Острая, как клинок, хрупкая, как кости V

Закат королевства, гибель храбрейших рыцарей знаменует битва при Камлане, где Артур сражается со своим племянником Мордредом, который в отсутствие короля посягнул на его супругу Гвенуйфар; Мордред был убит, а смертельно раненный Артур перенесен в Афал.

История Эйриу. Том 1, С. 109.

— Моя госпожа, а вы знаете, что милорд Тарин… — обратилась к ней леди Лавена, которая появилась рядом с Блодвин ровно в тот момент, когда она распрощалась с толстым купцом, который поставлял вина к королевской коронации.

— Меня не волнует лорд Тарин, — отрезала Блодвин. — Если это не известие о его гибели, конечно.

Лавена изумленно посмотрела на нее, но покорно склонила голову и отошла прочь. Леди ни в чем не провинилась, просто у Блодвин было скверное настроение. После первой крови протекло несколько дней, в которые участникам Турнира давалась передышка, и поток силы иссяк, оставив Блодвин с неприятным ощущением, что у нее что-то отняли. Она не могла поторопить события, потому что Турнир Крови шел по заведенному порядку, который отслеживали Служители — чтобы дни испытаний совпадали с положениями луны на небосводе.

Последние дни Блодвин думала о магии гораздо чаще, чем о Тарине. Судьба жениха ее мало волновала — да, он был сыном знатного рода, но подберется еще десяток таких же, стоит ей свистнуть. Он сам виноват, что ввязался в это.

С каждым днем ожидания настроение Блодвин ухудшалось, и состояние Сола становилось все сквернее. Она не знала, что такое «хорошо» для демона, но Согхалас определенно сходил с ума. Его рассудок и так некрепко держался. С утра он не узнал ее, ощетинился, и Блодвин испугалась на мгновение, но потом вспомнила, что фамильяр не может причинить вред своему хозяину. Ей пришлось окликнуть его трижды, прежде чем Сол встрепенулся и как ни в чем не бывало предложил убить и съесть Исельт. Блодвин улыбнулась с облегчением. Кое-что оставалось вечным.

За прошедшие несколько дней Блодвин много думала о рыжем рыцаре на Турнире. Она заглянула в бумаги, которые приносил ей Тристан, прилежно записывающий все, что стоит внимания принцессы — ведь ей тоже нужно узнать того, кто может стать ее верным стражем. Аэрон пережил первое испытание, хотя и был ранен в плечо. Рана несерьезная, он сможет биться дальше. Иначе Блодвин разочаровалась бы в нем — после рассказов Тристана о том, каким доблестным рыцарем был дядя Аэрона.

Ей приходило в голову снова навестить рощу и найти способ поговорить с рыжим рыцарем, но вмешиваться Блодвин запрещали традиции… и то, что леди Лавена наверняка обо всем узнает, а значит, и весь двор. Она устало покачала головой — Блодвин часто разговаривала сама с собой и кивала своим или чужим мыслям, привыкнув, что ее всегда слушает Сол, но сейчас демон куда-то запропастился.

Она вернулась в свои комнаты, мельком взглянула на записи, наполовину составленные ею под лихорадочный шепот Сола, наполовину взятые из заметок матери. Аоибхинн всегда волновало лекарское дело, у нее был талант. Блодвин его не унаследовала, но лекари также знали яды, так что записи ей пригодились. Блодвин копалась в сундуке в надежде найти что-то про воронью хворь, про лекарство, которое могла искать ее мать — теперь, собрав все намеки воедино, Блодвин была уверена, что королева изучала благословление Мор’реин, зашла слишком далеко и за это поплатилась.

Если окажется, что хворь можно вылечить, но Служители Мор’реин просто сжигают больных, люди разорвут их на части и разберут по камням Воронье Гнездо. Блодвин мечтательно улыбнулась.

Но в записях Аоибхинн не нашлось ничего про воронью хворь — ни слова. Быть может, мать пользовалась шифром?.. Оставив ненадолго эту затею, Блодвин искала способ подчинить душу умершего и приковать ее к костям. Подобные заклинания описывались только в легендах, но у нее был Сол — он оказался ожившей легендой и обладал многими утерянными знаниями.

В Афале наверняка умирали десятками, но стоит Блодвин притащить тело во дворец, как ее тут же объявят богохульницей. Незаметно прокрасться не получится, а любой стражник, которому она прикажет помочь, из страха перед Мор’реин побежит к Служителям и расскажет об ужасном грехе принцессы.

Потому-то она и решила пойти на следующее испытание Турнира, чтобы попытаться вернуть кого-то из павших рыцарей. Свежие тела для такой магии лучше всего, объяснил Сол, но Блодвин больше поверила бы ему, если бы не голодный блеск в глазах демона.

Она никогда не укоряла его за любовь к человеческому мясу. В конце концов, какая разница, что случится с телом, когда ты уже мертв? Мор’реин судила души, а не обгрызенные демоном останки; Служители сами твердили, что тело ломается под гнетом испытаний, но душа остается вечной. Потому Блодвин милосердно разрешила Солу доесть тело, если у нее не выйдет воскресить павшего рыцаря.

Осталось дождаться.

***

Леди Исельт Блодвин застала в саду за чтением письма. Леди сидела, склонившись над пергаментом, и на ее лице застыло странное выражение, похожее на смесь страха и радости — недоверчивой, еще преждевременной радости. Блодвин замерла в нескольких шагах, мысленно потянулась к Солу: не может ли он появиться за спиной леди, скользнуть тенью в жаркий день и прочитать строки, которые так поразили Исельт? Но демон не отозвался. Блодвин стиснула зубы. Если так продолжится, она потеряет власть над ним. И это может ее подвести в нужный момент.

— Надеюсь, хорошие вести? — сказала Блодвин, подойдя ближе, обнаружив себя.

Она успела заметить на сургуче печать Мархе — роза, похожая на цветы, окружавшие скамейку, на которой сидела леди. Значит, это вести из одинокого замка на скале, где Исельт жила более десяти лет, как пойманная в охотничий силок птица.

— К сожалению, моему супругу нездоровится, — вздохнула Исельт и сложила письмо. — Но рядом с ним умелый лекарь. Он старается делать все возможное. Обычно я забочусь о здоровье моего дорогого Мархе…

И она ничего не знает о лекарском даре своего рода, разумеется. Блодвин мягко улыбнулась:

— Вы можете отправиться домой, если того требует долг.

Исельт оказалась непреклонна:

— Я подумаю над этим. Я надеюсь, это может подождать до вашей коронации, принцесса.

Если Мархе умрет, Исельт станет одна владеть его землями. Конечно, Блодвин была уверена, что все решения принимает именно Исельт, а не старик, сидящий на троне, но тогда у леди исчезнет последняя преграда между ней и народом, верным семье Мархе, — те правили побережьем столетиями, еще раньше завоевания Артура. Земля там была бедная, ничего не росло, но через порт проходило множество торговых кораблей из разных уголков Эйриу и с Континента, благодаря чему Исельт могла наряжаться в шелковые платья и украшать себя золотом, так идущим к ее великолепным длинным волосам.

Хотелось спросить о Тристане, но Блодвин не смела нарушать хрупкий мир, царивший между ней и Исельт. Она могла бы обратиться к самому рыцарю, даже приказать ответить — несмотря на то, что она была всего лишь принцессой, а не королевой, Тристан все равно обязан был ей подчиниться. Но что-то ее останавливало. Блодвин догадывалась, что это будет непростой разговор, и ей было жаль бередить старые раны рыцаря. Он был одним из немногих, на кого Блодвин могла положиться, кому она доверяла. И кто не выводил ее из себя.

— Вы любите мужа? — спросила Блодвин, решив начать с чего-то безопасного. — Мне вскоре тоже предстоит выйти замуж…

— Я благодарна ему. Он добр ко мне.

Возможно ли, чтобы она до сих пор чувствовала что-то к Тристану? Да, Блодвин не хотела мучить рыцаря расспросами, но она хотела бы поглядеть на то, как они встретятся и поговорят после стольких лет разлуки. Может, это и было жестоко, но лучше, что ли, смотреть, как они страдают от чего-то невысказанного?

Блодвин незнакомо было чувство любви, но разве оно должно заставлять людей мучиться?

— Я нашел то, что вы просили, миледи! — услышала Блодвин голос позади. — О, и принцесса тоже с вами.

— Простите его, он не знает, что такое манеры, — вздохнула Исельт, улыбнувшись. Легкая, будто взмах крыла, улыбка. Такая же мягкая и мимолетная.

— Ничего страшного, — заверила Блодвин, разворачиваясь, что черная легкая юбка взвихрилась. К ней подкрались — и Сол ее не предупредил; дыхание перехватило: от недовольства и от мимолетного приступа страха. — Ваш рыцарь просто хотел порадовать вас. И что же вы принесли, сир Моргольт?

Он смущенно посмотрел на нее, но протянул Исельт какую-то тонкую книжицу. Блодвин знала, что такая может дорого стоить, но бесценнее всего — строки, которые хранятся внутри. Там могли быть древние легенды, записанные кем-то и потому неодобряемые Служителями, а могла быть придворная поэзия, восхваляющая одну из предыдущих королев. Блодвин знала эти украшенные орнаментом уголки — один из сборников стихотворений, которые никогда ее не интересовали. Блодвин предпочитала книги, благодаря которым можно было чему-то научиться, а не в которых можно прочитать сладкие речи.

— Это вы нашли в библиотеке? — догадалась Блодвин. — Похоже, я не зря встретила вас где-то поблизости с ней в прошлый раз, тетя.

— Да, и я как раз подумала, что там может быть книга, которую я давно искала… Ах, нет, это только старые сказки. Но они милы моему сердцу, — отмахнулась Исельт, а Блодвин не стала настаивать.

Если они знали о библиотеке, страницу из книги мог вырвать и Моргольт… Блодвин крепко задумалась, ради чего они могли это сделать, но исключать такую версию не следовало. Исельт могла действовать по указке Вороньего Гнезда.

Блодвин заметила, что Моргольт не коснулся руки Исельт, передавая ей книгу, а, напротив, быстро отступил, чтобы оказаться чуть позади своей госпожи. Неужели она настолько резко очерчивала границу между ними, указывая на положение и низкое происхождение ее защитника? Блодвин нахмурилась. Она не стала бы так поступать со своим рыцарем, но имела ли она право осуждать Исельт?

— Спасибо, — тихо улыбнулась Исельт.

Она обращалась к Моргольту нежно; кажется, с ним она и правда была искренней. Блодвин почувствовала себя лишней, словно она подглядывала за влюбленными, но взгляды — это все, что Исельт себе позволяла, и для Блодвин, видевшей многое при дворе и слышавшей ежедневно новые слухи про любовников Камрин Нейдрвен, это было необычно.

Она пошла прочь, попрощавшись. Исельт открыла книгу и читала стихи, водя пальцем по строкам, словно хотела впитать их, впечатать в нежную кожу, и Блодвин не хотела ей мешать.

— Принцесса! — воскликнул друид, поспешил к ней, едва не спотыкаясь. Ангус появился из-за угла, словно поджидал ее у сада. Этот старик вечно пытался предречь ей что-то, преувеличивая свою значимость при дворе, раздражая Блодвин, но она остановилась и терпеливо подождала его.

— Да, что такое? — спросила она. — Разрезали зайца без печени вовсе? Такое в природе случается.

— Нет, но… — он поколебался. — Не уверен, что могу вас беспокоить, принцесса… Но одна ветка в священной роще увядает, словно здесь… прячутся какие-то темные силы, которые выпивают магию земли, — сказал Ангус, явно подбирая слова, чтобы принцессе это было понятно. Знал бы он, что Блодвин прочла гораздо больше книг о колдовстве, чем он…

Это могло показаться чем-то незначительным — одна ветка, но Блодвин насторожилась. Роща цвела многие годы — целую вечность! Блодвин ни разу за свою жизнь не слышала об увядании, да и в книгах о таком не писали. Роща была чем-то… нерушимым. По-настоящему волшебным по сравнению с кровавой магией Служителей.

— Отведите меня туда! — приказала Блодвин.

Возможно, в другое время друид и вспомнил бы, что сейчас в священной роще обитают рыцари, которым не положено видеть принцессу, но Ангус был слишком встревожен происходившим с яблонями, потому он просто кивнул и попросил Блодвин следовать за ним. Она спешила, подхватив юбку, и думала. Друид прав: поблизости от рощи поселился демон — ее собственный демон! Но раньше Сол никак не влиял на цветущие деревья, а ведь он провел с ней несколько лет. Неужели это из-за того, что Блодвин желала обрести полную силу как можно скорее и с жадностью пила магию, разлитую вокруг?

Она никогда не хотела погубить рощу. Без нее Афал не будет прежним. В волнении Блодвин царапала ладонь кончиками пальцев. Неужели ее сила несет только разрушение?..

Ангус поговорил о чем-то со стражником, который охранял лагерь рыцарей. Дело было срочным, потому их пропустили. Блодвин послушно шагала вслед за друидом, украдкой оглядываясь. Она увидела, что разноцветных шатров в роще стало меньше — ненамного, но Блодвин вспомнила потускневшие глаза Тристана.

Ее не сразу заметили, но вскоре внимание рыцарей обратилось к ней. Многие из них тренировались возле своих палаток, отрабатывая приемы с невидимым противником, откуда-то издалека доносились ритмичные удары и отрывистые вскрики — там была тренировочная площадка. Другие рыцари сидели под деревьями, сбившись в небольшие компании. Как показалось Блодвин, каждый из этих кружков сторонился других и кидал на них подозрительные взгляды.

Внезапно взгляд Блодвин остановился на позорном столбе, угадывающимся среди цветущих деревьев, к которому был привязан юноша с окровавленной спиной. Кто-то иссек его кнутом, словно дворового мальчишку, зазевавшегося и не уступившего своему лорду дорогу. И это сын Великой крови! Блодвин не видела лица, потому что несчастный дремал, уронив голову на грудь, но это был не Тарин. И не тот рыжеволосый мальчишка. У этого были темные длинные волосы и несколько шрамов на груди.

— Он пытался сбежать, госпожа, — раздался тихий голос. Повернувшись, Блодвин в изумлении увидела юношу в черном, с которым уже встречалась на казни лекарки из нижнего города. — Я слежу, чтобы его раны не воспалились. Все будет хорошо, если не считать унизительных шрамов.

— Как по мне, это недостаточно жестокое наказание для труса, который забыл и о рыцарской чести, и о долге по крови, — отчеканила Блодвин.

— Зато это хороший урок для следующего, кто попытается ускользнуть из лагеря, — пожал плечами Служитель.

— Это Йорген, — представил Ангус, глядя на юношу с опаской и неодобрением. Старый друид никогда не любил Служителей, а те считали его и всех подобных ему обманщиками, насколько Блодвин знала. — Он лекарь, заботится о благородных рыцарях.

Йорген поклонился, но без лишнего усердия. Он держался прямо и смотрел Блодвин в глаза, на что немногие осмелились бы.

— Служители оставляют свой род? — полюбопытствовала Блодвин, которой не назвали фамилии. Она подумала о тетке и о том, что она планировала присоединиться к Служителям — вряд ли по своей воле. Как будто королевская семья хотела откупиться от Мор’реин.

— Я всего лишь Птенец, — криво улыбнулся юноша. — И родом я из Гардарики. Там у нас родовых имен нет. Хотя отца моего Костяные Уши прозвали.

«Дикая страна», — подумала Блодвин, поежившись. И правда — говорил Йорген не как другие, немного нараспев, что выдавало в нем чужака.

— Костяные? — спросила Блодвин.

— Говорили, что он слышал, как кости в человеке поют, и мог понять, чем тот болен. Но это все сплетни, конечно. Обычно люди сами рассказывают, что у них болит, — хмыкнул Йорген. — Но вы, видно, не за лекарским моим делом пришли, принцесса?

— Принцессу интересует, почему болеет роща! — провозгласил Ангус. — Проведи нас к дереву.

Видимо, то, что Йорген был еще на самой нижней ступени обучения Служителей, давало друиду право им помыкать. Юноша мрачно посмотрел на Ангуса, но повел их в обход палаток, к самому краю рощи, в укромное место. Все то время, пока они беседовали, никто из рыцарей не осмелился приблизиться к принцессе, хотя шепот не утихал. Видно, они знали, что не имеют права обращаться к Блодвин, — и побаивались плети.

Дерево казалось таким же, как все остальные, утопающие в цвету, но нижняя ветка почти засохла. Цветы стали сухими, ломкими, почернели, и Блодвин среди сладости уловила тонкий запах гнили. Словно что-то внутри дерева медленно захватывало его. Что-то жадное и враждебное. Прикоснувшись к шершавому стволу рукой, Блодвин почувствовала знакомый отклик магии, покалывание пальцев. Дерево было живо, хотя и страдало из-за отмершей ветки, как человек мучился бы от глубокой, но не смертельной царапины. И все же разумно ответить, что случилось, дерево не могло. Если Ангус не добился ответа, несмотря на его связь с землей, то и Блодвин роща едва ли откликнется…

— Что могло случиться? — спросила она. — Вы когда-нибудь видели такое?

— Прежде — никогда, но я поговорю с другими друидами. Я думаю, что кто-то нарушил правила Турнира Крови, моя госпожа, — понизив голос, сказал Ангус. — Только надругание над ритуалом могло привести к этому.

— Полагаю… это значит, что кто-то использует магию, чтобы выиграть? — спросила Блодвин. — Насколько я знаю, это не запрещено правилами Турнира. Когда он создавался, каждый род Великой крови мог прислать своего рыцаря-чародея.

— Я думаю, что кто-то из участников — нечистой крови, — проворчал Ангус. — Он осквернил рощу, и теперь она разрушается! Либо кто-то из них вступил в договор с мерзким демоном, чтобы победить. Такая магия запретна!

— Здесь не может быть никакой ошибки, Служители проверяли кровь каждого участника, — вмешался Йорген, пронзив друида суровым взглядом. — Что уж до всяких демонов — не могу знать, это все ересь, но я ручаюсь, что в жилах каждого из рыцарей течет Великая кровь.

Блодвин была склонна ему поверить. Конечно, кто-то мог послать вместо своего сына какого-нибудь низкородного воина, чтобы спасти любимое чадо, но Служители запросто раскрыли бы обман. Такие игры карались смертью, поэтому желающие рискнуть не только опозорили бы свой род навеки, но и отправились бы на костер, как многие другие, с кем расправились Служители…

Блодвин рассматривала Йоргена, пытаясь угадать, не знает ли он что-то о королеве Аоибхинн. Едва ли: он выглядел не старше Блодвин. К тому же Птенца не могли посвящать в самые страшные тайны Служителей Мор’реин.

— Мы пролили Великую кровь, роща должна поправиться, — сказал Йорген, и Блодвин вспомнила багровые отметины на обнаженной спине рыцаря.

— Это кровь труса! — возразил Ангус.

— Сила есть сила.

— Принцесса, разрешите друидам провести очищающий ритуал! — взмолился Ангус. — Иначе роща может погибнуть! Это будет невосполнимая потеря не только для Афала, но и для всего нашего народа, госпожа! Эти деревья отражают благосклонность земли, на которой мы живем, и если она отринет нас…

— Старые греховные верования, — проворчал Йорген, но без фанатичного запала, свойственного многим Служителям. — Господин Ангус прав кое в чем, госпожа. Я прикажу тщательнее следить за рыцарями, сам буду приглядываться. Если кто-то из них связан с демоном, он это обнаружит. А неосторожными поступками мы можем его спугнуть.

— Проводите ритуал, — разрешила Блодвин. Наверняка, если кто-то узнает об увядающей роще, народу это сильно не понравится… Они скажут, что магия отторгает будущую королеву, станут шептаться в темных углах и придумывать страшные знамения.

Не мог ли кто-то отравить рощу, чтобы подставить ее? Моргольт выглядел молодо и мог проскользнуть мимо стражей к яблоням, чтобы околдовать их с помощью заклинания, полученного от своей госпожи… или же просто вылить какую-нибудь ядовитую дрянь к корням. Блодвин сама знала несколько рецептов, которые могли уничтожить посевы и лишить урожая — должно быть, их составляли деревенские колдуньи, которые не придумали себе более достойного занятия, как вредить соседям…

Но стража тщательно следила за рыцарями — смогли же они поймать того беглеца!

Блодвин снова прислушалась к магии. Она не могла понять, откуда идет эта боль, этот яд — откуда-то снизу, из земли, из-под корней. Должно быть, это почувствовал и друид, потому стремился очистить это место своими странными ритуалами. Блодвин сомневалась, что воскуривание трав поможет, если даже пролитая Великая кровь не заставила яблоню расцвести снова.

Но она согласилась с Ангусом и поручила Йоргену присматривать за рыцарями и искать в них следы демона — странные символы на коже, амулеты старых богов под рубашками. И друид, и лекарь остались довольны, потому что Блодвин приказала им именно то, что они хотели. Понемногу она начинала разбираться в тонкостях управления людьми: главное — чтобы твои слова совпадали с их желаниями. Хотя Ангус и Йорген мрачно поглядывали друг на друга, оставаясь больше противниками, чем союзниками, они с удовольствием принялись за свои обязанности.

Ангус так спешил собрать круг друидов для ритуала, что торопливо распрощался с Блодвин и почти бегом покинул рощу. Несмотря на вопиющее нарушение придворных церемоний, Блодвин простила ему это.

Йорген не спешил уходить, рассматривая ее. Так он и впрямь был похож на хищную птицу, но не на ворона, а на что-то… плотоядное. Блодвин вспомнила Сола и вздохнула. Если Йорген сумел бы обнаружить следы темной магии на ком-то из участников Турнира, мог ли он раскрыть и ее связь с демоном? Что, если Служители, даже только начавшие обучение, обладают каким-то чутьем?..

— Йорген? — раздался голос. — О, Богиня! Простите, что помешал, принцесса! — испуганно воскликнул рыцарь, завидев ее рядом с лекарем.

Обернувшись, Блодвин увидела склонившуюся фигуру. Багряный закат и сравниться не мог с ярко-красными вихрами рыцаря, который не отваживался поднять на нее глаза. Она почувствовала, что сердце ее забилось чаще в предвкушении: Ши’урсгарлад! На тунике в прыжке взвилась алая гончая. Как будто Богиня подслушала ее мысли и послала ей именно того, кого можно было расспросить об отношениях Тристана и его дяди и об их давнем поединке…

— Аэрону надо осмотреть плечо, — холодно сказал Йорген.

— Вы были ранены, сир? — спросила Блодвин учтиво, хотя уже знала об этом. — Можете встать, Ши’урсгарлад.

— Благодарю, госпожа! Да, меня ударил этот… татцельвурм. Рана была несерьезная, просто уже ночью будет новое испытание, я хотел убедиться… ну, что смогу сражаться.

Он торопливо поднялся. Встрепанные волосы, растерянное лицо — он напоминал обычного мальчишку, но было в нем что-то… очаровательное. Блодвин часто удивлялась, как наследники древней крови похожи на обычных людей, но в Аэроне точно было что-то особенное. Он все еще избегал смотреть ей в глаза, косился на Йоргена, словно надеялся, что лекарь избавит его от неловкой ситуации. Йорген отчего-то медлил. Он разглядывал Блодвин.

— Наслышана о вашем дяде, — улыбнулась Блодвин, шагнув к рыцарю. — Гвинн, верно? На северном старом наречии это значит «волк», если не ошибаюсь?

— «Блейд» — это волк. Но моего дядю и так называли, я слышал, — широко улыбнулся Аэрон. — Рад, что его помнят в Афале.

— Мне всегда было жаль, что такой смелый и умелый рыцарь покинул столицу и обосновался в тихой деревеньке на окраине, — осторожно начала Блодвин, стараясь не выдавать своего любопытства. — Мы так долго его не видели.

— Ну, дядя заботился обо мне, — простодушно ответил Аэрон. — Он мне как отец.

Аэрон не притворялся: он и правда гордился Гвинном. Блодвин задумчиво покачала головой, не осмеливаясь спросить, не соперничали ли Гвинн с Тристаном за внимание златокудрой Исельт… Нужно было подобрать слова, чтобы не оскорбить честь семьи и не оттолкнуть Аэрона, не ранить его чувства. Совсем недавно Блодвин обещала себе, что будет свободно высказывать свое мнение, но это оказалось куда труднее, чем она думала.

— Идемте, принцесса. Потом гляну на твое плечо, — отвлек ее голос Йоргена. — Простите, миледи, долг лекаря. Надеюсь, сегодня ночью рука не подведет сира рыцаря, иначе в этом буду виноват я.

— Я буду молиться за вас, — пообещала Блодвин — и, конечно, солгала. Она уже очень давно не обращала свои молитвы к Мор’реин.

Возможно, Йорген спешил увести Аэрона в лекарскую палатку, чтобы рыцарь ненароком не заметил мертвую ветку яблони и не поднял переполох в лагере. А может, он тоже блюл честь принцессы и не позволял ей подолгу беседовать с юношей. Проводив ее до поста стражников, охранявших рощу, Йорген пошел к своей черной палатке, возле которой его уже терпеливо дожидался Аэрон.

Блодвин на мгновение подумала о том, что может навестить Тарина — Лавена ведь упоминала что-то о нем… Но она быстро отбросила эту мысль и направилась ко дворцу. Незачем тешить Тарина ложными надеждами и обещаниями.

Она не узнала ничего о Гвинне, но подобралась близко. Сомнения смутили Блодвин: а если Аэрон сам не знает о тех годах? Вряд ли Гвинн рассказывал племяннику о неудачном поединке, после которого покинул Афал. Но об Исельт он мог бы упомянуть… Мужчины часто делятся самыми неприятными историями, желая казаться успешными любовниками.

Блодвин хотелось верить, что у нее будет шанс узнать побольше.

***

Ночь была густой и таинственной, и Блодвин прислушивалась к далеким шорохам, словно там копошились, рыча и скуля, дикие звери. Можно было различить сладкий запах яблоневого цвета. Она знала, что этот запах — предвестник смерти. Блодвин подошла к окну, оперлась руками о подоконник. Внизу, позади дворца, росли деревья. На их ветвях белели цветы, но Блодвин никогда не решалась сорвать ни один из них. Роще было много лет, но деревья все еще были полны жизни. Блодвин с трудом сдерживала дрожь. Да, сейчас она уже не могла ни на чем сосредоточиться и все время думала об одном: о смерти.

О том, как она сладка.

Блодвин чувствовала, что смерть ступает все ближе и ближе. В эту таинственную ночь она была совсем одна, и Блодвин вспоминала слова тетки — пьяной Мерерид, которая говорила, что Блодвин безнадежна. Что она слабая и жалкая девчонка, которая никогда не сможет править страной. Она думала, что ее никто не слышит, но Блодвин всегда пряталась в тенях. Тогда она поняла, что должна убить Мерерид, чтобы наконец-то стать собой. Она закрыла глаза и вдохнула запах цветов; ей нужно было отдохнуть. Но тут же Блодвин услышала громкий шорох крыльев и вздохнула.

— Почему ты не спросила Исельт про Тристана? — пропел Сол, приземляясь рядом. — И того рыцаря про Гвинна?

Его перья были растрепаны, черные и жесткие, перемазанные в чем-то густом. Взгляд источал ненависть и отчаяние, и Блодвин чувствовала от него запах крови. Может быть, сегодня ночью кто-то в Афале не вернулся домой. Ее крови не хватало — не хватило бы и целых рек, и затопленных городов — в кровавом болоте. Блодвин чувствовала жжение его голода под ребрами.

Голода и любопытства.

— Не знаю, — ответила она, должно быть, слишком поздно. — Думаешь, меня должны волновать чужие чувства?

— Думаю, нет. Так почему бы не сделать то, что ты хочешь?

Блодвин только покачала головой. Он демон, для него мир совсем другой.

Сол обратился в сида, сел рядом с ней и молчал, глядя перед собой. Зрачки в его глазах, почти черных, блестящих, будто бы плясали. О чем-то мрачном он думал, и Блодвин даже не хотелось заглядывать в его мысли, продираясь сквозь запутанный черный лес.

— Тебе нужно больше крови, — шептал Сол.

— Подожди немного, — пообещала Блодвин. Сегодня испытание — значит, с утра она снова проснется полной сил, звенящей от магии.

— Я ждал так долго, так долго! — взвыл Сол, наклонившись к ней. Что-то черное сочилось с его волос, как будто он вылез из реки, его трясло, как от холода. Блодвин отстранилась, когда он вдруг схватил ее за запястья, заглядывая в глаза.

Фамильяр не может… Но Сол и не пытался навредить ей, он хватался за нее отчаянно, словно Блодвин была его последним спасением. Она нуждалась в его помощи, древних заклинаниях и кипучей силе, но что Сол хотел от нее?

— Я… нам нужно дождаться, — сказала Блодвин. — Тогда будет лучше.

Она и сама толком не понимала, что она обещает. Блодвин годами жила этим «будет лучше» — когда она вырастет, когда она станет королевой, когда тетка умрет, когда все они умрут! Много лет она мечтала, пока не поняла, что нужно что-то делать самой.

— Ты должна доказать им, что ты настоящая королева, — убеждал Сол. — Сотвори то, что никто не может. Пусть тебя запомнят. Ты можешь жить вечно, хотя век вашего народа короток и жалок.

Блодвин хотелось вырваться. Возможно, даже отогнать от себя фамильяра.

— Это из-за тебя священная роща умирает? — спросила она, с вызовом посмотрев на Сола. Если он хотел прямые вопросы, то пусть получает!

Он рассмеялся, раскачиваясь, как безумец:

— Нет, нет! Из-за крысы, которая пробралась в сад. Из-за дани, которую требует воронья шлюха с детей крови. Из-за того, что век должен смениться. Причин много, но, может, кому-то просто надо смириться с тем, что смерть неизбежна?

Его слова не имели смысла, но Блодвин уцепилась за одну фразу: крыса в саду! Значит, слова Ангуса не были бреднями подозрительного старика, кто-то из рыцарей и правда не тот, кем кажется. Если раскрыть его, может, роща не увянет?

— Идем в ночь, — позвал Сол. — Сегодня будет литься кровь в твою славу, и заклинание, над которым ты столько бьешься, должно получиться. Я видел, как рыцари выходили из рощи. Огоньки в темноте.

— Куда они отправились? — потребовала Блодвин. Тристан так и не раскрыл ей тайну.

— В лес, туда же, где лилась кровь раньше, гораздо раньше… В лесу возле Афала до сих пор можно увидеть тени павших воинов, — шепотом сказал Сол, словно сообщал ей страшный секрет. — Эти мальчишки должны выжить среди тех, кто пал. Провести с ними ночь. Но лучше пусть они умрут и станут нашими! — визгливо закончил Сол.

Сердце Блодвин колотилось. Слова Сола звучали безумно, но она знала, что магия откликнется, покорится ей именно этой ночью, ведь до рассвета рыцари будут умирать в ее славу. И если оживлять кого-то, возвращать душу, отбирая ее у Мор’реин, то нужно, чтобы вас связывали крепкие узы, а что может быть крепче обещания принцессы и ее защитника? Они вернутся к ней, она сможет их удержать. Сегодня — сможет.

Блодвин знала, что ей не нужно беспокоиться о том, как бы проскользнуть мимо стражников: Сол может окутать ее своей черной, беспросветной магией и перенести в лес. Она кинула взгляд поверх города. Туда, где гасли все огни. В место, которое было полем боя древних битв, где остались лежать кости тех, кто сложил головы за ее предка, первого короля Афала. Хотела бы Блодвин добиться такой же преданности…

— Идем, — выдохнула она, словно сдаваясь.

Если ей не удастся сотворить заклинание в эту ночь, то не удастся никогда.