***
— Вы скорее захотели бы стать опять несчастным, чем подлецом?
Виргинский не может ответить внятно.
***
— Ну, где же у вас тут заступ или нет ли еще другого фонаря? Да не бойтесь, тут ровно нет никого, и в Скворешниках теперь, хоть из пушек отсюдова пали, не услышат, — не кланяясь и не подавая руки, торопит Шатов.
Звон лопнувшей струны Кириллов услышал сразу. Мысли путаются, лишившись давно опутанного маячка, словно птица, в миг потерявшая ощущение магнитного поля земли, кружащая в тумане над морем. Мгла проникает в комнату, в ушах поднимается гул, словно под водой, невидимый груз тянет к земле. Кириллов обжигается о свечу, пытаясь вернуть ощущение пространства вокруг.
"Привязывался слишком много. Странно, сколько не говорили, не смотрели в глаза, не пожимали рук, а всё осталось"
Он сметает со стола чертежи.
***
Верховенский заходит без стука, в самом истинном виде — злой и весёлый.
— Я думал, не придёте. В такое время меня навестит адская процессия только.
Они с Верховенским, по сути, одной природы.
— А что же я, сударь?
— Вы возглавите.
— Никак в бесов уверовали, Кириллов? Ну к делу, к делу, берите бумагу.
***
— Не удержите знамени вашей революции, не сможете поднять на головой. Застоялся ваш пруд, ничего со дна не протащите.
Верховенский невольно вздрагивает.
"И не знает, чёрт, не знает ведь"
— А не вам и поднимать, сударь, вам записку только, я и диктовать буду!
"Револьвер бы удержал только"
Кириллов видит отражение своих оборвавшихся мыслей в блеске его чешуи и в этот момент ему хочется застрелить их обоих.
Верховенский в его глазах без блеска ничего не видит, злится сильней и улыбается шире, с тихим шипением находя в кармане револьвер.
— Диктуйте, пока мне смешно! Говорите взять грех за убийство Шатова, что же себе оставите? — спрашивает Кириллов.
— Себе, сударь, себе самое страшное оставляю — приду и скажу людям, что они хороши, и что подлецы все!
Кириллов смеётся.
"Решил поменяться местами"
— Только не сами вы прийти хотите, а Ставрогина в спину толкнуть. Себя считаете богом, а говорить через человека хотите, но ему наоборот сказали. Я видел Ставрогина, симметричность смерти в лице видна, не придёт он к людям.
"Будто сами не видите"
— Стреляйтесь!
Кириллов смеётся снова. Верховенский — Змей, а привязался тоже.
— До приятнейшего, Верховенский, — бросает Кириллов, запираясь в соседней комнате.
***
— До приятнейшего, Кириллов — рычит Верховенский, со звоном в ушах пытась сорвать с шеи невидимую верёвку. Рассвет в окнах светёлки застилает ему глаза.
Примечание
Два нечеловеческих существа сошлись в беспредельности на одной из многих вех своего существования и во взаимной неприязни обнаруживают друг в друге одни и те же слабости.