"Знаешь, я ведь не шутила, когда обещала тебя прикончить, если ты снова пропадешь"

"Неужели уже соскучилась?"

"Катись к черту, Альберих. Я из-за тебя трезва уже целую неделю, хотя единственное, чего мне хочется – это хорошенько нажраться"

"Дай угадаю – ничто не разогревает твои голосовые связки лучше, чем алкоголь? 

И с каких пор универский хор стал настолько для тебя важным?

Или все дело в одной маленькой хористке?"

"КАТИСЬ К ЧЕРТУ"

Кэйя посмеивается и убирает телефон. Он продолжает вибрировать в кармане, не выдерживая гнева подруги. В любой другой ситуации Кэйя бы с удовольствием окунулся с головой в привычную перепалку, но… Нет, с Розарией он разберется позже, пока есть проблемы посущественнее.

Например, Дилюк. Проблема первостепенной важности, выделенная красным маркером в его голове.

Невозможно за какие-то пять лет измениться настолько сильно. Кэйя раз за разом пытается понять, что происходит в его голове, но проще представить, что это и не он вовсе. Мираж, плод больного воображения, дружелюбный клон, неумело вписывающийся в обстоятельства, да кто угодно. 

Все происходящее между ними настолько не вписывалось в картину мира Кэйи, что проще бы вырвать художнику руки. Картина не складывалась ни под каким углом, ни перевернуто, ни вывернуто, ни скомкано и разбито. Формат не поддерживается операционной системой, вызывайте экзорциста. 

Кэйе до безумия хотелось, чтобы все, что происходило с ним за последние пару дней, было правдой. 

Происходящее было абсолютно невозможно.

Дилюк был самым невозможным человеком, которого Кэйя знал.

Дилюк смотрел прямо в душу, затыкая каждый чудовищный голос, в его голове.

Дилюк сам был чудовищем, что подкралось непозволительно близко, но Кэйа готов позволить куда ближе.

Дилюк говорил ему какую-то чушь, заполняя эфир словами, . 

Дилюк отправил его одеваться к прогулке, а потом затолкнул в свою комнату, распахнул его куртку и… плотно укутал в один из своих шарфов, а потом стащил у опешевшего парня его глазную повязку и спрятал на самом видном месте комнаты. 

Дилюк ему улыбался. На грани видимости, улыбкой – бледной тенью прошлых, но обещанием будущих.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой, сбой в системе, ошибка четыреста четыре, где же чертов экзорцист?

Кэйя снова щелкает зажигалкой и жадно втягивает горький дым. Но даже так мираж не исчезает. Он закатывает глаза и выхватывает сигарету.

– Нравится же тебе травиться всякой дрянью, – ворчит, пытаясь взять сигарету так же, как делает это Кэйя. Тянет к губам и посмеивается, получив по ним же.

– С каких это пор идеальный Дилюк Рагнвиндр заражается дурным примером?

Отобранная сигарета холодит губы не случившимся непрямым поцелуем и Кэйя почти жалеет, что не позволил этому случится.

– Идеальный?

А то он сам не понимает, о чем Кэйя говорит. 

– Ты ведь напрашиваешься на похвалу, пытаясь заставить меня объяснять?

– В таком случае это уже делает меня далеко не идеальным.

– Чушь.

– Но это правда.

Кэйя чуть обгоняет парня и разворачивается, продолжая идти спиной вперед. Попытка найти в лице парня хоть капельку притворства с треском проваливается.

– Скромность тебе не к лицу, знаешь ли.

– А вот тебе была бы в самый раз, – отвечает Дилюк, но недождавшись реакции, продолжает, – Скажем так, правильно не всегда значит верно. Я пытаюсь осознать свои ошибки и пытаюсь их исправить.

Кэйя не может сдержать издевательский смешок. Исправить ошибки, как же.

– И я для тебя этакий гештальт, который нужно срочно закрыть? А с чего ты вообще взял, что в чем-то был не прав?

Расслабленный до этого взгляд мгновенно тяжелеет. Пора и правда учиться держать язык за зубами, ну вот надо же было все испортить.

– Идем домой.

Зато сейчас Кэйя раз и навсегда понимает, что нет и не было никакой подмены – еще ни от чьего другого взгляда ему не хотелось умереть на месте. 

***

Но чем ближе они подходили к поместью, тем дальше казалось данное себе обещание касательно отдельных частей тела. Кэйя прекрасно знал, что злить Дилюка – себе дороже, но… Возможно, он в своем зверином одиночестве уже забыл человеческий язык. 

С Розарией это никогда не казалось проблемой, наверное потому, что она и сама была такой же одичавшей и закутавшейся в слои защитных реакций. Но Дилюк был другим. И Кэйя не знал, как к нему подступиться. 

В повисшем молчании снег под ногами звучал практически оглушительно, действуя на нервы Кэйе. Казалось, он наступает не на хрупкие крупинки льда, а на что-то еще более ломкое, появившееся между ними. Если не разобраться с этим сейчас, то это нечто превратится во что-то хищное и кровожадное, разрушающее их хрупкий мир.

– Стой, – тихо произнес Кэйя, пятясь от пятная света на снегу, что оставляли фонари поместья. Надо всего-то извиниться, от этого еще никто не умирал, так ведь?

– Ты хочешь уйти?

Темное пальто плотно сидит на широких плечах, непослушные волосы выбиваются из-за воротника.  Он стоит всего в паре шагов, но словно в другой вселенной. Голос звучит тихо, но ровно, и Кэйю не покидает ощущение, что сейчас все закончится. Мир снова станет прежним и понятным, а свет в нем погаснет на этот раз окончательно. Сейчас он слепит глаза, искрился в запутавшихся в алых волосах снежинках. Это почти больно. И вовсе не потому, что глаза отвыкли от света.

– На самом деле ведь хочешь? – уже громче спрашивает Дилюк.

Дыхание перехватывает, когда до Кэйи доходит смысл этих слов. Черт возьми, да. Он хочет.

На самом деле он чертовски сильно хочет уйти.

 Сбежать. Может, напиться. Закрыться в своей убогой холодной квартирке и продолжить страдать, по инерции, потому что так для него было Нормально. Выть от тоски со всем своим выводком чудовищ, захлебнуться от жалости к себе, но оставаться одному. С этим Кэйя справится. У него большой опыт.

На самом деле ему было довольно неплохо и одному.

Губы замерзли и разучились говорить.

– На самом деле больше всего на свете мне бы хотелось остаться с тобой.

Предатели, все еще помнят вчерашний поцелуй и гордо носят трофейную запекшуюся корочку.

– Так в чем проблема?

И правда, в чем? В том, что Кэйя до сих пор не умеет нормально жить, не разрушая все на своем пути или в том, что Дилюк возомнил себя альтруистом и внезапно решил загладить выдуманную вину перед бывшим сводным братом? Или в том, что если один пойдет ко дну, то утянет с собой и второго? В чем же проблема?

– Прости, – тихо шепчет парень, пятясь назад, дальше от света, будто и тот мог обжечь его. Хватит с него, весь мир бьется в истерике от тающих ледников, а он то куда? 

Не такой разговор планировал Кэйя, он просто хотел извиниться за грубость, только и всего. Но теперь он будто извиняется за саму свою жизнь.

На самом деле ему невыносимо хочется плакать. 

– Я правда не знаю, Дилюк.

Кэйя отступает еще дальше, но Дилюк внезапно разворачивается и идет к нему. Он порывисто сдергивает с рук перчатки и берет лицо парня в свои горячие ладони. Кэйя хочется вырваться из его рук, убежать, пока не поздно, но тело не слушается. Оно тоже предатель, как и губы с их трофейной корочкой, как и сердце, что вот-вот вырвется из груди.

– Мне страшно, – тихое и невесомое, пока руки крепко цепляются за ворот чужого пальто.

– Мне тоже.

– Пообещай, что не позволишь мне разрушить себя.

Ведь на самом деле Кэйе чертовски страшно далеко не за себя. Он себя знает, знает на что способен, видит это…

Теплый смешок у самых губ. Кэйя думает, что это не честно, абсолютно точно против правил. Но вот он уже сам тянется вперед, заглядывает в глаза невозможного цвета и не видит никакого протеста. Ни одного красного флага, ни одной полосатой ленты у края обрыва. И он прыгает. Целует осторожно, давая шанс оттолкнуть. Но чувствует лишь как руки на его щеках опустились ниже, под заботливо завязанный шарф, то ли в попытке согреться, то ли притянуть еще ближе. Это не важно, когда результат все тот же.

Не важно и то, что Дилюк целует неумело, явно не понимает, куда деть руки, как прижаться еще ближе. Важно лишь то, что целует так, как умеет только он. И Кэйя теряется под его напором, ему становится легко и смешливо, даже когда они поскальзываются падают в мягкий сугроб, еле успев разжать руки. И Кэйя смеется, громко и нервно, а потом понимает, что Дилюк смеется вместе в ним. Будто им снова шестнадцать, Дилюк достаточно пьян, чтобы быть безрассудным, а Кэйя слишком влюблен, чтобы отказать ему. Но Дилюк трезв, а Кэйя все еще влюблен.

И они возвращаются в поместье, пугая прислугу неуместным хихиканьем. Комья снега валятся с них на ковер, но больше все таки за воротник. Дилюк просит принести им непременно согревающий чай, потому что горло саднит именно от холода, а не от непривычки смеяться. И глаза у Кэйи слезятся от яркого света, а не потому что он идиот.

И пусть кажется, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Пусть. Сегодня он не будет никуда убегать, а ночью прокрадется в чужую спальню, но только чтобы свернуться у чужого бока и перестать наконец ненавидеть несчастную перегородку.

И ни в коем случае не думать о том, что Дилюк так и не ответил на его просьбу.