три сезона

в десятом классе барбару выбирают старостой — должность, которую она принимает с гордостью и почтением. мало кому важно, за кем следовать, но она всё равно обещает себе хорошо справляться.

и справляется. отличная успеваемость, безупречная посещаемость, обожаемость всеми. барбара идеальна — то, к чему она и стремилась. остаётся только вывести класс на первое место в рейтинге школы, и будет совсем замечательно.

к сожалению, это самая сложная задача. но и она не невыполнима — барбара напоминает себе не отчаиваться. если установить один винтик правильно, то весь механизм заработает как надо.

ещё бы этот винтик найти в ворсинках пёстрого ковра.

застать венти в школе — удивительная роскошь. одну неделю он ходит только на уроки литературы, с учителем которой у них спелись души, другую — не ходит вовсе. и никому о нём ничего известно, кроме слухов о пристрастии к всякого рода запрещённым психоактивным веществам. мальчик-ветер, мальчик-туман. а ведь сначала он барбаре нравился. спасибо ужасному вкусу на тощих брюнетов с милыми глазами. а этот ещё и на гитаре играет и сочиняет стихи — мечта. как был, так ей и остался, ибо вместо романтики головная боль из сомнений и непонимания.

сам по себе венти человек неплохой, дружелюбный и смеющийся со всеми. но эта черта оборачивается проблемой, потому что быть со всеми значит в то же время не быть ни с кем. и барбара хотела бы стать для него исключительной, но она одна из многих. славная, но даже не самая примечательная, милая девчонка с простыми желаниями — до чего банальная. то ли дело розария — девушка-загадка и каким-то ловким трюком нашла ключ к венти: может, холодом, не скрываемым и за красными линзами, может, крашенными волосами и готическими украшениями. они сбегают вместе с уроков, делят осенние закаты и одну пачку сигарет. «подавитесь», — барбара больно оттягивает волосы неаккуратным взмахом расчёски, и отражение в зеркале становится ещё более сердитым. она работает над собой, над тем, чтобы не добиваться всеобщей любви: кто-то да найдётся, с кем пути не сойдутся; пока получается не очень.

она ловит венти на выходе из кабинета: буквально хватает за руку, потому что он уже напялил наушники, за которыми не то что её окликов, даже криков не слышно, и собрался с большой вероятностью покинуть учебное заведение.

— венти, нам надо поговорить.

— я к вашим услугам, миледи, — он снимает наушники и расплывается в широкой улыбке, за которую так хочется стукнуть его лохматую бошку.

барбара ведёт его в сторонку, к подоконнику вдалеке. набирается смелости посмотреть в перелив изумрудов, где вместо ожидаемого спокойствия разгуливают бесы, и вспоминает заготовленные реплики.

— у тебя очень плохая посещаемость.

— правда? — он невинно хлопает ресницами, будто это не его присутствие в школе отмечают как праздник.

— да. мисс алиса спрашивает, где ты, тебя не было ни на одном классном часу.

— как же так получилось, вот незадача...

он качает головой, будто правда не понимает, будто сожалеет о чём-то, и барбаре кажется, что над ней издеваются — только спокойствие, только спокойствие.

— принеси справки. или объяснительные. и зайди к ней поговорить. пойдём?

— д-да, конечно... пойдём...

неужели? это оказалось проще, чем барбара думала. она с благодарностью улыбается и собирается в нужный кабинет, но венти просит отлучиться в туалет. конечно, нет проблем. она ждёт и ждёт: пейзаж за окном тоскливый, но трогательный, окошки в телефоне тоскливые и совсем не трогательные, только углубляют ощущение бессмысленности текущего времени. а оно уже переходит за черту пяти минут. барбара напрягается. она не может зайти в мужской туалет, на всякий случай пишет сообщение однокласснику.

"ты где?"

венти не в сети. когда он не выходит и через следующие пять минут, барбара заключает, что её таки обманули. вот как. она запомнит.

ещё недели две венти не появляется. каждому учителю барбара отчитывается, что тот не выходит на связь — и это так, не выходит. и остальные ученики не могут ответить, где он, даже розария. их с венти, кстати, больше не видно в одной компании. что-то в барбаре радо, а что-то печалится: кто кого обидел, кто привёл к разлуке. любопытство играет, но спрашивать нетактично, они не подружки. да и розария не горюет, по крайней мере внешне горе не проявляется. хотя вид у неё всегда одинаково равнодушный. порождение энигмы, чей шифр барбаре не дано разгадать.

однажды ноябрьский день вместе со снегом приносит в подарок и венти — рассеянный, шальной, беспечный, ничего нового. в этот раз барбара настроена решительно. она занимает место за одной с ним партой в самом конце ряда и сорок минут слушает сонное сопение. со звонком на перемену венти блаженно зевает, потягивается. образ строгой барбары пугает его до глубины души, заставляя вскочить.

— а теперь объяснись, куда ты пропал, — её руки скрещены на груди, брови насуплены, губы сжаты полоской. венти отводит взгляд и отвечает кривой улыбкой:

— когда именно?

— когда мы с тобой должны были пойти к класс. руку!

— простиии, у меня возникли неотложные дела тогда. надо было срочно бежать.

он умоляет её щенячьим взглядом, и под таким давлением возмущение барбары колеблется между отметками казнить-помиловать.

— я тебе сообщение писала, мог бы и ответить что-то. элементарное уважение. ладно, идём сейчас.

— это так обязательно?

— ты игнорируешь мисс алису, твоя бабушка, но я не могу. и мне надо тебя привести. пошли.

— эх, ладно.

венти идёт к кабинету классной тяжело, словно на казнь. хотя если бы посещал классные часы, знал бы, что она мягкая женщина и даже такого разгильдяя, как венти, кусать не будет. так и случается: алиса всего лишь просит принести гору бумажек за отсутствие, чтобы было чем отчитываться перед руководством, и получить хотя бы по три оценки за каждый предмет для аттестации. у барбары нервно дёргается глаз: пока она пашет как не в себя, кто-то делает минимум и получает столько же.

— вот видишь, — опечаленно изрекает она, покинув с венти кабинет. — ничего страшного.

— и правда, — радуется венти. какая же у него глупая физиономия, честное слово, барбара бы по ней влепила. — вот бы побольше таких святых людей. в моей прошлой школе классная была той ещё сукой.

— не выражайся.

— ох, простите мне мою непочтительность, — он наигранно сокрушается и отвешивает поклон. что-то в его глупой физиономии всё же трогает сердце барбары, поднимая с глубин смешинки, остающиеся на губах улыбкой. — так лучше?

— лучше.

— тогда я не стану больше задерживать ваше время, наша драгоценнейшая староста.

прежде чем барбара успевает осознать смысл этих слов, венти уже прошёл мимо, и его фигура исчезает за дверью к лестнице, когда барбара оборачивается и ловит только дуновение ветра, поднявшееся от резкости соприкосновения двух поверхностей. она рассчитывала на продолжение, а не на уход, хотя он был ожидаем, и, не размечтайся барбара, его бы предвидела. досадно.

но не обойтись и без хорошего. перед осенними каникулами классы собирают, и её нарекают лучшим. даже по пункту посещаемости, ведь у круглого прогульщика венти все пропуски закрашены зелёным уважительным. барбара должна быть счастлива. хотя бы рада. хотя бы довольна. но она оглядывает свой класс, в котором ни лица венти, ни длинных тонких пальцев, ни его щебетания не по теме и вопреки формальной торжественной скуке учительских речей. вместо счастья на душе воронка, не спеша тянущая в себя всё живое.

барбару тяготят эмоции. само их наличие не поддаётся логике: зачем она тоскует по тому, с кем не близка, тому, кому безразлична, тому, кто должен её отталкивать, отличный от её представлений о хорошем. пусть он кажется доброй безмятежностью и человеческие души для него не пустой звук, его поступки не внушают доверия. и он любит "гамлета" шекспира и "маскарад" лермонтова — это конец, точка невозврата, выразительней всех звоночков и красных флагов. барбара должна прекратить о нём думать и вспоминать всякий раз, как натыкается на едва похожее. но мысли её не слушаются.

она так тоскует и хочет быть частью его жизни, если не её центром. не отвлечённым объектом, находящимся где-то вне. она не различает, протекло ли это желание из потребности быть всеми принятой или из личной симпатии, но сейчас от него не избавиться, оно укоренилось в ней и травит её существование невозможностью воплотиться.

хуже того, барбара верующая. разум в ней сотрудничает с религиозными ценностями, которые говорят, что «настоящим человеком может быть назван только тот, кто способен контролировать свои желания, эмоции и вожделения». барбара ничего не контролирует. чем дальше тянется осень, тем меньше у неё остаётся сил.

венти приходит в школу спустя неделю после конца каникул. его появление — взрыв стихии, переворачивает в барбаре всё вверх дном, раздувает огонёк надежды в поглощающий всё на своём пути пожар. она смотрит неотрывно — венти машет ей приветствием и вопросительно склоняет голову, когда она не отводит взгляд, упиваясь его присутствием как можно дольше.

— я принесу макулатуру потом, — на всякий случай объясняется он, подойдя к парте барбары. — не злись.

барбара не отвечает. какая макулатура? зачем? она бы коснулась его руки, чтобы проверить — да, живой; но это неприлично. она кивает, нехотя отводит взгляд, и пропускает венти дальше.

а он слишком навязчиво упирается ей в голову: хихиканьем на задних партах, перешёптыванием с каким-то соседом, мычанием приевшейся песни. нестерпимо. почему она не может быть рядом. она думала, что смирилась, но что-то внутри упорно сопротивляется.

по окончании урока он уйдёт, обязательно уйдёт, барбара в этом не сомневается. она следит за ним взглядом — надел наушники, значит, точно. она врёт подругам, что отойдёт в туалет, и идёт за ним. вниз по лестнице, в раздевалку, на улицу. удивительно, как венти её не замечает. неужели барбара настолько пустое место? или музыка заглушает реальный мир так успешно.

вывески неприметных магазинов мелькают вокруг, украшенные одними осенними листьями. холодный воздух ударяет в ноздри и лезет под кофту, заставляя гудеть красным в животе — барбара спешила и забыла заправиться, просто накинула куртку. что-то забавное есть во всём этом, она чувствует себя грозным ниндзя или шпионом. какая-то свобода в том, чтобы находиться с венти, не мочь быть выгнанной или осуждённой.

у неё замирает дыхание, когда венти оборачивается. попалась.

— мы пришли.

он не выглядит озадаченным. напротив, улыбается заговорщически, и барбара обращается в сплошной вопросительный знак.

— ты меня заметил? когда?

— трудно не заметить, когда ты так пожираешь меня глазами, знаешь ли.

чёрт бы его побрал, барбара пылает от смущения, и ему это нравится.

— ну раз пришла, идём дальше.

действительно, назад поворачивать не имеет смысла. барбара колеблется, но слушается. она аккуратно ступает по грязной дороге, утонувшей в лужах, оглядывается вокруг, дабы запомнить место, на всякий, если вдруг понадобится бежать сломя ноги. венти подводит к старому дому-многоэтажке. вбивает код в домофон, и дверь открывается.

— мы идём к тебе? — уточняет барбара, смущаясь сильнее.

— нет, конечно.

конечно. рано. и для знакомства с бабушкой венти, и для прочих невинных вещей, которых барбара успела испугаться.

она поднимается за ним по лестнице — несколько мучительно долгих этажей, в течение которых на все вопросы слышится "увидишь". на последнем у барбары уже откинулись ноги, и она делает передышку, а венти хихикает слабой физической подготовке. сам он едва ли устал, стоит как ни в чём не бывало. и откуда столько сил в таком хрупком тельце.

— куда теперь?

венти поднимается по лесенке и, открыв люк, ведущий на крышу, забирается наверх. он нависает в ожидании, но барбара не двигается.

— я туда не полезу. это незаконно.

— серьёзно? мы уже пришли. это конец. больше некуда идти.

всегда можно пойти назад. барбара смотрит через плечо — длинная пустая лестница. барбара спустится и пойдёт. на урок.

— нет, — она копошится, доставая телефон. на экране блокировки масса сообщений и пропущенных звонков. — нет, нет.

она так очаровалась, что забыла обо всём на свете, и даже на урок сейчас идти поздно — только домой. писать записку о плохом самочувствии, успокаивать встревоженных подруг, делать домашнюю работу, учебную и уборку. а ещё жалеть бесконечно и скучать — опять, раздражающей тягой, не подавляемой никакими средствами.

барбара поднимает глаза на открытый люк. венти всё ещё ожидает. с тяжёлым вздохом она взбирается, предельно аккуратно, чтоб не зацепиться юбкой или волосами — и выходит на поверхность, поддерживаемая венти. ветряной поток сразу несётся на них и обдувает — барбаре морозит щёки, но венти счастливый раскрывает объятия стихии.

— красота, скажи.

— ага, — согревая себя руками, барбара оглядывает пейзаж. высоко. но правда красиво. в таком месте только стихи и писать, да безобразничать — идеально для венти, понятно, почему он пришёл сюда.

— замёрзла?

как истинный джентльмен, венти снимает свою куртку, чтобы накрыть ей барбару — мгновенно становится теплее.

— а как же ты?

— я привыкший.

он в самом деле выглядит так, будто его не заботят ни мороз, ни болезни, но барбара убеждена, что это временно, и тело даст о себе знать болячками. она настаивает на возвращении куртки, и венти против слов не находит. он близко подходит к краю крыши и любуется видом. барбаре не до города, устланного огненной печалью.

— осторожней, ты же можешь упасть.

— не упаду.

— ты не можешь знать точно.

венти принимает задумчивый вид. и толкает ногой над пропастью. у барбары сердце в пятки, и мир перед глазами уже размылся, но венти всё ещё на крыше, а толчок — шутка, которую он считает очень уморительной.

— это ужасно, не делай так, пожалуйста! — кричит барбара, восстанавливая сбившееся дыхание. венти от края не отходит, качает головой:

— ну упаду я, и что? что-то изменится?

— я не буду с тобой разговаривать, пока ты не встанешь сюда или хотя бы куда-то подальше, где безопасно!

венти закатывает глаза, но подходит к ней — так гораздо лучше. и какая хтонь разгуливает у него в голове, что горячится довести барбару до инфаркта.

— почему ты такой безрассудный!

— а почему ты такая серьёзная? — он смеётся, беззлобно, ему правда смешно, но барбара угрюмо молчит, сдерживая непрошенные слёзы. мокрое красное расползается по белой оболочке, стекает на ресницы, прорисовывается в укусе губ — венти тоже не до смеха. — эй, ты чего?

— да ты дурак, ты можешь умереть, это не шутки, — мямлит она сквозь всхлипы.

венти хмурится — неуловимая тяжесть ложится на его лицо.

— это не так страшно. в масштабах земли. люди постоянно умирают. так должно происходить.

он садится, сложив ноги галочкой, устремляет взор за горизонт. ветер хватается за его волосы, вынужденный отпустить спустя мгновение, и продолжить непростой путь в далёкое неизвестное.

— я умру. и ты умрёшь. и мир от этого даже не шелохнётся.

венти подпирает руку щекой — таким серьёзным барбара его никогда не видела. она не понимает, что он несёт, зачем и откуда. но злится крайне: так обесценивать жизнь попросту глупо.

— если тебе на себя плевать, то подумал бы о близких. что с твоей бабушкой станет?

— ей тоже не долго осталось.

— а со мной?

венти оборачивается недоумением, и барбара понимает, что сказала что-то странное, никому из них до конца не ясное, но честное, как жизнь, которая имеет свойство и начинаться, и заканчиваться.

— ты имеешь для меня значение.

барбара привыкла слышать эти слова и жаждать их, а не говорить. но они тоже честное, признание сквозь гул противоречий — спорящие голоса замолкают в оцепенении.

— какое значение?

— ты мне нравишься.

она застывает всем своим существом, полная страха. венти хлопает ресницами. до него не скоро доходит, но когда доходит, улыбка трогает его губы:

— я польщён твоим вниманием, но барбара. симпатия... даже любовь. это ещё одно из многих заблуждений, которыми люди залатывают дыры в жизни. а дыр в жизни много, пустота сплошная.

он говорит абсолютно серьёзно, но барбара чувствует себя посмешищем. она даже не спорит — как спорить с тем, кто отрицает даже любовь. настолько это самонадеянно и незрело, не принимать дар, обещанный как высшее благословение.

— и что же тогда имеет значение?

немного помолчав, венти пожимает плечами, с горьким смешком изрекая:

— да если б я знал.

и барбаре бы ударить его, обругать, оставить упиваться беспочвенными суждениями, раз не нуждается ни в чём и стремится к кончине, но мысль об уходе ранит её сильнее, чем равнодушие в мальчишеском тоне.

барбара садится рядом, не зная, что ещё делать — крыша просторная, но смотреть на город в одиночестве, мусоля услышанное, звучит как новый вид мазохизма, чем барбара не страдает.

— извини, — вдруг говорит венти. — я тебя, наверное, обидел. совсем не подумал.

она поворачивает к нему голову: глаза — драгоценные камни, губы — радуга, поглощённая красным. думает, думает и перестаёт думать. прикладывается к этим губам своими и не отстраняется, пока не чувствует кольцо рук на талии. она открывает глаза — оценить масштаб катастрофы, но венти не зол, скорее горит смущением и закатом обрушившегося неба, трогательный до блаженной улыбки, накрывающей барбару вместе со спокойствием. она обнимает его лицо в ладони и целует не сама, а в ответ на мягкое притяжение губ — вопреки ожиданиям, венти бережный и аккуратный, и руками только прижимает крепче, но не спешит проникнуть ими под слой одежды. и барбаре в кое-то веки легко ему доверять и открываться.

к сожалению, школа так же скучает по венти, как и прежде. но не барбара. он написывает ей сообщения, кидает голосовые и видео с сомнительных посиделок с друзьями, зовёт гулять, благо не на высоты, с которых легко разбиться. сначала барбара злится — ведь в голосовых он зачастую пьян и несёт чушь о том, как не помнит собственное имя и «шатается в ебенях, но бухло отличное». она отчитывает его при встрече, мол, чего ты о себе совсем не печёшься, травишь себя и делаешь опасные вещи нетрезвым. а венти теряется и обижается — как ребёнок, ей богу. потому барбаре легче смириться с его пристрастием к саморазрушению, чем ругаться снова и гадать, что скрывается за тишиной, жив ли венти вообще да где пропадает. ей бы по-хорошему бросить его, а не сплетаться, игнорируя заповеди и голос разума. очевидно же, что к добру связь к тем, чья душа гноится, не приведёт — барбара заразится и потеряет божий свет. она знает это как свои пять пальцев. знает и продолжает — сворачивать с пути.

постепенно она понимает, что венти ей соврал. ему известно, что в этой жизни имеет значение: люди, оставшиеся в истории. если стать великим и запомниться на века, то смысл существования несколько обретается. он вдохновенно рассказывает о деятелях прошлого. барбара видит, что он хочет быть, как они, играть по-крупному и совершить глобальное изменение. ей это чувство совершенно незнакомо. она считает каждую единицу значительной, каждую переменную влиятельной. люди объединены невидимой нитью и вместе строят завтра, которое кардинально отличается от сегодня. для всех уготовлено своё место — осталось его лишь найти и не бродить в поисках недостижимого. но донести свою истину до венти барбара не в силах.

когда они встречаются месяц с хвостом, наступает пора нового года. барбара празднует со своей семьёй, но венти на вопрос, что он будет делать, пожимает плечами: наверное, с ребятами как обычно. как обычно значит напиться в хлам и в бреду писать музыку — музыка, конечно, получается восхитительная, но данный подход от этого барбара больше не одобряет. и она придумывает волнительное и ещё более восхитительное — пригласить венти отмечать вместе. тяжёлыми уговорами она отметает его страх встречи с родителями и прочее в сторону. и в новый год он стоит на пороге её дома.

он удивительно тихий, каким никогда не бывает. озорство и потешность улетучились в метель, уступив вежливым кивкам и улыбкам. барбара хихикает: "ты что, настолько боишься моих родителей?" "а ты хочешь, чтобы нам запретили встречаться?" она прикидывает варианты: да, вряд ли её отец, сотрудник полиции, мать, чиновница, и сестра, идущая по их стопам и очень опекающая, были бы рады отношениям их ненаглядной с музыкантом-пьяницей без планов на будущее. венти это тоже понимает, потому играет роль не очень умного, но старательного мальчишки, горящего пойти в преподавание. довольно убедительно играет — даже барбара сомневается, ложь ли это.

он основную массу времени проводит с женской половиной на кухне, ибо отец барбары разговаривает о чём-то совсем венти чуждом в тиранической манере, а венти хочет всего-то сцапать огуречики для салата со стола. и там его образ едва рассыпается: выходят наружу неуместные шутки, с которых все смеются, хоть поначалу и сдерживаются, ибо неприлично, даёт о себе знать флирт как язык общения, и венти оборачивает родных барбары в шаль из комплиментов, поднимается тема музыкальных предпочтений, и джин с венти даже сходятся на этой почве. однако новый венти, несколько противоречащий старому, так же нравится семье барбары. она замечает, как от этого факта ему легче и несколько проще и радостнее держаться в их компании.

под вечер они садятся за праздничный стол. раскинулась широкая белая скатерть, а на ней паста с томатным соусом, тушёное мясо с яблоками, рыбный суп, и это только главные блюда — несмотря на различие составов, всё стремится в ароматную смесь запахов, дразнящих аппетит. на стенах изгибается перевернутой радугой мишура в компании разноцветной гирлянды, ближе к углу высится ёлка, оформленная в синие и белые шары да игрушки оленей. светло. уютно. мать барбары пытается всех накормить, сестра приструнить подвыпившего отца, который накопил вдохновения и признаётся родным в любви, попутно напевая ужасно беззвучно новогоднюю песню из молодости. барбара ждёт, что венти присоединится к песне, но он выглядит отстранённым. вдруг он заявляет:

— простите, появились срочные дела, мне надо идти.

барбара провожает его к двери, спрашивая на пороге:

— что случилось?

в ответ венти целует её в лоб, огладив щёки, и просит объясниться потом. но настанет ли это потом, барбара не уверена. она стоит перед дверью встревоженная. ноги будто припаяло к полу. она знает: венти не объяснится, развеет всё беспокойное по ветру и поймается не скоро.

снег сыпется по кругу и блестит, собравшись в кучи. морозный воздух пробивается в лёгкие свежестью. фонари слабо освещают улицы, на которых то и дело разносит запуски фейерверков. в дыму ощущений барбара находит далёкий силуэт и мчится. венти не замечает, когда она шумными прыжками по густому снегу нагоняет его. благо, венти без наушников, иначе бы она и вовсе растворилась в праздничном карнавале.

— почему ты не дома? — вскидывается он, услышав рядом своё имя рванным дыханием. барбара запыхалась, но спрашивает вопреки отдышке:

— а ты почему ушёл?

— я же сказал: дела.

— не ври мне.

она смотрит в душу — точно не потерпит уловок — и понимает, что глаза венти мокрые не от суровости зимы. строгость сменяется волнением.

— ты в порядке?

он кивает — глупый вопрос, видно же, что нет.

— я беспокоюсь о тебе. ты можешь мне выговориться.

она берёт его за ледяные руки, которые даже не закрыты перчатками. венти — капля, свисающая с края листа, набирающая в себя воды как можно больше, дабы разбиться красивыми отскоками брызгов. человек, жаль, так не умеет, зато может нарушить молчание безудержным плачем. венти корчит лицо в слезах — его обличие, которое барбара никогда не видела. она не придумывает ничего лучше как обнять его.

тихие вздохи на пару со всхлипами колышутся у неё над ухом. спина венти мелко дрожит под её рукой, сплетение пальцев крепко сжимается. они никуда не торопятся. могут хоть целую ночь простоять, сколько ему времени понадобится на утешение. барбара заговорит на языке инопланетян, если в человеческих не хватит нужных слов, научится исцелять телепатией. только бы увидеть вновь, как потешно венти сладкими речами уклоняется от хлопот и улыбается им на прощание.

наконец он затихает и отстраняется, но руку не отпускает. уводит сесть на скамейку, не избежавшую дорожек снега, и ложится на колени барбары. она перебирает его волосы, сдерживая порыв наругаться за отсутствие шапки. мягкие чёрные пряди ластятся под пальцами шёлком — и какого же шампуня это чудодейственное свойство.

— я не думал, что так бывает.

— м?

— не думал, что нормальные семьи существуют.

барбара помнит — родители венти погибли в аварии год назад, но он был больше рад, что настал конец бесконечным пьяным ссорам и хватке мозолистых рук на шее, чем горевал. барбаре насилие казалось далёким, конфликтом в фильмах-боевиках и заголовках новостных репортажей, поэтому столкнуться с тем, кто переживал его на постоянной основе, было странно — непонятно, как себя вести, чем помочь. она чуть не заплакала, но венти не плакал, и она не могла позволить себе перетянуть внимание. и сейчас она не знает, продолжает гладить чёрную макушку.

— вы сидите, а я лишний, и то место мне не принадлежит, я испорчу всё.

— ты ничего не портил.

— но меня не должно там быть, мне это не предназначено.

барбара тяжело вздыхает: ну и глупости. она собрала бы их в миску и скормила домашним животным, которые эти глупости и любят вытворять.

— мы все рады, что ты пришёл. может, тебе непривычно быть в такой компании, но ты не чужой, правда. веришь мне?

— хотелось бы, — изрекает венти, задумавшись.

— пойдём внутрь? холодно.

— давай ещё посидим.

барбара кивает и, зевнув, убирает руки с волос венти, чтобы взяться за его и греться трением.

— ты такая хорошая. что ты во мне нашла.

она сбита с толку, потому что венти, если и говорил приятное, то про внешность или классные духи. когда он высказывался про её характер, то использовал более узкие конкретные определения, оценивая поступок, но не её всю. и за этим "хорошая" столько стоять может, что она полыхает вопросами "что? почему?"

— ты тоже хороший, — она пробует слово на вкус. в целом, оно правдиво в отношении венти. но он всё равно смеётся.

— я радовался смерти родаков, это хорошо?

— не знаю. но и они хорошими не были.

— я употребляю.

— не напоминай.

он снова смеётся, и барбара тоже улыбается невольно, хотя менее горько не становится: он употребляет. ходит по лезвию, не зная, проснётся ли в следующий раз в рассудке или потеряет себя в забытье. и барбара, может, последний раз его видит таким: открытым, весёлым, любящим, оберегающим то, что ещё не доломано. она наклоняется и целует его в губы — напиться поцелуями, пока его не унесло другое заблуждение, которое сильнее и симпатии, и любви, и жизни. и венти, не ясно, чувствует ли её страхи или разделяет их, но приподнимается и целует с той же жаждой.

зимой он часто ходит к ней в гости, а количество нетрезвых аудио снижается до нуля. он не перестал пить, но о посиделках с "корешами" стал умалчивать, и барбара не уверена, к лучшему это или к беде. она благодарит небеса, что он рядом и в добром здравии, а остальное второстепенно. небеса косятся на неё серыми тучами и частыми градами.

то ли венти не достаёт тепла, то ли весеннее обострение у него началось раньше положенного, но он становится тактильным до умолишения. а ещё он навещает школу раза три в неделю, что тоже сносит крышу не только барбаре, но и остальным в классе. на любопытный восторг барбары он отвечает, что просто хочет чаще проводить время с ней.

и он не врёт: он ищет встречи с ней и в школе, и за её пределами. барбара только рада — она желает того же. на душе у неё поют птицы, ибо весна настала раньше своего часа. в физическом мире поёт венти, наигрывая на гитаре новый материал. яркий свет в комнате контрастирует с блеклостью оконного пейзажа.

— я тебя так люблю, — вдруг говорит он, уведя пальцы со струн. барбара, решавшая задачи за письменным столом, вздрагивает. с чего вдруг ранее не слыханные признания. — странно это.

венти смеётся себе под нос. она ещё больше теряется и не разбирает цифры и символы, написанные собственным почерком. чернильные фигуры есть, а смысла в них нет.

— почему странно?

— когда я с тобой, кажется, будто ничего остального не надо. и бреши в жизни все закрываются. но я не могу быть вечно с тобой. и когда тебя нет, мне снова тесно и мало, и хочется выйти за горизонты.

— я тебя не понимаю, — признаётся барбара.

— у тебя есть ощущение, что ты живёшь не свою жизнь?

— как это?

— вот что бы ты сделала, если бы тебе осталось жить неделю?

всего неделю. за такой короткий срок мало что можно изменить в одиночку, даже если очень захотеть. да и зачем менять.

— ходила бы в школу, приходила домой, проводила больше времени с близкими. как и сейчас.

— серьёзно? а у тебя нет мечты, которую ты бы поспешила воплотить, пока есть время?

— я хочу построить счастливую семью и работать врачом, но этого за неделю не добьёшься.

венти усиленно думает. барбара вздыхает о том, что если бы он так же усиленно учился, а не задавался пространными вопросами, то добился бы больших высот.

— так просто. может, я слишком многого хочу.

— а чего ты хочешь?

— быть не винтиком в колесе, а колесом. или даже воздухом, существующим вне колеса.

она анализирует аналогию и всё равно не понимает. откуда такие желания и к чему они должны привести. связано ли стремление стать великим с верой, что только так можно стать значимым. а главный вопрос, как существовать с целью преодолеть рамки колеса, если это невозможно.

— это и правда много. даже не знаю, чем тебе помочь. прости.

— с этим никто не может помочь, — венти улыбается полутоскливо-полумечтательно и возвращается к игре. — спасибо, что ты просто рядом... кстати, может, будешь сидеть со мной в школе?

— но я сижу с ноэль на первой парте.

— один разок, — получив ещё один отказ, венти лукаво нашептывает заманчивые предложения: — будем бессовестно целоваться на задних партах.

и опять он за своё: навевает барбаре срамные мысли, будто демон-искуситель. благо, ещё не настаивает на близости из уважения к её принципам как верующей, иначе бы давно получил по непутевой башке. барбара буднично повторяет:

— нам надо учиться, соберись. у тебя всё получится, только постарайся не отлынивать.

конечно, венти пропустит мимо ушей, закатает глаза, но надо отвертеться от его соблазнов, дабы не пролежать ночью без сна, томясь от желания и чувства вины одновременно. хотя барбара уже обречена гореть в аду. самое худшее, что раскаиваться она не хочет — господь такое точно не простит. нет, самое худшее, что ей не важно его прощение. она вспоминает, как в прошлом бы ужасалась и сотрясалась на коленях, но сейчас может обнять венти, и тревоги о боге уйдут, уступив тревогам о будущем.

весной венти почти всегда рядом: на пару с магией расцветающей листвы, покоряющей как визуально, так и запахами, да заботливым светилом, разлёгшимся на небе, его присутствие создаёт ощущение абсолютного умиротворения. если бы время можно было остановить, барбара бы так и сделала, сконцентрировав в одном сезоне одного года счастье, что не собралось бы хоть в крупицы и за несколько десятилетий. венти пронизывает всё её существование, добирается даже до соседства по парте в школе, пускай только на уроках музыки, на которых деятельность по предмету иллюзия, коей их класс не страдает. он бесконечно воркует, одурманивая, и барбара начинает понимать, что значит "когда я с тобой, кажется, будто ничего остального не надо". а в мае венти исчезает.

буквально исчезает — не отвечает на сообщение одним утром, хотя раньше отписывался мгновенно, и больше от него ни весточки, ни звонка, ни появления в одном пространстве.

барбара вне себя от беспокойства. она выжидает первый день, продолжая жить как ни в чём не бывало: делает уроки, работу по дому, ужинает с родными. но обратный отсчёт включился, и в утро понедельника голова раскалывается, как кора под ногами перед землетрясением. яблоко на завтрак безвкусно, а поцелуи родных на прощание остаются на коже холодными отпечатками. барбара уходит последней. держа лямки рюкзака на плечах, она делает глубокий вздох, собраться с духом, открыть дверь и отправиться в школу, но на выдохе колебания воздуха обращаются во всхлипы.

венти может быть в школе. лучше пойти и проверить, а не реветь на полу, но барбара не верит в этот самообман: если его весь день не было в сети, то почему он должен появиться в месте, в которое пойдёт в последнюю очередь.

тем не менее сидеть и просто плакать не поможет. барбара встаёт, вытирает слёзы, поправляет подол сарафана и покидает дом.

она не знает его дома, потому что он ни разу её туда не звал. для венти понятие дома не существовало в принципе. ещё перед переездом из деревни, когда его родители были живы, он постоянно сбегал от них и мог неделями не возвращаться. в городе мало что изменилось: бабушка привыкла, что внук где-то пропадает и чаще жила у второй дочери, чем в их собственной ветхой однушке, любезно предоставленной государством. поэтому барбара не знает, куда идти в первую очередь, но вспоминает, как венти набирал пароль домофона в тот злосчастный день, когда она, забыв себя, за ним последовала. в итоге её путь всё равно лежит к школе, но оттуда она, нащупывая дорогу, идёт к месту их первого свидания. вряд ли, но это может быть оно. барбара садится на лавочку рядом и заходит в интернет. сначала сообщает ноэль, что не придёт, заодно попросив отписаться, если в школу вдруг придёт венти, затем смотрит новости города — не обнаружен ли где труп подростка. к счастью, объявлений о самоубийстве нет. уже радует. она включает случайное развлекательное шоу и залипает, изредка отвлекаясь на жильцов, идущих к входным дверям — к сожалению, ни один не венти, даже когда время уже движется к семи и истощено не только упорство барбары, но и часы, что позволительно быть вне дома.

она чувствует себя разбитой. проверяет соц-сети в который раз, но и там пусто. «стоит попытать удачу завтра, — напоминает она себе. — всё получится».

но ничего не получается. венти не появляется ни завтра, ни через неделю. а пропусков в школе набирается не только у него, но и у барбары, и она даже не ходила в поликлинику, чтобы хотя бы притвориться больной и безнаказанно прогуливать. и если б раньше её посещаемость взволновала, теперь она думает только об одном: где же дальше венти искать. она жалеет, что не может клонировать себя и разместить по барбаре в тех местах, где они с венти когда-либо встречались, и в одиночку и поочерёдно их штурмует. но и там венти не попадается.

вторую неделю барбара прогуливать не может. хотя она вполне может прикинуться больной: ноэль говорит, что она кажется очень уставшей, и даже джин, которая обычно занята всем, но только не младшей сестрой, беспокоится, всё ли в порядке. «всё в порядке» — заверяет барбара. всё и правда в порядке. земля крутится вокруг солнца и своей оси, весна царствует, природа оживает — жизнь продолжается, пребывая в своей совершенной форме. как венти и говорил, ничего не шелохнулось от того, что его нет — только барбара не находит себе места и злится, как всё остаётся прежним.

она строит догадки и корит себя: а что если у венти случился передоз, и его бездыханное тело где-то валяется, брошенное так называемыми товарищами. почему она раньше не сообщила в наркологический центр, предпочтя не быть венти отвергнутой, чем знать, что он будет под присмотром и ему не дадут что-то с собой сделать. ответ настигает быстро: венти сам не хотел. и барбара не может его ни к чему принуждать, даже во благо. у неё есть только выбор: оставаться с ним, боясь за его жизнь, или отпустить восвояси. по крайней мере выбор был, сейчас барбара слишком привязана, чтобы венти лишиться.

до конца мая остаётся неделя, и её отличникам и хорошистам посещать не обязательно. барбара к ним относится, чудом сдав экзамены, прежде чем сдадут нервы, но всё равно в школу ходит, надеясь, что венти придёт. вдруг он хочет от неё избавиться, и он не подозревает, что она может быть в школе в такой день, а она — сюрприз — именно здесь. барбара хотела бы этой иллюзией обмануться, только бы не испытывать каждую секунду дрожащее беспокойство, оставившее синяки под глазами и искусанные губы, которые она красит, только бы не привлечь ненужное внимание. она любит внимание и нуждается в помощи, но здесь помочь никто не сможет. если венти мёртв, она не хочет его находить, а если в бегах, он не хочет, чтобы его нашли.

барбара прокручивает в голове их последние встречи, не было ли на них странностей, а встречи как встречи: венти либо изрядно влюблённый, либо изрядно тоскливый — эмоциональные горки ему присущи.

вдруг барбара вспоминает: мисс алиса. у неё должен быть номер бабушки венти. это крайняя мера и крайне бессовестная, но если барбара не попросит, то попадёт в клинику раньше, чем небеса откликнутся на её зов.

она еле дожидается конца урока и несётся в кабинет классной, молясь, чтобы та была на месте. небеса доносят до богов её молитвы. мисс алиса ест бутерброд, страдальчески глядя на стопку бумаг.

— здравствуйте, — барбара старается держать тон ровным. — можно вас побеспокоить?

— не хотелось бы, но давай, тяжело тебе отказывать.

барбара бы рассыпалась в умилении и благодарности — последние дни она словно в капсуле, настроенной на то, чтобы любую эмоцию утрировать и треснуть побольнее.

— мне очень нужен номер бабушки венти.

она знает, что просить о личных данных учащихся странно, но лицо классной выражает не удивление, а горечь, и сердце барбары падает.

— мальчик с цветными волосами? его же не было весь май, да? а вот вчера пришла его тётя, забрала документы.

барбара цепляется руками за стол, дабы не рухнуть. в ушах её звенит. и к дальнейшему она не готова совершенно.

— сказала, его бабушка умерла. семьдесят пятый год шёл, — мисс алиса тяжко вздыхает. стук разрывает слух барбары на пару с грудной клеткой. она сдерживает нетерпение спросить, а что с венти, пока классная выдерживает секунды почтительного молчания. — что ж, зато больше о его пропусках тебе не придётся волноваться.

лучше бы барбара волновалась о его пропусках, чем о том, где он и жив ли. она вдыхает рвано преградить путь слезам и спросить заветное:

— а что с ним?

— ой, он всегда был странным, — скорбь на лице алисы сменяется смешинкой. — тётя говорит, смотался в другую страну, никого не предупредив, представляешь? ну и чудак.

слёзы застывают на ресницах. дар речи покидает барбару, но не самообладание, чтобы попрощаться быстро и уйти, сославшись на скорый конец перемены. она чуть ли не выбегает из кабинета. стены будто собираются на неё навалиться, но она выстаивает — точнее, кто-то удерживает её от надвигающегося падения.

— ты в порядке? — рефлекторно пугающий голос заставляет отшатнуться. барбара оборачивается, глядя сквозь размытое пятно на одноклассницу. в порядке ли? что бы у неё на душе ни поднималось, порядка там точно нет.

розария ведёт её к скамейке в конце коридора и усаживается рядом. над головой раздражающе гудит звонок — так долго, будто он не растянутая нота, а любимая миром композиция, до которой кому-то есть дело.

— кажется, между вами что-то было.

венти хотя бы жив. не сторчался, не покончил с собой, не убит. это ведь немногое, о чём барбара просила. так пусть благодарит.

— честно, не понимаю, как ты с ним связалась, он ёбнутый. шатается с сынками богатеньких папочек, поголовно торчки.

барбара ночами не спала, угрызённая тревогой и совестью, а он всё это время был абсолютно цел, невредим, в восторге от новых впечатлений. как он вообще смог уехать, зачем, с кем. предательство холодит лёгкие, а над плечами кружат, посмеиваясь, демонята в костюмах клоунов.

— я, конечно, дала ему номер знакомого психиатра, но он вряд ли даже обращался. придурок и трус, бегает от проблем, когда решение перед ним.

венти сообщил, где находится, даже тёте, с которой виделся раз в пару месяцев, но не барбаре. неужели всё, что между ними было, для него стало одним большим заблуждением, и он решил полностью убрать её из жизни, не сочтя нужным хотя бы предупредить о разрыве и сказать ни к чему не принуждающее "пока".

— я к чему это, не забивай этим дерьмом голову, он явно того не стоит.

даже чувствуя себя полным ничтожеством, барбара не может отвергнуть облегчение от того, что венти не успел пока попасть в ад. она надеется, что ещё не скоро он понесёт наказание. своё наказание барбара переживает уже сейчас и не знает, когда оно закончится — сколько она отказывалась от бога? месяцы? втрое дольше он будет закрывать на неё глаза, оставив наедине расхлёбывать сотворённое.

— ты меня слушаешь?

барбара реагирует только когда розария встаёт, возвысившись тенью.

— ясно. ладно, бывай.

пока розария отдаляется, барбара пытается вспомнить услышанное, но в голове шумят собственные мысли. больше в школе смысла находиться нет. венти не придёт. можно не ждать.

она протирает глаза. достаёт телефон и открывает переписку, где последние пятьсот плюс сообщений до сих пор непрочитанные. взбредёт ли венти когда-нибудь на них ответить? она смеётся: вот шутка будет. она набирает номер, впитавшийся в подушечки пальцев — с той стороны пиликают гудки, продолжительные и издевательские. наконец, радостный голос сообщает, что абонент недоступен, и скоро звонок завершается. на экране список звонков напоминает красным, что был совершён юбилейный двухсотый по этому номеру и дальше можно не пытаться, вас не хотят слышать.

барбара выдыхает, убирая телефон в рюкзак. прислушивается к себе: может, уже не так сильно давит на грудь. подумаешь: три сезона бок о бок, трансформировать пластилин в глину и учиться доверять неизвестному. может, отпустит. но она слышит только шорох пепла на выжженом поле. а небеса полыхают красным.