окей гугл, что делать, если

— Правила, правила, правила… Да пошло оно к чёрту! — взрывается Чонгук, когда по компании вновь волной проносится смех из-за его глупого проигрыша. — Ненавижу все эти правила. То бабуля со своей эзотерикой, то вы, — делится он, в чувствах разбрасывая карты по столу и выпивая стопку сакэ. — Тоже мне друзья, — на секунду голос сходит на бубнёж, но тут же взрывается обидой: — Я же говорил, что не силён в японских играх!

— Брось, Чон, — довольно тянет победитель, улыбаясь во все тридцать два.

— Ты просто не умеешь проигрывать, — снисходительно подхватывает жмущаяся к боку самого лучшего бро этого подлого предателя коренная жительница, имя которой как-то не запомнилось, на ломаном английском и якобы умилительно сводит брови домиком.

Чонгук морщится. Он прилетел на каникулы, чтобы отдохнуть перед поступлением заграницу, а тут то бабушка грузит какими-то бредовыми «законами мироустройства», то друзья откровенно пользуются его плохими познаниями что в японском языке, что в местных играх. Даже алкоголь не сглаживает ситуацию, наоборот — разжигает эмоции.

— Я не верю в магические бредни. Я делал упор на английский, потому что буду учиться в Великобритании, а не Японии, как мой старший брат, — мысли перетекают в слова без особого осмысления, срываясь с языка. — И я не могу стать гуру, впервые играя во что-то.

Чонгуку уже хочется домой в Южную Корею, честное слово. А ведь до перелёта ещё так много времени! Сбежал от скрупулёзной строгости родителей, называется…

— Ну, хочешь, развлечёмся как-нибудь иначе? — спрашивает примирительно Чимин.

Он согласился махнуть в другую страну, даже не дослушав предложение, и без проблем влился в компанию Хосока с первых минут. Он только рад потрепаться о всяком потустороннем, так что был охотно принят и старшим братом, и бабулей Чон, он изучал японский язык на ровне с родным и теперь не упускает возможности подшутить, а ещё он может без малейших усилий найти подход ко всем вокруг, чему не завидовать у зажатого Чонгука никогда не получалось. Для Чимина этот вечер определённо точно стал удачным.

Хосок — гордость родителей и извечный пример для непутёвого младшего — тоже далеко не ушёл. Дома был постоянно на слуху, так ещё и тут оказался лучше, круче во всём, для всех… Соглашаться выпить с его компанией, даже если примерно третья часть присутствующих являются общими давними друзьями, оказалось подавляющей ошибкой.

У Чонгука, в отличие от них, что не день, так новое разочарование.

— Есть предложения? — бросает он только для приличия, складывая руки на груди.

— Слышал городскую легенду о мальчике по имени Сатору-кун? — вдруг вставляет Хосок, звонко опуская бутылку пива на стол и вскидывая указательный палец в воздух.

Чонгук вздыхает, возводя очи горе и отвечая лаконичным:

— Нет.

Вся компания ожидаемо оживляется, отзываясь обилием разных звуков. Сдержать раздражение получается с трудом и то, лишь заглушив его очередной порцией алкоголя.

По ходу рассказа, он выясняет, в чём заключается суть истории. Среди доводов попробовать фигурируют «убедишься, что это всё правда» и «ты ничего не потеряешь».

Чонгук сдаётся без боя. Знает, что спорить бессмысленно.

И, собственно, так они оказываются у ближайшей телефонной будки, куда Чонгук опускает монетку в десять йен, показательно оборачиваясь к друзьям лицом. Свой номер он набирает вслепую, дожидается, когда автомат свяжется с мобильником, принимает вызов и со скучающим видом абсолютно невпечатлённо говорит в трубку нужные слова:

— Сатору-кун, Сатору-кун, если ты здесь — иди ко мне, пожалуйста. Ответь, пожалуйста.

После чего возвращает ту на место и вопросительно выгибает бровь, якобы молча уточняя все ли — кроме него самого, естественно — довольны. Реакция одобрительная и моментальная. По пути в клуб Хосок вновь напоминает, что в течение следующих суток мальчик по имени Сатору-кун будет ему звонить, оповещая о своём местонахождении.

И согласно старой легенде, он с каждым разом будет всё ближе, а в последний раз окажется за спиной, готовый ответить на любой вопрос. Главное не оборачиваться и хотя бы о чём-то поинтересоваться, иначе Сатору-кун заберёт звонившего с собой в мир духов.

Чонгук отрешённо кивает, думая лишь о том, чтобы поскорее добраться до ночного клуба, ибо атмосфера там должна быть более благоприятной для того, чтобы забыться.

А ещё совсем не удивляется, когда не видит ни одного входящего. Ни поутру, ставя мобильник на зарядку сразу после возвращения домой, ни ближе к полудню, просыпаясь от головной боли и жуткого похмелья, ни под вечер, отправляя помочь бабуле донести покупки поразительно бодрого Чимина, которому всё равно не сидится на одном месте…

Он уже готовиться отчитываться в общем чате, что ничего не сработало, спустя ровно двадцать четыре часа после «призыва городского духа», как вдруг телефон в руках начинает вибрировать, оповещая владельца о входящем звонке с незнакомого номера.

Чонгук хмыкает, выпрямляясь с банановым молоком в другой ладони, закрывает холодильник и поднимает трубку. Тем не менее бросить что-либо насмешливое не успевает, потому что по ту сторону раздаётся замогильным тоном пресловутое:

— Я у тебя за спиной.

И хотя он ожидал чего-то такого от кого-то с вчерашней компании, по загривку всё равно пробегают колючие мурашки. Но Чонгук отгоняет взметнувшуюся тревогу, тут же нарушая главное правило легенды и бросая при этом саркастично-удивлённо:

— Да? Что-то я, — голос на секунду ломается, — никого не вижу…

В дверном проёме мелькает силуэт до смерти бледного мальчика, что без сомнений списывается на бурную фантазию. Звонок, стоит ему обернуться, обрывается, не позволяя продолжить примерно продуманную заранее речь. Задать какой-либо вопрос теперь тоже не представляется возможным. Но волоски на предплечьях всё же поднимаются дыбом…

А когда ощущение чужого присутствия где-то поблизости не оставляет следующие несколько дней, превращая в поехавшего параноика и раз за разом ускоряя стук сердца в груди до бешеного темпа, Чонгук, горько усмехаясь, диктует весьма банальный запрос:

Окей гугл, что делать, если ты обернулся, когда появился Сатору-кун?

Интернет не даёт ровным счётом ничего, а вот странностей в жизни понемногу прибавляется. Они почти не заметные, едва ли чувствуются на фоне суматохи вокруг перелёта и предстоящего учебного года… Но временами напоминают о себе, пугая до желания залезть под одеяло с головой и слёзно умолять монстров не трогать его тушку.

Всё идёт своим чередом, хотя... голову не покидает мысль, что что-то не так.

Чонгук возвращается с преданным бро в Корею по окончанию каникул. Собирает вещи, прощается с близкими, переезжает в общежитие, начинает ходить в университет и заводит новые знакомства, сближаясь только с Ким Намджуном — соседом по комнате.

Он вливается в студентскую рутину, привыкает к новой стране, новому формату обучения, обживается на новом месте, которое будет его домом ближайшие четыре года.

Отчитывается перед родителями, временами подолгу болтает с бабулей, жалуется старшему брату и лучшему другу на всякую мелочь… Общается о разном с Намджуном.

А ещё с завидной периодичностью сталкивается с необъяснимыми странностями.

Но Чонгук игнорирует мелькающие тени, огромных полупрозрачных собак, чем-то похожих на доберманов, которые всегда крутятся в поле зрения, перемещения, падения и исчезновения самых различных предметов, старается не реагировать на голоса, что порой появляются при абсолютно точном отсутствии источника звука, и не придаёт значения изменениям в собственном теле. Хотя он иногда всё же обращает внимание на то, что его смуглая кожа постепенно приобретает бледный оттенок, мышцы становятся какими-то дряблыми, а тело поразительно лёгким и постоянно жутко мёрзнет… Спустя несколько месяцев Чонгук ловит себя на мысли, что не запоминает или просто забывает целые дни.

Хотя действительно настораживает его другое.

Однажды поздним вечером, когда Намджун привычно засиживается за ноутбуком в связи с очередным домашним заданием, а он впервые — то ли от растущего интереса, то ли просто от скуки — решается подразнить своего извечного спутника, который валяется у самой кровати, тема непринуждённой беседы перетекает в интересное опасное русло.

— Я наблюдаюсь у психиатра, а вот мой младший и старший братья верят, что у них есть магический дар, — говорит Намджун, не отвлекаясь от экрана. — Они называют себя потомственными ведьмаками, но к тому, что я сторонник науки, относятся нейтрально.

Чонгук никогда не спрашивал, подсознательно страшась любого ответа, но в этот момент, играясь свешенной с кровати рукой с... призраком добермана, интересуется:

— Ты его видишь? — на грани слышимости, не отрывая взгляда от пытающейся цапнуть его за ладонь собаки и подёргивая нервно высунутой из-под одеяла босой ступнёй.

Намджун отзывается не сразу, смотрит сначала на животное, потом заглядывает в глаза спокойному только с виду соседу… И, лишь возвращаясь к чтению, бросает ёмкое:

— Вижу.

Больше они эту тему не поднимают. А вот в истории браузера на следующий день перед низкой смежных вопросов как по эзотерике, так и по психологии отображается:

Окей гугл, что делать, если тебя преследуют чёрные призрачные псы?

Чонгук всё ещё не верит в паранормальное, но относить себя к больным тоже не спешит. Просто изучает информацию, разные точки зрения, анализирует и сравнивает…

Позволяет памяти вернуться в Японию, детально воспроизвести то, с чего всё это началось, и перебрать каждое хоть капельку странное происшествие до текущего момента.

Мозговой штурм занимает пару-тройку недель.

В рутину возвращает празднование Хэллоуина. Точнее, не само костюмированное мероприятие, а немного пришибленный — по скромному мнению Чонгука — челлендж в качестве одного из развлечений. Хотя стоит всё-таки признать, что университет в этом году заморочился на славу — локации раскиданы по всему городу, а предусмотренные задания реально продуманные, так что предложенный квест затягивает с головой. К тому же это оказывается гораздо интереснее, чем просто бродить, выпрашивая сладости, от одного дома к другому или зависать толпой в каком-то заведении, когда единственное отличие от аналогичных вечеринок — внешний вид присутствующих. Тем более что такая форма проведения не только увлекательная, но ещё и развивает юные умы студентов.

Чонгук вот застревает на очередном уровне, почти признавая поражение, и даже вливается в игру с полной отдачей. Текущая задача заключается в том, чтобы добраться до сокровища, отмеченного на собранной по кусочкам карте. До этого были загадки, а после обнаружения клада должны быть «сражения» с противниками и прочими участниками…

Но он наматывает круги по одним и тем же кварталам, только зря растрачивая бензин, потому что никаких сдвигов не наблюдается уже битый час, если не больше.

Невольно вырывается разочарованный вздох, и машина тормозит на обочине.

Порядком дальше жилого района, ближе к окраине леса — в ход идут уже самые абсурдные предположения. Ну, мало ли, может организаторы хотят нагнать жути тем, что отметка расположена в безлюдной округе? Или он что-то неправильно понял, и искать нужно не дерево с прибитой к стволу книгой, а, например, забор с выцарапанной цитатой.

Чонгук в который раз пробегается взглядом по полученным подсказкам, изучает записи, раз за разом всматривается в нарисованную кем-то от руки и склеенную им пару часов назад карту… Сверяет изображение с открытым на телефоне навигатором и одними лишь губами по новой зачитывает пометки — в том числе уже отсеянные к этому моменту — с блокнота «искателя приключений», который удалось раздобыть на прошлом уровне.

Как вдруг тишину ночи разрезает стук в боковое окно, заставляя вздрогнуть.

Чонгук невольно пугается. Дважды. Потому что, поворачивая голову к источнику звука, замечает по ту сторону ребёнка с абсолютно чёрными глазами… Но так же быстро расслабляется, вспоминая о существовании склер, и спешит опустить стекло, выдыхая:

— Я могу чем-то помочь? — максимально вежливо, сгребая всё с коленей обратно в картонную прямоугольную коробку и освобождая руки, чтобы достать горсть конфет.

Только вот мальчик не произносит ожидаемое «сладость или гадость», а задаёт ответный вопрос, поднимая волну противных мурашек и обескураживая тоном голоса:

— Подкинете?

Диссонанс. Секунда, две, три… На осмысление полученной информации.

— Тебе нужно домой? — уточняет Чонгук с заминкой, машинально оглядывая улицу в поиске спутников и стараясь не пересекаться взглядом с черноглазым мальчиком.  

На вид тому лет десять. Может, чуть больше. Но встретить пусть даже подростка в таком месте… В полном одиночестве… Странновато как-то. А мертвецки белая кожа, что резко контрастирует с будто бы бездонными глазницами, и монотонный недетский голос нагоняют неимоверный ужас. Становится страшно до покалывания в кончиках пальцев…

— Они ждут, — холодно, резко, ни чёрта не помогая.

Но в голову приходит, казалось бы, очевидная вещь: Чонгук ищет сокровища, а это может быть актёр квеста. Ну, не зря же сегодняшняя тематика — хоррор! Теперь картинка вроде как складывается. По крайней мере он пытается себя убедить, что опасаться нечего.

— Хорошо, садись, — а ещё, вполне возможно, зря соглашается. — Я тебя подвезу.

Очень зря, учитывая некоторые аспекты его жизни. Но чего ему стоит помочь? Это же либо уставший бродить ребёнок, либо специально поджидающий участник челленджа.

Чонгук поднимает стекло, перемещает коробку назад и следит попутно боковым зрением за тем, как паренёк, кивнув, обходит машину и садится на переднее сидение.

— Куда держим путь? — интересуется фальшиво бодрым тоном, заводя мотор.

Ответом служит выставленный в сторону деревьев указательный палец и короткое:

— Туда.

Чонгук почти жалеет. И почти скулит вслух, страдальчески заламывая брови.

Тем не менее, не решаясь что-либо ещё уточнять, он выруливает на дорогу, которая тянется вглубь леса, скрываясь за мощными стволами, и отъезжает ещё дальше от города.

Ну, и все силы прикладывает, чтобы не поддаваться нарастающей тревоге.

А так же смотрит строго прямо. Во-первых, темно. Ночь на дворе, ответственность при вождении за целостность и сохранность, жизни, все дела… Во-вторых, пассажир до жути странный и — господи, прости — страшный. То есть внешне он выглядит вполне обычно, не считая пустых глазных яблок, но внутри всё дрожит от непонятного ужаса.

Что-то не так — набатом по вискам.

Это что-то не так началось с секундной галлюцинации чем-то похожего мальчика в дверном проёме японского домика на летних каникулах у любимой бабули и тянется по сей хэллоуинский день — или, вернее сказать, ночь — чередой столь же дивных мелочей.

Потому что, когда Чонгук замечает старенький особняк, бросает взгляд на своего пассажира, который подтверждает конечный адрес прибытия кивком, паркуется и на долю секунды отвлекается на то, чтобы получше рассмотреть домину, тот просто испаряется.

Чонгук поворачивает голову обратно к мальчику с намерением что-то — он даже забывает, что именно — сказать, но на пассажирском кресле никого не обнаруживается.

Ступор. Шок. Неверие. Потерянность. Первобытный ужас.

Чонгук проходит все пяти стадий. Жаль только, не принятия, а осознания. Дверца не хлопала, лампочка в салоне не загоралась, никаких звуков внутри или движений за пределами машины не было… Вывод напрашивается неутешительный: он сошёл с ума.

И тут уже не важно, ехал он один изначально или эта галлюцинация — непонятное существо на крайний случай — растворилась после глушения мотора. Факт есть фактом.

Глаза не отрываются от пустого места, а дрожащий голос активирует поиск…

Окей гугл, что делать, если ребёнок с чёрными глазами исчез прямо в машине?

Что, мать вашу, делать? К кому бежать первее и как вообще сдвинуться с места?

Хочется расплакаться. Откровенно разрыдаться, как мелкая пятилетка, и перекрыть поток пугающих мыслей-образов, ибо тянущее тошнотворное чувство в животе на пару с колючими мурашками, что поднимают дыбом волоски на руках, переворачивают органы. 

Отвлекает от погружения в истерику пролившийся из открытой входной двери свет. На пороге показывается высокий статный парень, кутаясь в кардиган, и быстрым шагом приближается к гостю. Чонгук мечется между тем, чтобы рвануть обратно в город и тем, чтобы напроситься поплакаться. Проситься не приходится, выбор делать тоже.

— Заходи в дом, — вместо приветствия, стоит стеклу опуститься.

Несколько секунд уходят на размышления, прежде чем неровный голос нарушает залёгшую тишину, пока непослушные пальцы расправляются с ремнём безопасности:

— Как вас зовут? — хоть что-то.

Незнакомец смеряет заплутавшего путника взглядом.

— Ким Сокджин, — и зовёт за собой кивком подбородка. — Пошли. Мы уже заждались.

— Мы? — переспрашивает Чонгук, пряча телефон в карман джинсов.

Сознание намеренно отодвигает это «заждались», что придаёт иной смысл ранее брошенному черноглазым мальчишкой «они ждут». Думать о контексте как-то не хочется.

Сокджин ничего не отвечает, так же быстро возвращаясь к крыльцу.

Чонгук за ним ели поспевает, а внутри особняка с горечью отмечает, что не может толком рассмотреть интерьер, потому что подчиняется красноречивому жесту изящной ладони, продолжая следовать за молодым человеком на второй этаж. И на деревянной лестнице, и в обоих коридорах расстелены ковры, которые наверняка пачкаются грязью с массивных кроссовок, но снять обувь ему не позволили, останавливая броским «незачем».

Почему-то чувствуется давящая атмосфера, как будто... энергетика тяжёлая.

И он списывает это неприятное ощущение, сменившее едва ли не нервный срыв, на непривычную обстановку, где-то тут же приписывая слегка надменное поведение хозяина.

Чонгук даже себе объяснить не может, почему вообще проходит по его просьбе-приказу в одну из дальних комнат. Сокджин остаётся снаружи, закрывая открытую им же дверь с другой стороны. В этот момент, с оглушающим хлопком, будто спадает... транс.

Чонгук потеряно озирается, не сразу замечая сидящего за круглым столиком у противоположной стены парня. Тот выглядит гораздо моложе Сокджина, хотя внешне на него очень похож… В голове щёлкает догадка — братья. Но внимание привлекает другое.

Убранство комнаты. Наконец-то есть возможность осмотреться.

Первым делом особняк откладывается в памяти отсутствием забора, подсохшими в виду осенней поры плотными лозами на стенах и каменной укладкой, намекающей на солидный возраст строения. Чуть погодя он закрепляется в воспоминаниях красными коврами, старинной мебелью и картинами в позолоченных рамках. Теперь же к списку прибавляются заставленные книгами, баночками и какой-то ещё непонятной мелочью стеллажи от пола до потолка по бокам, причудливые тени, танцующие на каменном полу из-за обилия свечей, а ещё… Незнакомец в мантии, перебирающий разложенные карты.

Стол накрыт чёрной тканью, из-под бордового капюшона выбиваются каштановые кудряшки, сосредоточенный взгляд блуждает по пёстрым картинкам, полные губы что-то беззвучно шепчут, на длинных пальцах сверкают кольца… Чонгук хаотично выцепляет все эти детали, совсем забывая об интерьере. И причине нахождение в этом доме тоже.

В ноздри забивается запах жжёных трав, мешая нормально дышать. Пульс скачет рваным ритмом где-то в висках, слегка путая и так несвязные мысли. По спине от затылка до копчика простреливает током, когда глаза цвета охры перемещаются с разложенных в каком-то наверняка особом порядке карт таро на его, угольные, сбивая с ног без касаний.

Коленки предательски подкашиваются, стоит зазвучать глубокому голосу:

— Ты погиб, когда ехал с аэропорта. Возвращайся на каникулах домой, забирай с собой свою машину и отправляйся на трассу Чжауро, — Чонгуку кажется, будто бы вкрадчивые слова мягко обволакивают его со всех сторон, ощупывают и обнимают, беспрепятственно проникая куда-то глубже, куда-то внутрь. — Что делать дальше — поймёшь по ходу.

Смысл доходит очень медленно, пробиваясь сквозь ватное наваждение. Мутное сознание складывает отдельные буквы в предложения только спустя добротную минуту тишины, но… Сказанное почему-то ни капли не пугает. Даже наоборот — успокаивает.

— Кто ты? — срывается с кончика языка.

Где-то за дверью чертыхается приближающийся Сокджин.

— Ким Тэхён, — отзывается без промедлений, представляясь и обворожительно склоняя голову к плечу, из-за чего капюшон мантии слегка съезжает, позволяя разглядеть длинную серьгу, качнувшуюся в левом ухе. — Потомственный ведьмак и твоё личное спасение.

Дверь открывается слишком резко, из-за чего Чонгук почти падает во второй раз.

— Закончили? — интересуется Сокджин, окидывая взглядом обоих, но не переступая порога. — Там эти беснуются, — Тэхён лишает гостя своего внимания, переводя взгляд на брата. — И псина, — кивок на Чонгука, — в его машине начинает нервировать наших.

Ведьмак кивает, заглядывает в глаза напоследок и велит:

— Ступай. 

А дальше всё, как в тумане. Только время на часах мобильного отпечатывается на сетчатке глаз клеймом… Было едва ли больше полуночи, когда он упорно вглядывался в навигатор, но сейчас числа показывают далеко за рассвет и в подтверждение этому первые солнечные лучи ласково касаются непривычно горячей кожи. Чонгук не помнит, когда та в последний раз имела такую температуру. Он много чего ещё не помнит. Зато помнит интернет — когда машина паркуется у здания общежития, покой утра нарушает тихое:

Окей гугл, что делать, если странный чувак с картами таро сказал, что ты умер?

Но ответы загрузиться не успевают, потому что поисковик запускается заново и в следующем запросе содержит более правдивое «невиданной красоты парень ведьмак».

Следующим запоминается аэропорт. Точнее, чувство дежавю. Чонгук включается в реальность и резко оборачивается на взлетающий самолёт. Шумно. Когда он возвращался из Японии в Южную Корею, то гомон толпы и свист этих махин перебивался болтовнёй…

Что ж, теперь не только дни, и даже не недели, а целые месяцы, словно выпадают из воспоминаний. Почему бы не обратится к врачу, как… Чонгук сбивается с шага.

Кажется, он упускает что-то. Только вот... что?

В ладонь тычется мокрым носом ненормально огромный «доберман». Конкретно этот большую части времени находится рядом — Чонгук наловчился их различать, а ещё… Стал замечать, что они медленно-медленно, но всё же материализуются.

Дивный пёсик, получивший кличку Бам, задорно виляет хвостом и отвлекает от раздумий тем, что ластится под руку. Пальцы пробегаются по шёрстке уже обыденным жестом, и Чонгук сдвигается с места, наконец-то добираясь до ожидающей на парковке машины — её довелось отправить вперёд, как и в конце лета, для большего удобства.

Мысли, пока прогревается мотор, возвращаются по новому кругу к особняку.

Объяснений у него нет. Лишних рассуждений в голове тоже. Угасающее сознание цепляется за предельно чёткие указания и тело практически на автопилоте добирается до назначенного шоссе. Печально известного из-за тумана и зачастую плохой видимости.

Сердце спокойно. Даже когда глаза цепляются за силуэт блуждающей по обочине молодой женщины в тёмных солнцезащитных очках. Какое солнце средь зимы...? Да без разницы. Бам с заднего сидения подаёт голос, якобы подтверждая неозвученные догадки.

И машина тормозит рядом с незнакомкой, которая тут же садится в салон.

Чонгук ободрительно улыбается, слегка поворачивая к ней корпус, и приоткрывает рот, дабы задать вполне логичный вопрос, но тут же со стуком смыкает зубы. Включается работающий всё меньшими периодами мозг. Взгляд улавливает пустые чёрные глазницы.

Женщина, как и мальчик в ту ночь, смотрит исключительно перед собой и вообще не шевелиться. Даже грудная клетка не двигается. Возможно… Она просто не дышит?

Просто?

Брови сползают к переносице, губы выпячиваются неосознанно. Призрак — или какое-то другое существо, назвать правильно которое ему не хватает знаний — диктует пункт назначения. Чонгук тут же вводит его в навигатор… Следующий вопрос вслух не озвучивается в виду нетактичности и невежества, но в истории отмечается новая строчка:

Окей гугл, что делать, если женщина в очках из обочины называет адрес кладбища?

Уголок губ сегодняшней спутницы, дрогнув, поднимается вверх.

— У меня нет своей могилы, а у тебя есть, — поясняет она с какой-то материнской нежностью в голосе. — Мне не позволено туда войти, но ты ещё можешь упокоиться.

Получается вполне связно как для… Да что ж это такое!

Чонгук мысленно проклинает всё, на чём свет стоит, отвисает, отлепляет глаза от чужого профиля, фиксирует телефон на приборной панели и возвращается к дороге.

Он бросает взгляд на зеркало заднего вида, поразительно ясно осознавая, что на сидении за спиной и на переднем пассажирском месте в эту секунду находятся призраки.

Ну, или Чонгук просто тронулся, а подлечиться забыл.

В любом случае им руководит внутреннее ощущение правильности, а тот ведьмак уверял, что у него получится разобраться на месте. Эдакая скрытая отсылка на интуицию.

Но стоит остановиться перед главными воротами, как уверенность с поразительной скоростью иссякает. На выручку приходит женщина из Чжауро, побуждая решиться:

— Твоё место там, иди.

Хотя бы потому, что это звучит абсурдно.

Ну, в каком таком смысле его место на кладбище? Что за бредни? Вот сейчас он проверит… Что-то. Просто проверит. Вернётся, выскажется и обязательно вылечиться.

А пока Чонгук закрывает дверцы снаружи, с сомнениями оглядывая ограду.

Телефон в кармане длинного пуховика почти трещит от того, с какой силой он сжимает корпус, когда ступает на территорию покойников. Мир мёртвых… Его место?

Не до конца понимая, что вообще забыл в таком месте и что делать дальше, Чонгук застывает в считанных шагах от ворот. Прохладный воздух ерошит волосы на макушке.

Он теряет счёт времени, устало прикрывая глаза и вслушиваясь в здешние голоса.

Ощущение пространства возвращается спустя пролетевшие, словно по щелчку пальцев, часы. На дворе сгущаются сумерки. А кончиков ледяных пальцев касается…

Ну, это нечто, Чонгук по крайне мере может объяснить.

Наверное.

Блуждающие огни чисто теоретически имеют научное происхождение… А как обстоят дела на самом деле? Что-то слабо верится спустя плюс минус полгода тесного контакта с магией, что бесовские огоньки не являются частью всего этого потустороннего.

В любом случае они до одури красивы и на сей раз явно на стороне пожаловавшего.

Чонгук это как-то подсознательно чувствует, стараясь держаться выстроенных в ряд огоньков и неспешно продвигаясь вглубь кладбища. Без уверенности или знаний.

Он просто вверяет себя в руки паранормального, аккуратно обминая ограждения.

И, когда добирается до последнего проводника, убеждается в правильности своего выбора на пользу интуиции. Всё равно мозг не особо слажено работает. А разве... должен?

Учитывая такие подробности его жизни существования. Блокировка с мобильника снимается отпечатком пальца. Собственный голос кажется далёким, когда произносит:

Окей гугл, что делать, если свечи покойников привели тебя к собственной могиле?

Чонгук становится глупее, частенько тупит, как оказалось, по весьма уважительной причине, зато в запросах у него стабильность. Один краше другого, как на подбор!

И темы что надо.

Только знать ему о своей смерти не хочется, а всемирная сети довольно быстро находит нужную информацию… Почему только раньше не додумался загуглить?

Да всё потому же — боялся убедиться в любом из возможных ответов.

И сейчас тоже страшно, но сбегать больше некуда.

Некогда.

Чонгук более чем уверен, что ещё немного и совсем перестанет соображать или хоть как-либо мыслить. Превратится в неразумное примитивное существо… Или он уже?

По давно не чувствительной коже пробегают мурашки.

Едва ли ощутимые, но этого хватает, чтобы перестать гипнотизировать плиту с собственным именем. Воспоминания услужливо подкидывают страшные картинки того злополучного дня, из-за чего хочется плотно зажмуриться, но это всё равно не поможет.

Рядом со своим местом Чонгук получает доступ ко всем уголочкам памяти.

Снимает блокировку с запретных, запертых воспоминаний… В тот день он попал в аварию по пути домой с аэропорта, приземлившись несколькими часами ранее в Южной Корее и — хвала всем святым — успев высадить лучшего друга у дома его родителей.

В тот день за ним пришёл Сатору-кун, налетев на лобовое стекло и тем самым испугав, что стало причиной весьма красивого переворота после слёта в кювет.

В тот день он… Дисплей вновь оживает, готовый слушать очередной вопрос…

Окей гугл, что делать, если ты стал... духом?

Но в графе уведомлений с незнакомого номера приходит ответ.

И Чонгуку, который сразу догадывается от кого сообщение, ничего другого не остаётся. Он делает несмелый шаг за ограждение, откуда-то зная, что с кладбища больше не выйдет, послушно укладывается на сырую землю и изо всех сил отгоняет свои страхи.

Под закрытыми веками мелькают картинки с разных отрезков жизни.

Сознание заволакивается пугающей пеленой, но Чонгук продолжает бороться с нарастающей паникой. Тело начинает дрожать. Нет, не от холода. Он давно не чувствует температур. От дикого страха, от истошной тревоги, от звериного ужаса… Его колотит.

— Тц, несёт за версту, — пробивается сквозь преграды до крупиц осмысленности без особых усилий и всё резко... прекращается, весь негатив просто берёт и разом отпускает.

Отступает под натиском хриплого низкого голоса.

Веки едва-едва продираются, так что зрение в самый последний момент успевает выхватить очертания склонившегося над гробом парня — белобрысого, тощего и хмурого.

Его заботливый тон становится финальным воспоминанием.

— Засыпай, засыпай, — короткий ответный взгляд обрывается так же резко, как и возник секундами ранее. — Не противься… Я Юнги. Мин Юнги. Хозяин и хранитель кладбища.

«ложись на могилу и ничего не бойся»

На алтаре, в серебряном блюдце, среди растаявшего воска догорают остатки трав.

— Погрузил его в вечный сон? — с порога спрашивает Тэхён, вновь вглядываясь в карты.

Юнги грузно выдыхает, опускаясь на диванчик, что подпирает противоположный угол кабинета, и тихо кряхтит, устраиваясь как можно удобнее под скрип кожаной обивки.

— Опустил в яму, успокоил и упокоил, — бурчит он в ответ, ловя на себе пристальный взгляд лисьих глаз цвета охры. — Что тебе говорят теперь эти твои картонки?

Ведьмак только загадочно улыбается.

— Сатору-кун не посмеет сунуться в чужие владения, — вставляет Сокджин, заходя с тремя чашками ароматного чая на подносе. — Даже если этот юнец нарушил правила.