Те, кто уличен в преступлении, могут очистить честь поединком. Если же обвиненный не может сражаться или если его проступок слишком серьезен, дело будет рассмотрено судом присяжных Афала. Перед судом надлежит допросить преступника и дать ему возможность раскаяться в содеянном.

Законы Эйриу. О суде. Часть 1

— Вот дерьмо!

Проходя мимо закрытых дверей, Рона услышала сдавленную ругань и грохот. Оглянулась, встретилась взглядом со скучающим стражником, который стоял, привалившись к стене. За проведенные во дворце несколько дней Рона успела выучить, что эти покои принадлежат Брианне, а потому насторожилась: не помнила, чтобы та ругалась прежде, да и этот шум… звучал подозрительно. Охуеть как подозрительно, сказал бы Кер. Несмотря на безучастность стражника, Рона кинулась к двери и навалилась на нее плечом.

Брианна стояла над поваленным стулом, в руке сверкал меч. Оглянувшись на Рону, Брианна смущенно потупилась. Покраснела — то ли от стыда, то ли от того, что прыгала по покоям с оружием и запыхалась. Оставив дверь приоткрытой, чтобы стражник ничего дурного не подумал, Рона скрестила руки на груди и усмехнулась:

— Ты поборол этот стул, мои поздравления!

Брианна отбросила со лба прилипшую прядь. Волосы у нее слегка вились, и Рона попыталась представить их длинными локонами. Почему-то не удавалось увидеть Брианну как леди, вроде тех, чьи взгляды скрещивались на Роне: разодетую в платье, с позвякивающими украшениями с каменьями, с медовой улыбкой. Впрочем, и на рыцаря Брианна не была похожа. Рона привыкла видеть в ней нескладного юнца, точно как она сама. Быть может, поэтому встревожилась, когда вдруг решила, что на Брианну могли напасть. Они делили одну судьбу.

— Ты… из-за грохота тут? — пробормотала Брианна.

— Сложно было не услышать.

Хотя с мечом Брианна смотрелась нелепо, Рона подумала, что это лучше молитв, глупых слез и унижения перед Служителями. Наконец-то Брианна поняла, что Мор’реин не откликнется на ее мольбы, что Вороньей Богине плевать — ее волнует только горячая кровь и жертвы. Если хочешь выжить, учись драться.

— Чего ты не на ристалище? И Эньон, и Моргольт будут рады подраться с кем-то еще для разнообразия.

— Я… я негодный боец, и ты это прекрасно видишь! — прикусив губу, выдавила Брианна.

Боялась, что над ней станут смеяться? На сражения на ристалище нередко приходили поглазеть, и опозориться перед двором было бы глупо для рыцаря, претендующего на роль королевского защитника. К тому, что Моргольт обезоруживал Эньона, относились обыденно: честный и красивый бой, такие зрелища в Афале уважали. Но Брианна была настолько неловкой, что могла споткнуться о собственный меч или запутаться в ногах.

— Хочешь — сразимся в саду, там никто не станет подглядывать, — предложила Рона. Ей все равно было нечем заняться, хотелось размяться. Надоело бить воображаемых врагов.

Глянув на нее исподлобья, Брианна будто пыталась найти подвох, но Рона только открыто улыбнулась. Ей нравилось биться со Скеррисом, и только теперь, когда его не было рядом, она поняла, насколько ей нужно это: выплеснуть страх, горе и отчаяние, потеряться в блеске клинков. Ее тоже не привлекало ристалище, потому что Роне не нравилось прикованное внимание, не нравилось, как ее называют Серебряным рыцарем и прославляют. Легенда уже жила вне ее, хотя Рона ничего не делала, и она не желала подкидывать в этот костер еще больше дров.

Отвлечься в драке с Брианной было бы полезно. Хотя, конечно, она не собиралась колотить хрупкую соперницу, как Скеррис бил ее.

В сад они пошли вдвоем. Никто не удивился, увидев рыцарей вместе, и встретившиеся им по пути придворные только бросили на них любопытные взгляды. Рона чувствовала, как у нее вспыхивают кончики ушей. Нигде во дворце ей не удавалось остаться одной. В родном северном замке она часто блуждала в одиночестве, а тут наталкивалась то на гостей, то на слуг, ни шагу не могла пройти, не завязнув в очередном бессмысленном разговоре о Турнире и грядущем поединке.

Затупленные мечи они нашли возле ристалища и направились в сад. Первый снег почти стаял, оставив грязные разводы, а пышные розовые кусты облетели — жаль, Роне хотелось бы полюбоваться на них в цвету. Черные переплетения веток казались нарисованными, перепутывались, как будто кто-то разлил чернила. Молчаливость Брианны угнетала, она шагала, как на казнь, как в круг вороньих камней.

— Ты виделась с Эньоном? — спросила Рона, желая развлечь ее. — Он невесть что о себе возомнил, хвастает перед леди, а они и рады слушать. Разок победил Моргольта и уже решил, что он достоин принцессы!

Признаться, Рона была к нему несправедлива: наверняка Эньону удавалось обыграть рыцаря Исельт не один раз. Но заносчивость Эньона Роне совсем не нравилась. После всего пережитого ей казалось неправильным хвастать подвигами. Подробностей Эньон двору не рассказывал — возможно, побаивался Служителей, — но это же шло его россказням на пользу. А им нужно было кого-то слушать.

— Он, кажется, заигрался, — признала Брианна. — Не знаю… я недавно говорила с Невиллом. У него что-то в глазах. Они темные и страшные, и зрачки — как спирали, — заключила она и тонким пальцем изобразила маленький смерч. Рона хмыкнула.

Насколько она знала, Невилл проводил время с семьей, с братом. Не самый неразумный выбор, если тебе осталось недолго; Рона тоже радовалась каждому случаю увидеть Гвинна. А в Невилле спала магия, которая могла его же и разорвать.

Должно быть, Брианна выяснила, что ей придется драться с Невиллом. Йорген мог ей рассказать, как и Роне. Она не видела, как Брианна заглядывает к лекарю, но та умела быть незаметной, совсем тихой. Жаль только, в бою это ей совсем не поможет.

Поставить ее против Невилла было справедливо. Эньон просто разрубит Брианну пополам; Рона хотя бы могла предугадать удар и отскочить благодаря жестоким урокам Скерриса. Но и магия пугала, колдовство Невилла пахло грозой, и Рона будто бы слышала близящиеся раскаты грома. Она понимала Брианну, суеверно поежившуюся. В тонком теле мальчишки было столько силы, что она выкручивала его суставы, как говорил Йорген. Оставалось надеяться, что он и сам не умеет с ней управляться, что сделает его легкой мишенью…

Нет. Ужасные мысли. Рона и сама не знала, кому из них желает выжить. Ей жаль было Невилла, которому семья присудила отправиться на Турнир, поскольку его более умелый брат добился почетной должности при дворе и верно служил королеве. Она жалела и Брианну, которую насильно приволокли Служители, ее, умеющую не драться, но слагать баллады и петь.

Когда они скрестили мечи, Рона забыла обо всем, отдалась ритму схватки. Она не пыталась победить Брианну или вырвать из ее руки меч, а учила понемногу отбиваться. Замедлить замах нарочно, чтобы дать ей шанс отбиться, тоже было испытанием. Рона могла бы вывернуть руку, резко ударить снизу вверх. Был бы острый клинок — Брианна бы захлебнулась кровью. Но Рона позволила ей неуклюже отбить удар. Понемногу смелея, Брианна попыталась напасть, взмахнула мечом. Взгляд выдавал ее, этому Скеррис сразу научил. Никогда не смотри туда, куда собираешься бить. Играючи Рона оттолкнула ее меч, улыбнулась, подначивая. Сердито пыхтя, Брианна била снова и снова, натыкаясь на плотную защиту.

Когда они обе выдохлись, Рона объявила перерыв. Отошла к каменной скамейке, но сидеть на ней было бы холодно; прислонила меч, стояла рядом, потягиваясь, как кошка. Раззадоренная Брианна еще несколько раз провернула в руке меч — как Рона показала. Но она по себе знала, как потом ноет все тело от излишних тренировок, потому дала Брианне выдохнуть.

— Ты меня совсем не боишься, — сказала Брианна, казавшаяся особенно уязвимой. Подошла, хрустя полурастаявшим снегом. — Потому и возишься со мной. От скуки. И потому что знаешь, что я не стану серьезным соперником. И все же… я благодарна тебе. Мне не хотелось быть одной в эти дни. Моя родня… они не приехали на праздник, но я даже рада, что они не увидят этого.

Бедная, одинокая девчонка… Рона покачала головой. Наверное, она была бы такой же потерянной, если бы у нее не было Блодвин, Кера, если бы Гвинн не вырвался с севера, чтобы провести с ней последние дни — наверняка наперекор воле Служителей. Ей захотелось обнять Брианну, потрепать по волосам, как делал отец, когда хотел успокоить, но колючая неловкость не позволила Роне подступить ближе. Она же знает тайну Брианны, вдруг превратно поймет…

— Ты не одна, — успокоила ее Рона. — Мы все в этом. В ритуале, в бойне. Единственное, что нам остается, — это сражаться, и ты правильно делаешь, что не опускаешь руки.

Но кого-то из них поджидала смерть — так предначертано. Если только никто не разорвет круг, а Рона пока что не могла придумать, как это сделать.

***

Дни при дворе медленно сводили Рону с ума. Для гостей ежедневно устраивали ужины, приглашали музыкантов. Как-то боязно было думать, сколько денег из казны было потрачено на эти увеселения. Рона не танцевала больше, даже если Блодвин появлялась на ужинах, не хотела, чтобы двор судачил еще больше. Держалась поближе к Брианне, поддерживала неловкие разговоры о балладах, о музыке и о севере — россказни Роны ее отвлекали. Могла перемолвиться с Тристаном несколькими словами, с ним было легко, он рассказывал Роне о прошлом Турнире, за которым наблюдал еще мальчишкой. Тогда рыцари казались ему неведомыми героями, существами из иного мира, вроде Ушедших. По усталому лицу Тристана блуждала мечтательная улыбка.

Хотя Рона старалась быть тихой и осторожной, девицы Краннан осаждали ее, как крепость: Айрис мелькала вокруг, смеялась, одаряла улыбками, а Видана, хотя и была скромна и робка, как дикий зверек, непременно держалась поблизости. Что-то трогательное было в ее взгляде, и Рона смутно догадывалась, что леди в нее влюблена. Глубоко и безнадежно.

— Сир Аэрон, вы ведь не боитесь драки? — щебетала Айрис. Она сидела рядом и отщипывала виноградинки от пышной ветви. — Никто из них не дерется так хорошо, как Скеррис, так что будущие испытания покажутся разминкой! Ну правда же?

Ей хватило совести не говорить этого при Брианне, Эньоне или Невилле, но Роне в уши въелся смех. Эта беззаботная девчонка не знала, что такое смерть. Ей повезло, что Служители избрали брата, а не Айрис, чтобы втянуть ее в кровавую игру. Ее яркая улыбка застыла бы в ужасе, стоило бы Айрис увидеть, как татцельвурм раздирает на части рыцаря, услышать, с каким влажным звуком рвется мясо, как с хрустом ломаются кости.

— Скеррис был достойным противником. Но другие… у них иной подход. Иные сильные стороны, — рассуждала Рона, стараясь не поддаваться этому жуткому разговору. — Я знаю только то, что буду сражаться честно.

— Вы очень скромны, — негромко сказала Видана. — Дядя учил вас?

— Да, миледи. Он прекрасно умеет объяснять, даже если сам не способен сражаться.

— Я бы многое отдала, чтобы посмотреть на его поединок.

Ее спокойное внимание отчасти напоминало Блодвин. Рона улыбнулась ей мягче. Видана не завоевывала, как ее сестра, но могла надолго запомниться метким замечанием. И все же при дворе суждено было блистать Айрис с ее неуместными восхищениями, со звенящим голоском, с яркими платьями, напоминавшими птичье оперение, а Видану ждала судьба скромной жены и матери где-нибудь на Побережье… Невольно Рона представила ее с убранными волосами, в простой рубахе, а не платье с вышивкой по рукавам, с мечом. Это было до странности уместно. То, чего не могло быть.

Видана не подходила для двора. А вот Рона, похоже, начала свыкаться.

Потому что это была ложь. Гвинн показал ей основы, но Скеррис учил ее, натаскивал. Он тогда уже знал, что она должна его убить. Он казался хреновым учителем, слишком ярко вспыхивал, слишком больно бил, но он научил Рону тому, что знал. Предугадывать удары и улучить момент для нападения. А это, как говорил Кер, самое главное.

Она врала, изображая умелого рыцаря, наследника гордого северного рода, или просто не хотела раскрывать то ценное, хрупкое, что принадлежало только ей?..

К счастью, сестры оставались скованы правилами приличия, а потому не могли увлечь Рону танцевать, если она того не хотела. Видана кружилась с Эньоном, и его широкое лицо озарялось довольной улыбкой в эти мгновения. Но Рона замечала, что девушка оглядывается на нее. Странно, но ее неприступность вызывала только больший интерес. Когда она пожаловалась на это Тристану, тот лишь сочувственно хмыкнул: он-то годами жил при дворе, на своей шкуре испытал то же.

А вот к тому, чтобы разыгрывать вежливость с Блодвин, Рона едва привыкла. Очень сложно почтительно обращаться к принцессе, чьи стоны еще звучали в ушах дивной песней. Она знала вкус ее губ, знала нежные вздохи, когда Рона ласкала ее груди и гладила острую кромку ребер, но на людях ограничивалась вежливым поклоном и несколькими словами, ничего не значащими. Старалась не заглядываться, но в ночные часы, когда Блодвин навещала ее, Рона не могла насмотреться на возлюбленную. Это превращалось в одержимость, помешательство. Не в силах утолить жажду, Рона снова и снова целовала ее, пока губы не начинали ныть.

Сегодня Рона наблюдала издалека, как Блодвин готовится к важной встрече. Замечала, как та взволнованна, как поправляет тонкие черные перчатки. Они разминулись в широком коридоре, раскланялись, но Рона уже не могла выбросить из головы бледное лицо Блодвин, поджатые губы, тревогу в синеве глаз. Ей хотелось быть рядом, чтобы поддержать, но она даже не знала, что должно случиться. Неужели снова Служители?..

— Камрин Нейдрвен должна поговорить с принцессой, — рассказала Бретта, которую Рона подловила на лестнице для прислуги.

У Бретты всегда можно было узнать, что при дворе творится; известная сплетница, она с удовольствием разносила слухи. А еще служанка во всем старалась Роне угодить, возможно, желая понравиться Серебряному рыцарю. Рона выучила по лихим рассказам Скерриса, что облапать служанку вполне нормально для рыцаря, но никогда бы так не сделала. Стоило представить на месте девушки себя, ее всю передергивало от отвращения к похотливым рыцарям.

Но Бретта, похоже, совсем не прочь была покориться. Это-то и пугало.

— Разве Камрин не отлучена от двора после того, как Скеррис проиграл? — удивилась Рона. Она подавила вздох, хотя воспоминание о ее друге, залитом кровью, снова встало перед глазами. — На ужинах для знати она не появлялась.

— Это принцесса ее призвала, — пожала плечиками Бретта. — Говорят, хочет выйти за Дейна, — по секрету сказала она, заговорщически улыбнулась. — Сейчас сложные времена, и если соединить ветви Пендрагонов и Нейдрвенов, нас ждет благословение…

Этого Рона прежде не слышала. Не удивилась бы, узнай, что именно Камрин распустила слухи. Могущество, новая надежда… приятно думать об этом, когда твоя страна гниет заживо. Людям надо во что-то верить. Лучше бы они верили в себя.

Мысль о женитьбе Блодвин неприятно поскреблась под ребрами. Она будущая королева, она ведь должна… Замыслы о божественном могуществе были мечтой, которая могла и не сбыться, а королеве нужна опора и союзники, и в глазах многих подданных Блодвин утвердится на троне, только когда займет роли ипостасей Мор’реин: правительницы, чародейки и матери. Рона прикусила губу. В темном зале Гнезда эхом отдавались крики роженицы, корчившейся на алтаре…

Блодвин хотела избрать свой путь, хотела трон богов, но для чего тогда ей сдался братец Скерриса? О чем они договаривались с Камрин?.. Уж очень хотелось бы, чтобы о торговых сделках с вардаари, но Рона все никак не могла отделаться от видений, где ее Блодвин и Дейн соединяют окровавленные руки, смешивая силу Великих семей.

— Дейн здесь, во дворце? — спросила Рона, очнувшись от невеселых раздумий.

— Да, он прибыл вместе с матерью, но…

Не дослушав ее, Рона поспешила туда, к королевским покоям. Она уже неплохо разбирала дорогу, да и можно было обращать внимание на стражников, которых особенно много было у комнат принцессы. Тристан позаботился, чтобы никто не приблизился к Блодвин и не смог ей навредить. Дейна Рона заметила у стены напротив; она уже видела хрупкого юношу на пиру, но сейчас он предпочел более скромный наряд: белая рубаха, накинутый сверху зеленый кафтан. Он растерянно переминался с ноги на ногу — очевидно, с Блодвин говорила Камрин, а его оставили дожидаться снаружи. Хорош жених, если за него переговоры ведет маменька!.. Рона усмехнулась с особенным, удивившим ее удовольствием.

Ее приближение Дейн заметил не сразу, погруженный в свои мысли. При желании Рона могла бы выхватить клинок и кинуться на него, метя в сердце, но она подошла, нарочно громко шаркнув сапогом. Обернувшись, Дейн с испугом уставился на нее. Тонкое, юное лицо, знакомые черты — тот же разлет белых бровей. Только глаза на Рону смотрели яркие, голубые, отчасти похожие на глаза Блодвин, что подтверждало легенду о том, что Нейдрвены пошли от бастарда Пендрагонов.

Он узнал ее. Рону все теперь узнавали, хотя ей не нравилось подолгу оставаться с придворными: в сладких улыбках придворных леди ей чудился какой-то подвох, а лорды словно бы ощупывали, оценивали ее взглядом. Йорген снова повторял, чтобы она не привлекала внимания и не обнаружила себя. Здесь, во дворце, было гораздо больше свидетелей.

Но Дейн смотрел на нее, потому что помнил: она чуть не убила его брата.

— Сир Аэрон! — храбрясь, выкрикнул он. — Что вы…

— Нам нужно поговорить, — прошипела Рона. — О Скеррисе.

Лицо Дейна, такое хрупкое и нежное, ожесточилось. Обвинительный приговор читался в каждой его черте. Не таким уж он был и добрым, как рассказывал Кер, теперь Дейна разрывала изнутри ярость. Но еще сильнее — беспомощность, ведь он не был воином и даже не мог вызвать Рону, это была бы верная смерть.

— Вам недостаточно было измываться над моим братом на глазах у всего Афала? — с горечью спросил Дейн.

— Я был ему братом, — отрезала Рона. Он не верил ей, и она лихорадочно заговорила: — Я знаю, что вы, лорд Дейн, боитесь грозы, что у Скерриса шрамы от плети на спине, что он не любит щекотки и что дрожит во сне. Он научил меня драться. Когда мы только познакомились, дразнил меня щенком, потому что так его называет Камрин.

Оторопев от ее слов, Дейн не сразу нашелся с ответом:

— Братьев не калечат на потеху толпе.

— У меня не было выбора! Он не собирался сдаваться, хотел умереть героем!

— Тогда, может быть, нужно было ему позволить, — вздохнул Дейн. Он казался растерянным, поникшим, и Рона знала, что он тоже представляет, что сталось со Скеррисом после битвы. И, благодарение богам, он не видел этого. — Я… что ж, я вам верю. Что вы хотели обсудить? — справившись с собой, спросил он.

Догадался, что Рона не хочет ненужных свидетелей. Оглянулся на двери, ведущие в покои Блодвин, как будто боялся отойти подальше, чтобы не навлечь гнев Камрин. Но, поколебавшись, последовал за Роной, которая увлекла его дальше по молчаливому коридору. Стражники проводили их взглядами, но было бы бесчестно оберегать Дейна, как малое дитя, потому они позволили ему уйти. За Рону они вряд ли волновались: что рыцарю, способному убить лучшего клинка Афала, сделает его брат, не бравший в руки ничего тяжелее пера? Если так подумать, то Дейн был гораздо больше похож на невинную девицу, чем Рона.

Добравшись до покоев Йоргена, Рона втащила Дейна внутрь. Резкий запах трав и еще чего-то ядреного заставил Дейна невольно поморщиться, однако он с любопытством оглядывался по сторонам, подмечая склянки, связки высушенных растений. Йорген успел обустроиться, вокруг стопками лежали книги, громоздились ящики. Перетащил весь свой подвал?.. К счастью, Рона не увидела разделочного стола, на котором когда-то проснулась.

— Рон? — Йорген быстро сообразил, что не стоит называть ее по настоящему имени. Отстранился от письменного стола, прикрыл книгу, как будто боялся, что вошедшие увидят что-то запретное на ее пожелтевших страницах. — Что вы здесь делаете?

Рона догадывалась, что найдет лекаря в гостевых покоях, где Йорген сидел почти что безвылазно, если его не отвлекали дела Птицеголовых, вызывавших его в город. Очевидно, двор он считал менее интересным, чем исследования хвори.

— Это Дейн, брат Скерриса, — представила Рона смущенного юношу.

— Я догадался, — кивнул Йорген, усмехнувшись. — И что привело лорда Дейна в мое скромное обиталище?

Он держался гордо — должно быть, рассчитывал встретить такого же нахала, как Скеррис. Но Дейн только растерянно озирался и дожидался, пока Рона изложит, для чего же его сюда притащила. Робко улыбнулся, будто пытаясь защититься. Ему явно неуютно было в темной комнате Йоргена; тяжелые шторы приглушили солнечный свет, и все вокруг было каким-то смутным, как во время сумерек.

— Скеррис болен, — сказала Рона. — Хворью.

Дейн с недоверием посмотрел на нее.

— Могу показать руку, — неожиданно предложил Йорген.

— Ч-что? — вздрогнул Дейн. — Какую еще… Вы что, притащили ее сюда?! — его глаза испуганно распахнулись.

Йорген подвел его к столу, порылся в одном из деревянных ящиков сбоку, после чего поставил перед Дейном закупоренную банку, наполненную чем-то мутным, в чем плавала отсеченная рука. Рона, принюхавшись, уловила резкий запах — спирт. Дейн уставился на чудовищную лапищу, как зачарованный. На изогнутые черные когти, на неряшливо торчащие перья. Рука не разлагалась, и у Роны снова возникло неприятное, щекочущее чувство, что она еще жива. Одного когтистого пальца не хватало, и Рона с подозрением покосилась на Йоргена.

— И… откуда мне знать, что это его?.. — по-детски жалобно спросил Дейн.

— Ты сам видел, как я ее рубил, — напомнила Рона. — Дейн, я все знаю. И про то, что Скеррис не сын Камрин, и про то, что она решила отдать его в жертву нарочно. Он рассказал мне, когда заболел.

— Я… догадывался, — не глядя на нее, признался Дейн. Что-то в переплетениях гнилой плоти и перьев захватило его внимание. — Я мог бы настоять, заставить его признаться, но… Но что я мог сделать? Вызваться на Турнир, чтобы погибнуть? Я верил, что Скеррис может победить! А он… выходит, он сдался из-за хвори? — догадался Дейн. — О, Богиня…

— Да. Задумал погибнуть человеком, пока не обратился в чудовище. Скеррис не хотел оказаться на костре еще живым, как больные, он хотел костер для одного из героев… Ты и сам знаешь, насколько он бывает упрямым. Не волнуйся, теперь ему… лучше, — выдавила Рона. Ложь. Когда она последний раз видела Кера, он выглядел почти что мертвым. — Я просто хотел, чтобы ты знал. Твой брат запросто зарубил бы меня, будь это честный бой, но он сам решил погибнуть. Я бы сделал ради него что угодно…

Но она нарушила уговор. Чего она на самом деле хотела от Дейна, прощения?

— Если ему лучше… выходит, Служители лгут? Хворь можно победить? — тем временем спросил Дейн.

Йорген покосился на Рону. Как будто спрашивал, могут ли они рассказать обо всем Дейну, но та лишь пожала плечами. Она знала, что семья Скерриса никогда не была особенно верующей, он плевать хотел на Воронью Богиню, пока не столкнулся с хворью, а Камрин и вовсе задумала обмануть Служителей, подсунув им бастарда без Великой крови.

— Не победить, а замедлить, — строго поправил Йорген. — Хотя это не поможет с распространяющейся болезнью. Хворых слишком много. Гораздо больше, чем лордов и леди Великой крови.

— Мы поили его кровью, — подсказала Рона. — Это единственный способ остановить гниль.

Сначала на лице Дейна мелькнуло отвращение, но потом он сдержанно кивнул.

— Я могу… если ему еще нужно… — робко сказал он. — Скеррис точно в порядке?

— Настолько, насколько это возможно, — смилостивившись, ответил Йорген. — Но я навещаю и слежу за ним. Гвинн все время рядом и делится кровью.

— Прости. Наверное, неприятно это все слушать, — вздохнула Рона, коснулась его плеча, задержала ладонь, и Дейн с благодарностью кивнул, — но я хотел показать… Твой брат не трус, который сдался на Турнире. Он просто… был в отчаянии. На самом деле он сильный, — улыбнулась она. — Мне казалось, тебе важно будет это узнать. И… Скеррис звал тебя, пока был в бреду после поединка. Он в тебя верит.

— Спасибо, — слабо улыбнулся Дейн. — Я рад, что у него есть друзья, которые о нем позаботились, когда я не мог.

Йорген хмыкнул. То ли не оценил, что ему приписывают дружбу с человеком, который интересовал его в качестве испытуемого, то ли тоже, как и Рона, мимолетно подумал, что Дейн мог бы и явиться в лагерь, потребовать отвести его к раненому брату… но он этого не сделал. Боялся недовольства родни, а может, не хотел, чтобы его видели рядом с опозоренным Скеррисом.

— Гвинн сказал, ты что-то знаешь об уроборосе, — неожиданно заявил Йорген. Он стоял, скрестив руки на груди, и внимательно рассматривал Дейна, будто оценивал. Рона покосилась на лекаря. Она тоже слышала об этом самом уроборосе от Блодвин. Так и не уяснила, враги им заговорщики или друзья.

— Я… да, я думаю, что это важно… — смутился Дейн. — Значит, Кер получил знак?

— Да, и он ничего не понял, — хмыкнул Йорген. Очевидно, многого он от Скерриса не ожидал, тонкие губы поджались. — Если тебе есть, что сказать…

— Не слишком многое. Я знал, что мать переписывается с кем-то… Хотя она всегда посвящала меня в торговые дела, чтобы научить, от этих писем просила держаться подальше, — пояснил Дейн. — Я видел символ на сургуче, и мне стало любопытно. Змея — родовой знак, но то изображение было… другим. Я стал просматривать исторические хроники, пока не наткнулся на легенду о том, что это было знамя родоначальника Нейдрвенов. Медраут, он…

— Он? — переспросила Рона. — Ты уверен? Это… странное имя, — оправдалась она, когда на нее обернулись.

Она вспомнила гобелен, виденный здесь, во дворце. Сплетение нитей. Длинные белые волосы. Ты давно не приходила, Медраут… Все перемешалось в мыслях, но разгадка забрезжила где-то совсем рядом.

— Говорят, это было дитя Артура и одной из Ушедших, — понизив голос, сказал Дейн. — Конечно, семейный летописец мог и наврать, лишь бы сделать его более значимым. Но сложно отрицать, что у нас белые волосы, не как у других людей.

И сведения о нем — о ней! — пытались спрятать, если Дейну пришлось докапываться до них в старинных летописях. Порождение Ушедших, воин, который, как думала Блодвин, ранил Урса в одной из битв. Ради чего ребенку восставать против родителя? Рона не могла этого представить; но глаза Скерриса так яростно вспыхивали, когда он говорил о жестокости Камрин, о безразличии отца. Был ли Урс хорошим отцом? Хорошим королем?..

Если Медраут убила Урса, неудивительно, что ее пытались предать забвению. Но семья выжила, долгие годы служила Пендрагонам, а теперь пыталась возвыситься снова, используя деньги купеческого союза и коварные планы Камрин. Объединить семьи, обрести власть… В жилах Дейна и правда текла сильная кровь, кровь сидов.

— Я нашел медальон с уроборосом в вещах отца — сейчас он на юге, — сказал Дейн. — Они что-то замыслили. Видимо, благодаря участию этих… заговорщиков Камрин планировала устроить Скеррису победу. Если бы не хворь, им бы все удалось.

Рона покачала головой. Вспомнила опасную, оскалистую улыбку Корака. Чародей совсем не боялся Служителей, как будто за ним стояла какая-то сила. В последние дни Рона подумывала подпалить подаренное ей перо, но боялась зазря потратить его на расспросы. Кто знает, с чем придется сражаться потом и не понадобится ли им помощь…

— Мне жаль, но это все, что я выяснил, — прошептал Дейн. — Я постараюсь узнать больше, я поищу в ее бумагах.

— Только не рискуй, — попросила Рона. — Спасибо за помощь. Я… кое-что слышал про Медраута. Не знал, что он ваш родственник.

— Я сам до недавнего времени не знал его имени. Принято говорить о бастарде Пендрагонов, но его никогда не называли… Если так вдуматься, странно! — Дейн развел руками. — Но я видел зарисовку знамени — никаких ошибок, там тот же змей.

Медраут боролась с Артуром, боролась… с Мор’реин? Люди уробороса обманывали и подтасовывали результаты Турнира, они не нападали на Служителей напрямую, но использовали деньги и власть, чтобы расстроить их планы. Они наверняка знали о подставных рыцарях, о девушках на Турнире, а потому пытались продвинуть Скерриса, чтобы ослабить Служителей. Рона, привыкшая прорубать путь силой, впервые задумалась, что эти незаметные способы борьбы были действенными. И если бы не хворь…

— Давай я провожу, — предложила Рона. — Надеюсь, мать еще не разыскивает тебя по всему дворцу.

Дейн улыбнулся совсем невесело, но спорить не стал. Он старался идти не оглядываясь, хотя на столе Йоргена все еще стояла банка с рукой Скерриса — жуткий трофей… Дейн молчал, медленно шагал, глядя себе под ноги — лишь бы не запнуться. О чем-то размышлял. О Медраут, о рыцаре, которого пытались забыть?

— Ты и правда хочешь жениться на Блодвин? — не выдержала Рона. Не только любопытство кусало ее изнутри, но еще и ревность. Да, это была именно она, как вдруг осознала Рона, это острое, как удар меча, чувство.

Если так подумать, жених вроде Дейна Блодвин удобен: он не стал бы ей перечить, а его таланты договариваться и торговать могли хорошо послужить короне, коль уж Блодвин решила дружить с вардаари. Но служить Эйриу Нейдрвены могли и без брака с принцессой. Роне хотелось недовольно заворчать, как сердитой собаке.

— Я… это мой долг, — пробормотал Дейн. Он совсем не похож был ни на радостного жениха, ни на мечтательного Тарина, на лице которого играла улыбка, когда он говорил о будущем.

— Долг, предназначение, судьба! Брехня это все. Мы сами выбираем, кто мы есть! — заявила Рона. — Я должен был погибнуть давным-давно! Но вот я здесь, и я смог доказать, что достоин жизни, достоин… быть рыцарем.

— Вы со Скеррисом похожи. Он всегда был смелым. У меня не хватит решимости.

Рона с сожалением покачала головой. Сознавала, как сложно бывает воспротивиться силе, которая владеет твоей жизнью. Она видела на спине Скерриса шрамы, цену его неповиновения. Но ей было жаль Дейна, готового подчиняться, отдать всего себя ради чужих замыслов. Попрощавшись, Рона исчезла раньше, чем Камрин призвала Дейна. Не хотелось встречаться с ней, потому что Рона наверняка не сдержалась бы и рявкнула ей что-то, совершенно недостойное рыцаря.

Заняться ей было нечем, а попасться на глаза вертихвостке Айрис или кому-то из ее подруг совсем не хотелось: Рона не умела быть грубой с леди, по-своему жалея их, а потому отвязаться от назойливого внимания не смогла бы. В саду она не нашла Брианну, хотя обычно они разминались вместе. За несколько дней не вылепишь из испуганной девчонки воина, Брианна все еще неловко размахивала мечом, но по крайней мере не выглядела так, будто хочет бросить оружие и убежать. Руки зудели, хотелось драки. Рона даже подумывала отыскать Эньона: уж он никогда не откажет…

— Рон! — Она услышала шаги за спиной, обернулась резко и чуть не врезалась в Тристана. — Слава… всему, что я тебя нашел. Ты не занят? — придержав Рону за плечо, спросил он.

— Да нет, — удивилась Рона. — Случилось что-то? Насчет Турнира? — прищурилась она, стараясь по встревоженному Тристану угадать, какую херню подготовили Птицеголовые.

Битва близилась — им осталось три дня. Неужели Служители перенесли поединок? Передумали устраивать его в жадных до крови вороньих камнях?

— Нет, я, признаться… Я хотел бы, чтобы ты сопровождал меня к Исельт, ее нужно допросить перед судом, — сказал Тристан. — Принцесса говорила, что ты кое-что знаешь о Вороньих Матерях, а потому сможешь определить… признаки.

Исельт Рона видела издалека, на пиру, во время которого разыграл представление Арнве. Чарующая, волшебная красота, от которой волосы на загривке вставали дыбом: это было неправильно, опасно. Звериное предчувствие отталкивало Рону прочь, но в то же время она не могла оторвать взгляд. Боялся ли Тристан попасть под это очарование? Или просто тревожился перед встречей с бывшей невестой, которой нужно будет посмотреть в глаза?

— Конечно, идемте, — кивнула Рона. — Если от меня требуется только смотреть, я всегда к вашим услугам, сир Ривален.

Он несмело улыбнулся.

Вслед за Тристаном она дошла до дома стражи, потом повернула к тюрьме. На севере никто не стал бы выстраивать отдельную темницу для преступников, их просто кидали в яму до суда. Считалось, что крестьяне не имеют права на поединок, поскольку в них нет рыцарской чести. Суд вершил Гвинн, а Анеддин, его командующий стражей, исполнял, запросто взмахивал мечом. Роне это всегда казалось бесчеловечным, особенно когда руку отсекали рыдающему пареньку, с голоду ставшему вором. Но зная, что пыталась сотворить Исельт с ее отцом, Рона хотела бы видеть ее красивую головку на плахе.

— Скоро состоится суд. Принцесса договорилась с леди Нейдрвен, что она будет представлять купеческий союз вместо мужа, а потому нам не придется дожидаться возвращения Селвина с юга, — пояснил Тристан. — По закону обвиняемый может раскаяться, тогда наказание могут присудить мягче. Да и леди Блодвин попросила меня проверить, что Исельт может сказать, как станет оправдываться.

Рона покивала. Она скорее готова была поверить, что хитрая Блодвин желает надавить на чувства Исельт, поставив перед ней Тристана. И обвинить принцессу не в чем: Тристан ведь командир рыцарей, кому, как не ему, заниматься столь серьезными допросами. Договорившись с высоким стражником, который сторожил неприметную дверь, Тристан толкнул ее и обернулся на Рону.

Привыкнув к роскошным покоям белокаменного дворца, Рона невольно подумала, что обиталище Исельт было совсем небольшим, скромным. Шагов двадцать сделаешь — упрешься носом в стену. К стене же была прислонена узкая кровать, у окна стоял стол, за которым сидела Исельт в простом белом платье. Из распахнутого окна пахло свежестью, и, похоже, Исельт даже позволяли вымыться и уложить волосы. Условия не слишком щедрые, но подходящие для высокородной леди.

— Леди верх Килвинед, — позвал Тристан, — нам нужно поговорить.

Она обернулась, рассчитывая встретить Тристана с усмешкой. Вот только не думала, что он кого-то с собой приведет. Если замысел был в том, чтобы взбесить Исельт напоминанием о Гвинне, он вполне удался. Роне аж поежиться захотелось от ее полыхающего взгляда. Или спрятаться за Тристана.

Она была рыцарем. Ладонь на рукоять меча — стало легче. Рона привалилась к стене, осталась позади, наблюдала. Исельт ничуть не походила на больных хворью, да и беременность пока что не была заметна. Она сидела, расправив подол платья, сложила руки на коленях. Нечастная леди, по ложному обвинению заточенная в тюрьму. Обвинение и правда было ложным, но насчет невиновности Исельт Рона сомневалась. Она посмотрела на стол, на перо в чернильнице.

— Что вы писали? — спросил Тристан, нарушив мучительное молчание.

— Стихотворение, — глядя вниз, вздохнула Исельт. Ресницы дрожали. Длинные, тенями исчертившие ее бледные щеки — красиво… — Разве ты не помнишь, что я всегда любила хорошую поэзию? Если бы у меня была лютня… Жаль, стражник сказал, что не дозволено.

— Потому что струнами можно удушиться.

— Ну что ты, — ласково улыбнулась Исельт. — Я бы не навредила нашему ребенку.

Тристан хотел что-то сказать, но не нашелся. Стоял, глядя в ее глаза, очень долго. Облизал губы.

— Сир Ривален! — позвала Рона. — Мы, помнится, пришли поговорить о суде.

Вздрогнув, Тристан помотал головой. Пытался проснуться, отряхнуться или соглашался так с Роной? Каким-то деревянным шагом он отошел от Исельт, как от опасного зверя. Она продолжала улыбаться, когда перевела взгляд на Рону, но что-то неприятное, темное было в ее взгляде.

Блодвин говорила, Вороньи Матери могут влиять на чужой разум. Рона не могла понять, это надуманный страх сдавил ее или чуждая магия тисками объяла виски.

— Я ничего не знаю об отравлении посла вардаари, — сказала Исельт, прижав руку к сердцу. — Что с ним?.. Он жив?

— Только благодаря лекарям, — холодно ответил Тристан.

Исельт незачем было убеждать их в искренности: и Рона, и Тристан знали, что она невиновна. В этом. Она не собиралась травить Арнве. Как она хотела убить Блодвин? Только принцесса отделяла Исельт от того, чтобы заявить права на престол. Рона видела в Исельт знакомые черты: тонкие губы, прямой нос; доказывать право крови не понадобилось бы.

— Отравление Арнве напоминает то же, о чем рассказывал сир Гвинн. Он почувствовал себя дурно после вина, а потом ничего не мог вспомнить, — подсказал Тристан. — Он сказал, что вы приворожили его, миледи, и хотели поработить его волю. Такое же колдовство вы хотели совершить с Арнве Бругерсоном?

Было заметно, что эта обвинительная речь тяжело ему дается, но Тристан продолжал чеканить слова.

— Он!.. — Исельт задохнулась, как будто воспоминания о Гвинне были слишком болезненными. Взгляд вновь метнулся к Роне, обжег.

Но Исельт постыдилась проклинать Гвинна, якобы взявшего ее насильно, при племяннике. Она не могла одновременно изображать нежную испуганную леди и пойти на такое бесчестье.

— У вардаари много врагов при дворе, это ведь их человек убил королеву, да будет ее душа спокойна в чертогах Мор’реин… — оправдывалась Исельт. — Кто угодно мог подговорить того мальчишку, слугу!

— Значит, это случайность, что судьба Арнве такова же, как у Гвинна?

Исельт молчала. Она не отпиралась, не кричала. Она знала, что Тристан не станет ее щадить, потому что знает ее. Потому что они были связаны.

— Вы знали, что Ингфрид прибыл в Эйриу под чужим именем?

Ингфрид? Рона покосилась на Тристана. Она слышала это имя, оно шелестело в разговорах при дворе… Военный вождь — как там было?.. — ярл вардаари! Первый из ярлов, самый достойный. Она вспомнила человека, которого видела в покоях — единожды, с тех пор «отравленный» не показывался. Он не был похож на короля; Блодвин, которую Рона целовала, не была похожа на величественную королеву. Они были людьми, такими же, как остальные.

— Вы знали, что рискуете. Это должно было того стоить: заполучить в свои сети ярла, не обычного посла, но правителя Островов. Тем более, вы долгое время сотрудничаете с вардаари…

— Это всего лишь торговые договоры! — изумилась Исельт.

— Я знаю, что Мархе умирает. В его преклонном возрасте — неудивительно, и все же… может, здесь также замешана отрава. Так уж вышло, что у ярла Ингфрида нет жены…

— Ты ведь считал, что я хочу его убить! — растерянно покачала головой Исельт.

— Мы считаем, вы хотели очаровать его. Но, вероятно, вардаари не столь легко усваивает зелья, которыми вы поили сира Гвинна, и это едва не убило Ингфрида.

Рона, расслабленно наблюдавшая за ними, вдруг почувствовала это. Удар. Хлесткая сила, вдавившая ее в стену. Тристан покачнулся, поднял руку к голове, потер висок, на котором извивался старый шрам. Что он ощутил? Просверк головной боли? Рона тяжело дышала, как будто ей переломали ребра. Сила была ощутимой, давящей. Ненаправленной — Исельт попросту боялась!

Стоило перевести взгляд на пол, Рона аж вздрогнула. Ей как будто глаза промыли холодной водой: она видела извивающуюся тень, нелюдскую, похожую на склизкий клубок. Она ворочалась, тянулась к Тристану, как будто желала поглотить. Назад, нужно было сказать, чтобы он отступил, но язык не слушался. Рона поняла, что от испуга так сжала челюсти, что их впору разжимать клинком.

— Простите, мне что-то… нехорошо, — сказала Исельт, стараясь сохранить лицо. Прижала руку к животу — защищала?.. Ей тоже было больно?

— Это мне нужно просить прощения, — неохотно ответил Тристан. — Все обвинения будут предъявлены в суде, но вам пошло бы на пользу сознаться. Если захотите… Напишите и передайте стражнику, — посоветовал он, указав на бумаги на столе.

Слишком легко сдался, пощадил! Рона с досадой поглядела на Тристана. Исельт испугалась. Был это ужас от того, что ее загнали в угол, или страх за дитя? Она уже потеряла одно. Она была уязвима. Но Тристан даже теперь не захотел причинить ей боль — он всего лишь должен был спросить, не хочет ли она раскаяться. Попытаться убедить. Таков закон.

Рона пропустила Тристана вперед. Оглянулась на Исельт. Та уже не смотрела на нее, разглядывала что-то в окне. Казалась спокойной, но Рона чуяла, сколько ярости и силы под тонкой кожей прекрасной леди. Блодвин была права: леди Исельт опасна, как занесенный клинок. Никогда не знаешь, когда ударит. Возможно, сама еще не научилась управлять силой, дарованной Мор’реин, но существо, которое было у нее внутри, тоже жило, тоже злилось, тоже хотело чего-то… крови?

Отвернувшись, Рона закрыла дверь, та глухо стукнула. Кивнула стражнику, который с грохотом задвинул засов. Если Исельт захочет вырваться, эта жалкая преграда ее не сдержит, но пока что та умело разыгрывала свою роль. Однажды это сработало, когда она обвинила Гвинна, и она могла бы избежать последствий, если бы не упрямство отца Тристана. Он от многого уберег сына, даже если Тристан этого поначалу не понимал — даже забавно…

Тристан дожидался ее снаружи. Как будто пытался отдышаться, жадно глотал холодный воздух. Проходившие мимо стражники с любопытством поглядели на него, но ничего не сказали и поспешили по своим делам. Рона остановилась рядом.

— Я глубоко признателен… — начал Тристан.

— Ох, да ладно вам! — воскликнула Рона. Потянулась к Тристану, по-простецки обняла его, похлопала по спине. Тот сначала окаменел, а потом несмело приобнял Рону тоже; это до нелепости напоминало те неловкие объятия с Гвинном. — Вы хорошо держались, — отстранившись, улыбнулась Рона.

— Ты тоже. Спасибо, что одернул. Она… и правда уже не та Исельт, которую я помню.

— Знаю, — успокаивающе сказала Рона. — Зато теперь мы видели, что она одна из Матерей. Осталось доказать это в суде.

— Может, и получится… — задумался Тристан.

Рона шла рядом с ним к дворцу, и молчание было уютным, спокойным. Им о многом надо было подумать. Об Исельт, о… Все могло быть иначе. Если бы Гвинн женился на ее матери; если бы рассказал Тристану про колдовство Исельт; если бы они не дрались. В каком-то другом мире Рона могла бы называть Тристана дядей — побратима отца. Он мог бы учить ее сражаться.

Все еще могло быть.