А я ненавижу в тебе всё... От лукавого изгиба тонких губ, до упрямо-упёртого характера. Почему же ты такой, Тобирама?
И меня воротит от этой твоей манеры говорить — надменно, высокомерно, на повышенных тонах. Виной ли этому враждебность наших кланов? Виной ли этому желание наших родителей поубивать друг друга? Я не знаю, уже совсем ничего не знаю...
А смотря на отношения наших братьев, меня берёт жуткая зависть. Почему у нас не так, Тобирама?
Мы больше враги, нежели кто-то ещё. Нам уже давно не пятнадцать, а ты ведёшь себя так, словно у тебя в этой жизни есть одна великая миссия — убить меня. И чёрт возьми, ты не понимаешь или не замечаешь моих взглядов? Почему из нас двоих эти чувства выпали на мою долю? Почему ты так холодно-отстранён?
И меня это бесит, бесит, понимаешь? И виной всему моя проклятая кровь.
И наша случайная встреча обернулась очередным бессмысленным поединком. И чёрт тебя подери, Тобирама, какого чёрта я должен терпеть это? Почему я не могу дотянуться до твоего сердца? Почему же ты смотришь на меня с таким презрением и насмешкой? Ненавижу тебя!
Твоё дыхание тяжёлое и так приятно обжигает щёку. Признаться честно, быть прижатым к огромному валуну тобой — это так заманчиво. Но твой взгляд холоден, а уголки губ брезгливо опущены. И так обидно, обидно от того, что дотронуться до них я не могу! Ты мучаешь меня, Сенджу, просто растаптываешь морально и с этим, каждый мой день блекнет и тускнеет, ты загоняешь меня в самую большую ловушку, из которой я не смогу сбежать.
И признаться честно, холод куная, приставленного к горлу, нисколько не остужает. Ненависть продолжает течь по моим жилам, отравляя мою душу и сердце. Я устал бороться с самим собой, устал бороться с тобой. Я на грани, понимаешь ли ты это, Тобирама? Не смотри на меня таким взглядом, не смотри, будто я тебе совсем чужой... И не стой так близко, что я могу ловить твоё дыхание. Это сводит с ума.
Рука дрогнула и пальцы разжались, выпуская катану, что тихо звякнув, упала. Ты даже не опустил взгляда, но уголки твоих губ дрогнули. Уже считаешь себя победителем? О, какой же ты ублюдок, Сенджу! Проткнуть бы твоё чёрствое сердце, да вот только рука не поднимется!
И так сладостно-больно только от мысли, что моим убийцей будешь ты. Что ж, такую смерть я готов принять, уж слишком я устал бороться с твоим невероятным упрямством. Веки закрываются сами и я выдыхаю спокойно. Так выдыхают только смирившиеся со своим поражением. И это так, но чёрт тебя подери, Тобирама, как же я тебя ненавижу!
— И это великий Учиха? — в твоём голосе скользит насмешка и величие. Считаешь себя уже победившим, верно? Верно, всё так и должно быть...
Так хочется тебе ответить, но почему-то слов так и не находится. Мы одни в пустом лесу и на помощь не придут ни Мадара, ни Хаширама. Они бы нас разняли, правда, каждый по своему, но сейчас это уже совсем не важно... Просто убей меня, чтобы прекратить эти душевные терзания.
— Уже сдался, Изуна? — от этого жаркого шёпота на ушко по телу прошлась тёплая волна и я лишь плотнее сомкнул веки, выдыхая в ответ:
— Ну же, Тобирама, чего ты медлишь?
Во рту пересохло и язык скользит по сухим губам. Мы шиноби, вся наша жизнь прожита в битвах и мы столько раз сталкивались со смертью, что не должны её бояться. Но это не так — смерть пугает своей пустотой, холодностью, неизвестностью, одиночеством. Я не такой холодный и гордый как ты, Сенджу, но перед смертью отдавать тебе своё сердце — не хочу.
— Ты уже мой, Изуна, куда мне торопиться? — опять эта твоя насмешка. Тебе так нравится быть победителем? Что же ты выигрываешь?
— Твой? — я всё же открываю глаза, чтобы вновь столкнуться с холодом твоих глаз. — И на долго ли?
Злишься, вижу же ведь, что злишься, хоть и не показываешь.
— Навечно, — ты приближаешься и сердце невольно вздрагивает, когда твои холодные губы касаются моих. Я удивлён, ты даже не представляешь, как сильно я удивлён. А ты кусаешь мою нижнюю губу и оттягиваешь её. Я поражён, я побеждён, я подчинён. Чёртов Сенджу, тебе доставляют удовольствия мои душевные страдания? Ты жесток, слишком жесток и беспощаден. — Ты только мой, Изуна.
А сил, чтобы ответить — нет, в эту минуту я и ненавижу тебя, проклиная, и люблю, благословляя. Такое странное чувство, совсем непонятное, но разрывающее меня изнутри. Я уже смирился с твоей холодностью, а ты внезапно решил проявить ко мне хоть какие-то чувства, не слишком ли поздно?
— И я не убью тебя до тех пор, пока ты не признаешь меня, — хватаешь за волосы и оттягиваешь голову назад, а после жарко целуешь в шею, — ты должен понять, что только мой...
А дыхание перехватывает и все мысли выбивает из головы и если бы ни эта тяжёлая одежда, то я бы ответил тебе. Просто бы прижался, но тело словно немеет, а ты так чувственно целуешь, что я уже и не знаю, как вырваться из этого сладкого плена. Да и не хочется мне.
И ты заглядываешь в глаза, словно пытаешься там что-то найти. Довольно хмыкаешь, видимо нашёл то, что так искал и вновь целуешь в губы, только в этот раз глубже, страстно, грубо. И я отвечаю, просто потому, что не в силах устоять. И ты упиваешься этим, знаю же ведь, что наслаждаешься моей покорностью...
Отстраняешься не хотя, словно для этого тебе пришлось приложить немало сил и самодовольно ухмыляешься. Чёртов Сенджу, будь же ты проклят.
— Прибереги силы для нашей следующей встречи, — это твои последние слова.
Я устало опускаюсь на колени, а тебя и след простыл, словно пару минут назад и не ты дарил мне эти обжигающие поцелуи. И дышать почему-то тяжелее, да и неправильно это как-то всё. Ты словно демон, играешь с моими чувствами, мыслями, надеждами. В любую минуту можешь спокойно вырвать моё сердце из груди, но почему сейчас, почему же именно сейчас ты повёл себя не так, как обычно? Что же ты задумал на этот раз?
— Ненавижу тебя, — тихо шепчу в пустоту холодного леса, — ненавижу тебя, Тобирама...
И мне почему-то кажется, что ты слышишь эти слова, но язык не осмеливается добавить, что и люблю...