Голоса в моей голове

Голоса в моей голове твердят, чтобы я остался. Они протяжно ноют и шумят, не дают уснуть, верчусь в простынях каруселью. Сознание в заточении в кромешной тьме, где блестят металлические прутья, но это всё, что у меня есть. Заперт диким зверем в клетке, безумным монстром выпиваю бутылку до дна. Не хочу чувствовать боль, но в сознании лишь она. Не хочу говорить об этом. Смотрю перед собой на раскрытые ладони, не ощущаю тела, будто душу выкинули, оставили одну пустую оболочку в угоду корыстным целям. Разве ты сама так не делаешь? Со зловещей улыбкой принимаешь внешность других, вечно меняешь маски. Порочный круг — вновь и вновь.


Голоса в голове твердят, чтобы я молился. Если нажму на курок, то демоны уйдут. Нет, кругом постоянная ложь, её не отличить от правды. Постой, я же вижу, как от выстрела тьма комнаты исчезает. Как стены рушатся, стирая границы между реальностью и кошмаром. Снежными хлопьями летят во все стороны. Залепляю себе хэдшот. Вижу со стороны. И я знаю, что приходит моё время, так что нельзя его терять. Пачкаю руки и почерневшую кожу оболочки кровью, а на сердце в отражении твоя кровавая помада. Срываю искажающие очки, топчу до хруста стекла под подошвой, будто сигарету. На бетонной плите нет юношеской наивности, приторной розовизны. Детство мальчика осталось далеко.


Голоса в голове твердят, чтобы я выбрал чью-то сторону. Чтобы прекратил метаться, рвать волосы, просыпаться в объятиях с рукой на горле. Я — грустный мальчик, тебе виднее. Ты должна прижать к себе, утешить, приласкать. Тогда почему тешу твоё эго и не получаю конфетки за старания. Мальчик ведь хороший, душит нас обоих в постели. С той разницей, что ты протяжно стонешь, а я медленно подыхаю. Оставляешь на теле лепестки мака, в сознании алый дурман. Целуешь, ядом в рот проникаешь, жизнь во мне убиваешь. Знаю, что суждено покинуть мир молодым по твоему велению.


Голоса в голове твердят, что я не в порядке. Конечно, на шее петля, а поводок держим вместе. Пожалуйста, не делай, чтобы так осталось навсегда. Власть полностью твоя, пока мальчик-кукла не сломался. Пока мальчик-кукла приносит кайф. Пока мальчик-кукла имеет грубо тебя. Темнеют глаза и в глазах. Такое чувство, что у меня в мозгах ураган, его не укротить, даже не пытайся. Мы оба это знаем. Пальцы скребут тугую верёвку, алые ногти царапают лопатки до крови. Спина горит от тебя, но ты об этом, конечно же, не узнаешь.


Голоса в голове твердят, что я умру. Меня в могилу сведёт алый мак, что липнет безвкусной помадой с губ твоих. Я не хочу говорить о драме, ведь пережил травмы, и уже не забыть их. Самые серьёзные наносишь ты, и мы оба это знаем. Смеешь дурманить сладкими словами, манящими взглядами завлекаешь в рук капканы. Глупый мальчик превращается в безвольную куклу. Дёргается верёвочка вслед за рукой. Рвётся верёвочка, затухает души огонь. Твоё лицо затёрто масками, образов тысячи меняешь с демонической лёгкостью. Змеёй изгибаются губы, сознание теряет связь с реальностью. Хлипкая действительность ускользает из пальцев, теперь призраком не удержать.


Голоса в голове твердят, что я в порядке. В «Тик-токе» все танцуют монстрами с монстрами под хайповую музычку. А я дёргаюсь на фоне зажатый в удушливой петле. Дрыгаю ногами, не попадаю в такт, пока другой отжигает па. Я схожу с ума, но не хочу говорить об этом. При встрече улыбаюсь и машу рукой бездушным болванчиком. Знаю, кто кукловод и мучитель, пред кем преклонять колени. Быть может, это всё чушь, воспалённый мозг играет злые шутки бессонными ночами с тобой. Почему засыпаю в душной кровати с тобой, просыпаюсь в холодной у себя? Я в порядке, но не помню, как уходил. Не помню, как оказался в гробу.


Голоса в голове постоянно дают самые плохие советы. Безумие и кошмары похожи на самоубийство. Отвратно смеются, чертями пляшут перед глазами. Я живой и одновременно мёртвый. Я живой рядом с тобой и гибну, когда ты рядом со мной. Я — потерянный мальчишка, тебе виднее. Не хочешь указывать место, но зовёшь за собой. Показываешь бордовыми метками принадлежность к себе, заставляешь грубо драть и душить. Пожалуйста, не делай, чтобы так осталось навсегда. Глупый мальчик не хочет тебя потерять, хоть врёт в лицо, сукой зовёт. Ты не наказываешь, ядовито улыбаясь. Ты наказываешь, маком на губах оставаясь.


Голоса в голове твердят, что я сумасшедший. Винтовка в моих руках прописывает мне хэдшот. Разбиваюсь, как камикадзе. Кровь от пули не такая алая, как ты. Она вязкая вся остаётся на моих ладонях сейчас. Я тону в тёмной, захлёбываюсь солёным металлом, он остаётся в лёгких, веками тянет на дно. Кричу в пустую ночь, без возможности на сон. Прутья до сих пор блестят во мраке. Коршуны-кошмары вцепились и терзают мальчика, прикованного к скале, что принёс тебе огня. Что губы дьявольские рисовал, а они маковыми лепестками опали с картин к ногам. На спине выжжены узоры демоническими ногтями, расписано податливое тело.


Голоса в голове твердят, что я умру молодым. Чёрная тачка сбивает меня, за рулём сижу я. Хлопает дверь в кабинет, точно выстрел звучит. Я беру тебя на столе, ведь ты там милостиво раздвинула ноги, сука. Сжимаю бёдра в чулках, кружево сильно ранит ладони. Прихожу, потому что зовёшь. Целую, потому что просишь. Душу, потому что хочешь. Жизнь рушится на глазах, крошится лобовым стеклом от прямого удара. Они говорят, что я в порядке, но мы оба знаем, что это чушь. Та же сладкая и ожидаемая ложь, которой ты меня пичкаешь изо дня в день. Тошнит уже от этого, но я молчу.


Голоса в голове твердят, что я проклят. Лечу спиной в тёмную неизвестность под звон разбившегося стекла. Я постоянно умираю, царапаю себя диким зверем до алых полос. Мне снятся кошмары, быть может, и сейчас один из них. Дни стали для меня маковым трипом. А я так нуждаюсь в тебе, сучья доза, словами не передать. Наедине упорно молчу, ведь я параноик, не хочу хуже сделать. Не хочу утянуть тебя за собой в пучину безумия, овладевшего мной, как я когда-то тобой. Заберу мир с собой, когда меня уложат в сырую от твоих слёз землю. Только ты не горюешь по сломанным куклам, выбрасываешь к остальным.


Голоса в голове твердят, что я проклят. Я параноик, раз вырезал десятки копий себя. Почему-то не могу вырезать даже с картины тебя. Противно скалишься отовсюду на меня, только этого мало. Чертовски мало. Мы все умрём, но сначала о главном. Когда ты отпустишь потерянного мальчишку с поводка? Он прибит к тебе на века? Безмолвно шевелит губами, испачканными помадой, молитву. Когда-то голоса в голове твердили, чтоб я молился. А сейчас ничего не происходит, грёбанный, безжалостный мир отвернулся от меня из-за тебя. Ты отгораживаешься бездушными масками, а я беззащитен перед надвигающейся опасностью. Кромсаю себя на куски катанами, будто главный герой старых китайских боевиков.


Голоса в голове твердят, чтобы я молился. Молился, ведь грешник я, желающий ада для тебя. Сука, горящая алым огнём в аду. Пусть весь мир полыхает и травится чёрным дымом. Пусть меня разорвут на части демоны. Пусть мы выпьем яду до дна, я не хочу чувствовать боль. Прямо сейчас. Прямо в огне. Прямо в тебе. Я горю, как и ты. Ты горишь, как и я. Сбитым дыханием произношу имя твоё. Мальчик не глупый. Мальчик бьётся в припадке от похоти и молчит. Мальчик дрочит одинокими ночами и не спит.


Голоса в моей голове твердят, что я умер. Я рад, что умер молодым.