От дома до ледового дворца было пятнадцать минут пешком. В быстром темпе – двенадцать, а если бежать, то можно было добраться и за все семь. Проще было дойти пешком, чем доехать на автобусе, потому что маршрут был очень неудобный: дойти до остановки, проехать минут четыре-пять, выйти и ещё минут пять идти уже до дворца.

Юра игнорировал автобус и на тренировки добирался безо всяких там автобусов, своим ходом. Не зря же он кроссы бегает. 

Прогорклое утро встретило его неприятным пробуждением: он с трудом разлепил глаза, едва отодрал себя от кровати, через «не хочу» поел. В расписании стояли две земли и лёд, и Юра скривился, сворачивая фотографию, будто ещё со вчера не видел расписание на всю неделю.

Земля? Только не когда прошёл дождь, и не факт, что он не польёт снова. Нет, только не в такую погоду.

Ну пожалуйста. Умоляю. 

– Юр, не опаздываешь? – невнятно спросил Данис. 

Он вывалился из комнаты, на ходу прилаживая пряжку ремня в нормальное положение. Кажется, он проспал. Юра проследил, как брат в одних брюках проскочил на кухню и принялся копаться в холодильнике. 

– Не, нормально, – Юра зевнул и взлохматил волосы. – Лёд и две земли сегодня… Ну ты видел. Сам когда?..

– До вечера. 

Данис, с бутербродом во рту, и уже в наполовину расстегнутой рубашке, сонный и непричёсанный, вжикнул ширинкой. 

– Не забудь сегодня про подготовку. Ты уже третий день не садишься. Не дело это. Как ты сдавать собираешься?

– Да я помню, – отмахнулся Юра.

– Третий день это уже слышу! – из ванной донёсся короткий возглас, зашумела вода. 

– Ну!.. Сяду…

На конец сезона накладывались выпускные экзамены и подготовка к ним, Юру всё сильнее клевали со всех сторон, требовали результатов: учителя, брат, тренеры. Это выматывало, и парень пытался схитрить при каждом удобном случае. Где-то что-то не сделать, откосить, не пойти, втихушку заняться другими делами.

Данис наскоро причесался, хлопнул брата по плечу и выскочил за дверь. Юра уже хотел было щёлкнуть замком, но тут Данис резко одним прыжком вернулся обратно, сдёрнул с крючка у зеркала ключи, и бросил на прощание:

– Теперь ушёл!

Лениво собираясь, Юра думал о своём. Выпускной его совсем не волновал, хотя в глубине души и хотелось пройтись до сцены в актовом зале под ручку с девочкой, которая ему нравилась, а может, и станцевать потом с ней медляк; экзамены тоже не особо беспокоили – он не сдавал ничего сверхъестественного. Родители звонили по видеосвязи пару раз в неделю – плотный график давал о себе знать. Оставить братьев вдвоём они не боялись, а Юре это было только на руку. 

Ночью прошёл сильный дождь, и асфальт до сих пор не высох, поэтому от земли поднимался холодный запах то ли листвы, то ли воды. Он напомнил Юре что-то смутно-детское, что он не мог разгадать и понять. 

Было свежо и прохладно, он застегнул ветровку, выскакивая из подъезда, и вытащил телефон. Отлично, до начала тренировки ещё минут сорок с небольшим, он успеет дойти, забрать баул из сушилки и переодеться. 

***

Его баул затолкали в самую задницу, вглубь полки, поперёк засунули ещё один, и на всё это дело положили пару пакетов с формой для офп.

Сушилка на Малом льду была небольшая, полок в ней было две – была и третья, но маленькая и только по одной стене, для сетки с мячами для флорбола, скакалок, резинок и прочего лёгкого инвентаря, – поэтому каждый раз приходилось изворачиваться так, чтобы все баулы влезли. Удобнее всего было поставить баул на нулевую полку – на пол, под первой. Место было не всегда, но Юра пытался и изворачивался.

Слева от двери стояла специальная подставка для клюшек, которая тоже всегда была заставлена, несмотря на то, что некоторые уносили свои клюшки с собой. Пахло крепким мужским потом, свежей изолентой и пластиком, и совсем немного сладковатой сыростью. Этот запах никогда не выветривался до конца ни из сушилки, ни с некоторых элементов формы.

Когда Юра иногда забирал форму домой, стирать, то наливал в два раза больше геля для стирки спортивной одежды. Обычный кондиционер не особо помогал, поэтому чтобы хоть как-то убить запах приходилось подключать всю смекалку. 

Свою клюшку он оставлял в сушилке. Забирать не видел смысла. Украдут её, что ли? Кому она нужна? Модель не самая крутая и «пижонистая», бешеных денег не стоит. Нет, определённо, вещь качественная и добротная. Её бы перемотать хорошенько и нормально, правильной лентой, а не той, моток которой Юра отчаянно добивал уже второй месяц. 

– Здорóво.

– Мгм, – пробурчал Татищев, распрямляясь. – Уже забрал, что ли?

В дверном проёме торчала как всегда встрёпанная макушка его товарища по команде. Товарища звали Серёжа, и сегодня он был на удивление доволен жизнью. Его баула на полках не было, даже на самой нижней. Юра пораскинул мозгами и пришёл к выводу, что да и ладно, не его это ума дело. Какая ему вообще до того разница?

– Не, я из дома. Стирка, – пояснил Серёжа и довольно сощурился. – Помочь?

– Да не, я почти всё. 

– Как хочешь.

– Ну давай тогда.

– Я в углу, если что. 

– Да что мне твой угол, – рассмеялся Татищев и снова дёрнул баул на себя. – Я с краю, как нищеброд ёбаный буду. Поближе к душевым…

– Ладно, – Серёжа посмотрел на часы, забрал свою клюшку и высунулся из сушилки. – Дойдёшь. 

«Конечно, дойду, придурок, блять, куда я денусь», Юра злобно запыхтел, вытягивая свой баул. До тренировки оставалось минут двадцать, а ему ещё надо было найти в раздевалке место и переодеться. Скорее всего большинство его товарищей уже переоделись, поэтому не будет ни толчеи, ни глупых поисков куда бы ему примоститься. Если никто не занял его любимую скамью, то будет просто прекрасно…

Он вытащил, наконец, свой баул. Тот чиркнул колёсиками о металлический край полки, стукнулся о резиновое покрытие на полу и грузно завалился набок. Юра засунул в широкий боковой карман выпавший было пакет с каким-то барахлом – скорее всего там был запасной костюмчик с носками, – вышел из сушилки и направился к нужной раздевалке. Колёсики то и дело прыгали по стыкам резиновых ковров. 

Сегодня они тренировались на Малом льду – на малой арене, где в основном и проходили тренировки хоккеистов и фигуристов. Малым лёд назывался потому, что рядом, на территории дворца, была ещё одна арена, которую называли просто – Большой лёд. Там проходили игры, турниры, соревнования, кубки, крупные матчи высших команд, выступления фигуристов и прочие важные мероприятия. 

Малый лёд был небольшим комплексом. Всего в два этажа: на втором располагались смотровые трибуны – открытые, надо льдом, больше похожие на балконы, и закрытые, у буфета, – буфет и зона отдыха, кабинеты администрации и разные служебные помещения, на первом – собственно, сам лёд, раздевалки, сушилки, спортзал, тренерские, и совсем маленький буфет, налево от входа.

Иногда, когда было совсем невмоготу и безумно хотелось сладкого или мучного, или если Юра хотел побаловать себя, он покупал в автомате на первом этаже стаканчик кофе, заходил в буфет за булочками с маком или свердловскими слойками, и, довольный, шёл домой. Такое случалось редко, потому что за питанием Татищев следил, и каждую съеденную булочку усердно отрабатывал в зале или на льду.

Внутренний стыд не позволял ему наслаждаться вкусной – пусть и не очень полезной – едой: он же спортсмен, он не должен жрать всякую дрянь. Это лишние пустые калории, которые придётся сгонять в зале. Это загубленный в будущем желудок, это плохие показатели, лишний жир вместо мышечной массы, сахарная бомба. 

Иногда, позволяя себе чуть больше, он не мог потом перестать винить себя за то, что «сорвался» или «переборщил». Он понимал, что иногда можно и нужно давать себе отдых и есть что хочется, но намертво вбитая в голову установка «я должен так, а не иначе» не позволяла ему этого делать. 

Питание было, пожалуй, едва ли не единственным, над чем он нездорово трясся и на что никогда не забивал. 

Юра прикинул в уме, во сколько он сегодня будет дома. После льда у него было ещё две земли, и может быть, они задержатся – на улице-то можно заниматься сколько хочешь. Это тебе не лёд, на который надо заходить-уходить по расписанию. 

– Здорóво, парни! – поздоровался с товарищами Татищев и быстро плюхнулся на ближайшее свободное место на скамье. Надо же, а он думал, что сегодня будет не протолкнуться. Ну, нормально.

Вытаскивая и натягивая форму, он слушал разговоры: неудачное падение на лестнице, синяк, загородная поездка на выходные, если в субботу не будет тренировок, скауты и агенты, связывающиеся с родителями, допы по общаге и английскому, эта глупая подготовка к экзаменам, новые гетры и изолента, музыкальный релиз, заключение контракта и переход. Всё это смешалось в его голове. Юра не особо вслушивался в мат и гомон, но каждый раз навострял уши, стоило кому-то упомянуть агентов или скаутов. 

О таких вещах обычно не говорили настолько громко, вслух и открыто.

Сейчас они все входили в период, когда начиналась самая жёсткая конкуренция – молодые и здоровые игроки, способные и талантливые, пышущие энергией и амбициями, все они старались выложиться на каждой тренировке, показать свой максимум. А вдруг с трибуны смотрит агент или скаут? 

Каждый хотел получить билет в Молодёжную лигу, каждый хотел играть. В команде царило какое-то непонятное напряжение, конкуренция, соперничество. Сейчас они все играли вместе, были «заодно», но буквально через неделю-две всё изменится. 

Они выходили на профессиональную арену. А там надо было не щёлкать клювом – вероятность оказаться за бортом была очень высока.

Сейчас смотреть их никто не будет. Юра был в этом уверен – Данис как-то обронил, что к ним ещё несколько недель никто – под «никто» имелись в виду агенты и скауты – не будет захаживать.

Практика показывала, что старший брат редко ошибался, поэтому Юра был склонен ему верить. Особенно, если дело касалось таких вещей. 

Татищеву безумно хотелось попасть в МХЛ, он мечтал о большем, мечтал увидеть и узнать больше. Он хотел своё профессиональное будущее, он хотел делать то, что любил. Он хотел дальше, лиги, команды, кубки и чемпионаты, простые, даже детские мечты. Банальные, воздушные.

Когда тебе семнадцать лет все двери открыты, только надо… Подождать, пока одна из них откроется и тебя заметят. И пригласят. 

Ещё он хотел утереть нос тем, кто говорил, что у него ничего не получится, что он неспособный, никакой, деревянный, нетехничный. Хотелось доказать этим людям, что он чего-то да стоит. 

Юра натянул красную тренировочную майку поверх панциря, нахлобучил шлем, щёлкнул застёжкой, поправил за решётку. Подхватил со скамьи бутылку и направился к выходу из раздевалки, на лёд. Выходов-входов было два: один обычный, через который они и входили в раздевалку, второй на другом её конце, и вёл он прямиком к арене, на лёд.

Сквозной проход был очень удобен: когда надо было выйти со льда прямиком в коридоры Малого, купить воды или кого-то встретить. 

Юра повидал много раздевалок, и сквозной проход был далеко не во всех. Иногда, на товарищеских матчах, приходилось идти ко льду – недолго, буквально с десяток метров, – но в привычке всё-таки было развернуться и пойти ко второму выходу. 

На арене пахло мокрой резиной, снегом и отчего-то железом. Татищев сел на скамью, пристроил за собой бутылку. Парни тихо переговаривались и посмеивались, вратари, сняв шлемы, переминались в углу у дверцы на лёд. 

Заливочная машина уже выезжала со льда, парни сидели и ждали тренера. Через пять минут тот пришёл и дал отмашку начинать раскатку. 

Вслед за остальными Юра шагнул на лёд, на пробу оттолкнулся, пробуя лезвия, и скользящим движением закружился. Его начали объезжать парни, они понеслись мимо, и Юра, движимый азартом, сразу рванул за ними, за ворота.

Он чаще перебирал ногами, набирая скорость на повороте – если у тебя была возможность раскатиться, то её надо было использовать. Скорость обязательно пригодится при проходах, атаках и защите, поэтому на тренировках Юра каждый раз отрабатывал стремительный заход за ворота – иногда его просто нещадно заносило, он еле успевал выровняться в последний момент и едва ли не влетал в ближний борт.

Может, дело было неправильной технике? Надо пониже приседать, делать более сильный упор на внешнее ребро? Точно, может быть, дело именно в коньках? Надо будет попробовать другую заточку, в следующий раз он попросит точильщика сделать желобок менее округлым или вообще попросит поменять его форму. Хотя говорят же, что нечего на зеркало пенять, коли рожа кривая… 

Татищев обгонял товарищей, то замедляясь, лавируя из стороны в сторону, направляя себя лишь наклонами, то снова ускорялся, добавляя ногами у бортов. Он набирал скорость там, где лучше всего можно было разогнаться, по прямой и в крутом вираже. Клюшка привычно лежала в руке, он скрестным шагом прокатывался на внешних рёбрах, ловко переходя с одной ноги на вторую. Захлёст ноги, толчок внешним ребром, прокат кругом, раз, два, ещё раз. Он лавировал в общем потоке легко, не стараясь обгонять, смакуя любимые скольжения. 

Тренер высыпал на лёд шайбы из специальной коробки, которая на поверку была пластиковой канистрой со срезанным верхом, и они рассыпались по льду как драже. Проехав ещё пару кругов и немного разогревшись, Татищев подхватил на крюк шайбу. Парни недолго покатались, потом разбились на пары и тройки отрабатывать пасы и проходы. Нападающие лениво пасовались, защитники катились задом, следя за переходящей от одного к другому шайбой. Темп был лёгкий, никакого напряжения. Простая раскатка, тренировка, наблюдение.

Юра легко катился вперёд, было привычно и приятно прохладно, отовсюду слышался скользкий звук взрезающих лёд лезвий и глухой стук клюшек. Татищев точно и легко вёл шайбу рубящими движениями, руки двигались автоматически – это было слишком привычно. Удобная-неудобная-удобная, и так по кругу. Дриблингу их учили почти сразу после того, как они могли уверенно держаться на льду. 

– Давайте к борту! – тренер застучал клюшкой, привлекая внимание.

Юра подъехал и тормознул, окатив нижнюю часть борта ледяной стружкой. Рядом толкались его товарищи по команде, вставая вокруг тренера полукругом. Общая атмосфера была расслабленной, некоторые парни присели на колено, укладывая клюшки на бедро.

– Расставляем фишки и конусы, там змейка с торможением. Туда-обратно. И не халтурим, а то некоторых уже баллоны заждались, – он ухмыльнулся и кивнул в сторону трёх лежащих под скамьёй шин. – Разминочкой – челночный бег, потом на скорость между фишек. Сейчас что-нибудь простенькое поделаем, упражнения какие-нибудь, потом броски, обводки, руки-ноги, в конце поиграем. Проигравшие собирают шайбы на своей части поля.

Тренер оглядел их и достал свисток.

– Ну, всё, давайте. Широкие разминочные на плечевой пояс. Поехали. 

В целом тренировка прошла хорошо и спокойно. Они отработали броски, Юра с двух передач забросил красивый гол: принял пас у ворот, прошёл, с разгона от синей линии, обманул, обвёл, прорвался и бросил в девяточку, точно и резко. Он любил бросать в одно касание.

Вернее – любил так выходить из сложных ситуаций. Если все закрыты, если тебя прижимают к борту, если пытаются отобрать – просто попробуй бросить, пустить по борту, выбросить. Хуже точно не будет. 

Данис всегда учил его – броски, броски и ещё раз броски. Не забывать о руках, кататься на полусогнутых и в приседе, обязательно следить за глазами вратаря. Он объяснял какие-то нюансы сразу же на своём опыте и втолковывал Юре, что уж лучше пусть он учится на его, Даниса, ошибках, чем на собственных. Наошибаться в жизни он успеет. 

Часы на табло показывали без пяти два, и Татищев удивился, как быстро пролетело время. Заученные движения отвлекали, задания и упражнения в некотором смысле разгружали голову, и Юра буквально забывал обо всём, кроме тренировки.

Но, тем не менее, ему ужасно хотелось схалтурить. Он устал как собака, вымотался бегать эти бесконечные круги, делать тупые упражнения, которые им объясняли по десять минут каждое – да ещё и не всегда понятно. Интересно, везде так объясняют? Потому что из объяснений он понял только то, что защитники будут встречать перед воротами, когда они, нападающие, пойдут в атаку. Юра помотал головой, попытался сдуть выпавшую прядь, в итоге просто затолкав её пальцем под шлем. 

Ещё ему всё время казалось, то что-то не так, ему чудился подвох. Интуиция у него была развита не очень хорошо, третий глаз открывался только во время критических моментов на поле, когда надо было подхватывать атаку или разыгрывать сложную комбинацию, поэтому сейчас он не мог понять, что же его так беспокоит. Он списал это всё на обыкновенную усталость. 

Одним из первых он завалился в душ. Горячая вода приятно хлестала на спину, смывая пот и успокаивая. На тренировке он вымотался, и в глотке и на языке до сих пор глянцевито зудело от быстрого бега и холода. Юра подставил лицо горячим струям, взлохматил и зачесал назад волосы, глубоко задышал. Он стоял во влажном облаке горячего пара и пытался расслабиться и ни о чём не думать.

Холод неприятно пробежался по разгорячённой коже, когда он вышел обратно в раздевалку. Стоя в одних трусах и вытряхивая из пакета футболку и шорты с тайтсами, Татищев тоскливо думал, как он не хочет бежать очередной кросс. Может, сказаться больным и уйти домой? Хотя какая простуда, теплота на дворе какая. 

С тех пор как на улице потеплело, земля проходила не в зале, а на улице, и тренер просто зверствовал. Они разминались, бегали вокруг Малого льда по пять кругов, и начиналась та же история, что и на льду. После таких интенсивов гудели ноги, а походка становилась летящей. 

Поначалу было, конечно, сложно, тяжело, невозможно, и вообще, Юра по-страшному заёбывался. С одной стороны была школа, на которую он благополучно забивал, а с другой – хоккей, его нежная любовь сквозь года. 

Любовь, которая высасывала из него все соки, отнимала все силы и свободное время, и требовала ложиться костьми для достижения хоть чего-то. 

Он приходил домой, наскоро ел, так же наскоро делал какие-то уроки, чтобы потом принести учителям кипу выполненной домашки – или не принести, а сразу явиться на контрольную, – и заваливался спать.

На сторонние развлечения сил не хватало, а желания что-либо делать, когда появлялось свободное время, не было. 

***

Юра вышел на улицу. По привычке попробовал носком кроссовка асфальт, поправил кепку. В небе рождалась солнечная прорезь, и сквозь неё струилось жидкое, едва ощутимое тепло. С каким-то детским восторгом Юра вдохнул глубже – от асфальта поднимался терпкий душный запах; видимо, недавно прошёл слабый дождь, поморосил некоторое время, и кончился так же внезапно, как и начался. 

– Парни, давайте лёгкую разминочку, и вперёд. 

К ним вышел тренер. У него в руках по обыкновению была планшетка, на груди висел свисток. Юра вполуха слушал объяснения, зная, что ничего нового он не услышит. 

– Так, разбиваемся на пятёрки. Первая заканчивает, вторая начинает, потом третья, и так далее. Понятно? Поехали. 

Стиснув зубы, Юра сосредоточенно доделывал последний тур разминки. Они могли бы размяться нормально, возле небольшой «коробки», где они, бывало, играли с пацанами в футбол после тренировок, но нет, там сейчас прыгали фигуристы. А они как дураки рядышком. Фантастика! 

Разминка в тени деревьев нравилась ему куда больше, чем перед комплексом, но его, естественно, никто не спрашивал. 

Так-то на разминку было плевать, после льда мышцы ещё не остыли, и можно было разогреться простенькими маховыми… 

– Привет.

Юра вскинул голову. Мимо проходили младшие ребята, направляясь ко входу на Малый лёд. Они тащили рюкзаки с формой, катили за собой баулы, и пацан с самым огромным – вратарским – на секунду остановился напротив. Татищев махнул ему рукой и улыбнулся. 

Пацана звали Коля. Он был на три года младше, учился с Юрой в одной школе и занимался с ним в одном ледовом дворце. Они, бывало, пересекались в школе на переменах, сталкивались на выходе, да и частенько встречались на территории дворца. Иногда болтали, перекидывались дежурными фразами, порой ограничивались простыми рукопожатиями. Можно сказать, они с Колей дружили. Приятельствовали. 

Но, опять же, эта дружба заключалась только в приветствиях, редких разговорах и осведомлённости, кто есть кто, где и почему. Пацан Юре нравился: он был смышлёный, шустрый и упрямый. Только немного зашуганный и нелюдимый. После конца прошлого сезона он резко прибавил в росте, и на тренировках в предсезонке его макушка ярко выделялась в толпе сверстников. Тренеры пророчили ему хорошую карьеру, а Юра втайне завидовал. 

Ему тоже хотелось быть шустрым и упрямым, ему тоже хотелось, чтобы за его спиной ему пророчили перспективы. Его слабыми местами были манёвренность и силовые, и с этим ничего нельзя было сделать. Разве только упорнее тренироваться, закрывая эти нюансы и оттачивая то, что он уже умел.

Но с другой стороны – вратарь нападающему не конкурент. 

Юра знал, что в школе Коля был отличником, и это при том, что тот пропускал половину занятий. Также Юра знал, что мальчишка был на редкость талантливым вратарём. Стоило ли говорить о таланте, когда Татищев на личном опыте знал, что за этим всем стоит ежедневная пахота, выматывающие тренировки, сто раз отработанные движения и бесконечные «я должен лучше»? Наверное, нет. Способности у пацана определённо были. Но это всё не отменяло того, что Сибиряков – для своего-то возраста – мастерски стоял на воротах. 

Говорят же, что все вратари безумцы. Кто в здравом уме и по доброй воле будет подставляться под шайбу, летящую в среднем со скоростью пятьдесят километров в час? И это если говорить только про юркину возрастную категорию – в высших лигах скорости были больше. 

Тренер дал отмашку, щёлкнул кнопкой секундомера. Юра отвернул кепку козырьком к затылку и стартанул вместе со всеми. Круг за кругом, медленно но верно. Следить за дыханием, не болтать, даже если очень хочется, и держать темп. 

Юра замедлился, переходя едва ли не на трусцу. В боку начинало покалывать: в конце он дожимал скоростью; он хотел побыстрее закончить этот круг и присоединиться к товарищам, которые уже закончили кросс и потихоньку переходили к растяжке и упражнениям на руки.

Ему оставалось добежать совсем немного, за поворотом уже виднелась финишная прямая. Он повертел головой и, никого не заметив, поскакал через кусты. Они скрывали его от посторонних глаз, под ногами тихо скрипели листья и ломающиеся веточки. Довольный, что удачно срезал неплохой такой кусок, он не спеша добежал круг. 

– Татищев!

– Блять, – сквозь зубы ругнулся Юра себе под нос. 

– Дополнительный круг, вперёд. Давай, Татищев, шевелись. Раз-два, раз-два, шустрее! Мне ещё раз повторить? 

– Да что сразу дополнительный-то?! 

– Татищев, самый умный? – тренер выпучился на него. – Не хочешь один, сейчас два побежишь.

Перспектива бежать два круга вместо одного Юру не радовала. Вообще бежать ещё круг – не хотелось. 

– Да понял я, – пробурчал Юра и сорвался с места. 

«Пидорас», подумал он. Ругать тренера и на силе злости бежать было легче, и Юра с удовольствием покрыл того матом. Мысленно, разумеется. 

На дополнительный круг у него ушло больше, чем он предполагал. Пару раз пришлось останавливаться, чтобы отдышаться, потому что быстрый темп было очень тяжело поддерживать – предательски кололо в боку, гудели ноги, горло драло, он сглатывал вязкую густую слюну и чертыхался. Если бы никто не заметил, что он схалтурил, всем было бы проще. Ему бы не пришлось идти на дополнительный круг, а тренеру не пришлось бы ждать его и следить, чтобы он не срезал снова. 

Юра добежал, принялся изображать бег на месте, страдальчески охая и причитая – важно было остановиться постепенно, не надо было давать организму слишком большую перегрузку. 

– Бля… Щас умру, – захрипел Юра, сгибаясь пополам и упираясь ладонями в колени. Добежал. И не умер. Победа. 

– А нечего было халтурить, Татищев. Будешь срезать – будешь на два круга больше бегать, – хмыкнул тренер и кивнул в сторону его товарищей. – Иди давай. Не забывай ходить, нельзя резко останавливаться. Мне что, ещё тебя бегать учить?! Ну народ…

Злобно зыркнув на уже отошедшего тренера, Юра глубоко вдохнул и разогнулся. Он повертел головой, высматривая, к кому ему присоединиться, и направился в тень, к парням. 

Фигуристы с разминки ушли, освободили место, и теперь они могли спокойно, не стоя друг у друга на голове и не выходя на кусочек асфальта перед входом в Малый, замяться. 

Юра блаженно закрыл глаза; на упражнении с высоким подниманием бедра можно схалтурить – но только так, чтобы тренер точно не увидел, – вскинуть руки на парной отработке, отжиматься на счёт раз-два, одновременно со всеми, пока тренер ходит мимо и считает. Напряжение в мышцах постепенно пропадало, давая место приятной томной усталости. Парень думал только о том, как тренировка закончится, он снова постоит под кипятошным душем и пойдёт домой спать. Ничего больше делать не будет, только спать ляжет. 

Спать сейчас хотелось больше всего. Сидя на траве и складываясь пополам, Юра упирался лбом в колени и дышал сырым запахом земли и травы – почему-то он напоминал непаханные поля, овраги и пролески, по которым он мальчишкой бегал в детстве.

Вот что он почувствовал, выбегая на тренировку. 

Из этих странных ощущений-воспоминаний он вынырнул уже в раздевалке и реальность ударила волной в лицо. Никакой зелени, нежно-розового, будто звенящего воздуха не было. Также не было ни одуванчиков, ни напевов, которые он смутно помнил из далёкого детства, ни бархатных чёрных ночей на окраинах. Вокруг были только уставшие парни, гвалт и липнущая к щекам усталость. 

– Юр, пойдёшь с нами?

Татищев обернулся на оклик. У его скамьи стояли и переговаривались ребята из первой и второй пятёрок. Некоторые из них уже откатили баулы в сушилку, но двое или трое ещё собирали форму – засовывали клюшки в чехлы или щитки в баул. 

– Мы в бар, по коктейльчику, может, с девочками познакомимся. Покатаемся… Да бля, погнали!

– Не, парни, в другой раз. Я чуть не сдох сегодня, – Юра скривился, – я дома полежу. В телеге пишите, если чё. 

– Ну, – парень поджал губы. – Как знаешь.

По его взгляду Юра понял, что никто ему «если чё» не напишет, позвали его для галочки, и не факт, что вообще хотели приглашать в компанию. Такие вылазки были не совсем в его духе, хотя он был совсем не против пойти посидеть в баре, пропустить бокальчик-другой пива – а не дорогого алкоголя, на который у него пока не было денег, и который обычно и покупали эти ребята. Ему не нравилась сама обстановка и атмосфера: какие-то кричаще-вырвиглазные бары, пустое меню, в котором даже на закусь было нечего выбрать, и везде пафос, пафос, пафос. Нет, повыёбываться он сам любил, но считал, что выёбываться тоже надо уметь. 

Дома его встретил накрытый полотенцем обед на плите. Данис между тренировками заходил домой, но не оставил записки, значит, писал в телегу, а это в свою очередь значит, что Юра этого не заметил. Он пролистал диалоги и действительно нашёл короткое «буду позже, дома поешь» от брата. 

Вечером Юра написал однокласснице: узнать что задали, как там продвигается подготовка к выпускному, и не убьёт ли его классная, если в понедельник он явится только на шестой урок и допы по обществознанию.

К базовым предметам он готовился самостоятельно, английский он и так знал, надеясь наскрести хотя бы на проходной балл – а в идеале и повыше, – экзамен по немецкому был ему не нужен, а остальные предметы со скрипом тянул на подготовительных курсах. Данис настаивал на этом, говоря о важности получения высшего образования: кто знает, как сложится его судьба и карьера через год или два?

В качестве подушки безопасности всегда надо иметь возможность пойти работать – а без высшего это будет сложно. Юра в любом случае сдаст все экзамены, а там можно будет пойти либо в какой-нибудь простенький вуз на простенькую специальность, либо туда, где хоть что-то нравится. 

Данис пришёл поздно, сбросил рюкзак и прошмыгнул в душ. Юра его не торопил и не лез к нему, поэтому пошёл ставить чайник и греть ужин. Знал, что на голодный желудок ничего путного не выйдет. 

Пока он сидел на кухне и ждал, скрючившись на стуле, то едва не задремал. За окном висели серые кисельные сумерки, совсем непохожие на наступающую ночь. 

– Чё как? – поинтересовался Юра, вытягивая ноги под стол. – Поздно ты чёто. С Ксеней гуляли?

– Угу. Забрал её с работы. 

– А чего домой не заехали? – удивился Юра. – Шароёбиться-то чего было? 

– Чего-чего? У нас жрать – вот, – Данис кивнул на свою полупустую тарелку. – Готовить надо снова. Ебатория эта опять, ёбаный боже. Ксеня бы мне пизды вломила, что не кормлю тебя. 

– Ой, да ладно. Можно подумать, я ребёнок и не умею открывать холодильник. 

Подперев подбородок кулаком, Юра думал, что, да, Ксеня однозначно вломила бы Данису. Старший брат, домывающий за собой посуду, обожал свою девушку, а та в свою очередь обожала Юру и не позволяла «обижать ребёнка». Татищев находил это презабавным и в некоторой степени очаровательным. 

Мысли тяжело и неуклюже ворочались в голове, надо было ложиться, чтобы не сбивать режим, но Юра стоически держался. Не хотелось уходить раньше времени, нарушать их с братом маленькую традицию совместных ужинов. Он уставился в стол, рассматривая клеёнчатую скатерть – крупная клетка слабо двоилась на манер три-дэ картинок. 

Данис уселся напротив, сцепил руки в замок. 

– Юр, у меня новости. 

Юра сразу же напрягся. Обычно фраза «у меня новости» от кого бы то ни было не несла ничего хорошего. В школе так начинались объявления по типу «скидываемся на шторы в класс» – чтобы не хотелось так сильно выкинуться из окон, шутил Юра, – а в команде ему так однажды сказали, что он не заявлен на важную игру. Новости, конечно, были о-го-го. 

Данис улыбнулся, видя его замешательство. 

– Со мной сегодня связались скаут и агент. Тебя хотят подписать в «Белых Медведей». 

Сонливость сняло как рукой.