Still remember how you taste

Somewhere in the bitter and the sweet dream

Do you think of me standing in a summer haze?

 — Погожий денёк сегодня. Сейчас бы взять велики и погонять на Ничьей Земле, а не торчать здесь, — еле слышно прошептал Кил.

   Где-то внутри очень хотелось услышать ответ, окрашенный насмешливой интонацией низкого голоса. Или громкий грудной смех, заразительный настолько, что все вокруг, чуть заслышав его, непроизвольно начинали улыбаться.

   Киллиан вскинул голову, чтобы не дать волю подступающим слезам. Он позволит себе эту слабость, лишь когда останется один. Не на людях, не в этом саду и не у всех на виду. Свинцовые тучи нависали над Рейвенвудом, угрожая пролить месячную норму осадков. Обычно ему нравились такие дни, в них было что-то особенное: может, лёгкий запах озона, кружащий голову, или же насыщающая влажность. Шум молодой листвы сплетался с тихими голосами присутствующих, ветер раздольно чувствовал себя в этом яблоневом саду. Сильные порывы играючи проходились по коже и волосам, но Киллиану казалось, будто они заходят глубоко под рёбра или же устремляются прямиком через дыру в груди, которая образовалась аккурат несколько дней назад. Конечно же, её никто не видел, но Кил так явственно чувствовал прореху, что не находил себе места.

   В ту ночь ему приснился сон. Они с Тони вновь стояли на станции в ожидании поезда, близнецы крутились где-то поблизости, Кил не видел, но чувствовал их присутствие, что было неудивительно за годы близкой дружбы. Энтони грустно улыбался и молчал, а Кил не мог оторвать от него глаз, потому что понимал, что-то не так.

   — Тони, ты опять уезжаешь?

   — Да, мне пора. Теперь нескоро увидимся, — тяжко вздохнул друг.

   — Как это? Ты же обещал приехать на Рождество!

   — Прости, не получится. Обстоятельства складываются иначе.

   — Тони, объясни нормально… — Кил начинал терять терпение.

   — Тебе пора просыпаться, Килли, — Тони перебил и протянул к нему широкую ладонь, обнимая на прощание. — Помни меня.

   Вдалеке послышался гудок поезда, Тони начал растворяться в закатных лучах. Кил что-то кричал, пытался схватить руками бесплотный силуэт и заставить ответить на вопрос, но было слишком поздно: Тони уже исчез, а поезд тяжело остановился и раскрыл скрипучие двери. Киллиан проснулся на моменте, когда близнецы ловко подхватили его под руки и буквально внесли в вагон.

   Чувство тревоги не испарилось вместе с остатками сна, а лишь нарастало, подстёгивало быстрее встать с кровати и убедиться, что это был лишь дурной сон, завуалированный кошмар. Всё стало ясно без слов, когда он умытый и одетый вышел на кухню и увидел лицо бабушки. Её чуть навыкате карие глаза, наполненные горечью и грустью говорили сами за себя. В ту же секунду Киллиана словно поразило молнией. Слова потеряли вес, когда он осел на пол и приложил руку к груди, пытаясь остановить бешено-колотящееся сердце, норовящее протиснуться сквозь рёбра и выпрыгнуть.

   Сейчас он потерянно стоял у круглого гроба, смотрел на бесплотную оболочку, которая осталась от Тони. «Сосуд без души», как говорила Агата, избегая слово труп или тело. Поскольку хоронить собирались в нетипичном гробу, то тело уложили в позу эмбриона. Лицо больше напоминало гипсовую посмертную маску. Некогда блестящая тёмная кожа приобрела серый оттенок, лицо осунулось и заострилось, казалось каким-то чужим, а пухлые губы потеряли цвет и налив. В прежних чертах едва угадывался Добряк, которого он запомнил. Перед Килом сейчас лежал незнакомец, свернувшийся в беззащитной позе, а не всесильный и неуязвимый Энтони Белл. Его одели в какой-то дурацкий цветастый костюм, хотя сам Тони никогда бы такой не надел. Кеды, джинсы и толстовка Deftones — вот его излюбленная одежда, комфортная и универсальная на все времена и случаи жизни.

   — Как же так, Тони, а? Этого не должно было произойти, — горячо шептал Киллиан, держа друга за руку, которая была холоднее льда. Словно повторял мантру или заклинание, которое должно оживить и поднять друга из гроба, словно хотел передать ему часть жизненных сил.

   Он злился. Злился на Энтони, на себя, на близнецов, на всех вокруг. На водителя, который насмерть сбил его лучшего друга, будь он проклят! Злость копилась, нарастала и не находила выхода. Киллиан всё больше напоминал бомбу замедленного действия или пороховую бочку — одно неосторожное движение и рванёт. Он впервые так неистово ненавидел, что от переполняющих эмоций уезжал на пустошь, которую в Рейвенвуде называли «Ничья земля» и пропадал там до самой ночи, лишь бы никого не видеть. Время не умеет поворачиваться вспять, и Добряк не восстанет Лазарем, тем самым восстановив внутреннее равновесие Киллиана. Он не желал принимать этот факт, не хотел чувствовать ноющую боль в груди, которая если и утихнет, то очень нескоро. Смириться с тем, что Тони переехал, не равно научиться жить в мире, где лучший друг мёртв. Кил не знал, не умел и не хотел привыкать к новому положению вещей.

   На плечо мягкой лапой легла рука, послышался тонкий аромат жасмина, парфюм, которым пользовалась Микаэла. Кил ощутил тепло её ладони, расслабляющее ненавязчивое присутствие. Он обмяк и чуть откинулся, прижимаясь бедром к подруге, ища её поддержки.

   — Скоро отправимся на кладбище, — тихо произнесла она.

   — Знаешь, не могу избавиться от мысли, что мы должны были что-то сделать, как-то предотвратить это… Не отпускать его, ведь если бы он остался здесь, то был бы в безопасности.

   — Иногда случайность меняет предначертанное. Остаётся только научиться жить с этой болью и сохранить Тони здесь, — второй рукой она дотронулась до груди Кила, там, где бьётся сердце. — Пока мы живы, он всегда будет рядом.

   — Хочется, чтобы стало легче прямо сейчас. Мне невыносимо.

   — Могу лишь немного облегчить твоё состояние, если позволишь. Но не здесь. Бабка Клодия хоть и стара, но мигом учует колдовство на своей земле. А нам ни к чему скандалы, тем более в такой день.

   — Эта карга всегда нас не любила. Помнишь, когда мы лезли через забор, чтобы позвать Тони гулять, и она орала как резаная, рассыпаясь проклятиями? И не выпускала Тони из дома, пока он не психанул и не сиганул через окно.

   — Конечно, помню, — улыбнулась старшая близняшка. — А помнишь, как вы поехали вдвоём на одном велосипеде, и ты не справился с управлением. Твои коленки были в мясо, Тони повезло чуть больше.

   — Адреналина я тогда хапнул на годы вперёд, — кивнул Киллиан. — А помнишь, мы как-то хотели забраться в заброшенный дом в конце улицы, тот, что аккурат рядом с кладбищем, и в итоге дали заднюю?

   — Там пол провалился в середине, образовалась огромная чёрная дыра. Но я помню стол и книги. Ощущение, будто время остановилось. Очень хотелось войти внутрь, но я боялась упасть в дыру. Вдруг то был тоннель в преисподнюю.

   — Только Тони осмелился пройти несколько шагов и то, попятился и буквально упал нам в руки, помнишь?

   — Ха-ха, он не только добряк, но и смельчак… был, — глухо поправила себя Мина. — А помнишь…

   И они еще добрых полчаса стояли у гроба, выуживая общие воспоминания из памяти, озвучивая, добавляя вес, таким образом отдавая дань близкому другу. Киллиан никогда не забудет, как Тони спас его в бассейне. Он тогда ещё не умел плавать, пришёл на первое занятие, тренер отвлёкся и не заметил, как Кил пошёл ко дну. Он успел нахлебаться воды с хлоркой, когда его выдернули наверх и над ним навис Тони. Он был старше Киллиана и близнецов на пару лет, они знали друг друга в лицо, но никогда близко не общались из-за разницы в возрасте и устрашающим рассказам бабки Клодии. Дом семьи Корвидей снискал себе плохую славу. Что только не говорили о большом готическом особняке, единственном на улице Эдгара Алана По. Раньше особняк окружали дома соседей, но Уильям, муж Агаты, планомерно выкупал близлежащие участки, а после его исчезновения дело завершила сама Агата. И что там живёт ведьма, и что в саду растут особые яблоки, съев которые, можно обрести невиданную силу, и что каждое полнолуние ведьма Корвидей наводит порчу, а затем летает над городом, распыляя зелье над домами врагов, и что вороны, которые обосновались у старого пруда, переносят болезни. На все расспросы Киллиана близнецы лишь смеялись и загадочно улыбались. Он сам прекрасно понимал, что Агата не простой обитатель старого города, что-то таинственное действительно в ней было. Каждый раз, видя бабушку близнецов, внутри что-то трепетало, щекотало, словно крылья бабочек, сердце пропускало удар. Но Киллиан никому об этом не рассказывал, боялся, что не так поймут.

   — Эй, мелкий, ты живой? — спаситель встряхнул утопленника и тот закашлялся.

   — Да… Вроде бы… — отозвался Киллиан.

   Тут же подбежал тренер, его обступил персонал, но Кил продолжал смотреть на Тони как на супергероя. И он был таким для него до самого конца. Надо ли говорить, что после этого Киллиан занялся плаванием вплотную и даже участвовал в школьных и даже региональных соревнованиях.

   Постепенно они начали здороваться в школе и на улице, перебрасываться общими фразами, со временем к этому взаимодействию добавились близнецы и как-то незаметно для них самих сформировалась их четвёрка. В этом году Кил с близнецами закончили девятый класс, а Тони выпустился и покинул Рейвенвуд, чтобы поступить в колледж близлежащего крупного города Арберри. И в итоге он поступил, сдал все экзамены…

   — Пойдём к нашему кружку по интересам, лучше запомнить Тони живым и радостным.

   Кэтрин и «женщины семьи Корвидей», как они звали Агату и близнецов между собой, стояли чуть поодаль, отдельно от собравшихся родственников и одноклассников. Агата курила тонкую сигарету через мундштук, второй рукой крепко держа трость с ручкой в виде черепа ворона, как всегда, слушала щебет Кэтрин. Белоснежное каре, аккуратно уложенное чуть набок, открывало длинную шею и жемчужную пуссету в ухе. Бабушка близнецов виделась Киллиану творением ангелов: среднего роста, тонкокостная, с полупрозрачной бледной кожей, густые и абсолютно седые волосы, серые глаза, уходящие в насыщенный пурпур при определённом освещении, походящие на ненастное небо. Могло показаться, что она является альбиносом, но по словам Кэтрин, в юности Агата пережила большое потрясение, отчего волосы стали седыми и больше не могли вернуть былой цвет. К аристократичной холодной внешности комплектом шёл волевой несгибаемый характер. Эта маленькая женщина после смерти мужа единолично взяла бразды правления семейным бизнесом в свои руки, и несмотря на все невзгоды, смогла остаться на плаву.

   Кэтрин стояла напротив, сложив руки на груди, смотрела в сторону дома, видимо ожидая появления бабки Клодии, и что-то тихо говорила. Судя по выражению лица своей бабушки, Киллиан делал вывод, что это очередная сплетня о ком-нибудь из присутствующих. Кэтрин МакКуин всегда была в курсе дел жителей городка и была рада поделиться новостями с подругой, ведь именно уши Агаты первыми появлялись в зоне доступа. Не сказать, что сплетни интересовали старшую Корвидей, но ради подруги она готова была потерпеть и даже принять участие в обсуждении, если среди сказанного появлялось что-то интересное. В свои пятьдесят пять Кэтрин выглядела прекрасно: высокая, около 5.7 фута, стройная, всегда улыбчивая. Все без исключения обожали её весёлый нрав и между собой нежно называли Кэтти. Рыжие волосы завивались в кудри, превращаясь в пышную копну, отчего Киллиан частенько звал бабушку «ты мой лев», но сегодня она собрала их в пучок. Огромные глаза на половину лица всё ещё задорно блестели, как бы говоря: «Я доставляю проблемы, но они вам понравятся». Курносый нос добавлял озорства её образу. По случаю похорон Кэтрин облачилась в чёрный брючный костюм, примостив на причёску маленькую шляпку с вуалью, но всё равно на фоне Агаты выглядела проще. Возможно, именно поэтому к ней всегда тянулись люди и делали комплименты мужчины, Агатой же, если и восхищались, то никак этого не демонстрировали.

   — Наконец-то, — выдохнула Мина, когда друзья подошли ближе. — Я очень хочу в туалет и сильно страдаю!

   — Сходи домой и не мучайся, — посоветовала сестра.

   — Пока дойду, сделаю дела и вернусь, вы можете уже быть на кладбище, нельзя пропускать погребение.

   — Тогда страдай, — Мика пожала плечами и криво усмехнулась. — Тут дойти всего ничего, до соседней улицы. Тем более я говорила не пить пуэр перед выходом.

   — Сестра называется, — наигранно молвила Мина и ткнула близняшку. — Никакого сочувствия!

***

   Из дома, кряхтя и стуча тростью, медленно вышла бабка Клодия. Киллиана раздражал этот стук, непроизвольно вызывающий волну ненависти. Как-то с самого начала у них не заладились отношения. Её характер полностью соответствовал внешности: грубая, местами даже беспардонная. Будучи обладательницей скандального характера, бабка Клодия сколотила себе такую репутацию, что процент ненавидящих её соседей с каждым годом только увеличивался. Бабка Клодия откровенно не любила друзей правнука, даже не думая это скрывать, а близнецов так вообще на дух не переносила, называя их «ведьминским отродьем». Тони хоть и вступался за друзей и потом извинялся перед ними за поведение бабушки, но взаимная неприязнь никуда не уходила. Надо отдать должное, будучи убитой горем от смерти единственного правнука, пока что Клодия Белл вела себя непривычно тихо.

   Это была очень старая и тучная афроамериканка. Маленькие глазки-бусинки на морщинистом одутловатом лице горели злобой. Её мучила постоянная одышка, звуки, которые она издавала, действовали на нервы. Седые волосы привычно скрывались под косынкой, но сегодня на смену цветастому халату пришло тёмное необъятное платье. Сто сказать, годы взяли своё сполна

   Мало что было известно о прошлом бабки Клодии. У нее было четыре дочери, трое жили в Рейвенвуде и частенько навещали мать. Семья Тони поначалу уехала в крупный город Сильвер-крик, но впоследствии вернулась. По мнению Киллиана родители Тони были единственными адекватными людьми в семье Белл. Поговаривали, что бабка Клодия занималась чёрной магией, а также гнала какой-то божественный африканский самогон и продавала из-под полы. Кил как-то подслушал разговор Кэтрин и Агаты о том, что бабка Клодия разбогатела как раз-таки на продаже «запрещёнки», но сам никогда не спрашивал Тони об этом. Вообще всё, что обсуждалось между взрослыми, зачастую там и оставалось, ребятам не хотелось портить дружбу конфликтами старшего поколения. А разговоров было много, особенно когда дом бабки Клодии сгорел. Слухи, что она неудачно подожгла новую партию самогона, тем самым проверяя его качество, разлетелись мгновенно. В то лето ребята редко видели Тони, поскольку семья Белл переехала в квартиру к одной из тёток, Кил даже отдавал что-то из своей одежды, потому что всё сгорело дотла. Вспоминая тот период, он отмечал, как же весело им было играть на пепелище...

   Оглядев и поприветствовав присутствующих с высокой веранды, старуха Белл медленно, словно хромая черепаха, спустилась с лестницы и направилась к гробу. Проходя мимо ребят, она злобно глянула на них и процедила едва слышно:

   — Принесла нелёгкая!

   Мина завелась с пол-оборота и уже открыла рот, чтобы вылить на Клодию все те претензии, что скопились за годы дружбы с Тони, но Мика и Киллиан её остановили.

   — Она только этого и добивается, не корми её, — монотонный голос сестры подействовал как холодный душ.

   — До чего же мерзкая стерва. Ни для кого уже не секрет, что она ненавидит нашу семью, — процедила Мина, и, чуть подумав, язвительно добавила. — Вот Килли повезло чуть больше.

   — Ой не надо приукрашивать! Вспомни, сколько раз мне прилетало неслабо. Сколько раз чуть ли не ссаными тряпками гнала со двора или прямым текстом говорила «уходи, и чтоб я тебя больше здесь не видела». Как говорил Тони: «в семье не без урода», и это прямая цитата. Слышала бы она его, удар точно хватил, — мгновенно оправдался Кил.

Мина оскорблённо фыркнула, после чего поймала на себе взгляд Кэтрин. Та в свою очередь наблюдала всю сцену от начала до конца, и закатила глаза, как бы говоря: «Ох уж эти старые женщины» и улыбнулась в попытке приободрить девушку. Троица отошла к столику с лимонадом под старой кряжистой яблоней, где кучковались их одноклассники.

   — А Клодия верна себе до конца, даже на похоронах внука умудряется быть сукой, — вполголоса заметила Агата, безмятежно покачивая пластиковым стаканчиком.

   Кэтрин смотрела на подругу, приподняв в удивлении правую бровь. Обычно Агата держала себя в руках и не позволяла себе подобных выпадов в сторону недоброжелателей. Перехватив руку подруги, она принюхалась к содержимому стакана.

   — Ты что уже напилась? — тихонько рассмеялась Кэт. — Бессовестная! Откуда только взяла выпивку?

   — С собой принесла. Здесь я ничего не буду есть и пить, потом лечи язву желудка или что похуже.

   — Резонно. А касательно старой миссис Белл: с возрастом характер лишь портится. Хотя куда уж хуже, — Кэтрин повернулась в сторону, где сидела хозяйка дома. — Она буквально на ладан дышит, потеря любимого внука должна была её окончательно добить... Но нет, эта потеря не возымела нужный эффект. Сколько ей уже? Около девяноста?

   — Ближе к ста. Лиам что-то говорил о ней, но я не запомнила. Помимо всего все ещё практикует и продолжает разбрасываться гри-гри направо и налево, даже на деревья вешает. Интересно, как она умудряется разогнуться, дотянуться до ветки и даже сделать узел? Может, левитирует, — Агата добродушно привалилась к Кэт и положила голову на плечо. — Как мне надоели эти бабки, ты бы знала.

   — Почему думаешь, что это непременно она?

   — Потому что это очевидно, мой дорогой Ватсон. Кто занимается вуду и живет достаточно близко, чтобы в ночи делать подклады и оставаться незамеченным? Я знаю только одного кандидата, а ты?

   Кэтрин снова посмотрела на бабку Клодию. Женщина гордо восседала на скамеечке под яблоней, сложив руки на трости, и буравила присутствующих недобрым взглядом, игнорируя присутствие закадычных подруг. Хоть старшая Белл и ненавидела семью Корвидей, но не могла отрицаться факт, что Агата сильный противник, и атаку в лоб не только отразит, но и добавит с лихвой.

   — Возможно, если бы мы не были столь близки, старуха и не обратила на тебя внимания, — вино достаточно быстро подействовало, отчего Агата пустилась в философские рассуждения.

   — Этого уже никто не узнает, да и кто в здравом уме откажется иметь такого друга как ты, — подлизалась Кэт. — С женщинами семьи Корвидей лучше жить в мире, чем враждовать.

   — Не прибедняйся. В форс-мажорных ситуациях тебе нет равных, соображаешь быстрее всех, — улыбнулась Агата.

   Около двух пополудни из-за туч ненадолго выглянуло солнце, стало не только душно, но и жарко. Пришло время выдвигаться на кладбище.

   Раньше границы Рейвенвуда обуславливались только старой частью города, где располагались частные дома. Улицы носили фамилии именитых писателей, соседи знали друг друга с пелёнок, поскольку почти все жители «старого города» являлись потомками основателей или первых поселенцев. Когда прежний мэр в почтенном возрасте освободил должность, на его место пришёл моложавый Рорк, благодаря амбициям которого город стал расти и меняться. Таким образом, за последние несколько лет в городе появилось несколько новых районов, парочка больниц и ещё одна школа. Безусловно, изменения шли на благо развитию инфраструктуры Рейвенвуда, но жители «старого города», привыкшие к прежнему укладу, инноваций не оценили. Поэтому между старыми и новыми жителями, которые поддерживали Рорка, шла негласная вражда. Пока что «старый город» оставался тем самым бастионом, который продолжал жить по своим правилам и традициям, по крайней мере, так будет продолжаться до тех пор, пока рука нового мэра не доберётся до него. «Рано или поздно это непременно случится, он слишком амбициозен» — говорила Агата, когда Кэтти возмущалась назначением Рорка на пост.

   Старое кладбище Рейвенвуда располагалось неподалёку от дома Тони: в конце улицы Вальтера Скотта, где между высоких деревьев, если приглядеться, виднелись старые надгробия. Кладбище выглядело заброшенным, но на деле никто специально территорию не расчищал, традиция хоронить усопших в лесу пошла еще с основателей города. В «новом городе» специально выделили землю под новое кладбище, где было стерильно как в операционной, но жители старого города продолжали хоронить своих родственников там, где заведено предками.

   Гроб несли члены команды по баскетболу, все здоровые и рослые парни, Кил с близнецами шли позади членов семьи, бабку Клодию отдельно подвезли сразу к месту захоронения. Когда вся процессия прибыла на место, из-за туч выглянуло солнце. Место выбрали рядом с тремя елями, где корней было поменьше. Священник прочитал молитву, круглый гроб заколотили и опустили в вырытую накануне яму, показушные причитания бабки Клодии действовали на нервы. Её попытки последовать за Тони в могилу вызывали недоумение, а Кэтрин даже тихонько рассмеялась, не сумев сдержаться. Всхлипывания и вздохи прокатывались волнами по скорбящим, Кил держался из последних сил, думая, что не зря перед выходом принял успокоительное. Собравшиеся почтить память Добряка, бросили по комку земли, и постепенно начали расходиться, пока возле могилы на осталось лишь трое друзей. Мина положила букет чёрных лилий к остальным цветам на свежей могиле. Эти необычные цветы росли в саду семейства Корвидей и очень нравились Добряку.

   — Никогда не видел цветов чёрного цвета. Бабушка говорит, что они от дьявола, — как-то сказал Тони, рассматривая куст лилий, после того как они сыграли в прятки.

   — Так и есть, дьявол их посадил и каждое полнолуние поливает кровью девственниц, — в ответ шутила Мина, бессовестно смущая друга.

   Уходить не хотелось, говорить тоже. Когда небо окончательно затянуло тучами и пошёл ливень, они, не сговариваясь, направилась в сторону улицы Скотта. Лишь на выходе Мика оглянулась и задержалась на пару мгновений, махнув на прощание трём елям, рядом с которыми стоял Тони.