Реджинальд стоял в столовой, дожидаясь Стикмена. Рыжие волосы Правой Руки иногда мелькали в толпе посетителей, порою можно было даже различить короткий растрёпанный хвостик, но мужчина был занят, и Редж не хотел ему мешать.

Наконец, Генри появился в дверном проходе и тут же протянул заветную вещь — гитарные струны. Однако парень не успел получить благодарности: его тут же унесло течением. На самом деле, Реджинальд очень хотел бы высказать ему признательность за множество вещей: например, случай, когда первый забыл закрыть дверь его камеры, а вор соврал, что сам ее взломал. Тогда Реджу могло сильно влететь, но, благо, все обошлось. Да и за тот раз, когда Стикмен отвлекал Чарльза побегом во время их с Правым романтической прогулки до кофеварки вместо работы. Правда, Генри в тот день лишился руки, так что радоваться особо было нечему.

Влившись в поток и дойдя до выхода, Реджинальд выскочил из переполненного помещения и направился в свою комнату. Едва дверь захлопнулась, гитара уже была у него в руках. Не так давно одна из струн порвалась, а у хозяина не было возможности купить или хотя бы украсть новые, однако ныне звучный инструмент снова был настроен и пел в руках владельца. Тем не менее, одному сидеть было скучно, и Реджинальд, порой поглядывая на часы, вспоминал песню, которую услышал недавно.

Почти по минутам дверь снова открылась. В проёме показался Правая Рука: высокий статный рыжий мужчина с идеальной осанкой и рыжими кудряшками, которые он прятал под шляпой. Каждый его шаг, медленный и уверенный, разносился слабым эхом по комнате. Он неторопливо зашел, закрыл дверь и все так же, не спеша, присел на кровать. Прямая спина тут же согнулась, а острый локоть вонзился в ногу. Подперев щеку рукой, Правая Рука с интересом глянул на исполнителя.

— А ты сегодня был занят, не так ли? — усмехнулся Редж, поддразнивая партнёра.

— Прости. Нужно было решить кое-какие вопросы. Например, как убить придурка, у которого оказался на тебя компромат.

— Это так мило, Курт, — самодовольно улыбнулся гитарист.

— Какой я тебе Курт? Правая Рука. Ясно? — уже даже не раздражаясь, вздохнул Правый. — Ты, кажется, говорил, что нашел новую песню?

Реджинальд самодовольно кивнул, обращаясь к струнам. Едва его пальцы коснулись острых музыкальных лезвий, они безприкословно покорились ему, как никому другому никогда не покорялись. Реджинальд умел играть не слишком хорошо, но даже этого было достаточно для их коротких и неромантичных свиданий.

Курт слушал, скрывая улыбку в усах: не мог он признаться открыто, что ему нравится вот так проводить вечера наедине, как, например, на прошлой неделе, когда Реджинальд пытался ходить на высоких каблуках, и ему приходилось поддерживать неудавшуюся модель. Как когда Реджинальд разжился роботом-пылесосом и они весь вечер пытались понять, разумна ли машина. Как и много свиданий до этого. Как тот вечер, когда они познакомились.

Да, это был весёлый вечерок. После того, как правая рука, юный полицейский, был пойман Топпатами, он все же нашел путь к сердцу предыдущего главы, постепенно вклинившись в странное общество и медленно взбираясь по иерархической лестнице в нем. В конце концов, он был молод и полон энергии, которую уже растеряли старые члены клана. Время шло, и он дослужился до звания правой руки. Его имя полностью забылось, и даже он сам иногда поглядывал в старые, уже ненужные документы, чтобы его вспомнить.

И вот, однажды, ему нужно было ехать на миссию. План был прост, но рассчитан на двоих, и Курт, не долго думая, просто выцепил из толпы какого-то низкого выскочку, который пытался выпендриваться недавно украденной золотой цепью. В тот день много чего произошло, но это было довольно весело. Особенно, когда почти незнакомый с ним парень бросился с пулеметом в толпу врагов, чтобы отвлечь их от раненого товарища, вместо того, чтобы сбежать.

Пару совместных дел спустя, Правая Рука все же узнал имя своего напарника: Реджинальд Копперботом. Простой заносчивый парень, у которого, неожиданно, не оказалось проблем с головой. Никаких детских травм, никаких странностей: просто самодовольный придурок с серой шляпой, которую, как он нехотя признал, сшил сам.

Курту очень понравился этот странный парень. В отличии от остальных, он не пытался идти к власти, а просто веселился. Но в чувствах признаться Правая Рука не мог даже самому себе: нельзя. Нельзя привязываться.

Политика клана становилась все более и более безумной. Все более строгие наказания и запреты, все более опасные миссии. Курт мог бы терпеть это, но когда увидел полу-мертвого Реджинальда, которого тащили в медпункт, он понял: на этом лидер клана свою карьеру окончил.

Никто и никогда не узнает, что произошло в день исчезновения того человека. Ни то, как он был сброшен с главного моста, ни его предсмертное обещание отомстить. Никто.

В тот день Курт отказался становиться главой клана и сложил полномочия на энергичного Реджинальда, который был чуть младше него самого, и стал немой тенью за спиной руководителя.

С приходом к власти Чарли и Элли, у них появилось куда больше свободного времени и куда меньше ответственности, а потому их встречи участились, и Курт перестал сожалеть обо всем, что с ним происходило.

Какая разница, если Реджинальд так мило фальшивит, пытаясь напеть женскую партию, не помня слов?

***

На базе клана Топпат всегда что-то происходило. Слишком много гейских интрижек мутилось в высших кругах, а на низшие никаких запретов не накладывалось, так что каждый приличный шляпник знал: Берт и Свен определенно встречаются, Правая Рука и Реджинальд планируют свадьбу, а между главой и его правой рукой идёт несерьёзная борьба за право получить третьего члена верхушки.

В клане было два лагеря: те, кто ратовал за отношения Генри и Чарльза и те, кто мечтал увидеть пару из Элли и Генри. Строго говоря, сторон было четыре: к первым двум прибавили тех, кто верил в любовь соперников и тех, кто не был против Шведской семьи. Были и совсем безумные пятые, которым на эти любовные треугольники плевать было с высокой колокольни, но они с удовольствием смотрели на вражду остальных. Конечно, когда появлялся новый фанфик или картина, она шла по рукам каждого, ведь, в конце концов, исскуство мнения не имеет.

Берт и Свен оказались по разные стороны баррикад, но это вовсе не мешало им продолжать полуромантические встречи, пусть теперь они и состояли из обсуждения, кто же смотрится вместе лучше.

— Чарли и Генри — они как меч и щит! Один защищает другого, а тот не даёт воспользоваться уязвимыми местами первого! — заявил Свен, надув щеки.

— Тогда Элли и Генри — кофе и сахар. Один без другого чувствует себя отвратительно, а вместе они удаляют недостатки друг-друга, — возражал Берт.

— Натуралу по ебалу!

— Пидорасу по мордасам.

Удивительно, каким весёлым могло стать простое оформление документов, если им занималась влюбленная пара.

Берт не часто находил с людьми общий язык. Для него в мире существовало только три человека: Свен, Чарльз и Генри. Может, дело было в его кислой мине, может в гнилой натуре. Но ясно было одно: друзей у него почти не было. Да, с той мрачной готкой, Кэрол, кажется, из бухгалтерии он иногда обменивался дружескими подколами и шутками про смерть, а с каким-то парнем, чьего имени даже не знал, любил пить чай по утрам, но этих двоих он толком и не знал. С Генри все было немного сложнее: парень он был хороший, всегда помогал и слушал, но черт его знает, что у этого социофоба на уме. Каким-то слишком неуверенным он был для гения, и что-то с ним было нечисто. Берт хотел бы держать его на дистанции, но каждый раз видя эти выразительные серые глаза сдержаться не мог. Что казалось Чарльза... Что ж, он был неплохим лидером. Нужно было с ним работать, и это не вызывало проблем.

А вот Свен просто однажды свалился ему на голову.

Их первая встреча произошла внезапно: Берт шел на кухню, чтобы там спрыгнуть из окна, так как в его комнате ручку альтернативного выхода заклинило. Открыв дверь, он тут же ее закрыл и вздохнул: кто-то не выключил свет.

Решительно зажмурившись, он все же вошёл, и первое, что стало ясно — на кухне связист был не один. Помимо него там оказался странный блондин, которого иногда брала судорога. Было заметно, как трясутся его руки, мешавшие что-то в миске.

— Что ты делаешь? — очевидно поинтересовался Кёртис, прежде чем вернуться к своей цели.

— Готовлю шоколадный пудинг, — вздохнул странный незнакомец.

— Мы же вроде час назад с миссии вернулись. Все спят, нет?

— У меня бессонница.

— Мы двадцать часов подряд штурмовали ебучий наркопритон в Испании, пытаясь вести переговоры с солдатами. Какого черта ты готовишь шоколадный пудинг?

Блондин обернулся.

— Я потерял контроль над этой ебучей жизнью, — сказал он, и вернулся к своему занятию.

Тогда у Берта в голове появилась одна идиотская идея. Насколько идиотская, что назвать амебу сложным организмом было проще, чем дойти до такого плана. Нет, он не стал сигать в окно, а просто вышел из кухни. Сев под дверью, он ждал несколько часов, и, услышав, как парень вытаскивает уже готовое блюдо из холодильника, Берт снова встал, молча вошёл в комнату и встал перед блондином. Тот открыл рот, чтобы послать Берта, но последний оказался быстрее, и, вырвав у несчастного его творение, бросился прочь. Самоубийство это, конечно, хорошо, но сожрать чужой пудинг было ещё веселее.

Погоня продолжалась... Недолго. Более-менее опытный грабитель-связист, которого по воле случая уволили из армии, был намного быстрее отчисленного студента архитектурного, который чуть не убил своего ректора, и который по странному стечению обстоятельств оказался в клане. Берт, довольный своей кражей, в тот день вернулся в комнату с добычей, и провел остаток ночи думая: вернуть ли еду владельцу, или съесть самому?

На утро он снова встретил блондина, правда, у кофейного аппарата. Тот опрокинул в себя чашку крепкого настоя кофеина, после чего, мило улыбнувшись, поздоровался.

— Здравствуй, уебище, укравшее мой пудинг.

После сотни таких мимолётных и колких встреч, Свен все же смог простить эту маленькую выходку. Спустя пару совместных обедов он прекратил вести себя как конченый мудак, а ещё через три миссии стал доброжелателен к Берту, будто излечился от вечной головной боли и стал довольно наивным и милым. Но только по отношению к Берту, и только после утреннего кофе.

В дверь постучали и в кабинет вошла Кэрол: заебанная жизнью девушка, которую с приходом Чарльза выбросили из расформированной элиты клана. Теперь она была одним из самых мощных оперативников среди Топпатов. Ее секрет был прост: ненависть к всему что, блять, двигалось.

— Добрый вечер, пидорасы, — кивнула она приветственно.

— Добрый вечер, проститутка, — откликнулся Свен с привычным холодом.

— Что, твой дружок перестал сыпать тебе в кофе успокоительное?

— А у тебя месячные третий месяц идут?

— В отличии от тебя, мне они полагаются.

— В отличии от меня, у тебя они вообще удивительно, что есть, потому что судя по другим видимым признакам, ты все же парень.

Во время этого милого диалога, Кэрол уронила на стол Берта кипу бумаг и, перед тем, как вернуться к перепалке, шепнула:

— Злой он у тебя какой-то.

Кёртис усмехнулся. Конечно злой, пока она здесь. Но едва дверь за девушкой закрылась, Свен тут же изменился в лице, улыбаясь.

— Берт, возьми меня, пожалуйста, за руку.

Берт молча накрыл его ладонь, и парень блажнно растекся по столу.

— Слушай, а пойдем на свидание, когда закончим?

— Обязательно. Ты только маршрут для Реджинальда с Правым накидай, а потом сразу же свалим.

Свенсон лениво простонал, но все же поднялся и, не разрывая контакта, вернулся к работе. Берт мимолетно взглянул на того, кто однажды обещал вырвать ему руки, хотя сейчас в подобное верилось с трудом.

***

В этом мире две вещи, которые любил Дейв: тишину и оригами. С двух работ его выперли, затем парня захватил клан, после чего, спустя длительное пребывание в тюрьме, его решили помиловать. Таким образом он стал рядовым охранником и не стремился к чему-то большему. Да, пожалуй, спокойно сидеть у двери, иногда проверяя членов клана, было лучшей участью из возможных. Никаких сложных дел, никаких опасностей (за исключением одного нападения военных), никаких донимающих людей. Просто сидеть и наблюдать.

Не так давно он встретил парня, который поспособствовал разрушению его карьеры — Генри Стикмена. Несмотря на довольно тривиальные черты лица, вора было легко узнать по пепельно-серым волосам. Хотя, Дейв ещё долго сомневался в личности встреченного, увидев, как тот неловко мнется перед старым знакомым. Тогда, в тюрьме, он выглядел довольно высокомерно и самоуверенно: однажды на колкую шутку плюнул Руперту в лицо.

Руперт.

Одна из самых болезненных вещей в его сознании вдруг увеличилась и больно сдавила мысли изнутри. Тот милый, немного мрачный парень, которого уволили вместе с ним. Вечно с серьезной миной и пессимистичным настроем, способный взглядом прожечь стену. Он так и не нашел общий язык ни с кем кроме Дейва, поскольку во всей тюрьме оказался только один оптимистичный дурачок, которого, по закону жанра, жизнь решила знатно избить.

Спустя год после их последней встречи, Руперт снова предстал перед ним. С блестящей винтовкой, в солдатской зелёной форме, все с тем же хмурым выражением лица, которое мгновенно изменилось при виде старого товарища.

В тот день Дейв многое хотел бы ему сказать. Что ему жаль, ведь они по разную сторону баррикад, что он сожалеет, ведь из-за него выгнали и Прайса. Но он не смог выдавить из себя слов. Однако Руперт понял его и без речи: только кивнул и вдруг выхватил из кармана небольшой блокнот. Что-то спешно нацарапав, он всучил бумагу старому знакомому и умчался прочь. Дейв снова вытащил сотню раз смятый лист и прочёл надпись: "Ищи меня на этой частоте."

Цифры, уже грозившиеся стереться, были много раз переписаны на другие поверхности, но все ещё были четко видны. Дейв наконец решился: сегодня он пойдет и выйдет на связь.

Кто-то рядом тихо назвал его имя, и парень поднял глаза. Его сменщик, Говард, стоял рядом и неловко мялся, боясь потревожить. Охранник поднялся, неловко извинился и спешно побежал к себе.

Заперев дверь, он достал прибор радиовещания и стал крутить ручку, нервно оборачиваясь. Если кто-то узнает, что он выходит на связь с правительством, то даже эта часть его счастливой жизни рухнет.

Наконец датчик показал нужные цифры, но в эфире повисла тишина. Несколько минут ожидая чьего-то голоса, Дейв думал, что будет, если он Руперту всё-таки не нужен. Если тот предложит предать клан, сбежать, подставив всех... Но оставаться в этой тишине было нельзя, потому он, вдохнув, тихо произнес в микрофон.

— Руперт?

Никто ему не ответил. За несколько секунд в голове пронесся ураган мыслей: ошибся частотой, не вовремя, его обманули, Дейв передумал, сигнал перехватывает правительство...

— Как день прошел? — заговорил передатчик.

***

Потолок — штука крайне интересная. Например, на потолке кабинета Дока располагалось тысяча шестьсот девяносто два мелких квадратика. Половина границ была закрыта налетом от разнообразных продуктов горения, как и половина лица женщины. У нее не особо оставались силы, чтобы шевелиться или как минимум думать, поэтому она просто лежала на полу.

У каждого члена ее семьи все выходило хреново: это было наследственным. Ее отец был хреновым человеком, ее сестра была хреновой актрисой, у ее матери получились хреновые дети. Как говорится, "der einen guten Singer ist, wer unter gute Sänger erwachsen war", или "У хорошего велосипедиста как минимум есть велосипед." У доктора не было не то, что велосипеда, даже ног.

С детства копаясь в старых машинах и часах, Регина прекрасно понимала: вот оно, ее призвание. Правда, потом оказалось, что хорошие детали дорогие, механика никому особо не нужна, а звали "очкастую душнилу" только чтобы починить сломавшийся магнитофон. Работать приходилось в старом гараже, потому как институтские экзамены она завалила. Конечно, ведь ей так нужно знать, как называется очередная деталь.

Но вот, однажды она знакомится с членом клана Топпат. Ее принимают в клан, дают звание механика... И Регина знает, что ее кинут при первой же возможности. Как и прежде особого дружелюбия она не видела, особенно со стороны безумного главы и его мрачного помощника. Но на сей раз у нее под рукой оказались все технологии мира, которые она могла желать.

И, как девушка и ожидала, ее бросили. В один прекрасный день ей пихнули в руки ружье и сказали стрелять. Тогда Регина бросила ружье и убежала. Конечно, она знала, что с того дня дорога в клан ей заказана, но вдруг к изобретателю снова пришли и доложили: старого клана больше нет.

Новый лидер оказался менее безумным: да, как личность он был ещё тем придурком, но цель миссии Топпатов сменилась и стала общей для всех: стать самыми великими ворами в мире. Больше никаких попыток свержения правительства, никаких дедлайнов и заказов. Делай, Регина, что душе угодно. А как это применять придумаем уже мы.

И девушку это устраивало. Время шло, общество вокруг нее менялось: люди стали более самобытными и спокойными. Вся база превратилась в один большой дом, целью которого было объединить выброшенных из общества в одну группу, которая в кои-то веки могла повеселиться. Менялось все, но не Док. Чего-то в жизни не хватало, и она пришла к неутешительному выводу: ей не хватало любви.

Первое время она яро глушила эту мысль. Кому нужны эти любовные бредни? Романтика, надёжная стена... В конце концов признать пришлось, и с тем возникла нужда от этого чувства избавиться. Для этого нужно было копнуть в себя и оборвать все эти чувства на корню. Для этого Регина составила простую цепочку.

Почему она хочет любви? Чтобы иметь рядом надёжного человека. Зачем ей этот человек? Она нуждается в защите. Но она не чувствует себя беззащитной. А это значит что? Правильно, дело не совсем в этом.

Ладно, если логический метод не сработал, стоило подойти с точки зрения биологии. Но и с этой стороны подойти не получилось: ее интересовали не физические отношения, а духовные. Значит, проблема скрыта в психологии.

Сделав шаг назад, Регина осмотрела составленную цепь и охарактеризовала ее как полностью логичную. Значит, нужно искать то, что нелогично, то, что скрыто в инстинктивном психологическом спектре. А это можно было назвать навязанной с детства моралью. В конечном итоге ответ нашелся, и заключался он в достаточно интересном феномене.

Не Земле было много сект, и самая большая, самая популярная из них, скрытая во всех религиях — секта любви. Все поклоняются этой старой безумной идее найти себе защиту в виде другого человека, не замечая, что иногда это им вовсе не нужно.

И получилась неприятная ситуация. Эта мысль настолько глубоко укрепилась в ее сознании, что удалить ее было невозможно. Оставалось одно: удовлетворить.

Медленно поднявшись, словно труп из гроба, Док села на полу и уставилась в стену. Хреновое решение. Но психологию можно лечить только психологией, так что таблетки тут не помогут.

Нехотя подобрав ноги и перенеся часть веса на ладони, Регина оттолкнулась от земли, смещая стопы назад и тем самым перекладывая опору на них. Казалось бы простое движение занимало в ее мозгу огромный массив информации, который можно было легко заменить на простую рефлекторную команду. Но Регина была из тех, кому проще ввести переменную сотню раз, чем закрепить ее. Проще говоря, ей было легче двадцать раз заглянуть в словарь, чем один раз выучить слово.

Отряхнув порядком износившийся лабораторный халат, она, с осанкой человека в кандалах и походкой кота под валерьянкой, подошла к двери и опустила ручку. Морально подготовившись, Док протянула дверь на себя и тут же захотела ее закрыть. Вместо привычного полумрака на нее вылились яркие лучи исскуственно света. Цокнув языком, она нехотя покинула свой дом и, стараясь не попадаться людям на глаза, быстро зашагала к ее любимому месту: балкону.

Преодолев несколько лестниц и переходов, она приблизилась к стеклу прохода и толкнула его, пулей вылетая на свежий воздух. Закат медленно убывал, волна освещения отдалялась от базы. Солнце наполовину спряталось, и Док, облегчённо вздохнув, вытащила сигарету.

Да, пожалуй, у нее была ещё одна проблема. Регина слишком много думала. Слишком много механики прошло через ее разум, слишком много ошибок пришлось исправлять. Регина была лентяйкой, так что предпочитала делать все с первого раза, и каждая ошибка становилась поводом для долгих размышлений. Иногда они заходили дальше исправлений схем: почему она невнимательна? Почему неаккуртна? Какое право имеет она делать ошибки?

Но женщина решительно забила на это. Самообвинение не вело к чему-то хорошему, потому можно было пропустить его, словно катсцену в играх.

Довольно сложно было выкинуть из головы все, когда в ней был целый чердак Шерлока Холмса. Но, если затянуться и расслабился, облокотившись на перила, это вполне неплохо удавалось. Медитация была своеобразным способом лечения своей больной башки, и, пусть не сильно помогала в целом, но давала быстро переключаться с проекта на что-то постороннее.

— Чего грустишь? Меха сломалась? — подколол ее кто-то незнакомый.

— Сломается у тебя позвоночник, коли приставать будешь, — не глядя ответила Регина, выпуская дым.

— А кольцами умеешь? — поинтересовалась мрачная во всех смыслах девушка с ухмылкой.

— Курение — психосоматическая релаксация. Я не в цирке, чтобы фокусы тебе тут показывать.

— Как сложно, Док. Ты же умеешь, что тебе стоит?

Регина повернула голову и выпустила колечко в лицо незнакомки. Та закашлялась.

— Жестоко, Док, жестоко, — с лёгкой хрипотцой произнесла она.

— Прости конечно, но ты кто, — в конце концов не выдержала Регина.

— Проститутка в пальто, блин, — беззлобно съязвила готка. — Кэрол.

— Это сказало мне примерно ничего, — вздохнула Док.

Кэрол не стала отвечать, а только молча уставилась в даль, туда, куда смотрела ее собеседница. Работа на сегодня была окончена, и вдруг ее любимое место оказалось занято. Но использовать пассивную агрессию, чтобы вытравить нахалку со своего места, она не стала. Было даже любопытно, что Док забыла здесь.

В сумраке лес темнел, и база погружалась во тьму. Ту самую тьму, которой Регина в детстве боялась, и в которую сейчас могла смело шагнуть, зная, что под ней не будет пола. Суицидально, меланхолично, бесит. Бесит всех, включая ее саму. Вот уж до чего ее довели: и себе плакаться нельзя.

У Регины было, если так подумать, много проблем. Вечная попытка играть в гения, зачастую просто перегружавшая мозг, безумная цель довести себя хоть до какого-нибудь состояния, кроме вида скучающей жабы. Даже высказаться некому: нытье людям не интересно.

— Злая ты, — наконец произнесла Кэрол.

— Извини, у тебя кое-что упало. Кажется, нимб.

— Пассивная агрессия это мое оружие.

— Извини. Что дали, тем и стреляю.

— И все таки злая. Хотя нет, знаешь, в литературном кружке меня учили подбирать более изящные синонимы. Разочарованная похуистка. Да, звучит лучше.

— Знаешь, у механиков тоже ценится умение подбирать лаконичные синонимы. И для тебя тоже название есть. "Нахер иди" называется.

— Где твоя шляпа? — вдруг переключилась Кэрол.

— Нет ее, — не стала изворачиваться Регина.

— Знаешь, ты — агрессивная колкая сука, — вдруг послышалась неприятная фраза. — А все агрессивные колкие сучки носят ковбойские шляпы, — неожиданно завернула правдорубка.

— Чего? — потеряла Регина.

Но девушка выхватила из-за спины небольшую шляпу и одним быстрым движением нацепила Регине на голову. Та смотрела на происходящее с непониманием.

— Знаешь, тебе действительно идет, — заметила шляпница. — Ты же в клане? Так носи ее.

Регина примерно представляла себе, как нелепо выглядит в ковбойской шляпе. Но тут же вспомнив один из своих главных принципов, пожала плечами. "Плевать, как я выгляжу, пока мне это нравится, "— гласил этот принцип. А ей шляпа не то, чтобы нравилась, но какую-то симпатию к ней она уже питала.

— Какого черта, — поправляя головной убор, резонно заметила она.

— Ты слишком много думаешь. Иногда не стоит ничего говорить, а только бросить загадочный взгляд и сыграть аккорд на укулеле. Я не сомневаюсь, что такой божественный гений как ты, чьи подколки рассмешили даже пятиклассников, умеешь играть, но все же... У тебя же есть укулеле?

Регина так и не поняла, что произошло, как не старалась.

— Да, знаешь, у меня есть укулеле.