И был-была Я.
Я не стихия, Я не основа. Не идея, не слово, не мысль. Что же Я, кто же? Сущность или что-то иное?
А!
Вспомнилось, да.
Вас тогда не бывало, для вас, люди, Жизнь мест еще не сыскала.
Небо свидетель, звезд белизна, тому свидетелем был-была и Я — не было люда, как не было зверя, как не было птицы, только от линии горизонта — молний зарницы
В пустые глазницы
Матери, мертвой покамест, Землицы.
Да, вспоминаю. Отчетливо видится Пламя крылатое, тысячелицее, Небо покрывшее
Ряскою туч, пеплом и зноем, что ныне живым и в кошмарах не снится.
Плакало Небо слезами столь горькими, что камень и твердь растворялись
Безвольные.
Под Небом, на теле сухой,
Убитой,
Еще не живой,
Плакал-плакала Я; слезы ронялись капля за каплей, день ото дня, а в каплях — была синева.
Плакало Небо, плакал-плакала Я,
Резвилося Пламя год ото дня, лики меняя,
Крылья взметая,
Пепел и пыль все выше кидая. Резвился огонь, пламенела Земля, а на труп ее Я, с Небом, со звездами слезы-взгляды бросая,
Со скорбью глядел, с печалью смотрела.
Только слез синева молвила той, что до срока рождения
Мертвой была,
Безжизненно бледной, всполохом алым огня лишь согретой,
В глазницы которой, сверкая, рыча, молнии били,
Пламени в такт хохоча,
Молвила: будь, как был-была Я.
Был-была Я.
Слезы ронялись, а в них — синева.
Молнии били, твердь нерожденной крушили.
Плакало Небо, да горечь прошла.
Пламя опало — не до конца;
А та синева
Молвила громче: будь, как буду быть Я.
Небо рыдало, роняя на твердь слезы прозрачные, что звездный свет.
Молнии били в глазницы
Уже не пустые, с водицей.
И встала она, Мать Земля,
Небу сестрица. Слезам-водам стала покорной слугой, Пламени —
Надежной, как свет, тюрьмой.
Был-была Я под Небом, под звездами, смотрела с восторгом, глядел с ветра упорством
В глаза, а в ответ на меня
Лилась синева.
Да, так и был-была Я.
Так и буду быть Я.
Синева…