— Ну же, Шо-чан, ты не рад меня видеть? — от этой нахальной улыбки дрожь вдоль позвоночника, но Тодороки не меняется в лице, только хмурится сильнее и до боли стискивает кулаки.
А сердце с глухой болью отдаёт в груди. Кажется, что он падает куда-то в невесомость, в вечное падение, пустую и бессмысленную бездонную дыру. Шото герой, он напоминает себе об этом, чтобы чувствовать силу в душе и опору в ногах. Он герой перед любым злодеем, но только не перед этим.
— Ты так подрос, — злодей опирается плечом о шершавую стену и склоняет голову набок, оценивающим взглядом окидывая студента ЮЭй. — Мой малыш становится большим.
— Как это понимать? — собственный голос хрипит.
— Ой, только не делай вид, что до тебя дошло только сейчас, — ухмыляется брюнет. — Ты ведь узнал меня ещё в тренировочном лагере, но так и не раскрыл папочке.
— Я был не уверен, — Тодороки опускает глаза. Нет, это ложь, он почувствовал, сразу понял, но отказывался верить, не хотел принимать.
Ему нужно было встретиться ещё раз, чтобы убедиться, чтобы быть уверенным на все сто. Но он знал, знал и даже не поделился подозрениями с отцом. А отец его не узнал, не узнал, когда собственный сын напал на него. И даже после этого Шото не рассказал ему, просто не смог.
— Ты бережёшь меня, Шо-чан? — насмешливо растягивает гласные злодей.
— Почему ты злодей? — и в собственном голосе слабость.
Брюнет усмехается, отталкивается от стены и направляется к Тодороки неспешным размеренным шагом, сокращая расстояние так быстро, что Шото не успевает сориентироваться и за два неуверенных шага назад оказывается в тупике. Позади стена, а впереди он – тот, чьего имени он давно не произносил.
— Я скучал, Шо-чан, — он оказывается прямо перед ним, возвышаясь почти на целую голову, упираясь руками возле его головы, склоняясь низко. Так низко, что можно уловить чужое дыхание на собственном лице. — Ты ведь помнишь моё имя?
Шото открывает рот, это имя готово слететь с его губ, но тёплый палец на губах вызывает дрожь в теле и Тодороки не смеет произнести ни единого звука.
— Не произноси его, — переходит на шёпот злодей. — Называй меня Даби. Теперь это моё новое имя. Я хочу, чтобы ты называл меня только так.
Тодороки чувствует в горле ком. Новое имя...
— Ты такой красивый, — его грубые пальцы почти невесомо касаются лица героя, оглаживая. — Я так рад, что в тебе нет ничего от этого ублюдка, ты вылитая копия этой психички.
— Не говори так о маме, — Шото пытается сделать голос грубее.
— Ты думаешь, что я прощу ей это? — пальцы Даби оглаживают шрам нежно. — В тот момент, когда эта полоумная сделала это с тобой, я жаждал, чтобы отец свернул ей шею.
— Всё поменялось…
— Нельзя исправить это, — злодей притягивает его за талию к себе, вызывая ступор у Шото и даже лёгкую панику.
Это непривычно, чувствовать чужие уверенные руки на своей талии. Даби склоняется над ним и влажным языком лижет ожог, а Тодороки только и успевает вовремя зажмуриться.
— Это не смешно, — Шото толкает его в грудь, но отстранить от себя злодея не получается.
— Не делай вид, будто сейчас ты ничего не чувствуешь, — жарко шепчет Даби на ушко, а после трётся носом о открытую шею.
— Это ты сошёл с ума, — Тодороки предпринимает попытку вырваться вновь, но в теле ужасная слабость, а сердце, кажется, стучит так громко, что его сердцебиение можно услышать на соседней улице.
— Твой пульс участился, — злодей проводит языком по вене, а после оставляет быстрый поцелуй и отстраняется, смотря на покрасневшего младшего брата. — Тебя смущает то, что мы парни или то, что в наших венах течёт общая кровь?
— Чего ты добиваешься? — Шото пытается сохранить на лице маску, чтобы не показать собственных чувств. — Что тебе нужно?
— Ты, — Даби приподнимает его подбородок и крепко держит, не позволяя отвернуться. — Мне нужен мой Шо-чан.
Тодороки нервно выдыхает, когда Даби приближается, и вздрагивает, ощущая на своих губах чужие требовательные губы. Шото не успевает даже подумать о том, что это поцелуй, а язык злодея уже проникает в его рот, жадно вылизывая.
Герой жмурится, подаваясь вперёд, отчаянно хватаясь за брата, но не сопротивляясь и не отвечая, просто чувствуя, как внутри него разрастается огненный шар, распространяясь по телу, вызывая возбуждение и приятное желание.
Даби отстранился, разрывая поцелуй, но продолжая крепко держать Шото за подбородок, наблюдая за тем как тонкая нить слюны тянется от уголка губ героя к его губам, а затем обрывается.
— Ты всегда любил меня, — довольно мурлычит злодей. — Сперва это была детская влюблённость, которая переросла в более сильное чувство. Я боялся, что со временем ты охладеешь ко мне. Признаться, в детстве я тебя ненавидел и презирал, кроме того единственного раза, когда наша мамаша сделала это с твоим лицом, но потом снова ненавидел, ведь ты был его любимчиком. Ты заинтересовал меня только на спортивном фестивале, это было впервые, когда я увидел тебя, хоть и не в живую, после стольких лет. А потом летний лагерь всё решил окончательно.
— Я не люблю тебя, — скрипит зубами Шото. — Не смей играть со мной.
— Это только начало, Шо-чан, — ухмыляется Даби. — Когда я оттрахаю тебя, твой папочка будет ужасно подавлен и...
Тодороки чувствует жар и холод в теле одновременно, но он не использует причуду, а бьёт в лицо брата со всей силы. Да так, что руку сводит по локоть.
Даби отшатывается, но продолжает стоять на ногах. У Шото всё внутри сворачивается от весёлого смеха. Злодей довольно вытирает кровь, стекающую с разбитой губы.
— Грубый, никакой ласки, — усмехается Даби. — Но мне это нравится. Покажи мне страсть, Шо-чан, не будь холодной ледышкой.
Шото не успевает среагировать вновь, чувства разрывают его, и он лишь сдавленно выдыхает, когда его прижимают к стене, а чужое колено протискивается между его ног. От Даби отдаёт жаром и силой. А Шото впервые чувствует себя настолько слабым и полностью проигравшим. Он не может ему сопротивляться, только не ему. Его брат прав, чертовски прав, Шото с детства его обожает, но даже сейчас чужие чёрные волосы и эта странная кожа... всё это не отталкивает Шото, а притягивает только сильнее.
— Ты мой маленький Шо-чан, я развращу твою чистую душу, а ты даже не сможешь мне сопротивляться, потому что ты сам этого хочешь, — хрипло и низко смеётся Даби, прежде чем вовлечь его в поцелуй.
И Шото кажется, что это конец. Конец прежней разумной жизни и начало полного разрушения. Потому что он цепляется за плечи брата, подаётся вперёд и неумело отвечает. Потому что Даби, (как же привыкнуть к этому новому имени?) всегда был его самой большой слабостью. Шото всегда им грезил, с болью похоронил в сердце, действительно считая, что он умер. Но когда он живой, вот он, перед ним, Шото знает, что проиграл и что с ним будут играться долго и мучительно.
— Ты такой сладкий, — довольно тянет злодей, расстёгивая его геройский костюм и руками оглаживая податливое тело. — Я хочу изучить тебя полностью, чувствовать твою податливость и открытость. Но ты ведь на дежурстве, твой напарник забеспокоится, если ты не вернёшься вовремя. Сейчас я тебя отпущу, но позже мы встретимся ещё.
— Ты думаешь, что я не выдам тебя?
— Теперь я в этом уверен, — Даби облизывает его губы. — А теперь тебе будет на что подрочить перед сном. Можешь уже представлять, как я буду брать тебя долго и нежно. Но если будешь кусаться, вытрахаю тебя жёстко.
Слова Шото тонут в грубом поцелуе, и Даби отстраняется, исчезая мгновенно. А Тодороки не может остановить бешеного сердцебиения и прижимает руку к опухшим губам, в штанах чувствуется болезненное возбуждение и Шото прикрывает глаза. Чёрт возьми, ему придётся сперва справиться с этим, а только потом возвращаться к напарнику. Но ему горько от того, что Даби и вправду имеет над ним такую власть, а вместе с тем сладко от оставленных обещаний, которые брат, Шото в этом уверен, обязательно выполнит.