Лазейка

Если это ради спасения, то убийство это или нет – не так важно. По крайней мере, так оправдывается Душенька, стоя с топором в руках и онемело оглядывая груду костей, которая меньше минуты назад была мертвяком, угрожавшим Обси. Он смотрит на Душеньку с удивлением и какой-то тревогой, объяснение которой Душенька и мог бы дать, да смысл?

– Душенька, ты зачем?..

Душенька смотрит ему в видимый глаз. Он ведь поймёт? Разве это не очевидно? Это рефлексы, которые так просто не подавить, и страх, когда Обси пропускает стрелу. Он знает ведь, что Обси не борец. По крайней мере, не здесь. А он – вечный гость хардкорных серверов. Он сам иногда забывает, что смерть – это несерьёзно. Обси смотрит в глаза ему.

Душенька не обращает на это внимания. Но смотрит невидяще, как Обси что-то говорит ещё, как обходит его и кладёт руку на плечо.

Боги. Он думает о своём сервере. В наушнике-Чате балаган. Они не будут его винить? Его ребята при потере своей последней жизни становятся сущностями сроду мобам. Специально же решил себя ограничить… Не перепутает ли он, когда это будет вопрос жизни и смерти? А если кто-то в шутку на него нападёт, а он не поймёт? Хардкорные, конечно, ожидают смерти в конце своего пути, будь то сотня или тысяча дней, но готовыми к ней оказываются единицы. Смерти хардкорных ощущаются острее, как и жизнь, поэтому их, зависимых, набралось так много. Его не передёргивает. Но наваждение и слишком яркий образ их кладбища стоят комом в горле. Хочется пить. Или выпить: и Жираф, и Обси как-то предлагали. Как хорошо, что на этом сервере количество жизней не ограничено. Он мог бы хоть вусмерть спиться. Моментальным уроном.

– Ну, Душенька, ну ты чё. Ну что ты так расстраиваешься, он же уже мёртвый был.

Он соглашается. Конечно. Мёртвый. Крови в скелетах нет, но он всё равно чувствует, как она пачкает его свитер, джинсы, руки и заливает, заливает… Боги. Обси предлагает, что неплохо было бы отметить это на скине, и Душенька соглашается. Даже Обси видит на нём эту кровь. Даже Обси видит, что он виновен, хотя, похоже, не винит сам. Душенька благодарен так, что у него сердце сжимается, а неловкая улыбка ползёт на лицо сама. Обси хороший друг.

Здорово вышло, отшучивается Душенька, и шутит, и шутит. И когда они прилетают к Альцесту, чтобы обсудить, какой он руина на этом несчастном сервере руин, он шутит, а потом отмалчивается, позволяя Обси взять речь на себя. Он хороший друг, очень. Душенька и забыл, как приятно бывает положиться на игрока, а не быть за них в ответе. Может, поэтому он в основном одиночка. Может, он просто плохой администратор.

Он отвлекается от голосов товарищей в наушнике-Чате и спрашивает Альцеста про потерянный горн. Альцест с радостью помогает искать.

Сервер друзей, как-никак.

***

Самый мирный игрок, думает Душенька и вертит в руках зомбячье плечо. Он не ожидал, что ткани так легко рвутся. Кулаки толком не сжимались, – спасибо слабости по всему телу, – а мечом бить – опрометчиво. Зомби, какими бы опасными они ни были в группах, сами по себе очень хрупкие. Он сам теперь довольно хрупкий, и он не ожидал.

Зомби ещё дёргается под ним, но Душенька сильнее опирается на меч, который почти протыкает грудину немертвеца и прикалывает его к земле. Руками себе он не поможет – одна оторвана, вторая прибита душенькиной ногой к земле. Он может вспомнить пару безликих игроков, чьи растворившиеся трупы были в такой же позе. Лучше это не делает.

Цветы будут хорошо расти, в крайнем случае, думает Душенька, если я умру с голоду. Не самая приятная участь, тем более на повторе – сервер-то без ограниченных жизней.

Первые подозрения начали появляться ещё в сумерках: его мутило от голода, хотя он только-только перекусил. Он съел ещё что-то, и его едва не стошнило. Ах. Должно быть, Дар изменился, понял Душенька. Диамкей говорил что-то о жжении под кожей каждый раз, что он выходил из тени своих подземелий. Обси тоже жаловался на голод.

(Дар даёт им испытания по силам. Зачем, Небесам лучше знать. Конечно, лучше. Быть ведомым бывает даже приятно, думает Душенька.)

Гнилостный запах, что ещё пару дней назад показался бы ему тошнотворным, нагоняет в рот слюну. Голодно, и этот голод может утолить мертвечина… Тогда почему нет? Это ради выживания, собственного спасения, да и вообще - зомби уже мертвы. Это не убийство. Что мертво умереть не может, так ведь говорят? Он, должно быть, сказал это вслух, потому что в наушнике раздаётся хохот. Чат-то его поймёт, они здесь за этим и объявились.

Дело в выживании.

Он вгрызается в мясо. Отдаёт уходящим по вечеру теплом, мылом, медью и какой-то сладостью. Это даже не так и плохо, Душенька не может понять, почему раньше воротил нос. Ну, подгнила немного. Ну, есть такая слизневатая текстура. Но это неплохо. Очень даже неплохо.

С поеданием подгнившего живого трупа он расправляется быстро. Мяса на нём не так много, как было бы на ещё живой сущности. Да и ладно, он вполне насытился. Душенька облизывается и вытирает об свитер меч. Склизкая зеленоватая кровь контрастно смотрится на вязаном. Он всё равно собирался стираться.

Нужно будет спросить об этом Обси. Симптомы похожие, в конце концов.

***

Сервер друзей, мрачно разглядывает Душенька один из плакатов "Выход есть!", которые где ни попадя развесил Клеш. Душенька не глуп и не наивен, он знает, что замышляет этот торгаш. Он сам, в какой-то мере, такой же. Поэтому он обмозговывает идею линкованных предметов и поэтому в его край-сундуке – ворованный (одолженный) ключ к их с Обси возможному побегу. Он заранее безмолвно извиняется перед Секби и кем бы то ни было ещё, кто может попасть под дюпнутый тротил.

У него есть время до заката, прежде чем начнётся заседание. Он убирает наушник в карман, и желает удачи Обси. Диамкей взглядом, выразительно напоминает про лаз. Они оба кивают.

Душенька мысленно извиняется и перед ними. Как же сильно он их подведёт, но насколько безопаснее тогда будет их с Обси побег, если (когда) его начнут лечить. Лишение Дара – хуже деспавна или смерти, какой её описывал Обси, поэтому Душенька готов рискнуть. Он защитит их обоих. Если повезёт, спасёт.

Суд начинается обычно. Душенька садится на своё место рядом с Алфёдовым – поближе к главному выходу, подальше от чужих глаз. Евгеха – хороший адвокат, Душенька знает не понаслышке, но на стороне якудза – влияние и, есть шанс, окажутся Дровосеки. Альцест не упустит возможности поддержать горе-лекарей, а Клеш не преминет этим воспользоваться. Душенька хмурится.

С показаниями должен выступать Пугод, но волей случая и оброненного зелья, выступление становится почти театральным. Нельзя сказать, что неожиданно, но Душенька надеялся, что они протянут дольше. Якудза те ещё артисты и, кажется, теперь чувствуют себя властителями суда.

Представление не очень плавно перетекает в полноценную клоунаду.

Душенька хмурится пуще, но пересекается взглядом с обернувшимся на него Обси и ободряюще улыбается. Всё будет хорошо, родной, хочет он сказать, но молчит. Потому что хорошо не будет, но он может попытаться. Он сидит смирно, почти не ёрзает, пока заседание погружается во всё более неуправляемый хаос. С места Душеньки плохо видно, но ему за глаза жаль Секби вдвойне. Тот что-то кричит о порядке, о соблюдении тишины и уважении к Его Чести и остальным.

Обси пытается исправить положение, подыгрывая правилам якудза, но не отступая слишком от самого дела, Евгеха кроет натурально по-прокурорски, хотя Душенька с зарождающимся ужасом понимает: Евгеха сейчас скорее адвокат. Он приводит замечательные аргументы и почти не поддаётся общему безумию, за что Душенька готов расцеловать этого золотого игрока, но он обязан выставлять приоритеты.

Душенька не знает, кто тянет Секби за язык спросить Клеша.

Тот, конечно, послушно молчал до этого момента, видимо, довольный разыгрываемой картиной. Он улыбается, и даже с душенькиного места видно, насколько криво.

Засранец-таки затрагивает Дар.

– Так вот, уважаемый судья. Всё, что мы сейчас обсудили, ведёт к тому, что у мистера Обсидиана что-то не так, ну, с головой. Он…

Слава богам за Евгеху.

Душенька выбегает из суда.

Душенька активирует чемоданчик и быстро, одними губами извиняется перед Секби. Если это ради спасения, то убийство это или нет – не так важно. Это ради спасения Обси, да и убьёт он только косвенно. Он всё равно что не виноват. Не считая ущерба зданию. Не считая страха и переполоха, который вызовет взрыв. Не считая того, что он теперь – террорист, даже если пока об этом знает он один. Чат наверняка поймёт, когда узнает. Душенька надеется, что Обси тоже.

Душенька возвращается назад.

– Смотрите, это называется "тюремная похлёбка". Я хочу, чтобы её применили в сторону Обсидиана, – даже ведь не скрывает, что действует из личных побуждений. Клеш хитрец ещё тот, но сейчас действует так прямолинейно, что у Душеньки сердце сжимается.

После этих слов в суде начинается сущий кошмар: Душенька слышит возмущённые крики Диамкея, Евгехи, самого Обси; Альцест, как Душенька и предполагал, находит это разумным.

Двадцать шесть.

Клеш принимает серьёзную мину и начинает выгораживать уже себя, что было бы забавно, не охвати Душеньку такой могильный холод. Отсчёт уже идёт. Лишь бы обошлось.

Сорок.

Секби сам начинает про Голоса. Душенька морщится. Хорошо хоть сразу с Клешем не согласился. Секби, стоит отдать должное, выражает пусть формальное, но сожаление, прежде чем начать вынос вердикта, как предполагает Душенька.

Шестьдесят девять. Семьдесят.

— Обсидиан Тайм-

Душенька строит удивлённое лицо, но не подаёт голоса. В толкучке, пока все выбираются из здания, он пару раз сталкивается с Обси и, случайно оказавшись ближе к кратеру, видит командный блок. Искорки Дара (или, откровенно прозаично, души Секби) кружатся вокруг него, словно живые.

Зрелище захватывающее, но совершенно незапланированное. Если и в самом деле Дар вмешался, то преследования только усугубятся. Душенька кратко молится всем слушающим богам, чтобы это было не так. Его замешательство выгоняет его под дождь лишь на пару секунд, потому что Обси появляется словно из ниоткуда и кое-как толкает внутрь, суёт в руки зелье урона. Его правая рука висит мёртвым грузом, проткнутая стрелой и отчаянно регенерирующая под действием сбитого тотема. Так скоро? Кто догадался действовать сразу? Душенька сохраняет спокойствие; он должен быть спокойным.

Попаниковать они успеют. Наверное. Позже. Душенька прыгает в туннель вслед за Обси.

Они запрыгивают в удобно расположенную рядом лодку, вновь в бегах.

***

(У Секби на пол-лица корка пока не зажившего шрама.

Душенька прикусывает губу, глубоко вздыхает и отводит глаза. Ему жаль. Он не ожидал, что Секби испугается так, что на скине останется шрам. Душенька невольно думает о подёрнутом плёнкой глазу Обсидиана. Что с ним произошло? Было ли ему страшно? Он же не местный, к смерти относится немного иначе, будто бы раньше ничего, кроме хардкора, и не знал. А испугался ли тогда Обси за Секби? Секби ведь пытался его отгородить, даром что неудачно.

Душенька видит как дружелюбен Секби к ним и как он опирается на стену, когда следует в игровые комнаты. В нише для шашек Секби сидеть было бы слишком твёрдо, и Душенька предлагает сесть на кожаный ковёр для игры в узоры, который принёс Жираф. Секби улыбается устало и совсем немного, – правая щека слишком натягивается; это, должно быть, больно, – но Душенька находит в себе смелость улыбнуться в ответ.

Что-то шуршит, подмечает Секби.

Что-то шуршит, соглашается Обси.

Что-то не так, понимают они все.

Крики, толкотня, отрезвляющий холод снежка в руке и головокружение телепортации. Их не тронут. Нужно продолжать бежать. Дровосеки и якудза не могли ожидать этого туза в их рукавах (буквально). Не могли же?

Где Обси?

"Это ему за суд", написано на табличке, и его совсем не спасает факт, что лечение – тоже не убийство.)