— И что это было? Ты совсем из ума выжил третьего помощника по имени звать? Вы друзья, что ли? — напала до сих пор молчавшая в тряпочку Фу Жун.

После того, как помощники с капитаном ринулись на палубу, юнга, пришедший с тревожной вестью, поднялся к остальным и был тут же окружен напряженной Фу Жун, взволнованным Люши и жующим не пойми что Рено.

— Да я откуда знал, что Сибатой третьего помощника зовут. — прибежавший юноша резко замолчал, осознав, что снова назвал того по имени. — Вы ничего не слышали. Мне второй помощник сказал: «Зови Сибату», я и послушал, — он впечатал ладонь себе в рот с громким хлопком, осознав совершенную в третий раз ошибку.

— А что там случилось-то?

— На самом деле… — он сделал глубокий вдох, — ничего необычного. Второй помощник напился, пока рассказывал о прошлогоднем столкновении с судном одного из предвестников, а потом резко вспомнил, что оставил деньги на корабле. И звать почему-то сказал Си—, — он посмотрел на слушателей и исправился, прочистив горло, — третьего помощника.

— Просто смехотворно, — цокнул Скара.

— А паника, которую ты развел? Я подумал, вас там перерезали уже, — Рено фыркнул, будто теперь вся ситуация теряла свою уникальность и увлекательность.

— Селестия упаси, — побледнел юнга. — Второй помощник сказал, что если не потороплюсь, то нас запрут в подземелье на несколько месяцев. Вы же знаете, в Ли Юэ с деньгами все строго, а нам нельзя на несколько месяцев… — он вдруг начал осознавать всю абсурдность сказанного и немного стушевался. — Но капитан и помощники уже там, так что все будет хорошо, — кивнул он скорее для себя.

— Любопытно получается, — на лице Рено расползлась улыбка, — никого из старших нет на судне.

Любому было понятно, что матрос готовил проказу. Скара противоречиво относился к нему, с одной стороны, ему нравился этот настрой, с другой — ему не нравился Рено. Но потерпеть его он был согласен.

— Можно съесть пузырнины из трюма! — воскликнул он и, пока никто из гиперответственных его не остановил, ринулся вниз. За ним поспешил и юнга, поднявший панику.

— Пойду прослежу, чтобы не переел их, — предупредил Люши Скару, — иначе снова покроется желтыми пятнами.

Инь Син что-то крикнула вдогонку, Скара же повел плечом, давая понять, что услышал, и продолжил сидеть за столом. В молчании тут с ним остались Фу Жун, Инь Син и Ибуки. Незавидное положение.

Лекарь написала что-то в свою книжку и задумалась, пожевывая губу.

— Мышцы болят? — спросила она у Скары.

Тот мотнул головой, лишь бы вопросов не задавала.

— Левая рука не немеет? — подозрительно сощурилась.

Он снова мотнул головой.

— Под одеждой волдырей нет?

На третий раз она подалась вперед.

— А если проверю?

— Да нет ничего! — возмутился он, отстранившись.

Руку он неосознанно прижал к груди, где на рубашке был вырез.

— Тогда я пошла, — махнула она, — долго не засиживаемся и идем спать пораньше, — наказала она перед уходом, потыкав в них механическим пером в руке.

Троица осталась в тишине, Фу Жун потупила взгляд в стол, ковыряя слоящийся ноготь на большом пальце, Ибуки поднялся, грузно потянулся и, уперев руки в бока, посмотрел на Скару.

Заметив это, Скара поднял голову. Но Ибуки молчал, рассматривал его лицо и не размыкал губ. Устав от игры в гляделки, Скара вопросительно вскинул бровь.

— Как себя чувствуешь? — спросил Ибуки.

И Скара опешил. Это последнее, чего он ожидал от него. Без издевки, натужности, подтекста.

— Пойдет, — ответил он, пристально глядя ему в лицо. Оно все еще выглядело слишком серьезным.

Кивнув, Ибуки задвинул свой стул и спустился по ступеням вниз к открытой части корабля, где он обычно тренировался с отрядом. Сейчас тот был распущен, потому лучший из них тренировался в одиночку. С места Скары хорошо было видно, как Ибуки взял один из мечей на стенде и взвесил его в руке. Отвернулся.

Скара отвык от внимания. Интерес к нему проявляли только в далеком детстве, когда он попадал под риск быть раненым: подвернутая нога, ушибленный локоть, разбитая коленка — лекари тут же собирались вокруг него, хотя от травмы не оставалось и следа. Он будто был самой ценной вещью, созданной Архонтами. Он был самым твердым камнем, самой яркой звездой, самым страшным секретом. Одночасье он стал бесполезным сосудом, не имеющим какую-либо важность.

Теперь оставалось избавиться от Фу Жун и поскорее, потому что капитан с остальными могли вернуться в любую минуту. Говорить с ней не хотелось, она настораживала. И вовсе не из-за повязки на глазу, которой она подражала Бэй Доу и прикрывала имеющийся глаз — глазница выпячивала, натягивая ткань. Ему вдруг подумалось, что она может быть полуслепа.

К слабым нужно проявлять сострадание.

Скара мотнул головой, прогоняя вдруг возникшее воспоминание о словах, сказанных кем-то однажды. Фу Жун не слаба, ей ни во что не сдалось сострадание Скары. А Скара ненавидит быть ведомым, поучаемым. Наоборот, хочется проучить названных мудрецов, раздающих советы направо и налево. Потому в бездну все непрошеные советы.

Он цокнул вслух, привлекая к себе внимание Фу Жун, и сразу же разозлился на себя. Не успел еще обдумать следующие действия, а она уже смотрит на него одним немигающим глазом.

Его желудок громко урчит в этот момент, и владелицу лица напротив озаряет — она в ту же секунду с громким скрежетом встает из-за стола, чуть не снося стул за собой.

У Скары кровь в ушах бурлит. Не ясно кому молился, чтоб живот не урчал. И отчего-то стало стыдно, глядя вверх на стоящую девушку.

Сейчас засмеется.

Точно засмеется.

Ждет уже как казни, напрягаясь в плечах, нервно разглядывая этот один широко раскрытый глаз, складки по бокам от губ, которые должны стать четче, когда она не сдержит смеха. И что он сделает дальше? Как же быть?

И Фу Жун начинает двигаться, заставляя Скару выпасть из транса, но двигается она не для того, чтобы схватиться за живот, спазмированный от сдерживаемого смеха, а чтобы пододвинуть ему тарелку с наиболее горячим.

Скара хочет добровольно броситься за борт.

Ненавидит быть должным. Он больше не смотрит на нее, костенея в лице. Ждет, пока уйдет.

И она уходит, сцепив руки перед собой и сжав как-то… смущенно плечи. Сейчас она всем все разболтает и случиться что-то плохое. Он абсолютно точно уверен.

Он еще долго не может прикоснуться к еде. Нервно уставившись в тарелку перед собой. Стыд не проходит, хоть Скара и считал, что растерял все остатки морали, еще будучи в плену у Фатуи.

Поклевал жареного мяса и заел остывшими лепешками, чтобы избавиться от чувства пустоты в желудке. Когда он пережевывал последний кусок, из трюма послышались голоса: Люши с Рено возвращались наверх, первый талдычащий о грозе, случившейся ночью, второй — увлеченно кивающий и пережевывающий кучу долек пузырнинов за раз. Перекосившись в лице, он проглотил все содержимое рта и чем-то ответил, но потом заметил Ибуки, тренирующегося в одиночку. Разинув рот, похлопал Люши по плечу, чтобы тоже посмотрел.

Скара быстро избавился от улик своей трапезы и задвинул стул, развернулся, чтобы уйти, и остановился, заметив навес. Где-то здесь он взял кинжал в первый день. Ощупал вдоль бортов, ощерился, когда что-то щелкнуло, и приготовился достать кинжал. Пусто. Прошел дальше, щупая отполированное дерево, щелкнул застежкой и снова увидел: ни-че-го. Шаги сделались быстрыми и бесшумными, движения уверенными — он открыл каждый отсек, что сумел найти, и каждый оказался пуст. Завис в смятении, не зная, что теперь делать, как тренироваться. Кто-то нашел его кинжал и позаботился, чтобы Скара подобным больше не обзавелся.

Обозлился, раздумывая, где теперь искать оружие, как в голову пришел старпом с клинками, которые ему девать некуда. Вместе с мыслью о нем пришли и голоса с пристани. Старшие уже возвращались.

Бэй Доу, окруженная юнгами, с чего-то смеялась. Когда они прошли чуть вперед, взору открылись еще три фигуры: едва стоящий на ногах второй помощник и Каэдэхара с третьим помощником по бокам, поддерживающие его и тоже улыбающиеся.

Они веселы, значит, все хорошо. Никто ни о чем не догадывается.

Скара спешно направился к своей каюте и закрылся в ней.

Ждал.

По шуму снаружи стало ясно — старшие уже взошли на корабль. Второй помощник говорил громче всех, позволяя себе столько, сколько Скара себе не позволял — метелил помощников, которые держали его и едва уворачивались от тумаков.

— Спокойно, Шу, — мягко произнес кто-то. Скара бы не узнал этот голос, если бы второй помощник не обратился к нему.

— Сибата-а, — протянул он.

По смеху капитана и громкому стуку Скара понял, что Сибате попало, и, скорее всего, они вдвоем свалились на пол.

— Осторожнее, — вклинился между Каэдэхара, игнорируемый пьяным сотоварищем.

— Сибата, спасибо теб—е большое! — принялся тот благодарить лелеющим тоном. — Такой над—дежный и, — он шмыгнул носом, — и… Ой, — сказал он, уронив очки на лицо своего спасителя.

— Шу, тебе отоспаться надо, — Сибата оставался невозмутим, поднял очки, протер.

Но второй помощник будто и не слышал — гладил по волосам, повторяя, какой тот славный.

— Мне теперь даже обидно, я тоже там была, — Бэй Доу перевела внимание на себя.

— Капитан! — весело крикнул второй помощник, будто увидев ее впервые. И, похоже, поднимался с третьего помощника, чтобы броситься на капитана.

Она стала смеяться громче, отмахиваясь и куда-то перебегая.

— Второй помощник! — радостно воскликнул откуда-то Рено, быстро-быстро топая по ступенькам вверх. И бежал, судя по всему, с раскинутыми руками.

— Рено! — в тон ему ответил старший, забыв про Сибату и капитана.

Встал с пола и звонко чмокнул юношу в щеку, пока тот дергался и верещал в его руках.

— Уложите его спать, ради всего святого, — выдохнула Бэй Доу, уходя к столу.

Каэдэхару слышно не было. Наверное, улыбался, глядя на них. А Рено ухахатывался, зазывая Люши повеселиться с ним. И Скара, слыша этот смех, сам едва не хмыкнул.

Тоже захотелось выйти.

И тут же расхотелось.

Забыл, что они ему чужие. Что враг для них. Что доверять нельзя даже самым честным и преданным, потому что сначала улыбнутся, а потом выбросят, как мешок отходов. Нет, сначала выжмут все соки себе во благо, а затем и выбросить удосужатся.

Больше он не слушал и отошел от двери, сел на безупречно ровную поверхность кровати, комкая и натягивая своим весом покрывало.

Его грязных одежд в углу уже не было, на столе был идеальный порядок, за неимением вещей на нем, точно стол перфекциониста. Чего уж стол — вся каюта. Чисто, тепло, пусто.

Он постарался полежать, не зная, чем себя занять. Вдруг провалится в сон? Завалился на бок, позволяя шляпе слететь и подсовывая руку под щеку, чтобы лежать удобнее. И лежал.

Лежал.

Лежал.

Звуки снаружи давно утихли, лишние лампады давно погасли, жители судна давно уснули. Один Скара прожигал взглядом стену перед собой, размышляя о своих ощущениях и страхах, которые, он думал, давно вытравил из себя.

Тишина угнетала.

Он поднялся коленями на кровать и потянулся к окну, открыл его нараспашку, отодвинув занавеску, и высунулся. Его каюта выходила на темную гладь моря. Прислушавшись к его шелесту, Скара опустил голову на сложенные на раме руки и уставился перед собой, позволяя звукам уносить его далеко в море.

Скара никогда не считал себя ценителем естества вокруг, море и море, и что с того. Не останавливался посреди дороги для того, чтобы уставиться в небо или считать травинки под ногами, восторгаясь их воле расти. Такое было кстати какому-нибудь Люши или Каэдэхаре… Хотя иногда, стоило признать, он чувствовал себя не так плохо, будучи наедине с той же травой и открытым небом. Мирное щебетание волн нарушил мягкий стук, который был бы неразличим, если бы Скара был чуть подальше; ему показалось, что на палубе кто-то крадется. Он влез обратно в окно и наклонился назад, чтобы посмотреть на седзи. Но седзи не могли сказать ему, что происходит по ту сторону, как и отвориться от одной его мысли.

Скара, особо не церемонясь, распахнул двери и выглянул. Застал старпома у борта, тоже не особо церемонящегося с соблюдением тишины, хотя было бы перед кем; матросы спали крепким сном и не услышали бы, устрой тут Каэдэхара пляс с хиличурлами, а тот явно куда-то собирался по капитанским делам — выдал его внешний вид: одет во все черное, одни только волосы оторванным от солнца лучом светят в этой кромешной темноте, которая едва-едва смазывается фонарными столбами в гавани.

Кадзуха скосил взгляд на него.

— Что?

Скара осознал, что все это время молча смотрел, и стал прикидывать, куда тот собирается идти. Спрашивать прямо было бесполезно, Каэдэхара умело уходил от ответов на вопросы, которые не интересовали в первую очередь его самого.

— Откуда ты знаешь про птиц?

Не совсем то, что интересовало его в данную минуту, но выскочило именно это. Экстренные пары секунд на размышления ушли на создание этого вопроса.

Старпом вздохнул. Зашнуровал обувь и выпрямился.

— Нам обязательно говорить об этом сейчас? — спросил, бросив взгляд в темень пристани за спиной.

Было очевидно, что он куда-то торопится, и Скара едва мог отказать себе в удовольствии влезть в его тайны, как это делал сам старпом.

— Что ты сделал с клинком? — попробовал еще раз.

— М? Каким? — слишком натурально удивился Каэдэхара.

Был только один клинок, о котором он мог подумать. Тот самый, о который Скара порезал ладонь, тот самый, который Скара потерял. Даже звучало ущербно.

Он опустил взгляд на свои ноги, теперь раздумывая об этом.

— Давай договоримся кое о чем, — сказал Каэдэхара. — Я предпочитаю дипломатичный способ решения проблем.

— Тогда тебе стоило начинать знакомство не с поединка, — когда дело касалось упреков, Скара был первый, кто найдется с репликой.

— Разве иначе я смог бы тебя заинтересовать? — чего не скажешь о тыках в чувствительные точки. Каэдэхара не уступал первого места никому. Хмыкнул, и уже готовое возражение Скары застряло в горле.

— Что? — переспросил, теряя дар речи от такой наглой правды.

Не мог поверить, что его так легко использовали.

Каэдэхара шумно выдохнул.

— Это самое частое, что я слышу от тебя.

Скара уже хотел было снова переспросить и осекся. Каэдэхара скосил взгляд на проходящего мимо Рено, который зачем-то высунулся из какого-то угла и теперь неотрывно смотрел на них, направляясь к лестнице вниз.

Он улыбнулся широкой улыбкой и помахал рукой. Старпом ему кивнул, Скара лишь проводил глазами и, когда он радостно ускакал в трюм, точно сайгак на мелководье, выплюнул, что первым пришло в голову:

— Это для того, чтобы ты подумал над сказанным и придумал что-то вразумительное, — солгал.

Чтобы не стоять истуканом, переосмысляя себя и всю свою жизнь.

И Каэдэхара ожидаемо не повелся. Он в очередной раз бросил взгляд назад.

— Заключим сделку? — предложил он, выглядя как человек, чья выдержка уже тянулась за белым флагом. — Я не мешаю тебе, и ты не мешаешь мне. — при этом он сложил ладони вместе. Продолжил, видя одобрение на чужом лице: — Я буду защищать экипаж за нас двоих, ты — умышленно ему не вредить. А тот, кто не сдержит свое слово…

— Будет вынужден честно ответить на любой вопрос, — перебил Скара.

Каэдэхара посмотрел на него серьезно, переменившись в лице. Не ожидал от юнги, а как же.

Думал старпом тоже не долго.

— Пойдет, — ответил решительно, и только после его ответа Скара вдруг задумался о том, как уговор может повлиять на него. Его тайны наверняка страшнее.

Соблазн раскрыть секреты старпома был ничем иным, как попыткой подстраховаться. Имел бы рычаги воздействия или как минимум подушку безопасности. Гарантия, что они на равных и Каэдэхара его не подставит в самый неожиданный момент.

Еще пару секунд он смотрел на него, пытаясь перестать видеть в нем другого, пытаясь прочитать и быть объективным. Видят небеса, внутри него шла жестокая борьба. Одна его часть вопила о глупости этой затеи, возгораясь красными буквами «О-П-А-С-Н-О», другая же подстрекала, чтобы согласился, обвивая все сознание этой мыслью стальным кольцом.

Решив, что разговор исчерпал себя, старпом потянул бандану с шеи на лицо, скрывая ею все до носа. Уже перекинул ногу через борт, собираясь уходить.

— Я не причиню вреда, — только и нашел, что ответить Скара. — Умышленно, как бы то ни было.

Каэдэхара снова остановился, обернувшись. Скара видел, как глаза его выражают глубокую задумчивость — решается на что-то.

«Не так уж он и похож».

— Ответь мне на один вопрос, Скара, — слух резало то, как звучало имя из его уст. — Я могу тебе доверять?

В голове стало пусто.

Скара часто задавал себе вопрос, может ли он доверять другим, но никогда — можно ли другим доверять ему. Его доверие предавали не раз, и Скара разучился говорить правду, сначала силой выталкивал ложь из себя крупными валунами, которые могли задавить его самого, затем отмалчивался, глотая правду, вставшую комом в горле. Мог ли Каэдэхара доверять ему, если Скара сам бы себе не доверял?

Но разум зациклился не на этом, а на том, что Каэдэхара не просил слепо верить ему. Каэдэхара сам хотел верить?

 — Время идет, — сказал он, и Скара быстро поднял голову. — Да или нет?

Каэдэхара был внимателен, искал глазами любой жест, означавший его ответ, а Скара все думал и думал.

Он вдруг ощутил вес этого вопроса и еще более тяжкий вес ответа на него. Ответь он положительно, старпом стал бы участником его страшной лжи, Скара не уверен, что смог бы раскрыть ему тайну, кажущейся до смеха очевидной. И тогда его «да» тоже было бы ложью.

Но скажи Скара «нет», он открыл бы завесу Каэдэхаре, направил бы на верный путь, чтобы разгадать эту тайну. И Скара не испытывал бы странное чувство, похожее на вину за ложь, возникающее, только когда дело касалось старпома. Но если ответом станет «нет», то Скара подставит себя же.

Запереться со своей ложью тщательнее или открыть одну из тысячи дверей, спрятавших его.

Мышцы его, будто деревянные, перетягивались тяжело, скрипели, как заржавевшие петельки, когда он повернул голову в одну сторону, затем в другую.

И в движении его был только один ответ — нет.

«Мне нельзя доверять», — осталось несказанным, но Каэдэхара и так вычитал все в его движении, увидел все в его проявлении и кивнул медленно.

— Возьми что-нибудь из трюма, любую еду, и возвращайся сюда.

Скара округлил глаза. Старпом был непонятным для него, сказал же, нельзя ему доверять, а теперь так легко отправляет за едой, будто они мило побеседовали и продолжат за чашечкой чая. Непробиваемая глупость или вселенское остроумие.

Заметив, что он мешкается, старпома осенило:

— Еще ни разу не спускался в трюм? Неужели матрос Люши не показал тебе это место?

— Я бывал там, — вопреки сказал Скара.

«В первую ночь здесь, после того как мать избила и матросы вопили как умалишенные», — закончил в мыслях.

Его не покидало ощущение, что старпом с ним играет, стоит у ловушки и завлекает Скару в нее, а как только он подойдет достаточно близко, старпом захлопнет дверцу, ведущую к выходу, и вышвырнет в море, чтобы захлебнулся в собственной лжи.

Каэдэхара уже слез с борта к тому моменту, как Скара опомнился, ветром прошел мимо и указал следовать за ним.

— Идем. — сказал он, двигаясь к трюму, и Скара почему-то не почувствовал смущения, медленно повернулся за ним и пошел.

В трюме было темно, матросы спали в дальней части, и Рено, скрывшийся где-то здесь, тоже не было видно. Открывая засов старой двери справа от лестницы, можно было попасть в камбуз — туда, где хранилась еда. Там ожидаемо тоже было темно. И Скара, слепо следующий за старпомом, не заметил, как тот остановился, и неловко врезался в него.

Лампада зажглась справа, и плотно завязанный пучок светлых волос стал виден в нескольких сантиметрах от лица. Каэдэхара стоял боком к нему, и при столкновении именно его предплечье было схвачено напряженными пальцами Скары.

Тут же отойдя, он осмотрелся. Взял пару красных яблок из мешка и забросил в дорожный мешочек, любезно предоставленный Каэдэхарой.

— На пикник собираешься, что ли, — пробубнил он.

Старпом только повернул к нему голову, смотря бочком, и отошел к другим полкам со снастями; взял лепешек, приготовленных вечером, и флягу, наполненную водой.

Кивнул на лампаду и вышел. Скара, внимательно оглядев камбуз, сжал в руке мешочек, выключил единственный источник света и выскочил следом.

Каэдэхара уже сидел на том борту, с которого собирался уходить. Ждал Скару, а тот все еще рассматривал его, не понимая, чего от него ждут.

«Все-таки похож», — думал он, зависнув.

Подошел, протянул мешок.

Старпом посмотрел на его руку, потом на него и снова снял повязку с лица.

— Скара, — снова плохо звучащее имя его голосом.

«Нет, все-таки не похож», — передумал он и, опомнившись, кивнул головой.

— Ты мне доверяешь?

— Я никому не доверяю, — без секунды раздумий ответил он.

Старпом кивнул на его ответ.

— Это было очевидно.

Скара посмотрел на пристань за его спиной и, положив мешочек рядом, отошел на несколько шагов, будто давая старпому больше пространства. Хотел, чтобы для него делали так же.

Сейчас он уйдет, и Скара всю ночь будет смотреть в стены и потолок, не зная, чем себя занять, потому что нужного оружия нет. Еще не знает, что невозмутимость в глазах давно пошла трещинами, и в них опасливо выглядывала тоска, которую он ни за что бы не признал. И с каждым брошенным взглядом на сушу эта смесь экспрессии становилась очевиднее.

Каэдэхара на него не смотрел, со стороны — они и не друг с другом говорили.

Юноша в шляпе — пустое место с наполненной доверху гневом и переживаниями головой. Смотреть на него неприятно, а говорить — и подавно.

Но Каэдэхара почему-то поворачивается к нему и смотрит прямо на него, не сквозь. Хоть отливающие кленом глаза и не студят больше, Скара не чувствует себя уютно под их прицелом.

Кивок головой в сторону пристани.

И Скара поражается.

Показалось. Точно показалось. У него в груди прострелы, и тело не регенерирует больше, это все отразилось на мозге. Зрение подвело. Точно.

Но старпом все еще стоит и ждет, пока тот подаст сигнал.

Скара отходит еще дальше, медленно потянувшись к шляпе на голове. И, как сорвавшийся с петель, уносится в каюту…

Чтобы бросить ее за дверь и вернуться быстрее.

Он не успевает обернуться, когда старпом, больше ничего не говоря, срывается с борта прямо в море, и Скара убеждается в его безрассудстве. Подходит ближе и смотрит вниз, выискивая образовавшуюся волну от прыжка, но он даже плеска не слышит.

— Я здесь, — раздается внизу тихо, и юноша замечает Каэдэхару в шлюпке.

Ладони отчего-то были влажные, в груди суетилось что-то неусидчивое, неспокойное. Слюна собралась во рту, и Скара посмотрел на палубу вдалеке, что горела огнями. Он мог быть там. Там могли быть и Фатуи…

Идея вдруг показалось сумасшедшей, самоубийственной. И все-таки у Скары всегда были проблемы с любовью к себе.

Он спрыгнул тоже.