Наёмники тяжело переставляли ноги, спазм в мышцах так и не хотел спадать — неприятная вещь, соглашусь. А самое обидное, что пострадали из-за одного болтливого глупца. Шли молча, удивительно, что наниматель и тот притих, дальнейший план просчитывал не иначе, однако в его стиле. Любил держать всё под полным контролем, продумывал каждое действие, шаг вплоть до мелочей, предсказывал чужие действия с поразительной точностью, а короткие поводки держал в руках, чтоб без его ведома шевельнуться не могли. Взять хоть этот поход на гидру: знает же, как чудище завалит, кто в этом поможет, выведал, кто обладает нужными способностями, да и пригласил на сделку без права на отказ. Да, Дорогуша, Ушлый уже отправлял наёмников на охоту за ядовитыми зубами, парочка вернулась живыми, но большинство сгинули, скончались в жутких муках. Пробы и ошибки, ошибки и пробы.

За пределами Мелфа дышалось легче, по крайней мере, не чувствовалась трупная вонь, весь смрад гниющей плоти. От редких порывов ветра над головами шумели колючие кроны, протяжно подвывали скрипучие ветки, трещали шишки под массивными подошвами сапог. Под ногами отважных путников вилась тропа, уводила дальше и дальше от могильника, именуемого городом, загоняла глубоко-глубоко в пасть чудищу, многоголовому чудищу. Вернее, в чащу леса, оговорился, наверное. А наёмники кожей чувствовали напряжение в команде, пусть и периодически бросали безразличные взгляды друг на друга. На лицах мнимая холодность, будто никто не догадается, что скрыто за маской на душе. Ушлый показывал дорогу, один он разбавлял загустившую обстановку разными безобидными историями про свои похождения, в первую очередь любовные. В ответ прилетали обрывочные комментарии Альсия, уточняющие вопросы Прелести. Остальные так и топтали влажную землю молчунами. А рассказчик не гнушался грязных подробностей, прям как я.

Стоило феалу доползти до высшей точки на небе, а компании убийц — до полянки с парой поваленных стволов, как решили сделать привал. Расселись на мшистых деревьях с комфортом, как в креслах особняка, жаль, что облокотиться нет возможности. Сколь видимая тропа давно скрылась с глаз, теперь приходилось петлять меж высоченных преград, тугие ветки придерживать, лишь бы по лицу не били плетьми. Проводник, казалось, устал сильнее всех, спиной опёрся о сплетённые корни, развалился так полулёжа, потягивал киросКрепкий алкогольный напиток на основе кокосового молока с добавлением пряностей и лепестков островных цветов. Имеет ярко выраженный вкус кокоса, менее выраженный алкогольный оттенок.. Воздушник рылся в скромных пожитках, пока не достал перекус, состоящий из сырной лепёшки. Вокруг воцарились природные звуки леса: ни скрипучих голосов, ни шуршания одежды не слышно. Красота.

Из-под ствола у ног Пауков выползла змея, блестела холодом в лучах феала, сливалась окрасом с коричневатой корой. Лишь Король заметил ядовитую, следил взглядом за гибкой, серебристые пальцы коснулись травы, поманили движениями к себе. Маленькая головка приподнялась, показала тонкий язычок на миг, замерла, как камень, а после шустро задвигалась в сторону предполагаемой жертвы. Наёмники не заметили шевеления, только странное поведение Ушлого насторожило, то, как он вглядывался в центр полянки. Углядели песочно-медное тельце, слово боялись проронить, вдруг вновь на проклятье нарвутся, лучше не рисковать.

— Милая она, правда? — хрипло спросил Ушлый, так и не оторвав глаз от змеи. — Выползла в лучах погреться, только место твоё заняли, да?

— Влюбился в малышку? Смотри, аккуратнее с ней, а то мало ли, как у нас в обществе, осудят ещё, — наниматель оскалился на замечание Паучихи. — Я слышала, что господин предпочитает ядовитых змей на ужин. Однако полагаю, это не больше, чем слухи.

— Ну… Какие же это слухи! Ложь откровенная, — возмутился Король, тем временем песочная подружка подползла близко и готовилась к броску на руку. — Только на обед.

На последней букве пальцы уже сжимали извивающееся тельце под головой, хвост бил по запястью, а укусить не могла. Глаза с узкими зрачками вперились в золото, но во взгляде не видно отчаяния, обречённого положения. Бедняжка не осознавала, к кому попала в плен. Ушлый давил на челюсти, заставил раскрыть пасть, с белёсых игл капал яд, язык делал резкие выпады непонятно зачем. Король бесстрашно сжал нижнюю челюсть змеи, дёрнул вниз, оторвав, располовинив бьющуюся в конвульсиях. Жизнь уже покинула тушку, однако та продолжала трепыхаться.

— А теперь ты её съешь? — продолжила Паучиха, только сейчас на неё метнули быстрый взгляд. — Аккуратнее, господин, она же ядовитая, так не хочется твоей смерти. Я плакать буду на похоронах.

— Ох, как это трогательно, Прелесть. Я тоже буду по тебе скучать… Вру, ещё не вечер, чтобы предаваться печали. Знаешь, она слишком тощая для полноценного обеда, а охотиться на других желания нет, — Ушлый оглядел располовиненную тушку придирчивым взглядом. — Хочешь, забери на память? Дарю, так сказать.

— Смерти боишься, так и скажи, — съехидничал Альсий, а ответили ему довольным смешком. — Чего смеёшься, как же сила духа, способность признавать слабости?

— Как же не люблю все эти глупые провокации на споры, и всё же я выпил, хочу веселья. На что спорим? — наниматель оскалился, вновь усмехнувшись. — Облегчу тебе задачу. Спорим на артефакт и мучительную смерть.

— Не совсем понимаю, о чём ты, — ох уж эти кровь-пьющие, сначала сами нарываются, а после заднюю дают. Ведь так и не научатся за языком следить.

— Что же тут непонятного? Я жру змею на спор и либо мучительно умираю от яда, а ты можешь забрать один из моих артефактов. А, совсем забыл, что у меня с собой лишь обещанный нож, хотя какая мне разница, что вы тут устроите после кончины. Отвлёкся, некрасиво… либо на твою печаль я выживаю, и под смерть попадаешь ты.

Ушлый, не дождавшись согласия Альсия, откусил голову змеи. Хлипкий череп хрустел на зубах, а склизкая кожа плохо жевалась, остальная тушка, на всеобщее удивление, ушла быстрее. Он проглотил туловище, не разорвав на куски, довольно оскалился напоследок. Ни один мускул не дрогнул на молодом лице, не поморщился от горького яда на языке, а доверчивые душонки ждали эмоций, отвращение в частности. Бедняжки, остались разочарованы, что балагана не случилось! Какая досада! А, в сущности, плевать.

— Чего расселись? Яд при движении быстрее разойдётся, и засиделись мы тут с вами, вдруг гидра решит сменить пещеру, поторопимся.

***

За дорогу до почти сумерек ничего не изменилось: наниматель продолжил глушить кирос, будто фляга сама полнилась пойлом, не сдерживал себя в остротах в сторону Альсия, тот же отвечал вежливой снисходительностью. Отчасти он прав, ведь как таковой сделки не состоялось, согласия с двух сторон не было. Захмелевший наглец спьяну поспешил. Змеиный яд не убьёт бессмертного Змея, мелкие зубки не прокусят шкуру из серебра. А кровь за века прогнила от бесчисленных тёмных делишек, теперь сама способна, кого хочешь, отравить. И всё же всю эту шуточную перебранку все всерьёз не воспринимали. Правильно, хоть какое-то развлечение в дороге, тема для обсуждения. Сам люблю наблюдать за искромётными спорами, меткими, точно стрелы, словами, а участвовать — сплошное удовольствие, жаль, что противника на такого остряка не найти достойного.

Знаешь, Дорогуша, я разочарован, что путь так гладко прошёл. Представляешь, никто не угодил в капкан, ядовитая тварь в ногу не вцепилась, обезумевшие скитальцы не набросились, аки дикие звери, чтобы растерзать. Ставил на потасовку с музыкантами, ан не срослось, кровь не пролилась. Тоска, печаль, угнетают они меня, не хочешь утешить своего господина? Не будь так жестока, без продолжения останешься. Где тот дух приключений? Почему предвкушение не кипит в жилах от будоражащего ощущения опасности? Когда начнётся та битва не на жизнь, а на смерть? Вой, крики, лязг металла, шквалистый ветер магии, искрящиеся голубые искры грозы. Соскучился по буре, что создавали пасы, искусству, что творили умелые руки. Так уж и быть, удовлетворю твоё любопытство, всё будет, но чуть позже. Потерпи немножко, я обязательно сделаю тебе приятно.

На привал расположились почти с заходом феала, до пещеры совсем капля осталась, как подозрительно быстро добрались. Ноги ощутимо гудели за долгий день, возможно, только Ушлый бодрый, мерил лагерь шагами, крутился над душой. Неплохое местечко для отдыха и сна: тихо, сухо, в округе никакая тварь не топотырится. Ну… У Короля немного скверный характер, вот и всё. Кровь-пьющие отделились от остальных, уединились, проказники. Что ж, не будем их смущать, пусть занимаются грязными делишками. Воздушник, который еле-еле доковылял, подложил под голову скомканные пожитки и захрапел. Вторая свинья, только эта — воздушная. Наниматель, разочарованный таким раскладом, отстал от Пауков, уселся под стволом векового древа, пил, а после кинжалом на коре чертил древние слова.

Первой не выдержала Прелесть, оставила муженька помирать со скуки в компании незнакомых головорезов, сама покинула, кашлянув напоследок. Она петляла меж пышных зарослей деревьев и кустов, к ручью вышла, скинула походный плащ, расстелила на берегу, стоянка осталась прилично так позади. Отовсюду наступал вечерний сумрак, что не страшно, ведь видела всех — и притаившуюся ночную птицу, и крохотного мышонка, спрятавшегося в корнях. Стянула вуаль с лица, тем самым расплела кудри, шёлковые ленты сплетали волосы, разметала по плечам. Глаза постепенно привыкали к окружению.

— Мои поздравления, Прелесть, ты наконец-то увидела мир во всех красках, — Король выскользнул из лагеря. А Паука так ничего не насторожило. — Тебе и так, и так хорошо, всё к лицу. Однако я рад, что ты решила мне открыться.

Проворковал Ушлый, подкрадываясь ближе. Не слышно уверенных шагов, не хрустели падшие ветки, не шелестела трава. Паучиха с места не сдвинулась, всё ждала действий от него, мягкой улыбкой манила. Очаровательна мнимой беззащитностью, устремила доверчивый взгляд тёмных глаз на желанного гостя, нарушившего покой. Она чуть подвинулась, освободив клочок плаща для Короля. Серебристые пальцы нежно погладили щёку, губы коснулись лба рядом с правым верхним глазом, едва ощутимо, немного мокро. Они сдвинулись ближе к виску, оставляли влажные следы, такие чуждые ей до этого знаки внимания. Прелесть засмущалась, возглас скрыла за кашлем, почувствовав тонкой кожей улыбку. Его ладони, словно змеи, плавными движениями перетекали по телу: крутились у шеи, сползли до чуть выступающих ключиц, к широким плечам мечницы.

Хитрец, негодник и подлец ничего толком не сделал, а красавицу засмущал. Осыпал бледный лик невинными поцелуями, метался меж прикрытых от удовольствия глаз. Пальцы верхних рук путались в мягких волосах, давили на затылок, чтобы ласки продолжались. Нижние ладошки упёрлись во внезапно твёрдую грудь, однако покатую и объёмную, Ушлый грубо одёрнул их, одну спустил на пах. Под тканью брюк напряжённый член, дёрнувшийся от прикосновения, а острые клыки кольнули нижнюю губу Паучихи. Зубы потянули на себя, вызвав тянущую, возбуждающую боль. Прелесть, как и другие до неё, замерла в нерешительности от раздвоенного языка, её-то другой. А вот Король мастерски опутал скользкими половинками, любовница что-то невнятное промычала сквозь поцелуй.

— А ты умеешь удивлять, господин. Хотя я так надеялась, что ты будешь у меня первой, — с толикой грусти выдала Паучиха, вновь припав к губам любовника.

Сквозь поцелуй чувствовалась довольная ухмылка, Прелесть упорно сопротивлялась в неравной борьбе, тихо попискивала. Стонала от языка, что, казалось, крутился, вился всюду, волною изгибался. Ладони Ушлого грубо стиснули грудь, несмотря на рубашку и бельё, ему мягко. Паучиха оказалась дамой коварной, с фантазией, теперь понимаю, почему муженёк внимания не обращал — рад избавиться от такого извращённого счастья. Повалила нанимателя на плащ, победно умостилась верхом на бёдрах, неспешно, соблазнительно стаскивала с себя одёжку. Бледная кожа чуть ли не светилась в тусклом свете просыпающихся звёзд, представь же эти изящные изгибы, округлости, а теперь попробуй мне соврать, что не влюблена, Дорогуша, скажи, что не хочешь её. Несносная девчонка и сим желанная, сама нарывалась выходками на наказания, вожделела.

Король приподнял любовницу, однако та намёка не поняла, немного сдвинувшись, попробовала сесть вновь. Таки со второй попытки согнал негодницу, притянул за бёдра ближе к голове, ножка грациозно перемахнула на другую сторону. Пьяное, сладкое дыхание защекотало истекающую промежность, ладонь проскользила вдоль спины, надавив в пояснице и меж лопаток, чтобы партнёрша улеглась сверху. Прелесть сопротивлялась поначалу, что ж сама напрашивалась на пожёстче, раз она так сильно хочет, Король не посмеет отказать. Верхние руки оглаживали бёдра сквозь плотную ткань штанов, пока нижние высвобождали член. Ушлый терпеливо ждал, не касался влажных губ, сжимал упругие ягодицы, шлёпнув, оставив темнеющий след на нежной коже. Губы накрыли головку, раздвоенный язык собрал капли. М-м-м, своеобразный вкус. Горький, с нотками металла, пикантный, я бы сказал.

Шаловливые ручки Паучихи полезли под полы плотно запахнутого плаща, выше по крепкому обнажённому торсу. Удивительно, что под грубой тканью ничего нет, никакой тонкой рубашки. Проказница оказалась немедленно схвачена и выдворена на прежнее место. Серебристая ладонь надавила на затылок, Прелесть услужливо, и всё же с трудом, взяла глубже, как и язык внутри неё толкнулся глубже, защекотав чувствительные стенки. Протяжно замычала, прогнулась сильнее. Ушлый довольный такой бурной реакцией, сжал ягодицы, чуть раздвинув, будто не убирал рук мгновеньем ранее. Дёрганье, постанывания, причмокивание у ног заводили, распыляли порочное желание. А грубость и жестокость, оказывается, не только Королю нравились, чувствовал игривые покусывания.

Хы, раз такое дело, то время доставать преимущество, чтобы Прелесть не сильно увлекалась, тоже полезно. Король сдвинул ткань штанов ниже, по острому носу шлёпнули чем-то гладким и горячим, в следующий миг перед глазами возник ещё один член. У-у-у, сразу заёрзала, отстранилась, пока по заднице крепко не приложили, а руки ультимативно уткнули голову в пах, контролировали каждое движение, не давали сбежать. Неумело любовница брала в рот попеременно, оба сразу не помещались, давилась, плакала бедняжка, когда давили на затылок. Грудь рвано билась об обнажённый живот, покуда язык настойчиво извивался в истекающем лоне. По подбородку стекал горький металл. А Ушлому всё мало, щедро одаривал возбуждённые губы поцелуями, зубами зажимал до визгов, ублажал посасывая. На прогнутой пояснице уже выступили капли пота, значит, пора менять положение.

— Мог бы предупредить об особенности, господин, — зашипела Паучиха, стоило только освободить рот, повернулась с искривлённым обидой лицом.

— Что ты, Прелесть, так было бы скучно.

Ушлый благородно помог недовольной усесться… на два члена сразу. Не ожидавшая такого партнёрша вцепилась всеми руками, сжимала сильно, щипала, царапала, пока насаживали тело глубже. Сильная она однако, и буйная, к несчастью, у Короля разговор с такими один. Не нравилось, когда больно делали, отвечал тем же, в привычной, извращённой манере. Не разобрать истинных эмоций на лице, лишь лживая маска расслабленности с надменной ухмылкой видна. Правая рука сжала девичье горло, Прелесть смогла быстро рвано вздохнуть, ослабив хватку, сглотнула, порадовала приятной вибрацией гортани. Пальцы другой крепко сжали сосок, а любовница уже забилась в тщетной попытке вырваться, трепыхалась без возможности спастись. И вновь губы на губах, теперь, чтобы вопли заглушить, пока сосок крутили грубо и тянули. В золоте не разглядеть ни нежности, ни ласки, лишь бездушное пламя власти, желание управлять.

По груди от пальцев пробежал болезненный разряд, на миг мелькнули голубые искры. Паучиха жалобно застонала, только на Короля такое давно не действовало, зачерствел сердцем. Только лесть любил и послушание в постели, хотя и поиграть порой не прочь, однако настроение не то сегодня. Всхлипывала от молний, извивалась в руках довольного собой мучителя. Ушлый отпустил сосок, напоследок провёл пальцем по тёмным складкам, приподнял любовницу с возбуждающим хлюпаньем. Раздвоенный язык — награда за страдания, вился по груди. Как мило с его стороны, даже кусаться после такого не стал, бёдрами плавно двигал, резко не насаживал, расщедрился, дал привыкнуть к ощущениям.

Паучиха, оказывается, не оценила господской милости или же решила отомстить, посему тёмной магией заставила убрать руки, опутывала тело Короля, задавала ритм приятный для себя. Обняла за шею нежно, а нижней парой упёрлась о плечи для опоры.

— Коварная негодница, — выдохнул Ушлый, схватив губы. Серебристые пальцы едва-едва коснулись ягодиц, Прелесть же стремительно приближалась к собственному пику, сжимала члены собой. — Не хочешь простить своего господина, чтобы он помог?

— Я сама, — ответ вышел рваный, глухой из-за тяжёлого дыхания.

— Тогда, может, отпустишь меня, с проклятьями, знаешь ли, нечестно получается? — ласково проворковал Король, успокоительно поцеловав. Паучиха повелась на лесть, прильнула ближе к телу, потёрлась грудью о шероховатую ткань. — Так что, Прелесть?

Приторный, успокаивающий бдительность голос подействовал, проклятье спало. Плавные, скользящие движения сменились грубыми, быстрыми толчками, с губ срывались обрывочные выкрики, тающие о завесу тишины. Нравилось такое, иначе так громко не стонала бы, глаза бы не закатывала. Явно хотела возмутиться, но не успела, затряслась в оргазме, пока руки сжимали горло, как Прелесть члены, доводя сказочные ощущения до немыслимой вершины. Спустя несколько секунд обессиленное тело рухнуло на грудь. Немного не хватило, не получилось закончить одновременно, прискорбно. Несколько движений, и Ушлый излился в обездвиженную Паучиху. Он нетерпеливо скинул с себя любовницу, избавился от следов при помощи её же плаща и скрылся в ночи.

***

Феал уже взошёл, а наёмники неполным составом двинулись к гидре.