Так мало любви, так много слов

"Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный

Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно

Но ошибся дорогой, не рассчитал траекторий полёта

И мне так понравилось быть для тебя этим кто-то".

      Она снова не успевала. На часах около одиннадцати, но не слуху ни духу от магистра Ордо Фавониус не было. Джинн ушла в самоличное патрулирование границ Мондштата, чтобы дать остальным провести время с семьёй, но забыла один маленький факт... Она тоже была чьей-то семьёй. И если Барбара привыкла к тому, что проводит свой новогодний вечер в кругу других монахинь, то Лиза была против.

      Она подготовилась к этому дню замечательно: заранее выкупила у Дилюка один из лучших экземпляров, самолично попросила Альбедо нарисовать приглашение, потратила уйму денег на свой наряд. И ради чего? Остаться одной вечером за столом около тающих свеч, наблюдая пустоту напротив себя. Какофония звуков из соседних домов доносилась из-за тонкой оконной рамы, напоминая о её одиночестве.

      Наверное, зря она решила это планировать, знала же, насколько Джинн ответственная. Ведьма тяжело вздыхает, встаёт из-за стола, поднимая подол платья. Роскошное пурпурное струящееся одеяние в блёстках, оголяющее спину и подчёркивающие талию, было ей больше не к чему. Только зря делала причёску и макияж. Она решила пойти и переодеться, но её остановил стук в дверь. Радость преисполнилась в сердце Лизы, она взглянула в окно, пытаясь поймать в отблесках свечи своё отражение.

      Она сногсшибательна, спору нет, её улыбка безупречна, волосы легко уложены, а глаза наполнены радостью. Летящей походкой она проскочила к двери и распахнула её, падая в объятья любимой, не задумываясь, что в столь поздний час к ней мог придти кто-то помимо Джинн.

      — Оу, Лиза, если бы я знал, что ты так по мне скучаешь, я бы чаще тебя навещал.

      Её ловят не совсем те руки, которые ожидались. Горячий и строптивый брюнет, с крио глазом бога, своей обольстительной улыбкой и нежными объятьями прижимает к оголённой на морозе груди. Библиотекарша растеряна и сбита с толку близостью павлина, прижатая к обмёрзшей шубе.

      — Кейя, милый, что ты...

      — Тс-с-с, я от Джинн. Знаю-знаю, ты ожидала её и мне очень жаль, что вместо своей белокурой красавицы тебе придётся встретить новый год с пиратом.

      Отталкивая от себя и ставя обратно на ноги, оценивающе размышляет Кейя. В дверном проёме стоит побелевшая и раскрасневшаяся Лиза, облачённая в изысканный наряд, который он уже однажды видел в коробке библиотеки.

      «Так вот зачем она меня спрашивала, какой материал лучше удерживает форму», — рассматривает капитан кавалерии, примечая каждую деталь. Зелёные глаза женщины блуждают по нему тоже, но он одет совершенно обычно для себя. Для Кейи давно нет праздника, он обычно напивался в баре и всю ночь веселился, а что его привело к ней?

      — От Джинн?

      Интересуется Лиза, пытаясь заглянуть за спину мулата. Он лишь хищно прищурил взгляд, не давая ей это сделать, шагнув вперёд.

      — Да будет тебе на морозе стоять, давай зайдём, не хочу, чтобы ты простыла.

      — Да, ты прав, — кивает Лиза, отходя с прохода.

      Кейя юркает в проём, за его спиной спрятана левая рука, а в руке букет прекрасных сумерских роз её любимого цвета. Лиза тихонько издаёт смешок, заметив цветы.

      «Так поэтому тебя до сих пор нет? Ох, моя милая Джинн...» — прикрывая входную дверь, умиляется ведьма.

      Кейя всегда себя ощущает очень естественно в любой ситуации, поэтому, даже заметив то, что сюрприз уже не является тайным, не потерял лица, а лишь обворожительнее улыбнулся. Он сделал неуклюжий реверанс в стиле старой аристократии, специально излишне глубоко кланяясь и, прокашлявшись, трепетно вручил букет.

      — Для самой прекрасной дамы моего сердца, в знак искренней любви и прощенья вверяю этот букет вам, Лиза Минчи.

      Бархатно, будто бы он важный посол из другой страны, раскрыл свой подарок мужчина, присаживаясь на одно колено. Лиза осталась так же неподвижна. Её сердце наполнилось счастьем, но одновременно и кровью. Значит, Джинн и правда не придёт сегодня? Она так всегда старается ради благополучия остальных, но абсолютно забывает о своём. Немного поколебавшись, она подошла и взяла розы в руки. Их свежесть ощущалась даже вдали, а вдыхая их аромат, можно было даже всё ещё почувствовать, как бутоны росли в чудесном сумерском саду, с чуткостью выращенные садоводом и лучшими академическими разработками. Как прекрасна их хрупкость. Лиза мгновенно пользуется своей стихийной энергией, чтобы слегла продлить жизнь безжизненных ныне цветов. Силой электро и своих знаний она могла сохранять их в первозданном виде долгий промежуток, как жаль, что не навсегда.

      Пока Лиза занималась цветами, Кэйя рассматривал стол и ужин. Фиолетовые свечи тают в канделябрах, разлучая огонь и воск навсегда. Если бы он знал, то пришёл раньше скрасить ожидание Лизы, может лишь на миг, но он желал ей лучшей жизни. За полчаса невозможно спасти вечер, но Альберих был одним из самых близких друзей Джинн и Лизы, если не он, то никто не смог бы избавить их от будущей ссоры на фоне этого вечера. Его бледный взор зацепился за бутылку на столе. Вино неббиоло пятнадцатилетней выдержки, возможно, это даже был тот урожай, что он собирал вместе с Дилюком, ещё будучи ребёнком. Забавно его будет попробовать уже не вместе.

      — Мы будем пить или ты так и хочешь встретить полночь, трезвая и грустная?

      Спрашивает мужчина, садясь за столик у окна. Он берёт бокал в руку, демонстративно ожидая, пока хозяйка позволит открыть вино. Лиза оборачивается, сияющее платье переливается на её талии, груди, бёдрах, изысканнее даже самой этой бутылки была лишь она сама.

      — Ох, Кэйя, я так и знала, что ты просто хочешь выпить...

      Наигранно огорчившись, открывает бутылку Лиза. Её пальцы легко проходятся по штопору, и пробка освобождает амброзию многолетней выдержки. От аромата идёт дрожь, такой сладкий и незабываемый. Этот напиток был предназначен для неё и Джинн, почему она сейчас будет пить с Кэйей? Неужели все многолетние клятвы ушли со свежей должностью? После учёбы в Сумеру и разлуки на несколько лет Лиза ощущала себя чужой, по возвращению домой не знала, как её примут, но за прошедшее время многое изменилось. Мондштадт изменился, как и принято городу свободы. Изменилась ли Лиза?

      Женщина поникла, пригубив красный напиток своими персиковыми губами. Она была напряжена и натянута, словно струна. Её некому будет согреть сегодня ночью, даже если она так желала этого. Мужчина внимательно следил за изменениями в лице его собеседницы, ресницы опускались и тяжело поднимались, наверняка ей было тяжело играть роль той, кто всегда рад этим бесконечным переносам, задержкам, отменённым свиданиям и разрушенным обещаниям. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. И ты скрываешь то, что я скрываю, что ты скрываешь. Мы наблюдаем друг за другом, не имея возможности проронить и слова. Из глаз в глаза, из глаз в глаза, без жестов и безмолвно.

      В отдалении прозвенел первый колокольный звон, отдавая отчёт концу года. Может, стоит загадать то, что более возможно? Никакая магия не позволит Джинн оказаться здесь и прямо сейчас, но ощутить себя любимой хоть на миг, глубоко в душе хотелось всё же. Быть чьим-то смыслом просыпаться с утра, варить кофе, думать о ней. Кроткая слезинка рухнула с зелёных глаз прямо на волшебное платье, специально выбранное по случаю.

      Она так не могла. Второй удар. Кейя встрепенулся, встал. Третий звон курантов. Мужчина подошёл, положил свои руки на её трясущиеся плечи. Четвёртый звон. Он сказал ей что-то, лишь, что могла понять она. Пятый удар. Их лица в опасной близости. Шестой удар. Губы Кэйи осушили слёзы Лизы. Седьмой удар. Её дрожащее лицо, размазанные румяна, молящий взгляд. Восьмой удар. Он притягивает Лизу к себе, вжимает в своих объятьях. Девятый звон. За дверью какой-то шум. Десятый удар. Дверь нараспашку открывается, привнося ледяные потоки ветра в комнату.

      Одиннадцатый звон. Это тот, кто бежал из-за всех сил, пытаясь успеть, запыхавшись и обессилев. Двенадцатый, самый важный курант.

Джинн.