В моих венах

Хайтам взял в руки сигарету и, под недовольные взгляды Кавеха, поджёг.

      — Блять, Хайтам. Долго ты собираешься игнорировать мои просьбы?

      — Ровно столько, сколько ты будешь жить в моем, — он затянулся, — доме.

      — Ну не могу я чувствовать этого запаха! Мне, — Хайтам выпустил дым и Кавех, уловив его, закашлялся, — видишь, мне дышать невозможно.

      — Так съезжай.

      — И съеду! — крикнул и хлопнул дверью, заставив Хайтама поморщиться от шума.

      В комнате долго слышалась злобная возня, дрожал шкаф и открывались ящики, а потом вышел Кавех. С наскоро собранным чемоданом. В нём было явно не всё, но, кажется, намерения архитектора были серьёзными.

      — Остальное заберу позже, — бросил он в проходе. Открывая дверь, он похлопал рукой по карманам и, вытащив ключи из одного из них, со всей силой и злостью кинул их на тумбу в коридоре, — бывай.

      Аль-Хайтам достал ещё одну сигарету и вновь закурил, закрыв глаза.

      Тяжесть наполнила лёгкие, и Хайтам, как ни старавшийся сдержаться, зашелся в кашле. Горячая капля крови стекла по подбородку и упала на брюки. Хорошо, что Кавех ушел раньше. Не задавая лишних вопросов. В груди горело то ли от дыма, то ли от болезни — неясно. Ясно одно — Хайтам так долго не протянет.

      Меланхоличные мысли — не про него, но в такой ситуации от них не сбежать. Он болен. И болен тяжело, и деваться ему от этой болезни некуда — она не лечится, он читал с десяток многотомников изучавших эту болезнь учёных. Интересно, как много информации можно найти по столь редкому заболеванию. Информации о самой болезни, конечно, много, а вот по лечению — только какие-то мелкие, незначительные, нерепрезентативные кусочки исследований, потому как панацеей считалось лишь одно обстоятельство.

      Взаимная любовь.

    И это обстоятельство было для аль-Хайтама недоступно. Как минимум, он не считал это нужным — за любовью идут разговоры о чувствах, о намерениях, о будущем, чего он не любил. На дух не переносил просто. Потому любовь, отношения и вся прочая межличностная чепуха — не для него. А значит, ему уготована смерть от удушья, как бы он от этого не бежал.

    Очередной болезненный приступ охватил всё тело и, быстро воткнув сигарету в пепельницу, аль-Хайтам с тяжелым вздохом постарался принять максимально удобное положение на диване. Кашель перехватывал дыхание, а лепестки так и норовили угодить в носоглотку, чтобы совсем лишить спасительного кислорода.

    — Тигнари, он меня достал! — врываясь в дом, кричал на грани срыва связок Кавех. Уши Тигнари невольно поджались, и он с недовольством обернулся.

    — Не кричи! — приложил фенек палец к губам и тихо продолжил, — зачем так кричать?! Ты думаешь, я тебя и так не услышу? — он показательно дёрнул ушами, — Архонты, он ещё и с чемоданом. Надолго в незваные гости?

    — Хочу пожить у тебя. Надеюсь, ты не против?.. — он немного смущенно глянул в сторону стража, словно осознав, что только что сказал и сделал.

    — О, властительница, за что ты ниспослала мне это чудо с пером в башке… Он вспомнил о приличиях!

    — Прости, просто… Тигнари, он невыносим! Он игнорирует меня, как будто я мебель или неинтересная книга какая-то! — Кавех вновь перешел на крик, от чего Тигнари, оторвавшись от сортировки гербариев, со злостью прошипел:

    — Если ты продолжишь так орать, я тебя больше на порог не пущу! И даже у порога спать не позволю! И без тебя проблем навалом! — Тигнари сложно вывести из себя, но, похоже, у Кавеха получилось.

    — Прости, прости, снова я… — он поник, и, промычав что-то вроде «извини», продолжил, — Тигнари, просто выслушай меня. Может, хоть ты поймешь, что с этим делать, — вздохнув, он сел, схватившись за голову.

    — Да говори, раз начал, куда я от тебя денусь. В патруль мне всё равно сейчас нельзя.

    — Нельзя? — Кавех поднял голову, — что-то произошло?

    — Не переводи тему. Как выговоришься — объясню, — Тигнари вернулся к сортировке гербариев, — только тихо!

    — Хорошо… — Кавех выдохнул, собрался с мыслями и начал, — аль-Хайтам, он… Словно издевается. Я много раз просил его не курить в доме, даже выдумал эту историю с аллергией на табачный дым, а ему будто даже интереснее курить стало!

    — Выдумал? — Тигнари с подозрением глянул на гостя, — я думал, ты на самом деле страдаешь из-за этого.

    — Страдать-то я страдаю, но не потому что тлеющий табак меня чем-то напрягает сам по себе… — он задумался, — просто… Я не хочу чтобы Хайтам вредил себе! — выпалил он на одном дыхании.

    — Но ведь… ты его терпеть не можешь, и это у вас взаимно?

    — Да-да, я не отрицаю нашей взаимной ненависти. Но его кашель меня уже достал. Он такой… надрывный, как будто он готов лёгкие выплюнуть. Особенно по ночам.

    Этот факт заставил Тигнари немного задуматься. Кашель? У человека, курящего дай Архонты месяца два? Но для Кавеха виду не подал.

    — Знаешь, иди-ка ты домой, а ко мне отправь этого… — Тигнари не нашёлся, как назвать аль-Хайтама в контексте ситуации. — Я с ним поговорю.

    — Нари, ну можно я хотя бы на ночь останусь! Завтра уйду, если тебе так хочется… — обречённо взмолился Кавех, — кстати, ты сказал, что объяснишь, почему тебе нельзя в дозор.

    — Кавех… — он словно собирался сказать что-то ужасное, — загляни в дальнюю комнату, только, прошу тебя, тихо и аккуратно.

    Кавех послушно встал с дивана и заглянул в комнату. На кровати лежал полуодетый Сайно с, похоже, холодным компрессом на голове. На тумбе возле кровати стоял десяток каких-то лекарств. Сам Сайно что-то шептал, но казался спящим.

    — Ни на минуту из дома не выйти, — с печалью в голосе почти шептал Тигнари, — страшно его оставить.

    — А… что с ним? — Кавеха действительно обеспокоило такое состояние друга.

    — По симптомам — отравление, чем конкретно — не знаю. Его мне таким уже принесли. Стараюсь лечить, но уже второй день он лежит в бреду, — голос окончательно сорвался на шёпот, в нём мелькали ноты наворачивающихся слёз.

    — Нари… — Кавех подошёл к другу и обнял его, — всё будет в порядке. Я верю, что ты сможешь ему помочь.

    — Да, да. Собственно, поэтому я не хочу, чтобы ты оставался сегодня… Прости.

    — Ничего, ничего. Утри слёзы, они в целебных отварах не нужны. Он поправится. А я пойду.

  — Спасибо за понимание, Кави, — вытирая слёзы рукавом, Тигнари провожал друга, — а Хайтама отправь ко мне, не забудь. Нам есть о чём поговорить

  — О чём? — Кавех заинтересованно обернулся.

  — Проведу ему профилактическую беседу о вреде курения, — соврал Тигнари. Вернее, частично он сказал правду, но недоговаривать — всё равно, что лгать.

  Тем временем, тяжёлый приступ немного отпустил Хайтама, и теперь, сидя на коленях около дивана, с которого сполз ещё в начале приступа, он старался отдышаться, жадно глотая воздух. Руки и ноги немного онемели, а в глазах мелькали чёрные мушки. Кроваво-красные лепестки и пятна крови были повсюду, лицо и руки также были покрыты обрывками окровавленных лепестков. Уже пару месяцев он мучается этим кашлем, и всё становится только хуже. Улучшений не было и не могло быть. Он малодушно мечтал умереть — уже думал признаться в любви, чтобы получить отказ и умереть на месте. Удобный способ самоубийства. Но что-то останавливало. Наверное, пугало то, что чувства окажутся взаимными, болезнь отступит, а он, изначально мотивированный исключительно желанием жить, останется один на один с преодолением своих зон комфорта. Хайтам знал: просто признаться, получить выздоровление, а потом отказаться от отношений не выйдет — он читал, что осознанный отказ от чувств провоцирует рецидив болезни в ещё большем масштабе. Будет больнее и мучительнее, а этого он не хотел. Пусть всё идёт своим чередом — так, как задумано.

  Кавех подошёл к двери дома, в который абсолютно не хотелось возвращаться. Он уже было потянулся в карман за ключами, чтобы открыть ненавистную дверь, как вдруг осознание волной накрыло его. Ключи так и остались брошенными на тумбе в коридоре. А значит — придётся стучать. На дворе стоял не совсем поздний, но уже вечер, и была вероятность разбудить Хайтама. Или остаться ночевать на пороге, потому что тот снова нацепил свои наушники и спокойно читает и стук, каким бы громким он ни был, не услышит или проигнорирует осознанно. Собравшись с мыслями, Кавех с усилием, чтобы было громче, постучал.

  Чем безумно напугал Хайтама, лежавшего на полу в гостиной в пятнах крови и лепестках. «Только не сейчас, » — мелькнула у аль-Хайтама паническая мысль, — «может, я смогу его проигнорировать?..» Но Кавех стучал вновь и вновь. Взяв себя в руки и приложив последние силы, истощенный днём без еды и ночью без сна, а после одним из самых тяжелых за последнее время приступов, на шатающихся ногах, он начал судорожно собирать лепестки и утирать кровь отовсюду, откуда мог.

  Кавех слышал шум в доме. Суета немного смутила его, но он покорно ждал, что его услышат.

  «Привёл кого-то, что ли? Интересно, » — думал он.

  На скорую руку убрав все признаки кошмара, аль-Хайтам наконец прошёл к дребезжащей от стука двери. Сил осталось совсем мало, в глазах немного темнело, а руки дрожали, но он смог проконтролировать себя и не подать виду. Дверь открылась, и на пороге, как и ожидалось, появился Кавех. Он начал:

  — Извини, я… вспылил немного. Но как ты знаешь, идти мне некуда, — тараторил он. Весь этот монолог звонким голосом Кавеха отозвался болью в висках и затылке, и, преодолевая першение в горле и боль, аль-Хайтам прервал его:

  — Заткнись и заходи. Аренду в этом месяце ты платил и не впустить я тебя не могу. Но чем больше звуков ты будешь издавать, — кажется, Хайтам пожалел о своей разговорчивости в этот момент. Глаза его расширились, когда к горлу подступил ком. Он, сорвавшись с места, оттолкнул Кавеха от двери и, чуть не бегом вырвался на улицу в попытке вдохнуть свежего воздуха. Он прошёл буквально пару метров, скрывшись за углом дома прежде, чем судорога пробрала всё тело и заставила упасть на колени. Дыхание перехватило, а ком у горла всё тяжелел, а спустя пару секунд десятки лепестков и кусочков стеблей вырвались из его глотки. От спазмов в груди и животе всё болело, будто его избивали толпой, а лепестки всё летели и летели. В глазах периодически темнело, Хайтам опёрся рукой о землю. Кашель не давал передышки больше, чем на пару секунд, и к нему прибавилась тошнота от бесконечных сокращений мышц живота. Его стошнило желчью с прожилками крови кусочками лепестков. Прошла пара минут, и наконец дышать стало чуть легче, хотя всё ещё безумно больно. Он судорожно старался отдышаться, когда чья-то рука мягко коснулась плеча.

  — Аль-Хайтам?.. — он обернулся и увидел глаза Кавеха, наполненные непониманием и беспокойством. Когда их взгляды пересеклись, он снова почувствовал, как растёт тяжесть в груди, резко убрал руку соседа с плеча и, шатаясь, встал, чтобы отряхнуться и пойти домой. Но истощенный организм таких планов не приветствовал — любая попытка встать, которых он предпринял две или три, завершалась полным провалом, — Хайтам, что с тобой?

  В голове Кавеха творилась полная неразбериха. Что только что произошло?

Кавех помог аль-Хайтаму встать и добраться до двери. В полном молчании они дошли до комнаты Хайтама, когда тот обернулся и строго отчеканил стальным голосом:

- Не смей задавать вопросов. Не смей вмешиваться. Это не твоё дело.

- Но, Хайтам... - он попытался возразить, но был прерван.

- Никаких "но", Кавех. Если тебе нужны объяснения - всё в порядке.

- Да как же в порядке, если... - возмущённым тоном пытался перечить Кавех, но договорить ему так и не давали.

- В порядке, я сказал! - дверь захлопнулась. Кавех развернулся к ней спиной и со стоном разочарования сполз на пол. Вскинул голову выше, чтобы избавиться от нахлынувших слёз. Упёршись затылком в запертую дверь, представавшую стеной не только между ним и, кажется, не совсем жизнеспособным Хайтамом, но и между Кавехом и здравым смыслом, он собирался с мыслями, ловил каждый отрывок сознательного среди всего того ужаса, творившегося у него в голове.

"Вся жизнь поперёк горла уже... Долги, работы непочатый край, вдохновение покинуло меня ещё на прошлой неделе... А аль-Хайтам? Чего он там удумал?.. Что с ним, Бездна его дери, не так? Почему всё просто не может быть в порядке, почему я просто не могу жить как нормальный человек? Почему моя жизнь вечно идёт наперекосяк..."

"Он сидит там, под дверью... Архонты, что ему от меня нужно? Почему он не может просто оставить меня в покое?"

"Зачем я стараюсь? Зачем я пытаюсь ему помочь? Ему ведь это совсем не нужно... Ему никто не нужен... Стоп... Точно!"

- Аль-Хайтам! - пытаясь скрыть дрожь в голосе, Кавех обратился к закрытой двери.

- Чего тебе? - он сдерживал кашель всё время, что сосед сидел у порога, поэтому слова выходили с трудом.

- Тигнари просил тебя зайти к нему. Сказал, что вам есть о чем поговорить.

"Я бы уже и сам тащил тебя к нему, если была бы в тебе хоть капля человеческих чувств, Хайтам"

"Мне бы и не понадобилось идти к нему, если бы не ты, Кавех"

Хайтам знал образ мысли и действий всех, кого пускал к себе в узкий круг общения, как свои пять пальцев. Знал, что после ссоры Кавех ушёл к Тигнари жаловаться на то, какой Хайтам невыносимый. Знал, что рассказал ему о кашле. Знал, что для Тигнари раскрыть его аферу с курением - проще простого. И знал, зачем сейчас Тигнари хочет его видеть.

- Хорошо. Я схожу к нему завтра, - он уже не мог сдерживать подступающий приступ и, сев на кровати, чтобы не задохнуться раньше времени, зашёлся в громком, лающем кашле.

- Хайтам, может... - на этот раз Кавех заткнул сам себя. Не нужна ему ни вода, которую он было хотел предложить, ни какая либо другая забота. Кавех ему не нужен, да ему вообще кроме книг да наушников ничего не нужно. Пусть сидит в комнате, пусть гниёт и загибается от собственной бесчувственности - пожалуйста! Кавеху же лучше - чем меньше Хайтам способен говорить, тем меньше будет выносить ему мозги своими нудными лекциями. Кавех встал, тяжело вздохнув, и направился в свою комнату, где его весь день дожидалась бутылка крепкого вина прямиком из Мондштадта. Ночь опустилась на город и бокал вина в приятной полутьме смотрелся живописно. Бокал в дрожащих руках Кавеха отражал блики пары зажжённых на столе свечей. Залпом опустошив его, а потом и ещё пару, ощутив, как немеет кончик языка и скулы, улыбаясь, Кавех распустил волосы и крепко взял себя за них на затылке. Набрав в грудь побольше воздуха, он выдохнул, словно стараясь избавиться от глупых мыслей путём самоуспокоения. А в голове так и сидела медленно пожирающим мозг червём мысль об аль-Хайтаме.

"Что с ним? Почему он молчит о своём состоянии... Архонты, почему я вообще думаю о нём так много?.. Почему его состояние занимает меня больше, чем состояние Сайно..."

Так много вопросов на одного Кавеха - слишком.

"В чём его проблема?.. Почему он просто не может чувствовать, почему просто не может быть человеком? Что я должен сделать, чтобы он хоть что-то почувствовал?.."

Кашель разрезал тишину, и, услышав эти звуки, разрывающие душу Кавеха, тот лёг на кровать и, зарывшись поглубже в подушки и накрыв голову одеялом, постарался заснуть.

Всю ночь Хайтам не спал. Ходил по комнате, боясь лечь и задохнуться. Как бы ему не думалось, что он готов к бесславной смерти, её близость пугала до дрожи в коленях. Ему не хотелось умирать, но и не хотелось жить так. Его любовь убивает его изнутри, и он ничего с этим не сделает. Хотя он был готов уже признаться и принять участь непутёвого партнера, неспособного строить здоровые отношения, к одному он был не готов - к мгновенной смерти. Кавех может отказать, и это убьёт Хайтама на месте. Десятки бутонов распустятся на благодатной почве из боли и ненависти, а сотни шипов пронзят сжавшееся от страха сердце. Так, с кашлем и болью, он может прожить ещё пару недель, а может и месяц, но если пойдёт и признается сейчас - может умереть на месте.

Наступало утро, первые солнечные лучи пробивались сквозь лёгкие шторы. Хайтам, заснувший за столом, проснулся от лёгкого касания по плечу:

- Вставай, пошли, - говорил обеспокоенно Кавех, зачем-то прикасаясь холодными дрожащими пальцами к губам секретаря, - Тигнари пришёл.

- Т-ты... Дай мне хотя бы привести себя, - начал он охрипшим голосом, вдруг закашлялся, протёр глаза и понял, зачем архитектор трогал его лицо - кровь была повсюду. На его лице, одежде, на столе, за которым спал, на руках... - в порядок дай себя привести! - Хайтам пытался вырваться, но обессиленное тело не поддавалось командам воспалённого мозга.

- Извини, конечно, но ты уже себя в порядок не приведёшь, даже если очень постараешься, - кровь попала и ему на руки, и он, брезгливо утирая её, продолжал тащить соседа в гостиную, где пришедший Тигнари сидел как на иголках.

Кавех так и не смог уснуть этой ночью. Кашель Хайтама резал ему уши, но сильнее он разрывал сердце. Хайтам был ему дорог, как бы не были ненавистны Кавеху его многочасовые лекции, шумоподавляющие наушники и привычка забирать его ключи. Несмотря на все разногласия, Хайтам был ему нужен. Потому, аккуратно поднявшись с кровати, когда аль-Хайтам, по звукам, затих и, возможно, уснул, Кавех быстро собрался и отправился в Гандхарву в надежде, что Тигнари всё-таки согласиться помочь.

- Тигнари, - шёпотом, в полной темноте, пытался дозваться Кавех, - ему очень нужна помощь.

Кавех уже понял, что курение было прикрытием - не настолько он глуп, чтобы не знать, что за пару месяцев курения люди кровью не кашляют. Но от чего кашляют - не знал.

- Что такое? Сайно только-только очнулся, я не могу его оставить... - фенек виновато опускал глаза.

- Тигнари, мы его потеряем, если не сделаем сейчас хоть что-нибудь! - умоляюще хватая за предплечья друга шептал Кавех, - с ним явно что-то не в порядке. Нет, не так - с ним сейчас ничего не в порядке!

- Хорошо. Иди к нему, я сейчас попрошу Коллеи проследить за Сайно. Пойду прямо за тобой, и лучше нам поторопиться, если всё так серьёзно, как ты описываешь.

Кавех, услышав от стража согласие и инструкцию, сразу рванул обратно. Он начинал осознавать, что каждая минута у него сейчас на счету. И состояние Хайтама волновало его сильнее, чем что-либо ещё. Потому что он друг, потому что он безумно дорог, как бы он сам того не отрицал.

Архитектор вбежал в дом, а за ним и лесной страж, и оба почувствовали, как резко отличается запах на улице и внутри. В коридоре стоял резкий запах железа и каких-то приторных цветов.

- Тащи его в гостиную. Немедленно, - голос Тигнари был как никогда строг. Он уже осознал, что всё слишком серьёзно, чтобы медлить.

- Д-да, - дрожащим голосом проговорил, проходя вглубь дома, архитектор.

Теперь, ведя под руку еле переставляющего ноги Хайтама, Кавех был безумно напуган. Он абсолютно потерял нить происходящего. Хайтам, всегда казавшийся скалой, холодным бесчувственным камнем, сейчас выглядел таким... человеком. Тяжелобольным, отчаявшимся, потерянным, но таким... нормальным. Словно сейчас его душа обретала новые черты, становилась более живой, как бы это ни было странно видеть в умирающем человеке.

- Кавех, выйди, - не терпящим возражений тоном проговорил Тигнари, и от этой жесткости Кавех не нашёлся, что ответить. Он хотел остаться, побыть рядом с другом, но может, так будет лучше. Он пробурчал согласное "Угу" и пошёл в свою комнату, где лёг на постель, закрыв лицо руками.

"Почему это происходит с ним? Чем он это заслужил?"

Подобные мысли долго терзали ему голову, пока в гостиной, как он надеялся, его друга спасали от скорой смерти.

- Итак, план у тебя такой - ты отвечаешь мне на вопросы чётко и по делу, быстро и исключительно правду, - фенек явно был зол на Хайтама, - ты понял?

- Мгм, - говорить полноценно не давали лепестки. Летели десятками - после сна их накопилось особенно много, и вместе с надрывным кашлем и кровью они выходили из изнурённого тела. Поймав двумя пальцами окровавленный лепесток, Тигнари осмотрел его и сказал:

- Цветок скорби?

- Д-да, - севшим голосом подтвердил Хайтам.

- Кто этот человек? И не смей сейчас отворачиваться от вопроса, Хайтам. Ты же понял меня?

- Понял, понял... - голос его дрожал. Он не хотел говорить. Он не хотел даже думать об этом.

- Говори. Сейчас же. Я ведь догадаюсь. Хайтам, я не могу спасти тебя, ты же знаешь. Ты можешь спасти себя сам, и только. Мы оба прекрасно знаем, что с тобой, и я уверен, ты знаешь, что лекарство у тебя одно, и я его на своей кухне сделать не смогу. Так что выкладывай.

При одной мысли о признании все внутренности Хайтама сжимались в тугой болезненный ком. Если он сейчас скажет Тигнари правду, тот заставит его признаться. Даже при возможности мгновенной смерти, потому что страж уверен - Хайтам должен воспользоваться любым шансом выжить.

- К-кавех, - на выдохе, с болью в голосе сказал аль-Хайтам.

- Что? - Тигнари непонимающе смотрел на друга, - что ты имеешь в виду?

- Ты просил... - он откинул голову на спинку дивана и упёр невидящий взгляд в потолок, - просил сказать кто это, - голос его срывался на шёпот и хрип. Стебли уже готовы были расти сквозь органы, разрывая тело Хайтама изнутри, пока чувства разрывали его душу.

- Как давно?

- Давно, Нари, - он закрыл глаза и попытался вдохнуть, но вновь его изнутри пронзила жуткая боль, а лёгкие свело спазмом. Вновь кашель, раздирающий лёгкие. Вновь кровь, стекающая по подбородку на уже пришедшую в негодность одежду.

- Хайтам, ты знаешь лекарство, - Тигнари старался держать строгость, но внутри ему хотелось обнять друга, сказать, что всё будет хорошо. Однако будет ли - зависит ни от кого другого, кроме Хайтама.

- Мхм, - он чувствовал напряжение, исходящее от Тигнари, потому обратил свой полный боли взгляд на сидящего рядом, - я постараюсь сделать это...

- Хорошо, - Тигнари встал, но вместо того, чтобы отправиться к выходу, прошёл к комнате Кавеха.

Страж тихо приоткрыл дверь, заглядывая в комнату. Кавех, казалось, спал. Он не переодевался, так и лежал в одежде, в которой пришел за помощью. Тигнари тихо зашёл и сел рядом с ним на кровати. В свете, пробивавшемся сквозь закрытые шторы, он увидел размазанную по лицу Кавеха тушь. "Плакал," - подумал Тигнари и мягко прикоснулся к лицу Кавеха, утирая ещё не высохшие слёзы.

- А? - проснувшись от прикосновений, он с трудом открыл глаза и, увидев Тигнари, сел на кровати, - как он?

- Нормально. С ним всё будет в порядке, Кави. Тебе нужно отдохнуть.

- Ты уверен?.. - где-то в глубине дома вновь раздался кашель.

- Да. Мне пора. Всё будет хорошо, - он обнял Кавеха, на глазах которого вновь появились слёзы.

- Спасибо, Нари. Я зайду к тебе завтра.

- Хорошо. Присмотри за Хайтамом. Не выпускай его из дома. Мало ли что с ним может случиться.

- Я постараюсь, но... Ты же понимаешь, что он меня не послушает?

- Послушает. Поверь, - Тигнари вышел из комнаты, бросил беглый взгляд на стоявшего у окна аль-Хайтама, и ушёл.

В голове аль-Хайтама творилась невообразимая вакханалия. Он не хотел умирать. Его ранние малодушные мысли о смерти сейчас казались ему бредом, потому что жизнь свою он любил. Он не любил страдать, но для него существовало три исхода, и во всех трёх он страдал. Он может пойти и признаться, но если получит отказ - умрёт. Он может получить согласие, но тогда ему придётся переступить через свои принципы, что доставит ему немало проблем. А если не признается - проживёт ещё от силы пару недель в бесконечной неутихающей боли и умрёт. Три исхода. В двух его страдания продолжаются, в двух всё заканчивается смертью. Самый невыгодный - ждать... Он открыл окно и потянулся за сигаретой. Привычка уже выработалась, да и сейчас заткнуть мозг никотином казалось не такой плохой идеей - физически ему эта сигарета хуже уже не сделает.

Кавех достал из-под стола початую бутылку вина. Опустошив её в пару глотков, он схватился за голову. Он начинал осознавать, что что-то не так в его отношении к Хайтаму.

Всегда было не так. Экспрессивный, не привыкший молчать Кавех затыкал себе рот, когда Хайтам того просил. Пытался угодить ему больше, чем другим. Старался менять свои привычки, чтобы соседу было комфортнее с ним жить. Конечно, он в том числе отдавал должное человеку, проявившему к нему приемлемое и благосклонное отношение, но не со всеми, кто так с ним поступал, он чувствовал такой трепет и желание быть идеальным.

Набравшись смелости, Кавех вышел из комнаты. Он понимал, что каждый час может стать последним часом в жизни столь дорогого ему человека. Он к нему слишком привязался, чтобы вот так отпустить. Он хотя бы должен попытаться. Хайтам стоял у окна, держа тлеющую сигарету.

- Снова куришь?.. - обречённо спросил Кавех.

- Да, - Хайтам старался не показывать эмоций. Сейчас это было ни к чему.

- Я хочу с тобой поговорить. Давай присядем, - от этих слов внутри секретаря всё сжалось. Поговорить? С ним? Сейчас? Кажется, только от этого разговора ему станет настолько плохо, что выход в лице смерти перестанет казаться неприемлемым.

- Сейчас. Закончу, - он чуть приподнял руку с сигаретой, - дай мне две минуты, - Кавех встал с дивана, на который только сел, взял пепельницу с подоконника и поставил на стол перед собой, другой рукой подталкивая Хайтама к дивану.

- Кури здесь, - глаза Кавеха были опущены, - если так хочется.

- Тебе ведь будет неприятно. У тебя ведь аллергия, - пытался отнекиваться секретарь. На деле он просто пытался оттянуть момент разговора настолько, насколько это возможно.

- Тебя два месяца это не трогало, - говорил архитектор буднично-обречённым, пустым голосом, - к тому же, я врал. Так, не будем переводить тему, - а Хайтам уже хотел. Уже хотел уцепиться за призрачную возможность пристыдить Кавеха, отправить его обратно в комнату, вновь убежать от разговора. А он словно мысли читал.

- Кавех, - он сделал последнюю затяжку, - я не горю желанием говорить.

- А ты никогда не горел. Сейчас горю я, - да, а Хайтам сгорает от боли, которую причиняет звук голоса Кавеха.

- Х-хорошо, - решительность архитектора пугала. Он затушил сигарету и посмотрел на него испуганным, затравленным, потерянным взглядом.

- Хорошо. Признайся мне честно, - от этих слов внутри всё похолодело, - что с тобой?

- Кавех, ты, - "не много ли на себя берёшь," - крутилось в голове. На языке было совсем другое, - со мной...

- Что? Договаривай.

- Ты что-нибудь слышал о ханахаки? - голос секретаря уже и не пытался вернуться в нормальное состояние, оставшись на уровне шепота.

- Ханахаки...

Кажется, пазл начал складываться. Надрывный кашель, полумертвый вид, а тут и эти цветы... Кавех знал о ханахаки. Романтичную натуру архитектора не могли обойти бульварные романы с трагичными финалами, где кто-то буквально умирал от неразделённой любви. Но чтобы такой участью был "награждён" Хайтам?! Этот бесчувственный, непонимающий человеческих эмоций кусок гранита науки? Да быть такого не может, по крайней мере - не в этой вселенной.

- Да, Кавех. Ханахаки, - он смотрел на архитектора глазами, полными отчаяния.

- Вот как... - он принял задумчивый вид, пока пытался уложить всё это в своей голове, - хорошо. Я понимаю.

- Что-то ещё? - снова приступ кашля.

- Хайтам... - снова сердце рабивалось на мелкие-мелкие осколки при одном взгляде на страдающее, окровавленное лицо секретаря, - изначально, - голос его дрожал, он вот-вот был готов разрыдаться, - я просто хотел сказать, что... - слёзы предательски появились на глазах, - что я не хочу тебя потерять, - Кавех пытался держаться, пытался скрыть дрожь в голосе и утереть слёзы, но ничего не получалось. Хотелось просто прижать к себе столь бесценного, сколько близкого к смерти человека, без которого жизнь Кавеха уже была бы абсолютно не такой. Это была бы уже не жизнь. Не сумев сдержать порыв эмоций, Кавех таки взял Хайтама за руку и опустился головой к нему на колени. От этого жеста в голове аль-Хайтама что-то щёлкнуло. Повернув голову к лицу секретаря, утирая рукавом белой рубашки потёки туши, Кавех умоляющим тоном просил:

- Скажи мне, кто этот человек. Может, я могу что-то сделать... Ты ведь знаешь, как можно выздороветь, да?

- Кавех, - Хайтам начал и сразу замолчал. Так сразу, так с ходу признаться... Внутри всё сдавливало болью, он буквально чувствовал, как цветы заполняют его лёгкие, стебли сдавливают артерии. Его и без того бледное лицо стало почти прозрачным, от чего застывшая на губах кровь и почти чёрные синяки под глазами стали контрастировать сильнее.

- Да, это моё имя. Просто скажи, в кого ты так сильно влюблён, это несложно. Просто назови имя. Я не буду осуждать, мне не важно - женщина, мужчина, знаком этот человек мне или нет. Я просто хочу помочь, - слова Кавеха одновременно разрушали его изнутри и при этом придавали сил. Кажется, вот он - момент истины.

- Да, в принципе, - болезнь как будто чувствовала, что Хайтам собирается от неё избавиться, и грудная клетка вдруг наполнилась нестерпимой болью, а горло свело от подступающих бутонов, - я имя тебе уже назвал... - и зашёлся сильнейшим кашлем. Цветы летели, кровь уже не просто стекала каплями - всё горло Хайтама было разодрано, и кровь покрывала всё вокруг. Бутоны, лепестки, стебли - всё это оседало на руках, на теле, на столе и диване. Кавех подскочил, постарался усадить соседа прямо, чтобы он не задохнулся окончательно и мягко поглаживал его по спине, пока тот приходил в чувства. Кашель наконец закончился, и Кавех начал:

- Что ты имеешь в виду? Когда?

- Только... Что... - слабым голосом, едва слышно он прошептал.

- Ч-что... - осознание как обухом по голове ударило, архитектор вдруг понял, что причиной страданий аль-Хайтама был он сам. Все это время.

- Я... Влюблён в тебя... Кавех... - на выдохе, шёпотом, обречённо наконец признался аль-Хайтам.

- Ха-айтам, - голос Кавеха дрожал. Он не знал что делать. Рука медленно потянулась к бедру соседа, и он, медленно поглаживая аль-Хайтама в успокаивающем жесте, продолжил, - я... Я тоже. Хайи, - он никогда его так не называл, но всегда хотел, и этот момент показался ему подходящим, - я тоже влюблён в тебя. Но... Я не знаю, насколько я уверен в своих чувствах. Я осознал это совсем недавно, поэтому...

Хайтаму стало легче дышать. Он осознал это не сразу. Горло ещё саднило, но уже не так сильно. От боли уже не хотелось выть. Кавех не врал. Кавех принял его чувства. Ответил взаимностью...

- Кави... Твоя неуверенность нормальна... Всё в порядке... Я тоже не уверен, но не чувствах, как понимаешь. Я не уверен в том, что способен на нормальные отношения.

Кавех увидел, что аль-Хайтаму стало лучше. Напряжение спало и он нервно рассмеялся:

- На нормальные ты точно не способен. Как и я.

- Ну, да, ты прав. Но... Мы ведь можем... Попытаться?

- Конечно. После такого - я уверен, что у нас что-то да получится.

Дверь в дом открылась. Вошёл Тигнари.

- Ну, что? Как ты, Хайтам?

- Да вот, как видишь, - рука Кавеха всё ещё лежала на бедре аль-Хайтама.

- Ты смог?

- Да, я... Но, понимаешь, это все так сложно...

- Архонты, да потрахайтесь вы уже. Но давайте не прямо сейчас, дайте мне хотя бы выйти за дверь, - он усмехнулся.

- Нари... Стой, - его остановил Кавех, - спасибо.

- За совет?

- Нари! За помощь, - архитектор покраснел.

- А, да, всегда пожалуйста. Но только если не будешь орать.

- Да, извини... Как там Сайно?

- В порядке. В полном порядке. Хотел было прийти, проведать Хайтама, но я не пустил.

- Хорошо. Я рад, что у нас всё закончилось лучше, чем могло бы.

- Да. Раз у вас всё в порядке, я вас оставлю. 

- Давай. Передавай привет Сайно.

- Обязательно, - он вышел за дверь. 

Кавех проводил Тигнари и вернулся на диван. Хайтам закурил новую сигарету.

- Ты же курил, чтобы скрыть кашель, да?

- Да.

- Зачем куришь сейчас?

- Хочу попробовать, каково это без болезни. Тогда это почти не ощущалось, а сейчас... - он затянулся и сразу же закашлялся, - ну и дрянь, - кашель Хайтама сначала напугал архитектора, но после его слов он сразу расслабился.

- Дай попробовать.

- Зачем?

- Интересно. Интересно чем ты травил себя всё это время.

- Хорошо, - но сигарету он затушил, а Кавеха притянул к себе за подбородок и смазанно, резко поцеловал. Оба покраснели, а Хайтам пояснил:

- Тебе эта гадость не нужна. А вкус мог почувствовать и на губах.

- Ага. Вместе с кровью и... - он потянулся к своим губам и снял с них лепесток, - цветами скорби.