Всё начинается с очевидного факта: Санджи курит. Много курит. Чувствует себя прекрасно — курит. Когда печалится — курит. Курит, когда злится. И когда очень, очень злится. В эти моменты от него стоит держаться подальше. В эти моменты горит не только его сигарета: когда он злится, то становится похож на действующий вулкан. Даже спокойный Санджи способен раздробить ногой скалу — это факт. Опаснее злого Санджи только злая Нами.
Но Усопп подальше не держится, Усопп с удовольствием вдыхает дым. Ему нравится запах сигарет Санджи и нравится, как Санджи злится: у него при этом очень забавно дёргается бровь. Но Усопп помнит: «опаснее только Нами» — и поэтому маскирует смешок кашлем. А принюхиваться продолжает.
Факт: помимо сигарет, от Санджи пахнет специями и морепродуктами. Чем-то, что хочется вдыхать снова и снова. Морем.
Ещё один факт: приличный пиджак Санджи не мешает ему неприлично выражаться.
Любимое ругательство Санджи — «дерьмо».
Если внимательно вслушиваться в его слова, можно решить, что Санджи считает мир огромным запущенным коровником. Вокруг — сплошное дерьмо. Его окружают дерьмовые мечники и дерьмовые дозорные, дерьмовое море промочило пачку сигарет в кармане, когда он нырял спасать Чоппера, дерьмовые торгаши загоняют баснословную цену за фрукты, а дерьмовая погода заставляет Нами надевать кофту поверх облегающей майки.
Только в камбузе Санджи никогда не говорит «дерьмо», он говорит: «Луффи, прекрати!» Или, если Луффи не прекращает: «Луффи, только попробуй стащить чужую порцию ещё раз, и я заставлю тебя проглотить твои собственные кишки».
Факт: не заставит.
Потому что Санджи очень добрый.
Санджи встаёт в лютую — дерьмовую — рань только для того, чтобы взбодрить накама аппетитным завтраком. Санджи не жалуется, потому что забота о команде делает его счастливым — и это факт.
По дороге в камбуз Санджи насвистывает незатейливую мелодию, останавливается на полпути и машет рукой Усоппу, продежурившему ночь в Вороньем гнезде. Санджи свежий и улыбчивый, и его чёлка опять намокла, пока он умывался. Он складывает ладони рупором и кричит:
— На завтрак рисовая лапша с креветками!
Или:
— Запасов мало, сегодня будете дожёвывать объедки!
Или:
— Эй, дерьмово выглядишь, что тебе приготовить?
Он кричит разные вещи, но его бодрый голос всегда пробуждает в Усоппе желание плотно завтракать и долго, очень долго жить.
Что Санджи божественно готовит — факт, для всех очевидный. И если его блюда легко спутать с амброзией, то напитки подобны амрите.
Утром он ставит перед Усоппом чашку ароматного кофе с молоком. И кладёт на блюдце парочку кубиков сахара. Потому что Усоппу нравится именно так: больше молока, а сахар — по настроению. Факт: Санджи — внимательный и поэтому никогда об этом не забывает.
Не забывает он и о том, что Нами любит кофе без молока, но послаще, а Робин — наоборот, с молоком и совсем-совсем без сахара. Чоппер кофе пьёт редко — но Санджи помнит, что он жить не может без его фирменных молочных коктейлей.
Что Зоро предпочитает чай и терпеть не может шоколад, Санджи помнит тоже. Поэтому при случае обязательно втюхивает ему вместе с чаем десерты послаще: глазурь, конечно же, всегда шоколадная. В конце концов десерт умыкает Луффи, но это неважно. Санджи любит провоцировать Зоро. Факт! А Зоро, кстати, любит провоцироваться.
У них — всё взаимно.
Факт об Усоппе: он тоже хотел бы чуточку взаимности. Или хотя бы ароматного кофе с молоком каждое утро.
— Спасибо, — сквозь зевок бормочет Усопп и утыкается носом в горячую чашку.
— Чего встал так рано? — любопытствует Санджи. На сковородке заискивающе шкворчат полоски бекона. Рот Усоппа наполняется слюной — то ли от мягкого запаха кофе, то ли от острого аромата мяса. Луффи сойдёт с ума от счастья.
— Сны дурацкие разбудили, — не врёт Усопп. Сон и правда был дурацкий, но приятный, и просыпаться было обидно.
— А мне снились русалки, — блаженно прикрывает Санджи глаза.
Усоппу вот снился Санджи.
Санджи мечтательно вздыхает. Усопп вздыхает грустно, приникает губами к чашке и, почти сделав глоток, чувствует тепло ладони на своей голове. Прикосновение осторожное, ненавязчивое, но Усопп закашливается, поперхнувшись кофе, а Санджи, отдёрнув руку, бормочет себе под нос:
— Так и знал. У тебя очень мягкие волосы, — и громче добавляет: — Осторожно там, не подавись.
Усопп чувствует, как краснеет до корней этих самых очень мягких — правда, что ли? — волос. От затылка вниз, по позвоночнику, как с водяной горки, проносится весёлая волна мурашек — а Санджи, чертыхнувшись, отключает плиту и падает на стул напротив. Его руки не дрожат, когда он вытаскивает в спешке сигарету из пачки на столе и безуспешно прокручивает колёсико зажигалки. Но для Усоппа факт: зажигалка заедает, когда Санджи нервничает.
— Что ещё ты узнал? — шепчет Усопп в чашку, вцепившись в неё окаменевшими пальцами, приятно обжигая об неё кожу.
Санджи раздражённо цокает, бросая зажигалку на стол, и пережёвывает сигарету с таким старанием, словно ему это доставляет удовольствие.
— Что ты поёшь во время дежурства, чтобы не уснуть. Что высовываешь язык, когда рисуешь. Что любишь коралловые рифы. Что ненавидишь грибы. Много чего.
Новый факт: когда Санджи смущён, он не может перестать трогать чёлку; он безостановочно теребит её, то путая волосы, то поправляя и приглаживая их. Усопп долго смотрит на его длинные пальцы, утопающие в цвете солнца, и молчит, чувствуя на щеках щекотку улыбки, чувствуя жар чашки в ладонях, чувствуя в груди, в горле, в висках пляску зачастившего пульса — чувствуя себя блинчиком на сковородке Санджи.
А Санджи отрывает от своих — мягких ли? — волос руку, выбрасывает бесполезно пережёванную сигарету, накрывает ладонью зажигалку на столе. Пальцы, помедлив, тарабанят по дереву неровный ритм, и Санджи, стиснув зажигалку в ладони, несмело признаётся:
— Я одного до сих пор не выяснил. Ты… сказал бы мне «нет»?
Усопп чувствует, что ещё немного — и его грудь выплюнет зашедшее барабанным боем сердце и он умрёт. Но в его руках амрита.
Санджи неосознанно — и бесполезно — чиркает зажигалкой. Санджи не отрывает настороженного взгляда от чашки в ладонях Усоппа. А Усопп любуется его горящими красным цветом ушами, наслаждается жаром собственных щёк и, сделав торжественный глоток вкуснейшего на свете кофе, отвечает:
— Не факт!