Мой рай

Часы только пробили пять утра, а Чонгук уже не спит. Он любуется.

Любуется расслабленными и мягкими чертами лица, милым румянцем на щеках и трепетанием длинных ресниц своего омеги.

Тэхён закутан в лёгкий плед, сопит, мило распахнув пухлые губы. Чонгук с осторожностью проводит самыми кончиками пальцев по щеке, заправляет прядь русых волос за ухо и не выдерживает, касается губами родинки на кончике носа омеги. Тот чуть морщится во сне и натягивает плед повыше, зарываясь в него лицом под тихий смех.

Чонгук влюблён.

Влюблён в необычную, квадратную, улыбку Тэхёна, в его искренний и тёплый смех, в глаза цвета жжёной карамели, и бесконечно сильно влюблён в ненавязчивый запах ромашек, которым хочется забить лёгкие, в который хочется закутаться и всегда носить на себе.

Первые лучики солнца пробиваются сквозь занавески, гуляют по комнате, забиваясь в каждый уголок и путаясь в волосах. Тэхён причмокивает губами, из-под пледа высовывается рука и принимается скользить по простыни, пока не натыкается на Чонгука. Тогда омега придвигается ближе, утыкаясь Чонгуку в грудь и тихо мурлычет, подобно коту, обнимая за талию.

Альфа не перестает улыбаться, переводит взгляд на тумбу, на которой стоит ваза с полевыми цветами, и делает мысленную пометку нарвать новый букет, потому что одуванчики завяли за ночь. С этой идеей Чонгук не медлит, осторожно выбирается из тёплых объятий и встаёт с кровати.

На душ он время пока не тратит, только чистит зубы, переодевается в голубую толстовку и синие джинсы, и тихо выходит с квартиры. За цветами идти далеко не надо. Ромашки и одуванчики растут прямо вокруг детской площадки многоэтажки, где Чонгук и Тэхён живут. Их, в отличие от пышных роз и тюльпанов, растущих в клумбах, рвать можно и, как говорят аджуммы, даже нужно.

Улица встречает прохладой и слабым ветром, что ерошит волосы ещё больше и заставляет прикрыть глаза. В лёгкие забивается сильный запах черемухи, что растёт в этом же дворе, и на губах появляется улыбка.

Чонгук сам пахнет черёмухой. И этот запах Тэхён до безумия любит. Особенно ему нравится, как раскрывается запах во время дождя, как оседает на языке и приятно щекочет нос. А Чонгук никогда этого не понимал. Ему, в отличие от Тэхёна, собственный запах казался слишком ярким, неприятным. Многие не могли находиться с ним слишком долго, потому что не переносили чересчур сильные феромоны, а вот Тэхён смог, полюбил, а теперь каждое утро говорит об этом, обняв альфу за талию со спины и уткнувшись носом в шею, пока тот готовит завтрак.

И, наверное, только поэтому Чонгук идёт не к ромашкам и одуванчикам, как планировал, а к раскидистому дереву черемухи, чуть морщась от запаха. Она только начинает цвести, белоснежные лепестки маленьких цветочков украшают ветки, осыпаются на бетонную дорожку и разлетаются по площадке, заставляя маленьких ребятишек днём радоваться.

Чонгук без зазрения совести тянется к веткам, отламывает несколько штук, отмахиваясь от зажужжавших пчёл и едва не матерится, когда случайно бьёт себя одной из веток по лицу. Альфа фырчит, чихает, отчего нос слабо краснеет, а после подходит к ромашкам. Те, в отличие от злосчастных веток, легко срываются, и пахнут приятно и ненавязчиво.

Ромашек в необычном букете больше. Больше настолько, что запах черемухи не оседает терпкостью на языке, а приятно дополняет любый аромат, создавая что-то нежное и гармоничное. На губах появляется улыбка и Чонгук спешит домой, к его омеге, который наверняка спит ещё, но будет рад увидеть свежий букет в любимой вазе.

Но Тэхён, как выяснилось, уже не спал. Облокотившись поясницей о подоконник, он с лёгкой, ещё сонной улыбкой встретил в спальне, сжимая в руках чашку горячего кофе. Русые волосы растрепанны, спадают на глаза и обрамляют лицо. Выглядит он таким хрупким и нежным в безразмерной Чонгуковой белой футболке, которая прикрывает бедра, что щемит сердце, хочется обнять и не отпускать, укутать заботой и теплом.

— Ты чего так рано встал? — Спрашивает Чонгук, подходя к Тэхёну. У того глаза сияют в солнечном свете, смотрят доверчиво и полны самых чистых эмоций.

— Холодно стало, — улыбнулся тот в ответ, отставил чашку на подоконник и обвил руки вокруг шеи Чонгука, когда тот подошёл вплотную.

Губы у альфы холодные с улицы, но мягкие. Тэхён чуть приподнимается на носочках, запускает руку в каштановые волосы, пока его уверенно обнимают за талию, с ума сходит от нежности, которую ему дарят. Чонгук поцелуй не углубляет, отстраняется с тихим чмоком и тычется носом в румяную щеку, вспоминая про букет, зажатый в руке.

— Надо поставить в воду, пока не завял, — выдыхает альфа, чмокая хихикнувшего Тэхёна в шею.

— Сейчас всё сделаю.

Омега мягко выпутывается из объятий, перенимает букет из рук Чонгука, зарываясь в лепестки носом. Он вновь мурлычет. Как он любит запах черемухи, смешанный с его собственным, не узнает никто. Это не описать простыми словами «очень» и «сильно». Это глубже, больше, ярче. Это до головокружения и бешено бьющегося сердца, до искр перед глазами.

Тэхён словно теряется во времени, забивает лёгкие любимым запахом, не замечая, что Чонгук уже успел вытащить букет из вазы и выкинуть одуванчики, оставляя алтей и васильки, которые вчера они собирали на прогулке в парке, а сейчас просто наблюдает за ним.

— Ромашка, мне кажется, пора ставить букет в воду, — тепло улыбается Чонгук.

Привычное прозвище заставляет смущённо улыбнуться и кивнуть. Тэхён сам ставит цветы в вазу, осторожно касается ветки черемухи и мелкие лепестки опадают на тумбочку, что ни капельки не расстраивает. Ему даже нравится, есть в этом что-то особенное.

Чонгук подходит сзади и осторожно обнимает омегу за талию, целуя за ухом, отчего по карамельной коже проходятся мурашки. Тэхён откидывает голову на плечо Чонгука, улыбается, прикрыв глаза.

— Иди пока в душ, я завтрак приготовлю, — на грани шёпота выдыхает альфа, а Тэхён только кивает, отстраняясь.

Чонгук быстро переодевает толстовку на футболку и уходит на кухню, пока Ким находит нужные вещи и идёт в ванную. Отчего-то под тёплыми струями воды лезут воспоминания и глупые мысли. Тэхён вспоминает, как Чонгук его сторонился первое время, ссылаясь на свой запах, избегал, но всë же сдался. Прошло уже три года, а альфа так и не может нормально принять себя, старается избегать общественных мест, иногда пьёт блокаторы. И Тэхёну на это смотреть больно.

Он знает, как Чонгука травили в школе за запах. Знает, как его сторонились в университете. Знает, что родной отец не может долго находиться рядом из-за этого. И Чонгук чувствует себя виноватым из-за этого, мечтает жить нормально, а Тэхён не понимает, как запах черемухи может не нравиться?

Омега хмурится, намыливает голову и смывает пену, смотря в небольшое зеркало в душевой кабине. В нём видно Тэхёна по пояс, чем он пользуется и, повернувшись боком, касается ладонями своего плоского живота. На губах появляется улыбка, потому что уже видится, как неудобно здесь будет находиться через несколько месяцев.

Потому что под сердцем зародилась частичка любви Чонгука и Тэхёна.

Они об этом узнали всего пару дней назад, а альфа уже распланировал, как переделает гостевую комнату под детскую, как расскажет о малыше родителям и как будет нянчиться с ним, воспитывать и учить всему, что знает сам.

Только вот обидно, что Чонгук, несмотря на это радостное событие, всё равно боится того, что Тэхён в один день может не выдержать его запаха и уйти. Иногда хочется стукнуть альфу чем-нибудь тяжёлым, а потом извиняться и доказывать, что он не останется один.

Тэхён вновь хмурится. Он прекрасно понимает, что очень сложно выбросить из головы многолетние унижения и принять себя, но как Чонгуку помочь? Как переубедить его, что черёмуха для Тэхёна пахнет как дом?

Омега выплывает из ванной, зачесывает влажные волосы назад, пока идёт на кухню, и крадучись подходит к Чонгуку. Тот что-то поёт своим нереальным голосом, потому вздрагивает, когда его обнимают со спины, упираясь лбом в лопатки.

— Люблю тебя, — улыбается Тэхён.

— И я тебя люблю, ромашка, — Чонгук тоже улыбается, не разворачиваясь переплетает с омегой пальцы и целует тыльную сторону ладони.

— А ещё я люблю твой запах. — Шепчет Тэхён, закусив губу. Альфа сильнее сжимает его ладонь, напрягается весь. — Он для меня самый-самый лучший. Невероятный.

Омега поднимает голову и касается губами шейного позвонка Чонгука, жмётся сильнее и дышит, дышит, дышит, и надышаться не может. Кажется, мир схлопнется, если вдруг он перестанет ощущать черемуху.

— Я не могу объяснить, что для меня означает твой запах… Кажется, нет таких слов. — В глазах Тэхёна собираются слезы, его феромоны становятся тяжелее, что заставляет Чонгук поджать губы и развернуться в объятиях. — Я… Гук-и…

— Успокойся. — Шепчет альфа, обхватывая щеки Тэхёна ладонями. Он стирает большими пальцами слезы, смотрит в глаза и едва сдерживает эмоции. — Ромашка, ну ты чего?

— Я не понимаю, почему ты так категоричен к себе? — Всхлипывает омега. — Ты же такой чудесный. Твой запах для меня — всё.

Чонгук притягивает Тэхёна к себе, зарываясь пальцами во влажных волосах, второй рукой успокаивающе водит по спине. У него сердце, кажется, вот-вот остановится, потому что он не хотел доводить омегу до слез. Из-за него тот всхлипывает, цепляется за футболку, как за спасительную соломинку и жмётся ближе.

— Ромашка…

— Ты — мой рай. — Перебивает Тэхён, шмыгая носом. — Пожалуйста, прекрати сомневаться в себе.

— Я… — Горло будто сжимает рука, сглотнуть не получается и Чонгук, уткнувшись носом омеге в макушку, позволяет скатиться по своим щекам слезам. — Я перестану. Перестану, только не плачь.

И он действительно перестанет. Конечно, не сразу, через время. Будут ошибки, будут сомнения, но рядом всегда будет Тэхён. Тэхён, которому не будет лень вечерами щебетать о том, каким будет их малыш, который будет из раза в раз говорить о том, что не выживет без Чонгука и шептать о том, что ценнее запаха черемухи для него не будет. Потому что рай для Тэхёна пахнет именно так.

Разве что, запах ещё один добавится. Едва ощутимый, но уже ценный запах озона.