***

Если задуматься всерьёз, то раньше Кисе не придавал этому особого значения, но сейчас, сейчас-то, словно очнувшись ото сна, он вдруг понял, эту свою зависимость.

Нужда в Дайки была не просто нуждой, а какой-то физиологической потребностью. Его присутствие, колкие фразочки, хотя бы взгляд... всё это было нужным! И сейчас, видя как Аомине целуется с какой-то фигуристой девчонкой, Рёта вдруг остро и резко почувствовал самого себя. И осознал одну важную и глубокую мысль.

Он ревнует.

Ревнует как-то страстно, сильно, болезненно.

Хотелось подойти к этой нахалке и, нисколько не стесняясь ни посторонних, ни самой парочки, оттащить эту сучку за волосы!

А Дайки! Тоже хорош! Так пошло облапывает её зад, сминает груди и целует так жарко, грубо и от такого зрелища нервный трепет разрывает душу на части. И как не стыдно ему заниматься такой вот похабщиной посреди улицы, средь бела дня, не стесняясь прохожих? Не стесняясь его, Кисе?

Рёта сконфуженно замер, для него весь мир уменьшился до этой парочки и вселенная сделалась такой маленькой, такой тесной, такой душной... Слёз он не чувствовал, даже не сразу понял, что это такое, просто стёр с лица какую-то воду и долгим мутным взглядом упирался в раскрытую ладонь. Мысли словно оборвались, прервавшись в своей сложной цепочке, и вовсе исчезли.

Кисе стоял. Кисе чувствовал слёзы на своём лице, но не понимал, что плачет. Грудь сдавило словно в тисках и вздохнуть было невозможно.

Он поднял глаза на парочку, желая вновь обжечь все внутренности едким чувством.

Но никого не было. Яркие краски сливались в единый грязный цвет, размывались и исчезали. Люди вокруг словно растворились. А может, их действительно уже не было?

Кисе не сразу осознал, что идёт.

Куда-то.

Он был настолько потрясён, что и не сразу сообразил, что его руку сжимает чья-то крепкая ладонь.

Рёта взволнованно всматривался в знакомый силуэт, размытый из-за слёз и чувствовал, как сердце при каждом шаге подпрыгивает в его груди.

Хотелось думать, что это - всего-лишь сон. Сон, в котором глупые чувства возымели верх; сон, в котором у Дайки есть что-то помимо баскетбола и лени; сон, в котором так хочется перестать дышать...

Стало резко темно. Нет, не так.

Они просто неожиданно оказались в каком-то проулке, где полно было теней и так мало солнечного света...

Кисе только почувствовал, как его прижали к холодной стене, но даже не пытался сопротивляться. Он смотрел куда-то в сторону, впиваясь взглядом в грязную лужу, пытаясь найти в ряби своё отражение, но они были слишком далеко...

Ему что-то сказали. А возможно, что-то пытались сказать уже давно.

Голос, такой знакомый и в то же время чужой голос, пробирался словно через толстую стену. Всё нарастая и нарастая.

— Кисе, мать твою! — это было похоже на крик в саму ушную раковину.

— Ао... Мине-чи, — нервно выдохнул Рёта, встречаясь с грозной синевой любимых глаз.

Это оказалось так неожиданно, что Дайки рядом. Кисе протянул к нему руки, неверяще дотрагиваясь до пылающих от гнева щёк, скользнул рукой по шее, остановив ладонь на груди, уловив там, под рёбрами, злобный стук сердца.

— Что с тобой? — встряхнул его за плечи вечный соперник.

Рёта заглянул вновь в синие глаза и как-то нервно, натянуто улыбнулся. Сперва он хотел заверить Аомине в том, что всё в порядке и ничего не случилось. Так не хотелось, чтобы Дайки обо всём догадался. Просто тогда эта правда, в которую всё ещё отказывался верить Кисе, могла уничтожить всё. Он и вправду собирался заверить Аомине в том, что всё просто прекрасно, но вместо объяснений и глупых извинений вырвалось то, что вообще не должно было быть произнесено:

— Дайки, я... кажется, люблю тебя...

Потерянная фраза с потерянным смыслом зазвенела в тишине.

Рёта уже не мог отвернуться. Ему нужно было видеть, как рушится его мир! Ему нужно было прочувствовать всю эту боль и разочарование!

Аомине же не сразу осознал слова блондина. Или попусту не был к ним готов.

— Снова ты со своими странностями, — тяжёлая ладонь легла на голову Кисе, теребя волосы и сильнее закрывая непослушной чёлкой глаза. — И всегда такой внезапный... глупый... наивный.

Кисе трепетал под грубой лаской и не смел больше ничего произносить вслух. С него достаточно признаний, оставалось лишь дождаться приговора.

— Я не думаю, что это приведёт к чему-то хорошему, — после недолгой паузы продолжил Дайки. — Если ты этого хочешь... чёрт, Рёта, я слишком требователен и практически невнимателен, я не заботлив и не сдержан. Со мной тебе будет... плохо.

— Я люблю тебя, — ещё тише и менее уверенно проговорил блондин, как бы давая понять, что готов на всё, потому что это чувство уж точно не отпустит.

— Ты сам напросился, — рыкнул Дайки, резко разворачиваясь и ведя за собой Кисе.

— Куда мы? — взволновано спросил Рёта, пытаясь сильно не отставать и держаться немного позади.

— Как куда? Сексом заниматься!

— Так сразу? — промямлил Кисе.

— Уж прости, какой есть. Зацеловать до смерти я тебя и потом могу, просто если начать это в переулке, я ж ведь не остановлюсь и плевать мне будет потом на твои слёзы и просьбы, — резко отозвался Аомине.

— Но я ведь совсем не готов, — Рёта стал идти ещё медленнее.

Аомине резко остановился, оборачиваясь и внимательно всматриваясь в жёлтые глаза.

— Мы можем и не начинать, — Дайки пытался говорить как можно спокойнее и Кисе знал, каких усилий это ему стоит. — Пока это ещё ни к чему не привело.

— Мне нужно знать, — Рёта выдержал обжигающий взгляд. — Я признался... и ты ничего не сказал! Я... я сам в это до конца не могу поверить, но... Но неужели ты так со мной из жалости?

— Я. Никогда. Не. Делаю. Это. Из. Жалости. — словно выплюнул каждое слово Дайки. — И если я хочу заниматься с тобой сексом, то я хочу этого лишь потому, что у тебя задница хорошая, а не потому, что ты развёл передо мной сопли. И не надейся, признаваться в ответном чувстве я не собираюсь.

Кисе слабо улыбнулся. Это не было признанием, но Дайки дал ему понять, что всё, что между ними может произойти, будет только по взаимной симпатии и никак иначе. Он лишь сильнее сжал ладонь Аомине, как бы в доверительном жесте.

— Это больно? — взволнованно спросил Рёта.

— Вот, наконец твою голову начали занимать правильные мысли! — усмехнулся Дайки.

Это не походило на зарождение любви, какого-то прекрасного и чистого чувства, о котором грезил Рёта, но это походило на зарождение отношений. Наверное, в жизни всегда так, ведь в своих мечтах ты решаешь сам за двоих, а на деле решения принимаются вместе, чужое мнение должно быть так же важно, как и собственное. Хотя нет, теперь мнение Дайки для него не чужое, оно очень важно, всегда было важным.