожей. — Пока у нас нет иных вариантов, поживёшь у меня. Если не поживёшь, то хотя бы будешь ночевать.

Тоджо снимает с себя верхнюю одежду и следит за действиями своего гостя. Шингуджи снимает с себя свитер и кофту, которую девушка передала ему в тюрьме, аккуратно сворачивает одежду и разувается, оставляя обувь в прихожей. Похоже, потом эту одежду нужно будет вернуть обратно в то учреждение, которое выдало одежду — по крайней мере, Кируми успокаивает, обещая всё сделать самостоятельно.

— Можешь пока осмотреться, Шингуджи-сан, — мягко кивает она, уходя в спальню. — Я пока переоденусь.

Как только Корекиё проходит немного дальше в квартиру, он пытается по ней понять ту Кируми, с которой он, кажется, познакомился вновь. Дом чист, чуть ли не блестит и искрится от того, как здесь всё чисто — иного от Совершенной горничной ожидать и не стоило. На полках — ни пылинки, в прихожей — ни соринки. Интерьеры, конечно, явно дешевле, чем девушка могла бы себе позволить — вероятно, её заработок уходит на благотворительность или на поддержку её же нанимателей — но и так каждая комната отделана минималистично и со вкусом. Кухня и гостиная находятся в общей комнате, с телевизором и уютным диваном, со столовой, состоящей исключительно из одного стола и пары стульев, и небольшим уголком с раковиной, плитой и шкафами, где Тоджо готовит себе еду после работы. И всё это так хорошо убрано, что даже самый строгий критик оценил бы её работу на высший балл.

Да, Тоджо хорошо живёт для человека, который застал глобальную катастрофу: падение метеоритов, пандемия смертельно опасного вируса, скосившего миллионы людей — если бы она не была горничной Совершенного школьного уровня со множеством клиентов, то вряд ли бы достигла такого уровня жизни. Но и в таких хоромах есть ощущение, что её квартира напоминает, скорее, холостяцкое жилище одинокой женщины: всё здесь вполне чисто, вполне уютно, но явно не рассчитано для посторонних — только для неё одной.

— Как твоё самочувствие? — Кируми, уже переодетая в более домашнюю одежду, направляется на кухню.

— Я... даже не знаю, что думать, если честно, — Корекиё поворачивает голову в сторону дивана, потирая запястья. — В голове то пусто, то столько мыслей, что мне сложно выразить их словами.

— Тогда проходи на кухню, — она указывает рукой, приглашая, за стол, и проходит к кухонному столу.

Лёгким движением Кируми приближается к холодильнику и бегло изучает его содержимое. Есть вчерашний рис, есть полуфабрикаты, есть остатки карри... Она не против съесть это сама, но у неё гости — и подавать вчерашнюю еду ей попросту непозволительно. Но что же такого можно приготовить...

Она осматривает холодильник ещё раз, стоя с открытой дверцей, словно что-то вспоминая, и тут же приступает к готовке.

Тоджо достаёт тарелку с замоченными водорослями, готовую стружку копчёного тунца и наливает в кастрюлю воду. Повернув стул в сторону рабочего места, Шингуджи поворачивается, чтобы наблюдать за процессом: девушка готовит бульон даси, параллельно нарезая овощи небольшим кубиком; затем она вновь открывает холодильник и вынимает небольшой пластмассовый контейнер с креветками.

— Тоджо-сан, тебе нужна помощь? — Корекиё подскакивает с места и глазами пробегается по столу, изучая набор ингредиентов и инструментов.

— Я думаю, я справлюсь, — улыбается Кируми, открывая контейнер и демонстрируя чищеные креветки. — Креветки я почистила ещё вчера, так что суимоно мы приготовим довольно быстро.

Через примерно полчаса суп готов. Лёгкий рыбный аромат распространяется по кухне. Кируми аккуратно разливает суимоно по тарелкам и ставит на стол, затем подаёт палочки Корекиё.

Наконец, они садятся ужинать. От этого запаха Шингуджи сильно наклоняется к столу и чуть ли не складывается вдвое. Живот громко урчит, как бы юноша ни пытался это скрыть.

— Ты сегодня ел вообще? — интересуется Кируми, выхватывая из супа кусочек моркови.

— Я отказался от завтрака, — Корекиё всё же берёт палочки и достаёт ими кусочек тунца. — Не то чтобы я рассчитывал на то, что доживу до ужина.

— Вот как...

Они продолжают есть в тишине. Один не торопится задавать вопросы, другая — не решается. И каждый из них, уже собираясь что-то сказать, тут же берёт кусочки овощей и ест. Иногда они отрывают глаза от супа, следя друг за другом, но никто так и не решается прервать трапезу.

В конце концов, долго обдумывая каждое слово, Корекиё задаёт вопрос:

— Чем ты заплатила?

— Ах? — удивляется Кируми.

— Чем ты заплатила за моё спасение? — Шингуджи смотрит ей в глаза. — Меня вряд ли бы отпустили с эшафота просто так.

— Разве это так важно? —Тоджо отвечает, отводя взгляд в сторону. — Ты на свободе, тебе нужно привыкнуть к обычной жизни, Шингуджи-сан.

— Я припоминаю, что мне давали только временное помилование, — он сохраняет зрительный контакт. — Значит, меня отпустили за определённую цену с определёнными целями. Я прав?

С трудом проглотив кусок креветки, Кируми пытается собрать мысли:

— Тут... тут всё очень сложно.

— Я попытаюсь понять.

Тоджо опускает глаза в стол и берётся за голову. Она мычит, сжимая серебристые пряди волос всё сильнее.

— М-м-м... Наэги-сан и Киригири-сан искали тебя и хотели опросить о провале проекта "Гофер". Возбудили дело по этому поводу, ты, как и остальные, проходишь по этому делу свидетелем. Мы очень долго искали тебя, но всё не могли найти. Можешь не переживать, я тоже прохожу по этому делу как свидетель.

— К-к-к, я вряд ли буду вам полезен, — усмехается юноша, медленно, по глотку, выпивая бульон. — Я не связан с тем, кто организовал провал проекта, и я не знаю никого, кто мог бы это сделать.

— Тем не менее, мне нужно, чтобы ты дал показания. К тому же... — девушка внимательно следит за его поведением. — Если я смогу доказать твою невиновность по всем эпизодам, тебя освободят и даруют полное помилование. Разве тебе это не нужно?

— А есть ли в этом смысл, Тоджо-сан? — Корекиё вновь смотрит только на неё. — Мне не к кому и некуда идти в любом случае.

Направив палочки в сторону девушки, юноша продолжает высказываться:

— Ты зря спасала меня, Тоджо-сан. Я помню каждую девушку, которая стала подругой моей горячо любимой сестрицы. Абсолютно каждую, всех до единой. И ты пожертвовала своей карьерой, но ради чего? Чтобы продлить мою жизнь всего на пару месяцев, вместе с этим загубив свою жизнь?

Кируми с изумлением слушает его. Корекиё говорит с ней вполне искренне, но в голосе она чувствует явную усталость. Весь его вид: короткие засаленные пряди чёрных волос, круги под глазами, мертвецкая бледность — и весь его голос явно даёт понять одно: он вряд ли хочет находиться здесь.

— Я не осуждаю: увидеть столь благородный поступок от такого человека, как ты — это восхитительно, к-к-к... Особенно, если учесть, как на самом "Ковчеге" ты была готова предать нас ради всей Японии. Однако твой поступок действительно лишён... привычной логики твоих действий...

— Значит... Ты недоволен тем, что я спасла тебя?

Шингуджи тихо усмехается. Тоджо поднимает глаза и, пересекаясь с ним взглядом, уже не может отвернуться. Пронзительные глаза, жёлтые, словно кошачьи, словно проникают в её душу.

— Представь себе следующую ситуацию. Тебе назначена очень и очень важная, но весьма неприятная встреча, — голос Корекиё постепенно понижается, скользит по ушам, гипнотизируя девушку. — Отказаться от неё ты не можешь, отвертеться — тоже. Попытка бегства сделает эту встречу ещё более неприятной. Тем не менее, встреча эта — неотвратима. Ты долго думаешь о ней, она не покидает твою голову ни на мгновение. Постепенно, чем она ближе, тем больше ты привыкаешь к мысли о том, что она неизбежна. Эта неприятная встреча вот-вот наступит, и ты уже готова к ней...

Кируми сглатывает слюну и тяжело дышит.

— Но тут кто-то эту встречу отменяет, — внезапно юноша поднимает голос, чуть ли не прикрикнув. — Ты — это всё ещё ты, ты всё ещё на месте. Ты всё ещё жива. Но ты так долго готовила себя к этой неизбежной встрече... У тебя нет смысла оставаться здесь, ты даже начала видеть в этой встрече своё спасение, освобождение от своих мук, даже если эта встреча совершенно небезопасна...

Корекиё приближается к её лицу, заглядывая в глаза и шепчет очень серьёзным тоном:

— Как ты думаешь, доволен ли я?

К девушке наконец приходит осознание.

Она зря рассчитывала на благодарность за такой риск. Такой человек, как Шингуджи, который потерял всё, что было ему дорого, который не имеет ни единой причины оставаться на этой земле, но который неспособен прервать свои мучения самостоятельно, вряд ли будет рад, что его спасли. Он потерял сестру и, со слов министра юстиции, совершал убийства как раз из соображения, что познакомить живого человека с мертвецом можно лишь через убийство... Будучи совершенно одиноким, он и сам явно не против, чтобы его убили и ему самому не пришлось долго и мучительно дожидаться своей смерти.

— Тем не менее, Тоджо-сан, я не могу не поблагодарить тебя, — слова Корекиё возвращают Кируми из её мыслей. — Конечно, степень благодарности за спасение, особенно из-под руки тех, кто обладает общественным авторитетом и законной властью, разнится от человека к человеку и от общества к обществу, но... Признаюсь честно, я... чувствую себя в долгу перед тобой.

Кажется, она понимает, к чему он клонит.

— Значит, ты мне поможешь? — воодушевлённо спрашивает Кируми, поднимаясь к нему.

— Разумеется, — Корекиё мягко и расслабленно улыбается ей. — Скажи: если мы всё же сможем доказать мою невиновность, что нам за это будет?

— Полагаю, тебе дают официальное помилование, — девушка улыбается в ответ. — И тебя отпустят.

— В таком случае, — юноша снова садится на стул, кладя руки на стол, — мы можем хотя бы попытаться. Если смогу что-нибудь вспомнить насчёт проекта "Гофер", я тут же этим поделюсь.

— Спасибо тебе, Шингуджи-сан...

Доев сегодняшний ужин, они вдвоём убирают за собой: Кируми складывает тарелки и собирается приготовить чай; Корекиё, уговорив её, моет посуду.

Они могут позволить себе расслабиться до конца дня. Тоджо, краем глаза приглядывая за Шингуджи, решает допросить его завтра. К тому времени он хотя бы отдохнёт и наберётся сил для того, чтобы ответить на все её вопросы. Возможно, завтра она сможет потратить часть своих сбережений для того, чтобы прикупить минимальный набор одежды: пару рубашек, штаны, носки, обувь, быть может, что-то ещё — к счастью, денег на это должно хватить. А теперь, когда юноша находится намного ближе к ней, чем в камере-эшафоте, Кируми может внимательнее рассмотреть его.

Корекиё действительно совсем не узнать. Вероятно, отрезанные почти в ноль волосы сыграли в этом главную роль: среди знакомых девушки не носит такую длинную и густую шевелюру, за которой есть должный уход. Отсутствие маски тоже поспособствовало тому, что этот юнец совсем не похож на Шингуджи, которого она знала на "Ковчеге". При этом в мелких деталях он почти не изменился: такой же долговязый — и от тюремного питания он так похудел, что словно бы вытянулся ещё выше — и такой же бледный, как мертвец. Мешки под глазами чуть глубже, чем Кируми помнила, пальцы тоньше... Но взгляд такой же сосредоточенный и проникновенный.

Когда Корекиё, увлечённый мытьём посуды, всё же замечает на себе изучающий взор девушки, косится на неё — и его глаза словно бурили вглубь её сердца. Любопытствующий пристальный взгляд и полная тишина сводят зрительный контакт на нет, и Кируми смущённо достаёт телефон, чтобы прервать его. Она что-то тихо кликает в попытках сконцентрироваться.

— Что-то не так, Тоджо-сан? — Шингуджи спрашивает притворно-незаинтересованным тоном, как бы между делом.

И, закончив с посудой, он рассматривает Кируми тоже — потому что теперь его голова хотя бы немного проветрилась после пережитых событий.

Тоджо, в отличие от него, как будто совсем не изменилась. Такие же зеленовато-серебристые волосы, аккуратно уложенные на скорую руку — каре придавало ей пару лишних лет ещё во времена подготовки к проекту "Гофер", но сейчас причёска словно ей под стать. Кожа кажется такой же гладкой, как её волосы. Зелёные глаза, словно постоянно сосредоточенные на своих мыслях, мелко блестят, стараясь не выдавать их.

Девушка и в подростковом периоде была психической взрослой не по годам, но теперь она и выглядит более взрослой. Её улыбка ещё более смирная, её взгляд ещё более острый и внимательный, её движения ещё более уверенные. Кируми уже не в поре цветения — но она становится всё лучше и лучше с каждым годом.

Назвать её красивой, кажется Корекиё, значит недооценить её. Как говорится, встречают по одёжке, а провожают по уму — и он хотел бы сотрудничать с ней не только ради того, чтобы доказать отсутствие своей вины во вменяемых ему преступлениях, но и для того, чтобы самолично изучить всё, что изменилось в Кируми с их последней встречи.

— Уже довольно поздно, — Кируми аккуратно подходит к нему со спины и пару раз тычет пальцем в плечо. — Нам надо отдохнуть после сегодняшнего дня. Тебе будет удобно спать на кровати?

— Хм, — Корекиё вытирает руки и затем смотрит ей в глаза, — думаю, мне было бы лучше всего спать на футоне, если он у тебя есть.

— Увы, на кровати спать мне привычнее, — в голосе девушки слышится переживание; она поворачивает голову в сторону кладовой, где она хранит футон. — Но я могу подготовить...

— Не стоит, Тоджо-сан. Если разрешишь, я могу... — юноша осматривает комнату и останавливает взгляд на диване. — Я могу поспать и здесь.

— Ты уверен? Шингуджи-сан, ты мой гость, а гостям я могу...

— А ещё я опасный преступник, — перебивает он её. — То, что ты вытащила меня с эшафота, уже многого стоит. Нам обоим нужен отдых, но тебе он явно нужнее.

— И всё же... — Кируми удаляется к себе в спальню, чтобы найти одежду, подходящую по размеру Корекиё в качестве пижамы.

Перед тем, как покинуть гостиную, она ещё раз смотрит на него.

Шингуджи не стал ждать: оставшись в тонкой кофте с высоким воротником и в тонких спортивных штанах, он ложится на диван и обнимает себя за руки. Он долго ворочается, перекладываясь с бока на бок, постоянно съёживаясь. Его пальцы крепко вцепляются в плечи. Спустя некоторое время Тоджо возвращается в гостиную с одеялом, футболкой и другими спортивными штанами. Она надеется застать юношу ещё бодрствующим — но тот, вздрагивая от холода, кажется, уже спит. Корекиё сжимается от каждого шороха — похоже, он, как и Кируми, спит очень чутко. Девушка подходит ближе и аккуратно, чтобы не разбудить, укрывает его тёплым одеялом. Почувствовав на себе его вес, юноша тут же вцепляется в него и расслабляется. Наконец, согревшись, Шингуджи проваливается в глубокий сон.

Убедившись, что он всё же уснул, Тоджо идёт к себе в комнату и готовится ко сну. Она закрывает дверь до щелчка, переодевается в свою плотную ночную рубашку и ложится в постель. Её тяжёлое тело, словно наполненное железом, прижимает её к матрасу, и от усталости девушка не может даже повернуться на бок. Сознание, тем не менее, словно продолжает существовать отдельно от туловища: голова полна мыслей, и, как бы Кируми не заставляла себя уснуть, каким бы тяжёлым не ощущалось её тело, ничего не выходит.

А что, если Шингуджи сбежит? Что, если он попытается убить её во сне? Даже если он невиновен, он всё ещё подозревается в убийстве почти сотни девушек — а она отлично подходит по его критериям. Меньше всего ей бы хотелось умереть после того, как своими же руками спасла своего убийцу.

Если он сбежит — она услышит: к двери на ночь у неё подключена сигнализация. Если он попытается её убить — рядом с ней есть нож, и она получила разрешение на превышение самообороны в случае, если это случится.

Вероятно... Вероятно, она всё же может позволить себе уснуть...