Нормис дрожащий и шиз, право имеющий.

***

— Благодарю, это было феерично. Поистине, столь мощный выброс сил девяти волшебников потряс мою душу до самых чертогов, переполняя гвалтом не самых привычных мне, но от того восхитительных ощущений.

Он как кот, облизывая усы после сытной трапезы, полюбовался удовлетворённо на стонущих подбирающихся с пола горе-волшебников, и едва себя сдерживал, чтобы не вытянуться на потягушках. Охота была шею размять, да спать прилечь, но вместо этого предложил руку помощи ближнему бедолаге, которого не держали собственные ноги. Прошептал что-то, щёлкнул пальцем, состроил на лице обольстительное выражение, мягко улыбнулся, и фей прямо на глазах расцвел, на ноги встал устойчиво, осанку выпрямил, порозовел, глаза смущённо потупил. Внезапно накатившую романтическую обстановку разбавлял на фоне рыдающий Папа, пораженный и сломленный за статую свою священную, только познавшую разрушение. Вместо величавого красивого и изящного изваяния, теперь это лишь груда бесполезных камней. Маг, не отвлекаясь, безразлично отмахнул невидимые пылинки с фея и отпустил его. Тот бросился помочь другим, душой ещё пребывая в лёгком трансе.

— Жаль было прерывать вашу чародейскую ложу, не будь здесь лишних глаз, можно было бы устроить отменное тантрическое… заседание.

Щёлкнул пальцем вновь, и пыль мигом смирно на пол вся уселась, а свечи загорелись вновь. Так-то лучше. Негоже подвергать непочтительной некорректности столь сиятельный бриллиант. К чему дурные манеры, когда можно проявить любезность, чтобы подчеркнуть своё превосходство.

Вздохнул удовлетворено и на чистом расслабоне приготовился провоцировать.

— Прощу простить моё невежество, забыл представиться. Примите за честь все, кого до сих пор берёг Бог от встречи со мной — моё имя Валтор, герцог Ван де Триест, прямой потомок Творца, всевышнего Дракона, спешу сделать смелое заявление и объявить себя новым правителем Эраклиона. Преклонитесь передо мной в знак своей признательности, люди Эраклиона.

Валтор взмахнул рукой, совершив повелительный жест, и весь люд в соборе пал ниц пред его ногами. Кажется, того не желая. Под влияние не попали лишь некоторые, в основном те, кто лежал без сознания.

— Сегодня большой день, прямо скажем — днище. Регламент предусматривает проведение особого торжества в честь наречения, но пока обойдёмся без излишеств. Нет сейчас никакой необходимости разводить церемониальные представления, всё можно отложить до официальной коронации. Не сочти за грубость, Святой Отец, но всё чем ты живёшь и всё, что ты проповедуешь людям, чистой воды язычество. Насколько я знаю, это называется именно так. Вы поклоняетесь исполину и почитаете его как своё божество, когда как настоящий дракон не был камнем, статуей или изображением на картине.

И устойчиво игнорировал испепеляющий взгляд. Грустно конечно, когда на тебя не смотрят как на любимого поп-идола, биаса, или как там сейчас модно говорить?.. Да не важно. Он всё равно отыграет свой концерт на Бис.

— Ты жесток! О как же ты жесток, скажи зачем!.. Зачем ты сделал это, — плакал, не думая успокаиваться Папа. — Верни её обратно! Верни, иначе она покарает нас всех!

— В этом нет смысла.

Пападопулос вскочил на ноги, к Валтору припал, сжал мех в руках и задёргался-затребовал:

— Прощу тебя, одумайся! Иначе поразит тебя карающая длань господня, и тогда жалеть станет слишком поздно!

Богиня разрушена, король и королева повержены, народ, пусть и не весь, сражён, землям Эраклиона грозит не самое благое знамение, их можно понять.

Он был героем ночных страстно-бурных фантазий, главной персоной восторженных любовных од, причиной омежьих слез, но вот беда! Какого чёрта они все старые?! Валтор остановился в шаге от того, чтобы не закатить глаза. Нет, это не прекратится.

— Обо мне переживаешь — хорошо, а что виверна, так она не бог, и не была им. А то, чего нет, не может покарать меня, непосредственного сына божия.

— Не смей так говорить! — вступился Папа, вздёрнул его за мантию, про слёзы забыл. — Именно Виверна, повелительница мира нашего, опустилась на земли древнего Гераклиона, вдохнула жизнь и свила своё гнездо на диких безжизненных землях. С её лёгкого крыла и искр божеского пламени жизнь на наших землях обрела постоянство, на свет появились мы, люди, верные её последователи, животные, растения, всё! Она отдала частичку себя, все мы здесь существуем благодаря нашей богине, и обязаны отплатить ей, почитать и величать её как создательницу!

Проявляя особое терпение, Валтор положил руку на плечо священнику, и попытался его немного успокоить. Или переубедить.

— Сомневаюсь, что истинный творец этого мира желал того, чтобы ему придавали сотоварищей. Его Эфемерное Превосходительство никогда не нуждалось в том, чтобы ему придавали образы, дабы люди могли верить в него как своего создателя. Вы верите в то, во что сами желаете верить, возносите мольбы статуям, изображениями, произведениям, никак не истинному творцу этого мира. Достаточно знать, когда как и кем был создан этот мир. Достаточно той искренности, что исходит из сердца. Достаточно одной лишь веры.

Орфей слабо застонал, болезненно промычал, подавая признаки жизни. Голос нахального мага ударял в голову хлеще надрывно грохочущего будильника.

Скай голову радостно поднял, но его лицо в этот момент трудно было описать как счастливое. Феодосий, воспитанника увидав сильно перепугался, покидая чат вновь, и уже по-настоящему. Перепачканная в крови некогда хорошенькая мордашка принца Эраклионского довела воспитателя до обморока. Валтор крякнул. Да у тебя стальной пресс, дядя!

Но было видно даже издалека. Не пресс там каменный, просто теперь на одного сердечника в ряду гипертонических кровоносов стало больше. Сам не понаслышке знаком с подобным, у самого сейчас сердце отплясывает танго пламенно, хроническое сто-пятьдесят на сто было, давление это, у властителей драконьего пламени, а тут ещё малость отобедал с лишком. Ну какая ещё клептомания, право, это же так, маленькая склонность переедать — приобретенное с детства, вынужденно, чтоб вы понимали, и тоже теперь хроническое, увы и ах.

Священник был не проницаем, спеша оспорить и этот довод:

— Все твои слова это лишь модные нововведения. Современные понятия о мироздании и его творце излишне упрощены. Лень, как один из смертных грехов, сильно губит в нас в людях то святое, за что мы должны держаться, почтить и быть благодарными своему создателю, а не предаваться греху гордыни и искать предлог или причину, по которым делать этого не стоит. Каждый может трактовать создателя и его создание мира по-собственному, но истина была, есть, и остаётся прежней, и не тебе это утверждать, — не сдавался Папа.

— О, как. По правде, в статуях и изображениях нет ничего противозаконного, до тех пор, пока из сакрального искусства оно не перетекает во всеобщее ликование, это уже ни что иное как грех.

— Виверна наш истинный властитель миров, ни о каких сотоварищах не идёт и речи!.. — едва не хватил инфаркт Папу.

— Есть малый грех, как тот, что совершил я сейчас, а конкретно эти, язычество и сотоварищество Господу своему грехи весьма немалые, тебе ли не знать?

— Все это верно, сотоварищество властителю своему поистине большой и страшный грех, но и мы ничего не придумывали. Испокон веков мы, народ Эраклиона, живём, а королевство наше процветает благодаря писаниям святых апостолов и пророков тех дней, которым следуем мы, сподвижники Виверны и наши короли, по сей день. Несоизмеримо большое упущение со стороны покойного короля Деомида и Эрендора, да простит их святая Виверна и облегчит их положение на том свете, привить безбожие и в принце Скае, которому всё ещё не поздно вступить на тропу истины и оставить бренный путь мирских благ. Сколько труда своего и стараний Её Величество королева Самара приложила, чтобы сын обладал хотя бы базовыми знаниями. Он очень был упёртым.

— Уж боюсь уже спросить, что же тогда по-вашему Папа, ад и рай тоже модное нововведение? Байки нибелунгов, галдёж тамплиеров или пустая трель гриффонов? Гнуснейшая привычка карликовых умов — приписывать свое духовное убожество другим.(Оноре де Бальзак) По велению Всевышнего Творца этого мира, я — властитель божественного пламени Дракона, и с этого момента, я несу своё возмездие и вершу правосудие, Папа. Карту лягут только так, как я их положу.

— Вот-вот, гнуснейшая привычка карликовых умов — приписывать свое духовное убожество другим. И мать мою не вмешивайте. Я, чтоб вы знали, вообще-то человек простой и привык надеяться только на себя! И сам для себя избрал путь, по которому следует идти, — влез возмущенный Скай в спор. И никакое головокружение не позволяло принцу оставаться безучастным в этой беспросветной бессмысленной баталии. О том, насколько же бессмысленным было его вмешательство, он думать конечно же не стал.

Тот путь, как он выразился, избранный для себя был как скоростное шоссе, инкрустированное не драгоценностями, а кочками, колдобинами и затвердевшей колеёй.

И ничего, ходил, луж не лил, жалоб не возносил, но тут в траншею угодил, по самые уши увяз.

И не подозревал ведь, что в тусклом сиянии свечей выглядел сейчас как персонаж из фильмов ужасов, лишь озадаченно хлопая глазами. Это какая-то передача «Пусть говорят», где еретик в битве с фанатиком сражаются за возможность доказать, чья богоугодная ересь звучит правдоподобнее?

— Скажи-ка Папа, на какой месяц пришлось рождение сына Эрендора?

Пападопулос замялся весь, пожевал губами, не решаясь ответить сразу:

— В месяц огненного Феникса, — потупился священник.

— Этим всё сказано.

— Кощунство какое, придавать оправданий этому безверию…

Оттуда ортодоксальный непоколебимый настрой, неповиновение и непокорность к творцам, власть имущим. Рожденный в определенный месяц в той или иной степени соответствовал предписанным личностным когнитивным характеристикам.

В прочем, большую роль сыграли унаследованные от отца, за неимением другого, лишь отрицательные личностные качества.

Вот Валтор, рождённый в месяц Огненного дракона ощущал своё явное превосходство над теми, кого творец не наделил теми же достоинствами.

— Дядя! — приказным тоном обратился принц к воспитателю, выдергивая из невменоза. Тот резко очухался, с охами вздохами испуганно головою завертел по сторонам, будто с того света вернулся. — Исправь если буду не прав, но как там говорилось в старом завете прописных истин? Не мечите жемчуг перед свиньями?

Скай бы договорил, да малость запамятовал как там правильно в конце-то было, собаки ли или люди, но этих слов было достаточно, чтоб произвести на всех фурор, вскипятить кровь Феодосию, Валтора крякнуть вновь, а святого Папу обронить с головы колпак вместе с челюстью. Картинно накрыв лицо ладонью, Папа издал слабый стон и едва не закружил от обморока, но Валтор подхватил слабеющего священника.

И смех, и грех!

— Ах ты ж!.. — разозлился Феодосий и в сердцах дал ему подзатыльник. Скай охнул и уклонился в бок. Аче всмысле? Это же абсолютно бессмысленный ненужный спор, во первых. А во вторых, кому в кайф слушать какой ты весь такой-то растакой подлец, что позволяет себе какие-то непотребства и ведёт безобразный образ жизни? Курить не курит, с алкоголем на дистанции, в подъездах в вену не ширяется, за гаражами не шаболдается, что не так вообще? Бренный путь мирских благ!.. Нет, это ни в коем случае ни разу не список совершаемых им достоинств, но блин, чезабретто?! Очень интересно, на что тогда всем жизнь дана?

— Ты ничего не путаешь, Скай? Ты думай-то что говоришь! — прошипел зло дядька, повторно взмахнув рукой для профилактического подзатыльника, от которого блондин в момент уклонился в другую сторону. — Нет, ты посмотри на него, паразит! От тебя или молитв никаких не дождёшься, или ты болтаешь много не нужного!

Валтор, вполне удовлетворенный всем, словно и не слышал в свою сторону никаких эпитетов, поспешил подхватить ниточку и заполнить смыслом, оборвавшийся на самом интересном месте.

— «Не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими». Писание несёт в себе глубокий смысл и нуждается в тонком и подробном толковании, но в данном контексте это прозвучало до нельзя уместно. Моё уважение, — присел Валтор в шутливом книксене. На поведение дядьки лишь бровью вздёрнул. Мир меняется, года идут, а дядь Феодосий всё так же в своём репертуаре. — Ай-ай-ай, ну и бессовестный же ты, пилот, ты же сейчас на святые скрепы нахаркал, как вообще ты посмел своим спокойствием оскорблять чувства паникующих?..

Глаза у него — пыточные приборы.

Сказал он аккурат в тот момент, когда терпение отбиваться от дядьки сошло на нет, и Скай перехватил руку. Доля секунды, и Феодосий машинально дёрнулся назад и испуганно зажмурился, как щит спасательный наставив другую руку перед лицом. Валтор крякнул вновь.

Услышал бы где, ушам своим не поверил! А тут прям пред глазами зрелище такое! А на них люди смотрят, между прочим.

— Папе стоит вести себя сдержаннее и не изводиться перед этим ряженным нетопырём. А тебе, дядя, прекратить уже наконец слушать меня одним местом! А ты!.. Засунь себе своё уважение в одно место, козёл тряпочный!

По воздуху так и прошёлся изумлённый вздох.

Валтор чуть не подавился. Ряженный нетопырь? Тряпочный козёл? Что?..

Скай, ужасно раздраженный, отпустил, нет, откинул его руку. Зыркнул на Валтора не просто сердито, запустил прямо целый залп выстрелов своим взглядом. У, какие мы злые!

Валтор также искренне изумился. Неужто дедовщина Феодосия дала сбой и сработала в обратную сторону? Какие труды, такие и плоды? Нет слов, одни эмоции!

Надо же, какая же слишком быстрая смена метаморфоз, кажется, лучше привыкнуть к этому заранее. За какие-то несчастные пять минут они прошли весь спектр чувств, испытав друг к другу всё, от ненависти до извинений, и надо же, вот-вот готовы пересраться между собой вновь. Право, их высокие отношения удостаивались чести зваться не иначе как бесконечным круговоротом Мёбиуса.

— Что-то ты постарел, Феодосий. Помнится мне, раньше лишь один вид твоей розги внушал ужас и синдром раздражённого кишечника, так как же вышло так, что эта розга твоему воспитаннику, как собаке палка? Где она вообще?

Также не было сейчас с собой и постоянного атрибута в руках королевского воспитателя, веера с павлинами, которым он любил в сердцах давать подзатыльники. Он, в целом, сам походил на павлина, но как разозлится, так простая хохлатая курица.

— А то, чего нет, не может покарать меня, непосредственного сына божия, — состроив максимально надменную физиономию, Скай спародировал мага. И что за привычка такая у него?! — Какая жалость, не думал каменный постамент, что так сильно давит на чувство собственной важности одного неуравновешенного нарцисса.

— Точно сын Эрендора, — заключил Валтор, словно когда-то в этом сомневался. И вообще, сам он… уравнобешенный! — Святой Отец, боюсь придётся прервать нашу захватывающую дискуссию, прощу меня простить. Но я обещаю, мы непременно возвратимся к нашему разговору о становлении мироздания и истинном его создателе.

— Я тебя прошу, остановись! Молю тебя, Валтор!

Валтор скептично улыбнулся.

— Таки уверовал в меня?

В спешке доказать, опережая разум, Скай вновь поимел смелость дерзить.

— Истинный король не просит о признании, а то что ты определяешь своё чревоугодие малым грехом только доказывает твоё невежество касательно религии.

На него эта магическая повелительная штука не действовала. То были хорошие ментальные блоки, о наличии которых в себе сам принц и не подозревал.

— А ну сядь, куда собрался, — хватился дядя послушника, эдакого непослушного.

— К Варваре на расправу!

— Вот ты мне скажи, ты умный человек?

Феодосий тоже в поклоне не склонился, одёргивая Ская от поступков необдуманных, приговаривал тому втихую помалкивать, беду лишний раз на свою голову не навлекать, но весьма насторожено. Велик шанс получить пиздюлей, если приставать к человеку со средним пальцем в взгляде.

Валтор и бровью не повёл.

— Свято место пусто не бывает. Успокойся, и прими мои искренние издевательства. Я и не занимал места короля, как же я могу, при живом-то принце, — и гаденько так улыбнулся.

Слабые попытки затушить полыхающий костёр ненависти не возымели успеха. Всё что мог Феодосий, это лишь достать салфетку из воздуха, вытирая кровавое безобразие с мрачного, словно погруженного в траур, ну очень противозачаточного лица омеги.

— Даже так?!.. С каких пор токсоплазмы возвысились до небывалых высот и с гонором императора выпендриваются в чужом монастыре со своим уставом? Оставь меня, дядя! — увернулся Скай от возюканья по лицу этой непонятной тряпицей, явно повидавшей насыщенную жизнь.

Ты ж какой смелый!.. Весь в отца! Или не очень…

Эрендор, в отличии от сына своего, Феодосия ценил и уважал, по крайней мере так казалось. И было совсем неожиданно, что он вместо того, чтобы возвысить до советника, ближнего своего помощника, так и оставил его роптать в детской сына. А сын его, мягко говоря, дядю от себя гнал ссаными тряпками… То есть, не слушался. То есть, слушался спустя рукава, не принимал его наставлений, а то и вопреки всему противился его указам.

Справедливости ради стоит сказать, что воспитывать омегу это не то же самое, что воспитывать альфу.

Валтор знает историю жизни Эрендора, и ничтожно мало Ская, но никаких сомнений в том, что на Эраклионе омег традиционно притесняют во многих сферах жизни, не было. Как и в том, что воспитывал чопорный Феодосий представителей слабого пола с особой верой в незыблемость традиционных гендерных ролей, то бишь альфа — первая буква алфавита, а омега — буква последняя. Как собачек цирковых короче. Розгой. За свой труд ты попал в хомут. Дошло бы это до дядь Феодосия, так цены б ему не было.

Вот уж не видать с таким «начальником» Феодосию, с его-то «программой лояльности», карьерного роста и должности хорошей.

Вот не держал бы принца на привязи, так тот к нему бы очень был привязан.

А ещё, Валтор, как пить дай, уверен в том, что Эрендор определённо мечтал штампануть альфу, а тут что вышло, то вышло. Ну Эрендор, каков бракодел!.. В прочем…

На представителя слабого пола Скай не тянул даже на тридцать процентов.

Может, только взгляд выдавал хрупкую душевную организацию ещё юного, местами симпатичного омеги.

Ничего, вырастит ещё, а заметереет, так от отца не отличить будет. Хотя, буйного деда в нём можно распознать уже сейчас.

Каким королём станет Скай лишь одному Богу известно — «От Бога» ли, или как дед — «Не дай Бог». Ну, если Бог даст.

Без дополнительных бронированных лат, в глаза бросался грозный неустрашимый вид омеги, а за его богатырским размахом плеч и широкой спиной, как крепостное сооружение, даже альфы как за каменной стеной. А как нательный тёмно-синий тактический костюм изящно обтягивал сильное тело, познавшее труд явно не из фитнес-центра. Один только вырез расстёгнутого поло, открывая на свет, как таинственный заветный ларец, шею, мог заставить истечь голодной слюной. Костюм в целом выгодно подчёркивал все прелести, в том числе ягоди… Кхм!

Ещё один фактор будоражил Валтору кровь. Раздражать пилота было одно сплошное удовольствие! Гол, как сокол, а остёр, как бритва.

И сейчас не удержался, налетел острый топор да на крепкий сук.

— Между прочим, кое-кто должен теперь мне молитву, — Валтор держался от открытого оскала. — Но да ладно, все имеют право хранить ворчание, я не настаиваю. Столь священное действо не терпит спешки.

Скай подавился воздухом и закашлял сильнее обычного. Не от пыли, но от чужой бесцеремонной наглости.

Зовите скорую, тут у человека

Утро.

«Блять, он охуел?!»

Не будь Скаю сейчас так плохо, он бы встал и со всей безудержной страстью отвесил мощно кулаком, всю штукатурку с лица напрочь выбить, как он любит это делать со всякими, перегибающими палку, зарвавшимися старпёрами.

— Проставляться перед обиженкой с планом апокалипсиса?! — перемкнуло Ская.

Маг на ноги Папу поставил, подобрал с пола его колпак, побил-тряхнул от пыли, на голову водрузил заботливо, на место пригладил мятые волоски, за ухо прядь заправил. Так-то вот. На оскорбления глазом не повёл. Подразнить чуток да побесить ещё куда не шло, но не пристало по-своему горделивому магу голову от импульсивности терять, пора и честь знать. Папа теряясь от вселенского непонимания, только и хлопал зенками, не соображая, что за оказия творится.

— Хорошо там, где мы, а не нас. Знаете, что интересно? — оставил он священника и и медленно приблизился к троице. — Ваш могущественный волшебник, повелитель струн и клавиш, ваша опора и надежда сам не предан этой вашей виверне, и верит в абсолютно другого дракона, ну вот… — продемонстрировал он полы своей мантии. — Вставай, долго тебя ещё ждать? Я не договорил.

— Нишш-шкни, — прошипел волшебник и скорчился от боли. Кровь струйкой из носа побежала по щеке. Ох ну надо же, у них значит столько общего, а он его ещё ненавидит? Надо исправить!

Поднял маг руку слабо, призвать хоть капельку волшебства, но бессильно опустил на пол. Не получается. Не идёт. Пуст, как океан в пустыне, до последней капли.

— Ну-ну, не так быстро. Я не дам тебе умереть, и не мечтай об этом.

Вредина маг успокаиваться не собирался, в планах устроить максимально продуктивные переговоры, он решительно был настроен заключить с ним выгодный союз, и никак молчать. Не признать поражение, нет, право, что вы! Для своего же блага сдаться на милость победителя, прекратить дальнейшее сопротивление и, если не заключить перемирие, то хотя бы скрепить подписью благожелательный нейтралитет. Принять капитуляцию, свернуть эту континентальную блокаду и восстановить торговые отношения с соседними странами? Базару ноль, вопросов нет, полный вперёд, худые сзади!

Он достаточно дал времени просить о прощении, так где его вина в том, что король их — шкаф большой, но антресоль у ней пустая? Это ещё постараться надо, быть таким недальновидным. Принял бы почётную капитуляцию, а Валтор бы в свою очередь подписал пакт о ненападении и все были бы счастливы, а так всё уже, всё, а надо было раньше. Ну и тут тоже как говорится, полный вперёд! А худой ещё догонит, но позже.

Миссия «Подчинить придворного мага с лирой» со звоном оборвалась, но ничего. Новое задание «Отобрать лиру у придворного мага» тоже не возымело успеха, он сразу наколдовал себе другую, и уровень со среднего перешёл на сложный.

Кто ж знал, что этот лирист/арфист настоящий изувер в овечьей шкуре, ни одними струнами был богат и силён, и на счету имел несчётное количество «боеприпасов». Такой оркестр развёл! Валтора ещё никто не избивал нотами.

Их музыкальное побоище триумфально завершилось тем, что Орфей оглушил его без применения какой-либо магической и духовой силы, то бишь по-варварски запустил валторной Валтору по голове, и успел свалить в туман, пока охреневая от жизни маг знакомился с предысторией своего имени.

— О, так я раскусил тебя? И это самоотверженный достопочтенный многоуважаемый придворный маг короны Эраклиона? Думал, умрёшь и скинешь с себя всю ответственность, м? Быть может просто стыдно, что провалился с телепортом и разочаровал своего драгоценного принца и своих подданных, которые по твоей вине остались совсем без сил и теперь так слабы, чтобы хоть как-то защищаться? Или их жизни для тебя не имеют ценности?

Валтор застыл, вдыхая пыльный воздух и учуяв тонкий, но глубоко витающий в воздухе сияж, расслабленно опустил плечи, получив мимолётное наслаждение от лёгкого флёра чужих чувств и эмоций.

— Впрочем, не понять тебя тоже нельзя, в жизни каждого наступает момент, когда начинает надоедать неблагодарный каторжный труд на надменных чванливых работодателей. Собрав в своих душах все смертные грехи как настоящие музейные ценности, они распоряжаются жизнями людей, словно пешками, выбрасывая неугодных, тех, с кого больше нечего поиметь…

Да был перебит.

— Чья бы мычала, — не удержался Орфей.

— Кто бы говорил!

Принц и придворный маг подивились друг на друга, да вместе же сообща синхронно взглядом Валтора копьями пронзили. А, вот кто корни удобряет.

С кряхтением Орфей попытался встать, да от боли замычал сам, голову на место положил. Скай, боясь как бы не зашиб сейчас дядю в сердцах, отсел от греха подальше, и от лишних движений тошнота внутри взыграла вновь, принц панически за рот схватился, склоняясь к полу. Весь покраснел, в себе держал, не давал тошноте себя проявлять, слезы из глаз брызнули. Позор-то какой, народу куча, и все смотрят, глаз не сводят. Маг рукою до колена дотянулся, и всю тошноту как рукой сняло. Скай вскинул голову, смаргивая слезы из глаз, и успел поймать, как с лица Орфея мгновенно сползла слабая улыбка, сменяясь на гнев.

— Просадил ты весь свой потенциал, от сколького отказался, и всё ради чего, брат?

Он отправил ещё более яростный взгляд на возвышавшимся над ними тёмным магом.

— Какой ещё брат, чурка!.. — злостно прошипел чародей.

— Заметь, всё, что случилось с Саладином и Анагностом лишь распоряжение Всевышнего Творца, и произошло уже после того, как я оказался за решёткой.

Но давить на жалость придворному магу было так же бессмысленно, как требовать море не кидать так безжалостно волны.

— Возомнил из себя Господа мира всего, значит? Умру, но не прощу, слышишь?.. С того света достану, душу из тебя вытрясу, житья тебе не дам, себе всю душу изведу, но не дам тебе спокойно ступать и творить бесчинства на наших землях.

Принц лицо ладонями утёр, выставил как запрещающий знак руку на тянущегося с салфеткой Феодосия. Только и затребовал взглядом каких-нибудь разумных объяснений. Дядя вновь помялся, поёжился то ли от холода, то ли от тревожного ожидания, но долго себя ждать не заставил. Валтор подогнал, Орфея заодно контрактовал:

— Бессердечный садист, бездушный психопат, аморальный двуличный тип, последний мерзавец, испортивший всем жизнь пригревшийся на груди подколодный змей!.. Не изводись ты так, не ссыпь комплементами, и так стараюсь, как видишь, элегантно носить недостатки своего характера. Кстати, Феодосий!.. — резко переключаясь, Валтор весь засверкал и, словно собутыльник это его лучший, заулыбался во весь рот. — Я понимаю, тебе нечем, но всё ж потрудись вспомнить, за что меня казнили ещё совсем юным, красивым!.. Я, дятел, не печалился, что петь не могу, меня и так весь лес слышал. Жаль лишь утраченные года своей жизни я вернуть никогда не сумею, и никто мне это не возместит.

В желании поставить подлого мага на место, дядь Феодосий ловко бросился на удочку.

— На тебя так посмотреть, все вокруг плохие, один лишь ты невинный агнец ни за что пропадал в омеге!.. Что, совсем всё позабыл? Какие преступления ты совершил на Эраклионе, сколько тут наворовал, и хранилище и склеп, чинил во дворце свои беспорядки, и теперь нагло смеешь требовать возмещения? Предостаточно сыты твоим возмездием!

— Не было такого. Это клевета и наговор. Даже духу моего там не было.

— Было! Как не было? Ещё скажи, что это не ты схватил королеву Самару и поиздевался над бедняжкой, снасильничал и нанёс увечия и…

У Валтора нервно дернулся глаз.

— Я её даже не раздел! То что схватил не отрицаю, но всё остальное наговор и клевета, и вот вопрос. Что же она делала одна посреди цветочного лабиринта? Без какого-либо сопровождения гуляла без стражи, без своей любимой герцогини-подруги Серафины, без слуг? Это Эрендор принудил её пойти на такое. Он прекрасно знал, на что я могу пойти в состоянии аффекта из-за желания отомстить, после того как они по-зверски поступили со мной, скажешь не было?

— Не было!

— Было! — отчеканил Валтор. — Как не было?

Дядя аж потерялся. Особенно под пристальным взглядом своего воспитанника. У Ская глаза чуть из орбит не вылетели.

— Сяду и я, в ногах правды нет.

Он отошёл от них пару-тройку метров и воспарил, принял удобно сидячую стойку, закидывая ногу на ногу, руки по-королевски чинно на коленях сложил, только мантия на пол и повисла.

«Он чё, так и будет на воздухе сидеть?»

— Она, между прочим, даже не отпиралась. Мне хватило благоразумия догадаться в чём дело и своевременно остановиться, жаль лишь что я не додумался об этом раньше и попался на удочку, — обречённо развёл он руками.

Взмахнул рукой как дирижёр и задал вопрос:

— Вот ответь нам ты, пилот, кто из нас двоих больший демон? Я, что безрассудно схватил чужую женщину, не причинив ни капли зла, или твой отец, что поставил под удар собственную беременную жену?

Скай шокировано ахнул, глянул на дядю и зачастил:

— Это ведь не правда? Мой отец не мог так поступить, скажи что это не правда. Дядя не молчи!..

— Давай, испорть своим ответом столь замечательный вопрос!

Дядька побелел как муха, того и гляди, как на свет тот сейчас упорхнёт. Не готов был он к даче показаний, хоть знал всё досконально, но слова выдавить из себя не мог, чувствуя вину, проклятого волшебника проклиная на чём свет стоит.

Но Скай уже всё видел по глазам. Феодосий окрасился на цвет бурой сеуклы, не зная куда потеряться. Черти что, а не монаршая семья! Весь срам наружу вывалил, гад окаянный. Стыдно, ох стыдно было Феодосию за всё, ведь за собой вину огромную он чувствовал. Кто Эрендора выпестовал, по чьей масти некогда молодой, но очень безрассудный юноша шёл? Кто его толкал на поступки немыслимые, дабы воспитать в альфе волю крепкую как кремень и, как доспех стальной, характер? Какие труды, такие и плоды, м-да… Каялся ли? Нещадно! Сколько лет богиню просил простить его грешного, да забрать уже к себе на свет тот, не мучать более, поверье такое ходило по миру, что тот, кого смолоду покинула жизнь, обязательно в раю окажется, без допроса.

И когда на его хрупкие плечи пало обязательство воспитывать теперь и его сына, вовсе ненавистью воспылал к чете Эраклионской.

В белой горячке он поклялся себе, что с новым наследником он впредь подобных оплошностей в воспитании не допустит. Запрёт как в клетке, к себе прикует кандалами, набросит на голову мешок, лишит простора, устроит не жизнь, а сплошной штрафной изолятор, но не допустит явления на свет ещё одного «Эрендора». И перестарался. Слишком.

Скай это не Эрендор. Это динамит какой-то! Ой тьфу… Деомид!

Похороны покойного короля Деомида были настолько демонстративно пышными, что создавалось неловкое ощущение, будто это триумфальное торжественное шествие, а не прощальная траурная процессия.

Народ ликовал!

Что ж теперь делать, если станется на свете на одного Деомида больше? Валтор мог собой гордиться. Он хуже!

— Я понимаю, прекрасно жить в счастливом неведении, чем сталкиваться с абсолютной голой истиной, — выдернул голос Валтора из размышлений.

— А ты чего уши свои развесил? — перестроился дядя. — Так и будешь первому встречному на слова верить? Да кто он вообще такой, чтоб верить ему!.. Нечестивец, стервятник, террорист! Он знаешь сколько злых деяний совершил? Ты мне поверь, он ловко за нос водит, и где нажать он знает хорошо!..

— Но ведь тогда… мою маму должны были казнить, — с замиранием в сердце и с горечью на лице произнес Скай, ища в глазах наставника подтверждение. — Ведь если прав ты, то её бы не помиловали, а обвинили в пособничестве и наказали, как сообщницу врага. Кто бы ей поверил, что она ни в чём невиновна? Такие поступки непростительны даже королям.

Валтор лелеял ушами уловить сокровенное «Он прав, я ему верю», но ничего не получил.

— Не смей говорить такого!.. Что ты понимаешь в том, простителен поступок или нет? Ты хоть соображаешь, о ком вся речь шла? Это твой отец, между прочим, не чужой проходимец, так как ты смеешь его хоть в чём-то обвинять?

Уж понесло ручей совсем в другое русло, но принц не в настроении был трактовать смысл своих слов. Переубеждать, как-либо оправдываться, извиняться… Хватит, достаточно. Не его вина, что его не желают понимать и в каждом слове ищут двойной смысл.

— А я? — только и спросил Скай. — А если это буду я? Мне тоже это простительно? Если это я окажусь под ударом, или наоборот, поставлю под удар близкого человека?

— Вот, допустим, тебя, — ухмыльнулся Валтор. Не потушить, так дров подкинуть.

— Что?! — чуть инфаркт дядьку не хватил.

Валтор сел поудобнее. Всё только начинается.

— Моя мама была беременна, — ледяным тоном отрезал Скай, не позволяя дядиным «разумным» аргументам как-либо на себя воздействовать. Это тоже тот случай, когда правда не доставляла ему никакой радости. — А отец её взял и заставил?

Валтор на взгляд потерянный, требующий опровержения, кивнул. Скай отвернулся, не желая больше разговаривать с дядей. Хотя бы одну минуту!

Стало ясно теперь наконец, почему правду никто не говорил. То, что правда, тоже не факт, а уж тем более то, что Феодосий действительно намеревался ему всё рассказать. Да и потом, не маленький ребёнок, чтоб взять и поверить с первого слова. Нужно ещё выяснить, где тут из всего правда, а где ложь.

— Я, как и все любые мужчины этого мира, слаб на женщин, а уж женские слезы сумеют растопить даже самые большие ледники. И я вовсе не отрицаю, виной всему стала моя импульсивность, но разум сердце отрезвил. Да и потом, я хуже ей не сделал точно, в этом отца твоего было не переиграть, и как-то не хотелось. Тебе нужно гордиться, твоя мать достойно занимает почётное право быть королевой Эраклиона, её жертва не осталась неоценимой.

Незыблемая стойкость и твёрдость духа, справедливые поступки, разумные решения и понимание истины, а также жертвы, на которые волей не волей станет подталкивать сама судьба, а зарубишь себе на носу «золотое правило нравственности», так цены вообще не будет. Обладание этими качествами в совершенстве делают будущего короля достойным претендентом на великий престол могущественной державы. Да вот беда! Последнее Валтору давалось весьма «своеобразно». Это он про «золотое правило нравственности».

Ничего, в прочем, ему не помешало обернуть его вспять.

Скай от сожаления рукой рот накрыл, будучи растерянным, понятия не имея, как быть дальше. Осознавая что был внутри её утроба во время всех происшествий, он сильно мать жалел за тот стресс, что она пережила. И удивительно, как вынесла? Как родила его естественно сама? Как отца на всю жизнь терпеть осталась?

Сильнее всех стальных верзил, «доблестных» и властных, гордо себя кажущих мужчинами, оказалась хрупкая преисполненная надеждой, подобно хрусталю и льду, но с сердцем пламенным, как статный обелиск, на свете маленькая женщина.