— Тоха…
Мозолистые ладони обхватывают её лицо. Она внутренне съёживается, помня о кодексе чести в банде, но в то же время достаточно убеждена в том, что иногда лидер совсем без тормозов.
Какая разница, что она девчонка, если доказала своё право быть с ними наравне.
Тоша щурится, не разбирая силуэтов позади. Сейчас каждая сосна кажется подоспевшим хулиганским подкреплением. И вот их вроде бы уже десятки, они все нависают над ней. Выносят молчаливый приговор.
Что-то неразборчиво лепечет Бяша. Наверное, сокрушается по сбежавшему с позором Семёну. Этот свинтус умудрился умыкнуть Тошины очки в качестве трофея, и теперь её бьёт дрожь от беспомощности.
Ромка всматривается в неё. Сверлит пронзительным, но слегка встревоженным взглядом.
Сфокусировать расплывчатое зрение Тоше трудно, однако она заставляет себя собраться, и на секунду их глаза встречаются.
Как жарко. Должно быть, дело в Ромкиных ладонях, под которыми щёки будто плавятся. Тоша нервно сглатывает, хочет пятиться, но некуда.
Не хочет.
— Совсем ничего не видишь, да? — голос у Ромы хриплый. Она не верит в заботу мальчишки, что получасом ранее отвесил пинка беззащитному существу. Жульки, к слову, не видно и не слышно поблизости. Сбежала к хозяйке? Стала жертвой лесных хищников? Тоша не простит себе этой прогулки.
Мотает головой, вынуждая Ромку убрать ладони. И становится жуть как холодно. Мороз кусает, лепит снежинки с краями острее лезвий и вонзает в чувствительную кожу. Вспарывает льдинками до мяса, а затем, дразня, пропадает.
Со стороны Ромы раздаётся вздох. Он машет Бяше, отправляя того невесть куда, а сам снова обращается к Тоше:
— Давай до дома тебя провожу, что ли.
И одна снежинка попадает точно в сердце.