Маленький-большой

Воробей довольно скачет от дерева к старой разноцветной скамейке на детской площадке, останавливается на полпути, смотрит с любопытством и, испугавшись брошенного в него камушка, обиженно улетает. Туда его. Думать мешает вообще-то.

Собственные коленки до сих пор саднит после недавного падения с качелей, и рука невольно тянется почесать запёкшуюся на ранке кровь. Мама говорит, что её срывать не стоит — то ли зараза внутрь попадёт, то ли ещё что-то такое непонятное. Хотя, неясен один момент: как она туда попадёт? Царапина-то ведь небольшая. На мамины слова, конечно, стоит кивнуть и пообещать, что всё будет в порядке, ранка будет заживать сама по себе, но вот прислушаться — это уже вряд ли.

Ой, ну вот, снова кровь пошла.

— Ну вот куда ты лезешь пальцами грязными, Егор.

Мальчишка рядом вздыхает ужасно по-взрослому и тянется к рюкзачку в виде медвежонка в жёлтой кепке за бутылкой с водой.

Егорка обиженно смотрит на друга и недовольно снимает сто раз перепачканный кроссовок, чтобы тот не намок. Мокрая обувь — это просто ужасно, между прочим. Он вот как-то раз решил проверить лужу на глубину, и провалился в воду по самые коленки. Пришлось потом всю дорогу от школы домой топать в хлюпающих противных ботинках и мокрых штанах под насмешки Жени, живущего неподалёку.

— Спасибо, Алёш, — мальчик бурчит, нахмурив брови, но бутылку из чужих рук принимает и осторожно льёт холодную воду на колено. Вот чего они все такие?! Относятся к нему, как к глупому и маленькому! А ему уже восемь лет вообще-то.

Вот и сейчас даже Алёша, который его младше на несколько месяцев, между прочим, ведёт себя, как его, Егорки, старший брат. Это раздражает иногда, но спорить с ним бесполезно: он и умнее, и настойчивее в плане заботы. К тому же ещё и обидеться ведь может надолго. Попробуй потом с ним снова помирись, когда сам такой же упёртый. На самом деле, у него всегда так: обидеть — легко, а вот извиниться — трудно. Наверное, он просто этому ещё не научился, но Егорка надеется, что однажды подрастёт и тоже поумнеет, как Алёша или Сефа. Это ведь ей в итоге приходится каждый раз брать того за руку и тащить к дому их общего друга, чтобы те наконец поговорили.

Эх, ну и вот как у них получилось так быстро повзрослеть? Это нечестно, размышляет Егорка, дуя на больное место и вытирая бегущий по ноге ручеёк. Кап-кап-кап — капает с него вода на землю. Вот бы набрать ещё ведро и принести в песочницу, чтобы вылить всё на песок, и строить из него убежища и пещеры для разных вымышленных монстров. Они бы скрывались от безжалостного короля в построенных добрым рыцарем крепостях и собирали армию для возвращения своих земель. Сефа была бы прекрасной и милосердной дочкой короля, которая помогла его свергнуть, а Алёша — придворным магом, действующий с ними двумя заодно.

Егорка улыбается, воодушевлённо разглядывая будущее поле сражений и великих историй и широко зевает, разомлев на солнце. Этот огромный бело-жёлтый шар движется по небу так медленно, будто и сам вот-вот уснёт. Кошмар какой-то. Вот что ему стоит вообще быстренько переместиться немного вперёд, чтобы наконец настал вечер? Глупая звезда. Глупые взрослые.

Только они вот втроём не глупые.

В подтверждении собственных слов Егор поворачивается к сидящим от него по левую руку Алёше и Сефе, рассматривающих божью коровку, которая заползла на голубую панамку девочки. Как через сон, до ушей доносится радостный детский шёпот:

— Божья коровка, полети на небо...

Мальчик с интересом наваливается на такого маленького, по сравнению с ним, друга и почти падает тому на колени. Сефа хихикает и слегка ахает, наблюдая, как ярко-красный жучок и вправду взмывает ввысь. Алёша с улыбкой цокает и кряхтит, пытаясь скинуть с себя Егора, который специально хватается ему за грудь руками и рычит, как зверь. Где-то над ними включается музыка.

Как хорошо, что они ещё дети.