А у него были холодные пальцы. Опять. И даже лёгкое прикосновение к щеке вызывало неприятную дрожь. Эта игра появилась у них недавно. Совсем недавно... она не была интересной и увлекательной, но позволяла отвлечься. А отвлечься было от чего. Вот только Бельфегор опасался одного - как бы всё это не переросло во влечение. Маленькая наглая лягушка словно пыталась заглянуть в глаза и это бесило. Из-под длинной чёлки можно было рассмотреть зелень его назойливых глаз. Уже начинает надоедать.
— Сем-пай, — Фран произносит по слогам, даже не растягивая, словно пробует это слово совсем по другому, добавляя в свой голос немного интонации и красок. Что-то новенькое, интригующее и кажется, увлекательное.
Бельфегор молчит, он весь во внимании и ожидает продолжения. Ему не так важно, что последует за этой первой попыткой внести в их повседневность что-то новенькое, ему хочется, чтобы этот безразличный и до жути противный голос зазвучал по другому, чтобы в нём проступили чувства, краски, блики, эмоции... Это интереснее, это захватывающее... То, что ещё не было изведано, такое таинственное, покрытое тонким слоем тумана.
— Сем-пай, — он говорит с большим пробелом, только теплее, нежнее, ласковее. Да, Бел словно чувствует как это слово приобретает невидимую физическую форму - касается его тела, оставляет приятные ощущения и проникает в глубь, задевая все органы и словно расшевеливает сердце. Удары становятся отчётливее, громче, тяжелее, кровь начинает просыпаться и вскипать, струясь по холодным венам.
Хранитель Урагана непроизвольно поджимает губы, словно опасаясь, будто с его языка может слететь хотя бы один неправильный звук. Это лишнее. Но хочется продолжить эту игру. Бельфегор понимает, что в этой забаве он принимает самую пассивную роль из всех возможных. Ему нужно сохранять молчание, а иначе... лягушонок может испугаться и вернуться к своей дурацкой манере говорить, тогда уже из него не вытащишь ни эмоций, ни чувств... А ведь так хочется прочувствовать его голос всем телом, чтобы его интонация задрожала как гитарная струна, способная вызвать бурю эмоций. Хотелось верить в то, что маленький глупый лягушонок способен на такое.
— Сем-пай, — последний слог выходит более взволнованно, словно неудачная попытка вложить в него некую эротичность. Совсем не так. Этому глупому существу ещё учиться и учиться.
Блондин остаётся пассивен. Он статуя - неживая, безэмоциональная, пустая. Но с каждым звуком он словно оживает, оттаивает, его чувства просыпаются и даже некое возбуждение чувствуется в груди лёгким жжением. Такое лёгкое, волнительное.
Фран приблизился, достаточно близко и оба осознали, что в любой другой ситуации такого не позволил бы ни один из них. Расстояние между ними было опасно мало и если одного это распаляло сильнее, то у другого вызывало больше любопытство, нежели эмоциональный порыв. Его прохладные пальцы потянулись к его тёплым губам. Бел весь напрягся, когда мягкие подушечки коснулись его, вызывая холод на губах.
Хранитель Тумана словно попытался ещё раз заглянуть в глаза блондину, но вместо обычного «семпая», выдавил фразу настолько нелепую и двусмысленную, что Бельфегор встал в ступор:
— Научите меня, семпай.
Хранитель Урагана весь напрягся. Как же соблазнительно прозвучало это с его уст. Да и настолько непонятно ― просьба была это или приказ? Учить? Чему стоит научить этого глупого лягушонка? Его кохай словно впервые проявил заинтересованность и с такой преданностью смотрел в глаза, что Бельфегор не смог это проигнорировать. Он с некой осторожностью перехватил руку парнишки, чтобы он даже не подумал отстраниться и уж явно вырвать руку у него не получится и, приоткрыв губы, легонько прихватил тонкие пальцы зубами. Бел почувствовал, как напряглась в его руке рука иллюзиониста и слабо дёрнулась. Это пробуждало азарт в принце. Это была ни пассивность, ни страх - лёгкая нерешительность. Словно мальчишка запнулся, выдавая самого себя.
Блондин только усмехнулся и тёплым языком коснулся прохладных подушечек, с неким торжеством уловив, как нервно втянул в себя воздух иллюзионист. О, эта лягушка слишком много о себе возомнила. Стоило бы проучить глупого Хранителя Тумана. Но стоит ли заходить слишком далеко? Не вызовет ли это ненужных последствий? Не станет ли это помехой в будущем? Не страшно, если Фран привяжется к нему, страшно, если наоборот. Быть зависимым от этого нахального мальчишки? Нет, не самая завидная роль.
Бельфегор притянул за талию Франа, прижимая его к своей груди, отводя его руку в сторону и наклоняясь, почти касаясь полураскрытых губ, которые явно ожидали чего-то интересного и необычного. Но Фран не был бы Франом, даже если бы в такую минуту он оставался молчаливым и не язвительным. Лягушка, умеющая портить всё и вся опять дала о себе знать:
— Я вас возбуждаю, семпай? — его глаза смотрели с такой невинностью и наивностью, что этим взглядом хотелось захлебнуться. — Я чувствую, как ваше возбуждение упирается мне в живот.
Бел скрипнул зубами и замер, словно в нерешительности. Он не знал, то ли поцеловать на зло, то ли как раз не целовать на зло. Чего именно добивается эта тупая жаба? Пару минут размышлений и с губ блондина слетел приглушённый стон.
— Это оно, да? — поинтересовался иллюзионист, поглаживая самую возбуждённую и чувствительную часть тела своего семпая. Даже через ткань брюк Бельфегор ощущал прохладу его пальцев.
— Жаба, — нервно выдохнул блондин, отталкивая от себя иллюзиониста. — Откуда ты осведомлён в таких вещах?
— Мне же не пять лет, — как само собой разумеющее ответил Хранитель Тумана. — Просто до этого я особо не верил в то, что человека может возбуждать человек его же пола. Да и кто бы мог подумать, что у вас с ориентацией так запущено...
Бельфегор недовольно скрипнул зубами. Ну всё, это земноводное доигралось. Пока между ними было небольшое расстояние, он схватил иллюзиониста за запястье и вновь притянул к себе. И пока эта жаба не заговорила вновь, он, скинув шапку с варийца сжал зелёные волосы на затылке у хранителя и наклонился, целуя в губы.
На удивление Фран не занял пассивную роль, он неумело и даже робко пытался ответить на поцелуй. Словно он этого только и добивался. Бельфегор тем временем уже расстёгивал пуговицы на одежде иллюзиониста. Но стоило только оторваться от губ мальчишки, как в его пустых глазах проскользнула эмоция, непонятная. Губы Франа растянулись в насмешливой улыбке. Он, приставив два пальца к виску своего семпая, с ехидством произнёс:
— Пф. И вы убиты.
— Как это понимать? — Хранитель Урагана был немного обескуражен.
— Один ноль в мою пользу, вы проиграли, — пояснил Фран отстраняясь и застёгивая на своём кителе пуговицы: — Я так и знал, что вожделение вас с потрохами сдаст.
— Ты, — злобно выдохнул блондин.
Фран ничего не ответил, он только натянул на голову шапку и удалился, пока его семпай не решил покромсать его на кусочки. Он и сам не понимал, зачем всё это затеял, но ему ужасно захотелось познать характер Бельфегора, заглянуть в саму душу. Может, из этого что-нибудь и получится...