Вечерние сумерки накрывают собой остров, укутывая его в сиреневую туманную дымку. С балкона открывается обзор на море: днём уже достаточно тёплое для купания, а вечером немного прохладное, но спокойное, едва заметно шелестящее волнами.
Тихий вздох не получается удержать: знал бы кто, как сильно он уже устал. Устал бороться, устал от того, что жизнь, кажется, остановилась и заледенела, точно её поставили на паузу.
— Эй, ты здесь? — темноволосая макушка заглядывает на балкон, а глаза смотрят встревоженно, преданно, любяще, — Чжан-лаоши, пойдём в комнату.
Чжэхань оборачивается на обращение и немного трясёт головой, прогоняя очередной приступ беспомощности. Он напоминает себе: да, у него украли многое. Но не всё. И то самое бесценное ни у кого украсть не вышло.
И никогда не выйдет.
Ведь пока у Чжэханя есть Цзюнь, как бы невыносимо ни было, назло всем, он будет чувствовать себя живым.
Чжэхань ни в коем случае не сдастся, не проиграет, не опустит руки. Не только ради самого себя, но и ради Цзюня, который усердно трудится, но чувствует себя бесконечно одиноким среди беспрерывно звучащей музыки, высокой моды и огромного количества людей.
Осознавать это больно, но теперь в глазах Цзюня больше не сияют огни радости.
Да, в любой фотосессии Цзюнь не изменяет себе: всегда изящен, прекрасен, красив, словно какой-нибудь аристократ из древности. Но ни в одном образе не отыскать теперь взгляда, в котором светятся блеском искренность, открытость и жизнерадостность.
Как точно было сказано, тому, кто останется, будет тяжелее.
Но, когда они оставались наедине, что-то неуловимо менялось. Потухший свет в глазах Цзюня загорался вновь, пусть и не так пылающе и выразительно, как это было раньше. До того, как случилась беда. До того, как они оба познали разочарование.
И всё равно, несмотря на все перипетии, в моменты единения с Чжэханем, блики печали во взгляде Цзюня развеивались, уступая место тихой нежности.
И только ради этого Чжэхань был готов не просто жить, а идти вперёд, преодолевая все препятствия.
Лишь бы эти глаза подольше и почаще, насколько это было возможно в их случае, сияли счастьем.
— Да, Цзюнь-Цзюнь. Иду, — Чжэхань слегка улыбается и наконец заходит обратно в комнату.
Внутри царят уют и комфорт, хоть и пробыли они тут всего неделю.
— О чём задумался, Чжан-лаоши? —Цзюнь мягко приобнимает Чжэханя за плечи и заглядывает в глаза, в поиске ответа.
— Ни о чём, — Чжэхань мотает головой, — разве что о том… Что всё хорошее всегда очень быстро кончается.
— Чжан-лаоши… — услышав такой ответ, Цзюнь тут же сникает и расстроенно отводит взгляд в сторону, — ты же знаешь…
— Перестань, Цзюнь-Цзюнь, — отмахивается Чжэхань, спеша успокоить принявшего эти слова столь близко к сердцу Цзюня, — я очень рад за тебя. И горжусь тобой. Не представляешь, как сильно я тобой горжусь. Ведь такого уровня не каждый сможет достичь! Ты у меня… Молодец, Цзюнь-Цзюнь. Такой молодец…
Чжэхань невнятно бормочет, в объятиях прижимаясь ближе к Цзюню. Старается запомнить это ощущение близости, которого, что уж греха таить, всегда будет мало.
Чжэхань, по правде говоря, хоть и не подавал вида, всегда, где-то внутри себя, с трудом отпускал Цзюня. А в этот раз путь лежал особенно далеко, в Европу, а потому Чжэхань не мог не переживать.
Не мог уже не начать скучать.
Цзюнь радостно улыбается и проводит Чжэханю пальцами по волосам: трепетно, аккуратно и совсем чуть-чуть щекотно. Вздыхает и шёпотом спрашивает:
— Чжан-лаоши, тебе понравился сюрприз?
Чжэханю, конечно, сюрприз понравился. Не просто понравился, а заставил чувствовать себя любимым и нужным.
По-настоящему важным.
Но в попытке скрыть смущение, Чжэхань закатывает глаза:
— Ты ещё спрашиваешь, Цзюнь-Цзюнь! Организовал для нас такую поездку! Хайнань, умопомрачительная природа и домик у моря где-то вдали…
— Это всё мелочи, Чжан-лаоши. Скорее, труднее было выкроить время в загруженном графике, — Цзюнь хмыкает, а потом вдруг виновато смотрит на Чжэханя, понимая, что, кажется, снова наступил на больное место.
Однако, Чжэхань всё прекрасно осознаёт, а потому лишь констатирует:
— Это правда. Но то, что ты всё-таки нашёл время… Спасибо, Цзюнь-Цзюнь. Я это очень ценю.
— Ну что ты, я и не мог поступить иначе, Чжан-лаоши! — Цзюнь тут же с запалом пускается в объяснения, — это же твой день рождения! Я очень хотел тебя порадовать! А потому уже давно готовил это всё и планировал, ведь твой день рождения мы просто обязаны были провести вместе! И я рад, что это получилось, и что ничего тебя не отвлекало…
Чжэхань прерывает Цзюня лёгким поцелуем. Во-первых, потому что уж очень хочется поцеловать. А во-вторых, потому что поднимать волну неприятных воспоминаний и обсуждать какие-то новые известия нет никакого желания.
Цзюнь пару раз моргает, смотрит на Чжэханя недоумённо, но счастливо.
— Спать пора, Цзюнь-Цзюнь, — наставляет Чжэхань, — время позднее, а у тебя вылет завтра. Ты должен выспаться. Пойдём спать.
Цзюнь согласно кивает и увлекает Чжэханя за собой на кровать. Обнимает и утыкается носом в шею. А у Чжэханя почему-то от тоски колит сердце: их совместное счастье, длиной в неделю, в укромном уголке, вдали ото всех, подходит к концу. И когда теперь…
Да и вообще, стоит ли теперь, после таких побед и таких достижений, что Цзюня ждут впереди…
Стоит ли так… Рисковать?
— Цзюнь-Цзюнь, скажи мне, у тебя же точно всё под контролем? — вопрос вырывается сам собой, — просто если… Я пойму, если нужно будет…
— Всё под контролем, Чжан-лаоши. И выбрось эти мысли из головы.
— Легко тебе говорить, — горько усмехается Чжэхань, — ведь я…
— Не прощу себя никогда, если из-за меня с тобой что-то случится, — хочет закончить Чжэхань, но слова почему-то застревают в горле.
— Ведь ты ещё не видел образ, в котором я пройду прямо по красной дорожке в Каннах, — умело переводит тему Цзюнь, — этот дизайн уникальный, Чжан-лаоши. Пока только могу тебе сказать, что костюм выполнен в светлых тонах. Но уверен, тебе понравится.
— Не сомневаюсь, что это будет просто бесподобно и восхитительно.
Похвала явно льстит Цзюню: он смотрит на Чжэханя со смесью хитрости и гордости, а потом немного вскидывает голову выше:
— И к кому это относится? К модельеру или к модели? — Цзюнь играет бровями.
— К модели, конечно. Только модель эта слишком много болтает, — Чжэхань фыркает и неожиданно «награждает» Цзюня тычком куда-то в ключицу.
— Ай, Чжан-ла…
И Чжэхань, повинуясь порыву, целует Цзюня, только уже более требовательно и вовлечённо, отдаваясь поцелую полностью, прикрыв глаза и вплотную прижимаясь губами к губам.
Сладкие секунды растекаются по венам, пока они делят одно дыхание на двоих, пока они так до невозможности близко друг к другу. Пока они вместе, пока они рядом, и пока кажется, что так и будет вечно, пока кажется…
Что завтра их не ждёт неизбежное расставание.
И когда разнеженное умиротворение всё-таки настигает обоих, они засыпают спокойным и глубоким сном, согретым присутствием любимого человека.
С утра Чжэхань провожает Цзюня в путь, и вскоре того уносит самолёт. Уносит к новым вершинам, к новому шагу в карьере, к новым событиям.
И Цзюнь уверенно заходит в салон, без страха поднимается по трапу, готовый к полёту в ту страну, в которой ещё никогда не был. Ведь он совершенно точно знает, что его возвращения с нетерпением ждут.
Пока где–то в Китае для Цзюня светит его единственный свет…
У него всё непременно получится.
Всё непременно получится у них.