***

Петляющий по синему бархату узор из золотой вышивки сплетался вдоль пол костюма в маленькие золотые солнца — монеты на гербе Торгового Содружества. Новая рубашка с кружевными манжетами слепила глаза белизной, а пышное жабо закреплялось овальной брошью с россыпью мельчайших бриллиантов по периметру и вызывающе ярким гербом Серены в середине.

Даже если бы Васко не знал, какое мероприятие сегодня проводил де Сарде, то тотчас бы догадался по одному этому костюму.

— Как прошёл совет Содружества? — из вежливости поинтересовался навт и тут же пожалел о том, что вообще задал этот вопрос: столь аккуратный внешний вид, сияющий и безупречный, контрастировал с мрачной тенью, что пролегла на бледном лице князя. Де Сарде скользнул невидящим взором по его лицу, явно до сих пор погружённый в свои безрадостные мысли, и принялся угрожающе неспешно избавлять тонкие пальцы, один за другим, от белоснежной лайки перчаток. Васко выразительно приподнял брови, ожидая ответа, и Антуан тяжко вздохнул.

— Пойдёмте наверх, расскажу, когда останемся наедине. — Князь обернулся к застывшей за их спинами служанке и отчеканил не терпящим возражения тоном: — Как можно скорее подайте в спальню кофий и какие-нибудь закуски. А завтра утром не забудьте разбудить нас в половину шестого и подать завтрак не позднее шести!

— Будет сделано, Ваша Светлость, — пролепетала та и поспешно скрылась в коридоре, ведущем на кухню. Васко проводил бедную девушку задумчивым взглядом и язвительно заметил:

— Что ж, с нетерпением жду от вас свежайших новостей. Только всех слуг не распугайте, а то никакого кофе вы не дождётесь, не говоря уже о завтраке.

Де Сарде сразу отправился в гардеробную, чтобы передать парадный костюм в заботливые руки камердинера. Когда он вернулся в спальню, уже в домашних кюлотах и расписном баньяне поверх рубашки, то сразу подлетел к неприметному графину с кальвадосом, надёжно сокрытому от чужих глаз меж книг на верхней полке, и разлил крепкий янтарный напиток по двум низким бокалам.

— Итак? — нетерпеливо напомнил об обещанном рассказе Васко, покручивая свой бокал в руке. Прежде чем ответить, Антуан сделал два жадных глотка и с наслаждением прикрыл глаза, словно весь день только и ждал этой возможности.

— Итак, хорошая новость в том, что большинство князей довольны моей работой на нынешнем посту и результатами, которых мы вместе добились. Я заслужил расположение некоторых из них ещё при дворе своего дяди. Князь де Савойя отчего-то называет меня талантливым молодым человеком, как много лет назад, словно мой нынешний возраст ускользает из его слабеющего с возрастом внимания. Пожалуй, отправлю к нему несколько надёжных докторов.

Навт ожидал логического продолжения, но оно так и не последовало: де Сарде был слишком занят тем, что вновь наполнял свой бокал кальвадосом. Потому спросил сам:

— А плохая? 

— Плохая новость, соответственно, в том, что две стороны, связанные наиболее близкими родственными узами, по-прежнему выказывают мне недоверие и всеми силами, даже, я бы сказал, с завидным упрямством, сеют смуту среди общего согласия.

Васко невесело усмехнулся и поставил нетронутый бокал на столик у окна. 

— Догадываюсь, кто одна из этих сторон.

— Вы совершенно правы. Де Веспе так давно желают моей отставки. Пока они не выступают в открытую: боятся осуждения со стороны соседей, которые оказывали мне всяческую поддержку ещё в самые первые годы.

— Если они снова замышляют переворот… — угрожающе прорычал Васко. Загорелая рука сама потянулась к рапире на поясе, которой, разумеется, там не оказалось: всё оружие осталось в прихожей. Де Сарде заметил это и перехватил её успокаивающим взглядом, заставив опуститься.

— Если они снова замышляют переворот, поверьте, я узнаю об этом первым. Сколько бы пар глаз они ни наняли для слежки за мной, я всегда вышлю в ответ удвоенное их количество. — Де Сарде покачал головой. — Не беспокойтесь. Пока дела идут в гору и остальные князья получают прибыль, им нечего мне предъявить. Разумеется, когда-нибудь они дождутся своего неурожайного года и вместе с ним — агонии общества и экономики, роста числа смертей от голода и болезни. И тогда наконец с превеликой радостью повесят всю вину на меня. Ведь не иначе как я один управляю государством, контролирую сами силы природы и взмахом руки могу остановить подобные пагубные явления, но отчего-то этого не делаю.

С некоторым удивлением Васко отметил: де Сарде был настолько раздражён, что перешёл от обычных тонко завуалированных насмешек к едкому сарказму, что было ему совершенно не свойственно.

— Они просто взъелись на вас из-за всего, что произошло на Тир-Фради, и после нашего… триумфального возвращения сюда. Вы фактически оставили их дом без наследника.

С тяжёлым вздохом де Сарде потёр двумя пальцами переносицу. 

— Вы же знаете, у меня не было выбора. Сейчас в Перене правит племянник прошлого князя, Карлос де Веспе. В нём больше голоса разума, чем в его предшественнике, но против воли семьи он ни за что не пойдёт. В Перене слишком крепки родственные связи.

— Будьте осторожны, — обеспокоенно вымолвил навт. — Такие люди, как они, могут воспользоваться любой мелочью, чтобы хоть сколько-то очернить вас в глазах соратников.

У Антуана невольно вырвался смешок. Он одним махом осушил бокал с бренди, и тот опустился на стол рядом со вторым.

— О, они неоднократно пытались это сделать, но кроме моего низкого бастардового происхождения, которое они так неистово пытались доказать, не имея за спиной надёжных, неподкупных свидетелей, им нечего мне предъявить. Скажу честно, если бы лет десять назад кто-то сказал мне, что единственным пятном на моей репутации будет наличие одного постоянного любовника, о котором и так знает всё Содружество, я бы просто не поверил.

Де Сарде произнёс это без всякой задней мысли, но эта полунасмешливая ремарка, направленная скорее в сторону фамилии де Веспе, нежели предназначенная ушам собеседника, объяла сердце последнего волною ядовитого, жгучего чувства. Губы Васко сжались в тонкую линию.

— Моя буря, вы говорите так, чтобы я заревновал?

Антуан мигом осознал свою ошибку и поспешил успокоить любимого капитана. Он шагнул ближе и осторожно взял его за руку, заглядывая в глаза. Голос его при этом сделался мягким и ласковым, точно княжеские перины. 

— Помилуйте, Васко. Я ведь только что доказал вам ровно обратное: ревновать вам абсолютно незачем.

Разговор был прерван нерешительным, даже боязливым стуком в дверь. Де Сарде мгновенно подобрался и напрягся, голос, которым он позволил посетителям зайти, вновь обрёл твёрдость. Служанка поставила на столик у окна кофе и тартины, маслины и сухофрукты, а камердинер склонился перед хозяином в поклоне, протягивая сияющий поднос с целой стопкой писем.

— Сегодняшняя корреспонденция.

Де Сарде сгрёб письма в охапку и небрежным жестом приказал слугам откланяться. Только когда дверь спальни захлопнулась за ними, он сел за секретер, накинул шнурок очков вокруг головы и принялся перебирать конверты, обращая внимание на имена адресатов. При виде некоторых он недовольно бурчал нечто по-серенски, словно сменой языка мог осложнить Васко понимание того факта, что это были ругательства.

Навт подошёл и встал рядом.

— Вы же не собираетесь корпеть над ними всю ночь? Завтра я выхожу в море, и мы ещё долго не свидимся.

— Разумеется, я отлично помню об этом безрадостном факте, — мрачно отчеканил де Сарде, в секунду отбросив письма на столешницу. — Зачем напоминаете?

Быть может, в другое время Васко и запротестовал бы, обиженно выдав в ответ пару едких фраз лишь из чувства гордости и противоречия. Однако то ли с возрастом он стал мудрее, то ли наконец овладел искусством чтения определённых мыслей де Сарде — но этим вечером он видел в таком обращении лишь просьбу о помощи, которую князь никогда бы не высказал вслух. В знак поддержки капитан опустил руку на плечо любовника и медленно, с расстановкой проговорил:

— Я мало что смыслю в гаканской политике, зато знаю точно: в этой ситуации нет ничего, с чем вы бы не справились. А при любом другом исходе, клянусь, я приведу к этим берегам целую армаду с заряженными пушками. Так что кончайте переживать понапрасну и идите отдохните.

Встретившись со спокойным, полным благородного достоинства взором золотистых глаз, так не похожим на едкие взгляды, которыми в него полдня бросались на совете, точно пощёчинами, Антуан почувствовал стыд. Его раздражение, скопившееся, разумеется, не за один вечер, а за долгие годы у власти, не имело никакого отношения ни к слугам, на должном уровне выполняющим свою работу, ни, тем более, к единственному родному человеку, который всегда был рядом, несмотря ни на что — а то и вопреки всему. И вымещать на них дурные чувства он не имел никакого права. Ранее он всегда осуждал тех людей, кто не может держать свой нрав под контролем, и даже внутренне посмеивался над ними — а теперь, смотрите-ка, сам сделался одним из них. Какая ирония!

— Пока я знаю, что вы со мной, мне поистине ничего не страшно. Васко… — де Сарде запнулся, но быстро продолжил: — Простите, что вам пришлось всё это выслушать. Отныне всё моё внимание посвящено вам.

— На такое не смею и надеяться. Был бы рад хотя бы половине.

Де Сарде осуждающе поглядел на любовника, слегка поджав губы. Но нет, Васко не обвинял его. По-кошачьи сощуренные глаза светились лёгкой, беззлобной насмешкой, а на глубине их плескалась безоговорочная нежность, для поддержания которой с его стороны не требовались ни богатства, ни высокое положение, ни покладистый характер, ни прочие мелочные условия.

Антуан сжал ладонь навта на своём плече и ласково погладил её, а затем несколько раз поцеловал, намеренно задержавшись губами на каждом из пальцев. Когда медовые глаза скользнули вверх и встретились с драгоценным золотом направленного на них взгляда, Васко наклонился и припал к бледной шее, вдыхая аромат сладкого цветочного парфюма, к которому за долгие годы успел привыкнуть настолько, что этот резкий запах вызывал ассоциации с Антуаном, а потому на подсознательном уровне сделался много приятнее, чем казался изначально.

Когда шея оказалась покрыта поцелуями настолько тщательно, насколько позволяло жабо, де Сарде поднялся со стула вслед за губами любовника. Прежде чем прижать Антуана к себе, Васко осторожно стянул с его головы очки. Тот по привычке вскинул руку, чтобы всё сделать самому, но навт, не обращая внимания на сии манёвры, аккуратно сложил их в футляр на секретер, чтобы не поцарапать линзы. Князь благодарно взглянул на него: разумеется, во дворце у него хранилось ещё несколько пар для самой разнообразной работы с документами, но то, с каким уважением Васко относился не только к нему самому, но и к его вещам, для навта едва ли что-то значащим, наполнило его сердце настоящей любовью.

Более Васко не намерен был терять ни минуты: у них и так оставался всего один вечер. Он обнял де Сарде за талию, проведя рукой по частой и жёсткой вышивке баньяна, и впился губами в его губы. Руки Антуана сами взметнулись вверх, скользнули по груди любовника и обвили его шею, чтобы прижать ближе к себе. Де Сарде с трепетом ощутил, как капитан прошёлся по его увлажнившимся устам, быстро клюнул в желобок сверху и принялся посасывать нижнюю губу, и сам стал в ответ ласкать языком тонкую верхнюю губу любовника. Сердца обоих застучали галопом о рёбра, и они сильнее прижались друг к другу, складывая причудливую мелодию из сбившихся с привычного ритма вдохов и выдохов.

Бледные ладони нащупали конец кушака и стали уверенно развязывать его, как делали бесчисленное множество раз до этого. Выразительно глядя прямо в глаза любимого мужчины, Антуан совершенно искренне и с чувством проговорил:

— Я так сильно хочу вас, вы и представить себе не можете.

— Меньше слов, моя буря.

Васко вдруг запустил обе ладони в янтарные волосы, провёл ими до затылка и ловко, по-паучьи, развязал чёрный бархатный бант. Длинные яркие локоны, уложенные к совету Содружества аккуратными волнами, свободно ниспали на спину и плечи, и Васко приложился к виску, вдыхая их аромат, продолжая при этом перебирать пряди, легко накручивать их на пальцы, нежно гладить линию роста волос. От этих касаний голова подёрнулась лёгким дурманом, и Антуан принялся развязывать кушак втрое усерднее, а после избавил любовника от бострога так скоро, будто пуговицы на нём сами расстёгивались от одного его касания. Васко уже повесил княжеский баньян на спинку стула и с удовольствием прижимался к оголившейся груди в обход кружевного жабо, которое картинно разметалось по рубашке. Антуан шумно выдохнул, когда губы любовника прошлись по нежно-розовой выступающей коже, и вновь перехватил инициативу, с молчаливого согласия Васко спустив вниз широкие моряцкие штаны. Он усадил капитана на кровать, а сам встал перед ним на колени, глядя на него как-то особенно чувственно и томно, погладил по внутренней стороне бёдер, не забыв наградить и это место парой влажных поцелуев, и припал к паху. Навт даже не пытался сдержать стоны: настолько это было бесполезно. Голову вело в сладчайшем экстазе от одной лишь картины склонившегося к его ногам князя, возбуждённого, с бордовыми от страсти устами и в небрежно распахнутой рубашке, а своими ласками, точными и неизменно возжеленными, тот и вовсе доводил его до лёгкого помутнения рассудка.

Янтарные волосы, более не стеснённые благопристойным бантом, то и дело раздражающе ниспадали вперёд, и де Сарде не раз прерывался, чтобы заправить их за уши. Широкой ладонью Васко убрал передние пряди назад и придержал их сверху. Антуан наградил его быстрым благодарным взглядом, но тут же вновь сосредоточился на своём интимном искусстве. Горячие поцелуи, прикосновения умелых рук и обжигающее ощущение плотно сомкнутых губ, движущихся вдоль всего его естества, заставляли пальцы с силой сжиматься в волосах — и каждый раз де Сарде ликовал в душе, бросая на стонущего любовника по-лисьи хитрые взгляды.

Антуан последний раз провёл по Васко языком, поднялся и навис над ним, упершись одним коленом в кровать, чтобы прикипеть к губам липким поцелуем и разделить на двоих солоноватый вкус плотского желания. Бледные пальцы сжали плечи навта, прошлись по шее выше и свершили свою месть: развязали ленту в русых волосах, которые тут же осели на плечи, вплетаясь узорами в вязь татуировок на коже.

— Идите сюда, — вне себя от страсти, прохрипел Васко. Он утянул Антуана за собой в постель, уложив на спину, а сам устроился у него в ногах, чтобы расстегнуть кюлоты и снять сначала их, а затем кальсоны с чулками, каждый раз будто бы ненароком проводя рукою по напряжённому паху. Но по-настоящему князь вздрогнул тогда, когда навт взялся вспотевшей ладонью за его естество, а второй рукой отодвинул измятую рубашку как можно выше, чтобы пройтись губами по мгновенно втянувшемуся молочно-белому животу.

Де Сарде всё же успел стянуть с себя рубашку и с тягучим, ничем не сравнимым наслаждением выдыхал своему капитану в плечо, изо всех сил цепляясь за поджарую спину с упругими мышцами, пока тот целовал его оголённую шею и посасывал мочку уха, ритмично двигая рукою. Он и сам двигался бёдрами навстречу, смакуя сладость, с которой тёрлись друг о друга их разгорячённые тела. И не выдержал весьма скоро: едва почувствовав подкрадывающееся наслаждение, опрокинул любовника на спину и навис над ним. Его губы выцеловывали украшенное татуировками лицо вдоль точёных скул и загорелых щёк, пока не скользнули вбок, к подаренной им золотой серьге с удивительно прозрачным морским камнем. В следующее мгновение ухо навта обожгло горячим дыханием:

— Любовь моя, сегодня я хочу сделать вас своим. Вы позволите?

С небольшим промедлением Васко кивнул: на самом деле, он уже знал, что сегодня услышит эту просьбу, едва посмотрев в серьёзные медовые глаза, вокруг которых собрались усталые морщинки — единственные внешние признаки уязвимости. Глаза, что так упрямо и решительно смотрели на него. Антуан крепко поцеловал его ещё раз и потянулся за одной из неприметных склянок на прикроватной тумбе. Он имел привычку делать всё легко и грациозно, особенно в постели — и вскоре Васко, забыв про всё постороннее, остервенело сминал пальцами простынь и выгибался то под натиском языка, то тонких пальцев, что так точно и под нужным углом устремлялись ровно в то самое чувствительное место, раз за разом даруя сладостное наслаждение.

Вошёл де Сарде так же плавно и изящно, давая любовнику время привыкнуть. Глаза Васко крепко сощурились, превратившись в одну сплошную линию из выделяющей их ниточки сурьмы и не менее чёрных ресниц, но сам он не издал ни звука. Антуан наклонился, жадно целуя его губы, и от этого движения вперёд к нему в рот опустился рваный вдох любовника — а затем ещё и ещё один, когда он задвигался внутри, неспешно наращивая темп. Васко спустил руки по спине князя, отыскал ложбинку и надавил сзади пальцами, намекая вжиматься сильнее — и иного знака де Сарде не требовалось. Антуан наблюдал, как с каждым толчком в золоте глаз под ним вспыхивает яркая искра, как напрягаются крепкие плечи, как дёргается вниз-вверх на загорелой шее острый кадык, и от этого тело горело втрое сильнее, молило не сдерживаться в своём желании. Не останавливаясь ни на миг, де Сарде спустился на грудь и исписал языком несколько кругов по двум тёмным точкам выступающей кожи. Мягкие локоны щекотали и без того напряжённый торс, многократно множа возбуждение. Васко зарычал от страсти и требовательно притянул Антуана к себе за шею, ловко и крепко сцепив ноги наверху бледной спины, точно вокруг реи — и они слились в бесконечном поцелуе, жадно впиваясь в губы друг друга под ритмичное и оттого идеально гармоничное движение тел. Горячие капельки пота выступали на спинах и стекали в единые дорожки на животах, когда двое сплетались в единое целое, словно два корабельных троса, и чем туже те затягивались, чем слаще был момент, когда этот узел наконец расплёлся, отпустив натянутую нить возросшего напряжения.

Антуан почувствовал, как Васко изливается ему на живот, но не расставался с его губами, лишь жадно впитывал в себя чувственные хрипы дыхания и помутившийся, почти пьяный взгляд, что ласкал его нежнее самого дорогого шёлка. Он сам был уже на грани: через несколько мгновений его обдало жаром, что хлёсткой волною окатил его снизу вверх, и когда тот ударил в виски, в которых дикой птицей в клетке билось сердце, де Сарде громко застонал прямо в любимые уста.

Антуан толкнулся в последний раз и замер, обессиленно упав любовнику на часто вздымающуюся грудь. Васко мгновенно обвил его руками, и они ещё долго целовались, не в силах оторваться от любимых губ. Вечер неумолимо подходил к концу, и оба слишком хорошо знали, что это значит. Чем горше была мысль о скором расставании, тем плотнее они прижимались телами, вбирая в себя, растворяясь в мыслях и объятиях друг друга. Навт поднялся, чтобы загасить оставленные свечи, но быстро возвратился в негу тёплых одеял, прижал к себе де Сарде, который отчего-то стал шептать ему в ухо слова любви на серенском, то ли из чьих-то стихов, то ли из головы, и отвечал ему одними молчаливыми поцелуями в полуприкрытые веки, пока не заснул.

Васко резко пробудился среди ночи. Он не знал, сколько времени прошло — но за окном ещё даже не брезжил рассвет. Колотящееся сердце быстро успокоилось: ещё рано, можно спать дальше. Прикрыв отяжелевшие после сна веки, он неосознанно провёл рукою по простыни рядом, рассчитывая отыскать там тепло любимого тела. Однако меж пальцев заструилась лишь атласная ткань, совершенно холодная и отрезвляющая, словно вода в горном ручье. Васко перевернулся, приподнялся и опёрся на один локоть, чтобы оглядеть комнату. Долго искать не пришлось.

Антуан стоял у окна так, что Васко видел лишь его профиль, и обнимал себя одной рукой, запахнув ею баньян на голое тело, а второй держал у лица трубку, из которой струилась вверх тонкая лента дыма. В свете луны, что висела за окном округлой выцветшей монетой, его длинные волосы приобрели холодный посеребрённый оттенок, пролёгший меж непривычно поблекших прядей.

— Де Сарде? — устало позвал навт. — Почему не спите?

От звука его голоса Антуан вздрогнул, торопливо отвернулся и принялся поспешно тушить трубку, плотнее кутаясь в халат, словно навт застал его за неким крайне постыдным занятием. Васко не мог не отметить, как тщательно князь прятал от него своё лицо.

— Я разбудил вас? Прошу прощения.

Капитан подозрительно прищурился: о чём там в одиночестве размышлял де Сарде, что так отреагировал на его пробуждение?

— Сами-то почему проснулись? Возвращайтесь в постель.

На удивление, Антуан действительно послушался его: скинул баньян и скользнул под одеяла рядом, покрывая быстрыми поцелуями горячую, помятую со сна кожу. Но Васко не так просто было провести.

— Ну так что с вами?

— Так, причуды разума, — небрежно бросил де Сарде.

Васко воззрился на него, ожидая более подробных объяснений. Вместо них Антуан лишь придвинулся ближе, провёл кончиками пальцев по чернильным узорам на груди своего капитана и тихо попросил с каким-то странным отчаянием:

— Вернитесь ко мне, любовь моя.

— Я вернусь, даже если меня вышвырнет за борт и добираться до Серены мне придётся на спинах черепах, — клятвенно пообещал Васко, причём без малейшей тени сомнений. — Так вы поэтому спать не могли? Навоображали себе, что завтра я сбегу от вас?

— Да, да, — послушно согласился князь, — именно поэтому.

Васко недовольно нахмурился.

— Какие глупости. Я ведь уже говорил, что буду возвращаться столько раз, сколько вы пожелаете меня видеть. А теперь попробуйте поспать: уверен, завтра у вас не менее насыщенный день, чем у меня.

Навт крепко стиснул де Сарде в объятиях, чтобы тот не успел ничего возразить, и князь удобно устроился на его груди, вслушиваясь в постепенно замедляющийся ритм сердца. Как правило, в руках любимого мужчины он легко проваливался в тихую дрёму, однако в этот раз утро, ознаменованное стуком служанки в дверь, настало предательски неожиданно и заснуть у Антуана не вышло.

Васко так никогда и не узнал о мысли, что мучила его князя той ночью. Мысли, из-за которой де Сарде самого охватывал стыд, не свойственный его возрасту и статусу: настолько по-детски глупа и наивна, настолько неправильна, насколько неосуществима она была. Да, надо признать, порой эта мысль действительно посещала его, притом исключительно по ночам, в безжалостной темноте, но он не придавал ей большого значения: знал, что с приходом рассвета и началом тяжёлого рабочего дня она сама исчезнет из его головы. Обыкновенно его прозрачный, как хрусталь, отточенный самодисциплиной разум мог легко совладать с ней, но сегодня, после холодного приёма во дворце и обжигающе тёплых объятий Васко следом, даже он не смог ей противиться. И только горсть верного табака помогла унять разволновавшееся сердце.

Которое со странным, болезненным остервенением твердило, что навсегда оставить Серену, взяв с собой маленького сына, и устроить дальнейшую жизнь на борту “Морского конька” или на прибрежной вилле острова навтов было не такой уж плохой идеей.

Какая глупая мысль, право, ребячество! Все вокруг считают, что у нынешнего князя Торгового Содружества всё под контролем — вот и пусть продолжают верить в это.

А Васко тем более знать о ней ни к чему.