Невредный день

– Лань Чжа-ань, мой милый Лань Чжань, какой же ты хороший! Мое сердце едва может это вынести.

– Мгм. Вэй Ин самый хороший.

***

– М-м, мне достался самый красивый муж во всей Поднебесной. Лань Чжань, ты бы видел себя сейчас!

– Супруг этого ничтожного – прекраснее всех.

***

– Лань Чжань, ого! Я бы ни за что не догадался. Как ты понял?

– Вэй Ин догадался бы. Вэй Ин очень умный.

***

– Я восхищен, Лань Чжань, мой бесстрашный Ханьгуан цзюнь! Я уже давно не видел тебя в сражении, эр-гэгэ, ты все в свитках да в письмах, такая мощь зазря пропадает в этих твоих делах ордена, но сегодня, м-м…

Вэй Ин немного обгоняет Лань Чжаня, оставляя хрустящие следы на снегу и лукаво заглядывает в глаза. Улыбается, замечает едва-едва тронутые морозным румянцем щеки (ох уж эти привычные к холоду ланьцы!), представляет, какая теплая, наверное, его кожа сейчас под меховым отворотом зимнего плаща. Желание запустить туда руки почти непреодолимо.

– Знаешь, муж мой, ты мог бы и поменьше рисковать, но признаю-признаю, это было очень… будоражащее зрелище. Когда ты кинулся на яогуая, у этого недостойного чуть не отнялись ноги – такой храбрый, такой мой, и твои сердитые брови, ох, Лань Чжань.

Лань Ванцзи шагает рядом, идеальный и прекрасный, у него ровный тон голоса и уже совсем не сердитые брови, и сам он – эталон собранности и мягкого, уверенного спокойствия. Совершенство.

– Ванцзи не знает ни одного человека смелее Вэй Ина.

Ох. Черная капля чего-то густого и премерзкого практически ощутимым хлюпом падает прямо в гущу искрящегося, игривого вэйинова настроения.

Ну, как обычно.

Лань Чжань делает так не в первый и не во второй раз, откровенно говоря, он делает так очень часто, если Вэй Ину хочется его похвалить, но именно сейчас досада колет как-то особенно остро, превращаясь в желание мужа укусить. Ну так, не слишком больно, но чтобы понял, какой дурак.

Взгляд Лань Чжаня моментально становится немного обеспокоенным, хотя Вэй Ин еще даже ничего не сказал. Это не полноценное волнение, но он способен улавливать самые тонкие изменения в настроении Вэй Ина, и перемена нынешняя от него не ускользает.

– Вэй Ин?

Поразительный человек. Внимательный, чуткий, заботливый (настолько, что Вэй Ину до сих пор временами не верится, что он настоящий), но в упор не замечающий своей собственной ценности. Да ладно бы просто не замечал, но он ведь спорит, отрицает похвалу, хотя сам-то очень даже любит завалить мужа комплиментами и довольно разглядывать его покрасневшее смущенное лицо.

Вэй Ин поджимает губы в притворной обиде, слишком показательной и заметной, чтобы быть настоящей, но не совсем беспочвенной. Обидно не за себя, но за Лань Чжаня, такого удивительного, чудесного Лань Чжаня, который знает, как тащить на плечах полмира, но понятия не имеет, что кто-то может любить его так же сильно, как любит он.

– Ты ужасно вредный, Лань Чжань. Просто ужасно. Как можно было таким вредным родиться?

Бровь Лань Ванцзи крайне недоуменно дергается. Он! Он даже не понимает, что не так.

– Говорю тебе, это кошмар, – повторяет Вэй Ин, всплескивая руками, чтобы Лань Чжань прочувствовал всю катастрофичность сложившейся ситуации, и с нажимом произносит еще раз. – Я тебя люблю, тебе понятно?

– Понятно, – звучит осторожный ответ, и Лань Чжань, кажется, и правда растерян – степень недоумения подчеркивается отсутствием ответного признания, а он редко упускает возможность вернуть троекратное «люблю».

– И раз я тебя люблю, я хочу, чтобы ты знал, как я тебя люблю.

– Ванцзи знает.

– И почему-то все время со мной спорит.

Лань Чжань едва заметно хмурит свои великолепные брови.

– Вэй Ин?

Почувствовав, как тяжелеет воздух от теперь уже настоящего беспокойства, Вэй Ин спешит отмахнуться – легко и весело, не намереваясь дать их шуточной перебранке перерасти в Серьезный Разговор. Нет и нет, он не собирается всерьез дуться на мужа за то, в чем он не виноват.

Но ему в голову приходит другая идея.

– Лань Чжань, Лань Чжань, какой ты у меня суровый. Ну, не хмурься.

В два пружинистых шага он обгоняет Лань Ванцзи, разворачивается спиной вперед, чтобы ничего не мешало ему заглянуть мужу в глаза, и в то же мгновение тянется разгладить неглубокую складку на его лбу. Кожа под пальцами холодная, а на запястье оседает влажное облачко, когда Лань Чжань выдыхает. Вэй Ин, конечно, не удерживается – поднимает руку выше, чтобы коснуться белоснежной ленты, а затем – бессмысленно смахнуть несколько снежинок с его волос.

Руки Лань Чжаня обнимают его за пояс, сначала придерживая и почти сразу оборачиваясь крепче, но из-за плотного зимнего плаща объятие не ощущается таким близким, как обычно.

Вэй Ин не обращает внимания, что они останавливаются под заснеженными раскидистыми ветвями – он занят разглядыванием мужних ресниц, слипшихся инеем в очаровательные острые стрелочки. А еще тем, как бы не задохнуться от обожания – в груди кипит горячее, собственническое восхищение.

– Ты великолепный, правда, Лань Чжань. Таких, как ты, просто не бывает. Я так люблю на тебя смотреть, мой восхитительный муж, ты…

Выражение лица Лань Ванцзи моментально делается трогательно-смущенным, но одновременно с этим еще и выжидающим, терпеливым, самую малость снисходительным. Конечно, он ни за что не станет перебивать Вэй Ина, но ему уже есть, что сказать в ответ и, о, небожители, Вэй Ин знает, что это будет.

И успевает первым – шлепает палец ему поперек губ:

– Ай-ай, цыц, нет уж, нетушки! Сделка, Лань Чжань, до-го-вор. Сегодня ты не вредничаешь, а? Как тебе идея?

Лань Чжань со всей присущей ему серьезностью целует подушечку его пальца. И тем не менее поднявшееся в нем напряжение снова утихает – смягчается линия рта и опускаются плечи.

– Сделка? – уточняет он.

– Представь, что ты проиграл мне в и [1]. И у меня теперь есть желание, которым я собираюсь воспользоваться.

Никаких желаний Лань Чжань, конечно, не проигрывал, но Вэй Ина это мало волнует. Не откажут ведь ему, в самом деле?

– Мгм, – говорит Лань Ванцзи, и он все такой же внешне собранный и бесстрастный, но теперь абсолютно точно смеется над ним, Вэй Ин видит это по его глазам и вздрогнувшему уголку губ.

– Требую объявить сегодня первым в истории Невредным днем. Правила очень простые – Лань Чжаню запрещено спорить со своим мужем. А этот недостойный торжественно клянется не переходить границ разумного.

– Мгм, – снова отзывается Лань Чжань, очень-очень хорошо представляющий, где у его неугомонной половины эти самые границы расположены, и тем не менее говорящий ему «да». – Как долго продлится Невредный день?

– До конца дня, конечно, – важно отвечает Вэй Ин, отнимая, наконец, палец от сухих губ. – Погуляем немного в Цайи перед тем, как возвращаться? Тебе нельзя спорить, но твое мнение все еще принимается к сведению.

– Мой драгоценный супруг – самый великодушный человек в Поднебесной, – говорит Лань Чжань самым серьезным тоном, на который только способен.

Вэй Ин уже упоминал, что обожает его?

***

– Лань Чжань, ты идеальный.

Вэй Ин приступает к своим непосредственным обязанностям организатора Невредного дня сразу же после объявления его начала. До города предстоит еще около пятнадцати ли [2], и они могли бы полететь, но Вэй Ин небезосновательно предполагает, что если они встанут на мечи, то говорить будет сложно сначала из-за ветра, а потом из-за того, что в цзинши у Лань Чжаня больше способов заставить мужа перестать его смущать, чем он может позволить себе на публике. В свою очередь Вэй Ин не намерен упустить ни одного мгновения сегодняшнего дня, в которые можно рассказывать Лань Чжаню, какой он замечательный.

– Ты очень ответственный, Лань Чжань, и очень надежный, – говорит Вэй Ин, пока они проходят по низине между двумя холмами, расталкивая ногами высокий снег – его надуло на поляну до середины икры. – И хотя я, конечно, по-прежнему убежден, что твоих деловых переписок между нами неприлично много, обрати внимание, да, А-Чжань, обрати, пожалуйста, их слишком много. Но сказать я хотел, что мне с тобой очень спокойно. Видишь ли, оказалось так хорошо знать, что ты в любое время меня подстрахуешь, если будет нужно, что ты отвечаешь за свои слова, что ты рядом и на моей стороне. Мне очень нравится быть уверенным в тебе, Лань Чжань, правда.

В ответ звучит сконфуженное «мгм». Вэй Ин держит мужа за руку и поглаживает большим пальцем в крошечном жесте поддержки.

Ему прекрасно известно, как могут смущать добрые слова – внутри его собственной груди что-то трескается каждый раз, когда Лань Ванцзи, глядя этим своим спокойным, полным любви взглядом, говорит ему что-то такое, – но останавливаться он не собирается. Потому что как бы тяжело ему самому ни было выносить искреннюю похвалу, потом становится легче. Потом, когда уходит смущение, от которого хочется укрыться плотным одеялом с головой, когда отступают чувства мучительных недостаточности и незаслуженности, в животе распускаются пышные цветы благодарности и любви. Они теплые, у них мягкие бархатные лепестки, и с ними внутри очень хорошо.

Лань Чжань не позволяет этим цветам завянуть. Вэй Ин хочет того же и для него.

Они выбираются из снега, снова оказываясь в негустом перелеске.

– Лань Чжань так много знает и так хорошо своими знаниями пользуется, – делится Вэй Ин, смеясь и отряхиваясь от снега. Он шутки ради потянул за тяжелую ветку, Лань Чжань сказал ему не отпускать ее, пока они не пройдут, а Вэй Ин, разумеется, отпустил, и теперь у него за воротом мокро и холодно, а у Лань Чжаня присыпаны волосы и плечи. – Ты все время говоришь, какой я сообразительный, с этим я не намерен спорить, но ты, дорогой муж, ты. Ты способен вспомнить ноты, которые последний раз видел несколько лет назад, ты знаешь столько редких техник, которые тебе когда-то доводилось встречать, в твоей невероятной голове буквально карта всей вашей библиотеки с каждой полкой, ты помнишь, что и где стоит, и я восторге, Лань Чжань, потому что я в свое время даже толком не запомнил те несчастные правила, которые десяток раз переписывал. Это, конечно, я с трудом могу отнести к разделу полезных знаний, но как факт…

– Постой.

Вэй Ин послушно останавливается.

– Лань Чжань? – улыбается он.

Вэй Ину думается, что он собирается возразить по поводу полезности своих любимых правил, но он ошибается – об этом Лань Чжань, очень любящий правила и умеющий им следовать, не говорит ни слова. Вместо ответа он только делает полшага к нему, и Вэй Ин чувствует, как он аккуратно собирает с его шеи остатки снега и отряхивает меховую оторочку плаща.

Несмотря на то, что они держались за руки, пока шли, пальцы у Лань Чжаня холодные, и Вэй Ин мягко ловит на этот раз обе его руки.

– Ты замерз?

– Нет.

Вэй Ин обнимает его ладони своими и вытирает остатки растаявшего снега своим внутренним рукавом ханьфу. На тыльных сторонах кистей кожа у Лань Ванцзи сухая от мороза и ветра, а ладони и подушечки пальцев грубые из-за постоянных тренировок с мечом и игрой на гуцине, и это привычно и знакомо, Вэй Ин очень любит его руки так же, как любит его всего, но в груди снова тянет болючей нежностью – Лань Чжаню не способен повредить холод, но это не значит, что его руки не могут мерзнуть.

А сам он, воспитанный в строгости и аскетичности, часто забывает позаботиться о себе, если это напрямую не связано с его функциональностью. Он спит и ест достаточно и регулярно, потому что это позволяет ему иметь силы для повседневной работы, его одежда и прическа всегда безупречны, потому что он таким образом поддерживает репутацию своей семьи, он тренируется и следит за здоровьем тела, потому что ему нужно быть способным защитить то, что ему дорого, если это потребуется.

Но вместе с этим Лань Чжань никогда, например, не купит для себя чего-то сладкого в Цайи, пока Вэй Ин не попросит и не сунет угощение ему под нос. Привычный к холоду и умеющий его выносить, он может позволить себе замерзнуть и не обратить на это внимания. Будет игнорировать потрескавшуюся кожу, потому что помимо покупки масла для рук у него есть много других (более важных) забот. Иногда Вэй Ину очень искренне и по-детски хочется настучать Лань Цижэню по голове.

Вэй Ин бережно растирает его руки, проходится круговыми массирующими движениями от кистей до кончиков пальцев, а потом, взглянув на мужа, поднимает их ладони выше и согревает теплым дыханием. Вэй Ин любит его так сильно, что не уверен, что ему хватит слов, чтобы это выразить, чувство внутри него такое огромное и душное, что временами становится тяжело дышать.

Улыбаясь, он целует аккуратные костяшки пальцев Лань Ванцзи – каждую в отдельности. Лань Чжань выглядит смущенным и влюбленным, у него мягкие, чуть приоткрытые губы, а взгляд теплый и ласковый, как весеннее юньмэнское солнце.

– Ты даже сам не знаешь, насколько ты красивый, Лань Чжань, – выдыхает Вэй Ин, – но я-то вижу, и ты… Я смотрю на тебя и думаю, о, небеса, и вот этот небожитель – мой муж. Когда-нибудь мы приедем с тобой в Пристань Лотоса в начале осени, и я покажу тебе, как выглядит в лучах солнца свежий гречишный мед – вот такого невероятного цвета твои глаза, гэгэ.

Без споров принимать комплименты Лань Чжаню нелегко, но не то чтобы Вэй Ина могли разжалобить его очаровательные красные уши.

– А ты обращал внимание, Лань Чжань, какие у тебя губы? Какие они полные и розовые, как первые цветы вишни. О-ох, когда мы много целуемся, края становятся немного… неровными, краснеют, и это… м-м!

Лань Чжань целует его молча, просто ловит все еще прохладными пальцами за подбородок и притягивает к себе. У него горячий рот, горячее оседающее на коже дыхание, и румянец, заползший на скулы, наверное, горячий тоже. Вэй Ин не может сдержаться, гладит его лицо и тихо посмеивается прямо в поцелуй, пока Лань Чжань прикусывает его нижнюю губу.

– Ох, гэгэ, спасибо, что напомнил, – внутри у Вэй Ина искрит веселье, игривое такое, шкодливое веселье, но вместе с тем он чувствует, как в животе собирается знакомое волнение, когда он ловит взгляд мужа, возмущенный, очевидно, тем, что Вэй Ин, даже целуясь, продолжает болтать.

А Вэй Ин теперь уже совсем не представляет, что может заставить его сбиться с мысли; с каждым мгновением он все больше и больше в восторге от своей спонтанной идеи и от самого себя. Уму не постижимо, но Лань Чжань ведь правда не спорит. Принимает комплименты, краснеет ушами отчаянно, но не только словами не выражает протеста – язык его тела также говорит о том, что он не так уж против, и Вэй Ин всерьез намерен говорить без передышки еще как минимум пару часов. А вечером…

– Я действительно собирался поделиться, как я обожаю твои губы и остальные части тебя, но у меня в планах это значилось немного позже, ну, знаешь, где-нибудь после вечернего колокола. Например, я сказал бы тебе, что с ума схожу, когда…

Руки Лань Чжаня крепко обхватывают его за талию, сминают плащ, притискивают к себе, и Вэй Ин, уворачиваясь от второго поцелуя, смеется.

– Тебе не удастся заставить меня замолчать, Лань Чжань, я не замолчу, пока не расскажу тебе все, что думаю о тебе, а когда расскажу, то собираюсь еще и показать, как сильно я тебя люблю, Лань Чжань, я тебя сегодня ночью всего зацелую, так и запиши.

Лань Ванцзи прижимается лбом к его виску и касается носом уха. Его влажный выдох отправляет волну приятных мурашек по спине Вэй Ина от затылка до самого копчика.

– Прошу драгоценного супруга учесть мнение этого ничтожного, – говорит Лань Чжань так официально, как будто зачитывает послание от вассала. – Встав на мечи, мы будем в Облачных Глубинах через час.

Вэй Ин гладит его плечи и примирительно целует в нос.

– Хорошая попытка, Лань Чжань, достойная. Предложение отклонено. Не потому что я не хочу тебя, мой несравненный муж, но потому, что у меня правда есть план. Ну же, Лань Чжань, дай мне себя побаловать!

– Как скажет Вэй Ин.

***

Всю дорогу, оставшуюся им до города, Вэй Ин продолжает говорить. Перечисляет лучшие качества своего мужа, расписывает их в красках, приводит примеры для наглядности и даже почти не повторяется. Хоть он и испытывает острый недостаток описательно-восхищенных прилагательных, явления, которые он этими прилагательными осыпает, разные.

Ему даже не приходится думать, слова идут к нему сами. Как можно Лань Чжанем не восхищаться? Сильным, храбрым, добрым, спокойным, терпеливым, заботливым, внимательным, аккуратным, рассудительным, вежливым, понимающим, чутким, верным, честным, справедливым, решительным, трудолюбивым, ответственным, мудрым, благородным, обаятельным, щедрым и так до бесконечности.

А Лань Чжань слушает. Только время от времени поднимает их ладони, чтобы поцеловать запястье мужа.

Они добираются до Цайи среди первых сумерек, когда небо уже сереет, но для фонарей еще слишком рано. Ясный морозный день стремительно гаснет, уступая ясному морозному вечеру. Для такой погоды на улицах слишком многолюдно, все куда-то торопятся, кутаются в плащи и прячут руки в широких рукавах, пока лавочники на все голоса расхваливают свой товар.

Атмосфера неожиданной суеты Вэй Ина сначала удивляет, но затем он вспоминает, что на носу дунчжи [3]. Люди выбирают подарки для своих близких, докупают продукты для застолья и готовятся к празднику в кругу семьи, и Вэй Ин улыбается мужу.

– Я все еще помню, что ты мне обещал, что мы будем вместе готовить танъюань [4] на дунчжи в этом году.

– Конечно, Вэй Ин.

– Ты чудо. Идем.

Они минуют лавки с сушеными овощами и вяленым мясом, с выложенными резными гребнями и заколками, с косметикой и душистой водой, со стопками шелка и шерсти. Скрепя сердце, Вэй Ин не тормозит даже у лавочника с рисовым вином. Он знает, что его муж не очень любит толпу и, хоть он и способен выносить ее без существенных сложностей, Вэй Ин не желает заставлять его нервничать.

Они останавливаются у лавки со сладостями, и Вэй Ин покупает две шпажки с крупными бусинами танхулу [5]. У него есть свои деньги, к тому же Лань Ванцзи никогда не следит, сколько он тратит из общего бюджета, так что никаких угрызений совести Вэй Ин не испытывает: если деньги лежат в его рукаве, значит, они его.

Все, чего ему хочется, – это порадовать мужа, тем более сейчас, когда он расслабился, когда не нужно убеждать его в своем желании сделать для него что-то приятное, а можно просто делать. И Вэй Ин делает, изнутри согретый восторгом и любовью.

А Лань Чжань, принимая из его рук угощение, мягко-мягко, одними уголками губ, улыбается.

***

Как Вэй Ин и пообещал, к вечернему колоколу его муж зацелован весь.

В цзинши зажжены обернутые талисманами свечи – так они будут гореть ярче и дольше, окутывая теплым мерцающим светом широкую постель. Тени дрожат, обнимают изгибы тела, и Вэй Ин уже расчертил их края языком и пальцами, уже оставил несколько нетерпеливых, наливающихся следов на светлой коже, уже распалил Лань Чжаня до сладких, просящих вздохов, но так и не смог унять собственный восторженный голод.

Он знает, что не сможет утолить его никогда.

– Мой самый прекрасный муж...

Лань Чжанем можно восхищаться месяцами кряду, о нем можно слагать стихи и песни, и Вэй Ин написал бы их уже тысячи, если бы умел, но он не умеет. Все, что он может – это делать ему хорошо. И любоваться им. Смотреть, как проскальзывают внутрь и наружу пальцы, как блестит на коже цветочное масло, как послушное, горячее тело поддается и раскрывается.

Он неторопливо проталкивается до самых костяшек, поглядывая на раскинувшегося на постели Лань Ванцзи и срывая с его губ прерывистый вздох. Надавливает большим пальцем снаружи, массирует осторожно, пока брови мужа не изламываются, пока он не подается навстречу, не вжимается сам, и только тогда – сгибает пальцы внутри.

И Лань Чжань стонет.

Стонет в голос, низко и сладко, и о, да, Вэй Ин прекрасно знает, что делает, знает, как это ощущается, знает, что нужно подождать несколько мгновений и сделать так еще раз, но от этого тихого бархатного полного желания и мольбы голоса у него в глазах темнеет. Заваливаясь вперед и опираясь на свободную руку, Вэй Ин напоминает себе дышать, хотя это кажется пустой тратой времени. Кому нужен этот глупый воздух, когда Лань Чжань гнется в пояснице ему навстречу.

– Ты очень красивый, Лань Чжань, красивее тебя нет людей под этим небом, – хрипит он мужу в губы, целует влажно, вдавливает его в постель всем собой и ласкает, ласкает, ласкает. – Мне досталось бесценное сокровище...

Возбуждение такое острое, что, кажется, царапает даже кости, пока обжигающими волнами стекает вниз, а Вэй Ин еще даже не касался себя как следует. Это все Лань Чжань, это все его вжатые в ладонь бедра и короткие, несчастные, полные дрожи звуки, которые он издает, когда Вэй Ин медленно сгибает пальцы внутри и вжимает большой снаружи. А потом еще и еще.

– Вэй И…а-ах…

И еще.

– Боги, Лань Чжань... – голос не слушается, проседает бессовестно, и у Вэй Ина нет сил за ним следить – он шепчет. – Лань Чжань, я когда-нибудь заставлю тебя кончить вот так, буду любить, пока ты не кончишь только от моих рук, Лань Чжань, ты такой горячий, мой великолепный муж, ты бы точно смог, я знаю, ты так умеешь...

Лань Чжань, конечно, не отвечает, только румянец ярче наползает на его скулы, а рука, обнимающая Вэй Ина за шею, тянет его ближе. Поцелуй яростный, но неглубокий – Лань Чжань сминает его губы, выдыхает шумно, прикусывает, и это почти больно, но хорошо-больно, и теперь уже Вэй Ин стонет мужу в рот, когда позволяет себе вжаться в его крепкое бедро своим каменным членом.

Освобождая Лань Чжаня от пальцев, Вэй Ин немного отклоняется от него, чтобы направить себя рукой. Опускается медленно, короткими мягкими толчками, сцеловывая с губ дыхание, стараясь не спешить, но это сложно, это очень сложно, когда Лань Чжань такой горячий внутри, когда его пятки нетерпеливо вжимаются в заднюю поверхность бедра.

Собственное возбуждение зудит под кожей, горит дюжиной клейм, и Вэй Ин ведется, потакает ему, теряет голову от жара и близости и ловит такие же сорванные выдохи Лань Чжаня на своих губах. Ему хочется. Хочется присвоить, сделать приятно. Хочется, чтобы Лань Чжаню было хорошо, и он раскачивается в нем быстрее, чем планировал еще час назад, но намного медленнее, чем желает его тело в эти мгновения. Но, наверное, он все-таки торопится.

Подхватывая мужа под колено, поднимая его ногу выше, Вэй Ин раскрывает его сильнее, входит глубже, входит иначе, так, как должно быть особенно сладко. Но это вдруг оказывается слишком неожиданно и точно, слишком ярко, и Лань Чжань изгибается и жмурится, а Вэй Ин не успевает подстроиться и следующим движением случайно выскальзывает, мажет членом по впадине между ягодиц, падая на мужа под его ошеломленный выдох у уха.

Лань Чжань стискивает его коленями, пока резко прерванное удовольствие еще бьет их обоих. Перевозбужденные и дрожащие, они цепляются друг за друга.

– Вэй Ин... – шепчет Лань Ванцзи.

– Лань Чжань, – выдыхает Вэй Ин и широко лижет его солоноватую шею. – Сделал больно?..

Сердце мужа под губами заходится, голос отдается в горло вибрацией.

– Нет, нет, Вэй Ин.

Вэй Ин выпрямляется, садясь на пятки, и толкает ноги Лань Чжаня в стороны, заставляя раскинуть колени. Ему немедленно нужно быть в нем, быть с ним, и он подтягивает его за бедра к себе. Спина Лань Чжаня проезжается по постели, и они снова становятся друг с другом так близки, как только могут быть близки два человека.

Во второй раз это совсем легко, Вэй Ин без сопротивления оказывается внутри, и Лань Чжань ахает, весь растрепанный и восхитительный, с волосами, растекшимися по постели выше его головы как мазок густых чернил. Несколько прядей отдельно от других обнимают его светлую, покрытую розовыми пятнами шею, тени трепещут на его коже, и Вэй Ин, конечно, восхищается – искренне и бесконечно, потому что налюбоваться им невозможно, он готов всю жизнь смотреть, как его великолепная половина прикрывает глаза, как неровный румянец сползает по его шее, как он гнется в пояснице, крошечным движением прижимаясь еще ближе, хотя ближе, кажется, уже никак нельзя.

– Ты хочешь меня убить, – хрипит Вэй Ин, когда упругий жар мужнего тела плотно и сильно сжимается вокруг его естества. Лань Чжань – порок, грех и искушение, притаившиеся в теле невинного божества, – едва заметно дергает уголком губ.

Расслабляется. Выдыхает низко:

– Люби меня, Вэй Ин.

– О, Лань Чжань...

Он создан для того, чтобы любить его. Идеальный настолько, что больно дышать, ладный, сильный, послушный и податливый, но не безвольный – он здесь, вместе с Вэй Ином прямо сейчас, его взгляд ждущий и ласковый, его крепкие бедра, прочерченные сухожилиями, широко раскрыты, а его красивый член оставляет на животе влажный след, когда Лань Чжань прогибается еще немного, качается назад и навстречу, вжимаясь нетерпеливо и горячо.

Никто и никогда на всем свете не узнает, каким бесстыдным и жадным до ласки он может быть, каким мягким и доверчивым, каким страстным. Вэй Ину грудь распирает от этого знания – его роскошный муж, самый лучший в мире мужчина принадлежит только ему одному по доброй воле и собственному выбору, любит только его своим большим справедливым и добрым сердцем, и ему хочется кричать об этом каждому встречному.

Посмотрите, какая драгоценность. И она моя, моя.

– Вэй Ин... – голос Лань Чжаня срывается до шершавой хрипотцы, его кадык вздрагивает, и Вэй Ин вдавливается пальцами в твердые бока, моментально возвращаясь в "сейчас".

Еще одно небольшое движение, волна горячего спазма. Это "пожалуйста" – не вслух, но телом. Если бы Вэй Ин не задыхался сейчас от любви, он подразнил бы его еще немного, заласкал бы до мольбы и дрожи, заставил бы по-настоящему попросить, но сегодня он больше не может ждать.

Он хочет Лань Чжаня так невыносимо, что короткая передышка уже кажется вечностью.

– Всегда, муж мой. Мой самый прекрасный Лань Чжань.

И вжимает его в постель.

Накрывает собой, опираясь на одну руку рядом с его плечом, а другой продолжая держать Лань Чжаня или держаться за него, Вэй Ин не уверен, но его устроит любой вариант. Он выскальзывает почти полностью и одним длинным движением опускается обратно в жар и плотную узость, обратно в своего мужа, который выдыхает потрясенно, шепчет "Вэй Ин" и обнимает его за шею восхитительными сильными пальцами. Еще. Это "еще".

Вэй Ин счастлив послушаться, следующее его движение увереннее и резче. Он мажет губами по нижней челюсти Лань Чжаня, и еще несколько ударов сердца отчаянно контролирует себя и свои бедра, дает привыкнуть к углу и глубине, а Лань Чжань стискивает пальцы в его волосах. И это так хорошо – яркие вспышки прокатываются от затылка прямо в пах одна за другой, а Вэй Ин возвращает их Лань Чжаню троекратно, набирает темп, больше не останавливаясь, двигается, ускоряется, любит его и дуреет от обнаженной, искренней взаимности.

Ему можно. Лань Чжань хочет и любит его в ответ.

Страсть балансирует на грани безумия, но сдержать безумие больше нечему, от терпения уже ни крупицы не осталось, кожа блестит от масла и пота, возбуждение скручивается и мучительно пульсирует, понукает двигаться, а внутри так горячо и так жарко, что Вэй Ин боится, что сходит с ума. А Лань Чжань, его фантастический, невероятный Лань Чжань принимает все, что Вэй Ин дает ему, он позволяет толкаться так сильно, как он хочет, и задыхается редкими дрожащими стонами.

Вэй Ину тоже нечем дышать.

А потом Лань Чжань вытягивает руку, чтобы упереться ей в деревянное изголовье, вжимает себя в Вэй Ина, и в его в потемневшем взгляде плещется кипящая бездна. Он готов к большему, он хочет большего, и это, о, небо, это толкает Вэй Ина за край, где нет ничего, кроме голой яростной жажды.

Он обрушивается на мужа безжалостно, врезается с оттяжкой, глубоко и сильно, плотно прижимаясь бедрами и ловя губами горячечные всхлипы – это даже уже не стоны, Лань Чжань захлебывается собственным дыханием, взвинченный до полной потери контроля. Хочется резче, ярче, быстрее. Слаще, чем самая лучшая карамель из Цайи, острее, чем самый кусачий перец из Пристани; это пожар, в котором они горят и плавятся вдвоем.

И Лань Чжань сгорает первым. Замирает на выдохе, и Вэй Ин чувствует, как его пробирает мучительно-сладкими спазмами и как скребут по загривку его пальцы. Но он не способен сейчас остановиться – Лань Чжань дрожит в оргазме, неземной и прекрасный, а он двигается-двигается-двигается, пока его самого не окатывает бархатным онемением и пока оно не стекает кипятком в живот, бедра и пах.

– Я люблю тебя, – шепчет Вэй Ин мужу в шею, когда вспоминает слова.

– Я люблю тебя, – выдыхает Лань Чжань в ответ. Он никогда не говорит «я тоже».

***

Утро начинается для Вэй Ина с поцелуев.

Ему всегда тяжело просыпаться, и он спит где-то на девять из десяти, когда Лань Чжань обнимает его и прижимается губами за ухом, на семь, когда его губы опускаются вниз по шее к ключицам и груди, и на пять, когда горячие мужние руки оглаживают его от подмышек до бедер.

– Лань Чжань… – Вэй Ин протестует слабо и сонно. Он хочет продолжить спать, но прикосновения ему приятны, к тому же даже непроснувшейся головой Вэй Ин успевает сообразить, что утро какое-то особенное, потому что Лань Чжань все еще с ним в постели, а не ускакал по делам ни свет ни заря.

Чтобы удостовериться в этом, Вэй Ин с тихим шлепком роняет ладонь на лежащее на животе ланьчжанево предплечье. Даже еще не одет. Ух ты.

– Проснулся? – Лань Чжань, конечно, не звучит сонным, но говорит тихо и, кажется, улыбается.

Вэй Ин мычит в ответ что-то среднее между «нет», «да» и «дай поспать».

– Мой муж выглядит особенно очаровательным, когда только просыпается, – делится Лань Ванцзи. – Он теплый, трогательный и очень красивый.

Так.

Вэй Ину необходима пара мгновений, чтобы осознать сказанное. Медленно-медленно слова растекаются в его голове, и он обреченно гудит. О, нет. Он должен был это предвидеть, должен был.

– Он смущается, если говорить ему комплименты, но каждое доброе слово о нем – это преуменьшение, потому что он исключительный человек…

– Гули тебя дери, Лань Чжань, ну ведь не с утра пораньше…

– Особенный и выдающийся заклинатель.

Вэй Ин закрывает лицо руками и стонет.

– Совершенный и единственный муж.

– Я же просил предупреждать…

– Предупреждаю, – отзывается Лань Чжань невозмутимо и прерывается, чтобы опустить по мягкому поцелую на каждый палец Вэй Ина.

– Ты ужасен, Лань Чжань, это просто какой-то кошмар, ты сведешь в могилу своего бедного мужа, и никто, совсем-совсем никто ему не поможет, потому что ты выбрал несусветную рань для исполнения своего коварного плана, ни один уважающий себя злодей, Лань Чжань, не просыпается в это время…

– Я очень тебя люблю, – он точно улыбается, но Вэй Ин не может на него посмотреть, он занят тем, что пытается не допустить самовозгорания. – Я очень тебя ценю и уважаю. Я очень счастлив быть твоим супругом.

– Лань Чжань, умоляю… – Вэй Ин не глядя упирается ступней ему в колено, не отталкивает всерьез, но толкает. – Ты чего как с цепи сорвался?

– Вчера был невредный день, – произносит Лань Чжань спокойно и серьезно, как умеет только он. – Сегодня – вредный.