я буду смеяться до тех пор пока
не взорвётся моя голова
на океаны и острова.
сплин — дочь самурая
в январе 2015 года у ким сону случился рецедив — вернулись признаки болезни. альвеолярная рабдомиосаркома. четвёртая стадия. неоперабельный и неизлечимый рак.
вот он снова лежит на койке, запутанный проводами и трубками, подключённый к звенящим и пищащим аппаратам. сону ненавидит этот больничный запах, точно, как и эту светлую палату. врачи носятся с ним, будто он умрёт сию же секунду: постоянно проверяют его показатели и назначают огромную кучу процедур.
семья навещает его каждые выходные. сону ждёт их больше всего, но одновременно с этим вынести время их посещения чертовски сложно. тяжело видеть опустошённого отца, невыносимо смотреть на заплаканную мать. врачи говорят, что их сыну осталось прожить слишком мало. сону и сам знает, что скоро умрёт — это будет долго и мучительно больно. но ещё он знает, что родителям будет хуже уже после его смерти. может быть, они будут так горевать, что даже разведутся. он читал, что родители обычно всегда разводятся после смерти ребёнка. от этих мыслей на сону нападает тоска и грусть, поэтому он старается не думать о том, что его ждёт, как и о будущем в принципе.
от скуки, морального разложения и отупения от ничегонеделания спасают друзья. несколько раз в неделю после уроков кто-нибудь из них по одиночке приходит к сону. всем вместе навещать у них не получается. в школе сплошные контрольные, а учителя ещё и подготовкой к экзаменам заваливают. то, что друзья вообще приходят к нему — уже невероятное чудо, поэтому сону не может их ни в чём винить.
рики и чонвон всегда делятся последними новостями и сплетнями, потому что учатся в разных школах, так что каждый раз слушать их интересно. каждый из младших трещит без умолку, а сону не может никак сдерживать улыбку, глядя на них. ему иногда кажется, что он не заслужил настолько хороших друзей, какие есть у него.
единственный, кто приходит к сону каждый день без исключений, не считая врачей и медсестёр, так это сонхун.
и хотя с чонвоном и рики сону знаком ещё со средней школы, сонхуна он знает чуть ли не всю жизнь (и даже больше). всё, в общем-то, началось с того, что их мамы были лучшими подругами. а потом стало совершенно неудивительным, что их сыновья пошли вместе в один детский сад, одну и ту же школу (несколько раз даже попали в один класс!), ходили на одни и те же дополнительные занятия, кружки, секции. наверное, не будь у сону рака, они бы и в один университет поступали тоже вдвоём, обязательно на один факультет. жаль только, что сону умрёт раньше, чем сонхун сдаст вступительные экзамены.
в понедельник у сону плюс один в списке посещений. медсестра, как ей и полагается, провожает сонхуна до нужной палаты. говорит, что время ограниченно, но всё равно каждый раз оставляет их наедине чуть дольше положенного. это их маленький секрет, и ким мысленно клянётся, что похоронит его с собой (вслух говорить о таком почему-то не решается. боязно как-то — вдруг беду навлечёт). сонхун приносит стопку цветной бумаги для оригами, чтобы получалось красиво и ярко.
сонхун говорит, что по легенде, если сложить тысячу журавликов и загадать желание, то оно непременно сбудется. сону спрашивает, почему именно журавлики («лягушки намного круче! они и прыгать могут, почти что как настоящие»).
— журавль означает счастье и долголетие, вообще-то! вот сложим с тобой целую тысячу, ты загадаешь желание и обязательно выздоровеешь!
сону думает, что сонхун просто до ужаса наивный дурачок, если и правда верит в это, и что хотел бы прожить хотя бы ещë один год. лучше, конечно, гораздо дольше, чтобы увидеть, как его наивный дурачок окончит университет (наверняка с отличием, потому что сонхун на самом деле очень-очень умный). он бы хотел увидеть, какими взрослыми станут сонхун, чонвон и рики. и что хотел бы стать взрослым вместе с ними. но он знает, что этого никогда-никогда не случится, потому что, хоть от него стараются всячески скрыть, не говоря об этом при нём, он чувствует, как его организм не выдерживает и очень стремительно ослабевает.
«наверное, я не доживу даже до весны. а жаль, было бы неплохо умереть в апреле», — думает он однажды, пялясь в отблеск луны на стене, когда аппараты начинают пищать и звенеть всë чаще и сильнее.
сонхун приходит к нему в тот же день (как и всегда), принося цветные бумажки. в палате темнее обычного, да и на улице тоже тучи да холодный ветрище со снегом. очень мартовская погода. и то ли на него так погода влияет, то ли ночные мысли крутятся где-то в подсознании до сих пор, но сону вдруг становится настолько грустно и тошно, что он даже не замечает, что по щекам текут слëзы, скапливаясь на подбородке.
— эй, ну ты чего, мелкий? кто обидел тебя? — тут же прилипает к нему сонхун, смахивая горячие капли.
«жизнь обидела», — отвечает ему в голове почему-то злой голос (но вовсе не на сонхуна, лишь на эту дурацкую жизнь и несправедливую судьбу).
— никто не обидел, — выдавливает он из себя, давясь подступающими всхлипами.
— что тогда случилось? — сонхун гладит его по голове, пытаясь успокоить, и надеется, что у него это худо-бедно, но выходит.
— вдруг я больше никогда не выйду из больницы? никогда не смогу заняться тем, чем занимаются все другие люди? никогда не окончу школу и не поступлю в университет, не смогу путешествовать, и у меня никогда не появятся отношения. я даже никогда в жизни не целовался! а мне семнадцать, сонхун, все мальчики в моём классе уже хотя бы раз целовались, — слëзы у сону проходят быстро, и он лишь хмурит брови и поджимает губы, стараясь смотреть куда угодно, только не на сонхуна (стыдно становится как-то за слова, надо же надеяться на лучшее).
пак молчит, обдумывая, как бы утешить друга, но, как назло, ни одна дельная мысль в голову не лезет.
— сонхун, — сону делает паузу. — я скоро умру.
это звучит как приговор. окончательный и безоговорочный.
не то чтобы сонхун не был в курсе, все, в общем-то, понимали это — на такой стадии рак излечит только воистину божье чудо. ещё одна ремиссия практически невозможна.
— я хотел столько всего сделать после совершеннолетия, но я до него даже не доживу, понимаешь? мои вечные семнадцать, — невесело усмехается сону.
сонхун по-прежнему молчит, смотрит на сону долго, рассматривая каждую чёрточку (пытается запомнить). а потом наклоняется к его лицу, оставляя на губах лёгкий поцелуй. получается очень целомудренно. но даже от этого у сону неистово краснеют щёки и уши.
— а в следующий раз научу по-взрослому, — подмигивает сонхун, улыбаясь, и кладёт на одеяло перед сону восемьсот пятьдесят седьмого журавлика, которого успел сложить. ким не может сдержаться и не рассмеяться.
в ночь сону резко становится хуже — аппарат в палате заходится в ужасном писке, и медсёстры скорее везут его в реанимацию. только вот врачи не успевают что-либо предпринять.
тромбоэмболия лёгочной артерии. время смерти — 1:20AM.
в день похорон стоит мороз. во время поминального обеда сонхун сидит рядом с чонвоном и рики, но совсем не слушает их разговор, погружённый в собственные мысли. в основном о том, что они так ничего и не успели, а сону, как и сказал накануне, скоро умер. а ещё об оставшихся сто сорока трёх оригами журавликов, а, самое главное, об обещанных уроках поцелуев, которые никогда не состоятся.
склоняясь перед улыбающимся сону в фоторамке с чёрной ленточкой, сонхун молится.
— прости, — едва слышно просит он вслух, надеясь, что даже так сону его услышит.