In the woods somewhere

 «Когда предки наших предков вдруг возомнили себя великими, всемогущими и перестали молиться богам, что их оберегали, по-настоящему могучие разгневались и оставили их.» — мама печально глядела в даль, рассказывая про богов, будто бы пыталась увидеть хороший знак, благословение давно ушедших, но каждый раз лишь давилась горьким трезвым осознанием.

«Теперь никакие мольбы не могут вернуть нам наших покровителей.»

  Она знала об этих могущественных существах только по рассказам, но знала очень много, как будто проживала это всё сама. Вполне вероятно и проживала, пыталась, звала, молила, но не выходило, как не выходило ни у её матери, ни у её бабушки. Бывшим жрецам уход богов дался труднее всего. Ремесло, направленное на общение с неземными сущностями с вопросами и бытовыми просьбами, больше не имело смысла. Не имело смысла, но те, кто когда-то слышали их голоса, не могли в один момент перестать верить, не могли забыть их мудрости, благосклонности, поэтому и продолжали поколение за поколением надеяться на примирение.

«Однако же дожди идут и солнце греет, поля цветут, а пища нас не отравляет, не всё так плохо, хоть и не так хорошо как было.» — и всегда в ней была надежда, постепенно гаснущий огонь, но всё ещё достаточно сильный перед мелкими невзгодами, слабая, но обнадеживающая улыбка.

«Может быть не все оставили нас.»

  Передавать огонь дальше — такой удел был у рода Чжань, наверное поэтому глубоко верующая матушка добавила в имя сына иероглиф «Си» – «Надежда». Только в сумерках, в лесу, на оставленной воинственными богами местности, надежда была только на себя. Кто-то из бывалых давным давно в деревне сказывал, что если не выйти на опушку до того момента, как солнце будет близко к горизонту, то дорогу до восхода будет не найти. В переходное между днем и ночью время, всяческим бесам проще простого запутать тропки и жестоко затрепать недалекого странника. Чжэнси слышал много раз предостережения, но все они судорожно проносились мимо. Сейчас со всем скопом мыслей вспоминались лишь слова одного из старейшин «Умные учатся на чужих ошибках, глупые – на своих» и так уж получалось, что глупым Чжэнси было трудно назвать, но и, оказавшись где-то глубоко в лесу, когда уже опустилось дневное светило, умным назвать себя он уже никак не мог.

  Голодный вой, разносящийся в кронах вековых сосен, таким же эхом звучал в голове. Звери, бесы или паникующий разум — особой разницы не было, в любом случае грозила пытка и из выборов оставался только бежать или умереть на месте. Если не дикие животные, то он и сам себя похоронил бы, наверняка после всего одной ночи во всепоглощающей алчущей души тьме продолжать адекватно мыслить стало бы невозможно. Бежать. Оставалось только бежать меж цепких стволов бесчисленных хвойных и когтистых ветвей, каждый раз со смертельным ужасом вбирать воздух как в последний, чтобы бесшумно умереть и снова продолжить бег, убедившись, что всё ещё жив, что ещё не пойман.

  Хруст сухих ветвей и невоображаемый хищный рёв позади звучали как реквием, пока загнанным взглядом он не обнаружил небольшой островок лунного света. Кроме того, казалось, там темнела постройка. По мере приближения так и было, небольшой полуразрушенный домик — этакий оазис среди хвойного леса — возможно был похож скорее на ловушку, но думать ни времени, ни сил не было, как и бежать дальше — невыносимо. После мимолетной надежды на укрытие вдруг ощутилась небывалая тяжесть в теле, горло драло во все четыре медвежьи лапы страха и отчаяния. В тусклом свете затучивающегося звездного неба была едва различима дверь, только за скосившейся до пола с крыши балкой попытки её открыть были тщетны. Казалось бы куда подлее может быть судьба, сначала уведя в незнакомую даль от дома, а на конец и вовсе обманув такой простой надеждой.

Прислонившись спиной к ветхим стенам, наконец заглянув за свою спину, Чжань увидел тех, кого так не желал — не определенные опознаваемые твари, а какие-то здоровые силуэты. Рычали так свирепо, как и рвали полотна мха под собой, метали острые взгляды из тени и почему-то пока не поторапливаясь выходить на свет.

Пока они медлили, вероятно выжидая наиболее удачного момента, чтобы броситься и за два прыжка вцепиться в глотку, дверь всё не поддавалась, будто оберегаясь от прокаженного. Будто недостаточно было богам всего дерьма вкупе, этот изветшалый кусок дерева всё ещё держался слово закаленная сталь, когда твари стали выходить из ночи на заросшую тропу.

  Богам...

  Богам!

— Молю… — это была самая тихая надежда в его жизни, самая маленькая в огромном мире частичка веры билась крохотным птенчиком, уползающим от смерти. — Дай пережить эту ночь…

  И внезапно, пробившийся сквозь чащу леса, свежий ветер потушил яростные хищные огни, и унес в даль посторонние шорохи. Луна игриво выглядывала из-за подвижных облаков, стали слышаться редкие пения птиц, характерные для сезона, а на душе вдруг стало спокойно, словно на море в штиль. Ощущение разбуженного среди кошмара. Кошмара наяву, настолько правдоподобного, что в раз высосал все силы. На протяжном вымученном выдохе Чжань съехал вниз по стенке, пытаясь сконцентрироваться на дороге домой. Проматывал все повороты с закрытыми глазами, чтобы наверняка, но никак не мог точно представить путь, все смазывалось и плыло за судорожными "убежать, оторваться, спрятаться". Что ж, и раньше способности к ориентированию у него были не доведены до приемлемого уровня, а теперь и вовсе не подавали признаков жизни. Максимум, что был доступен, это сторона, с которой он явился, и в целом, если очень сосредоточиться, то к утру можно сообразить приблизительный план местности. Вот он лучик света, посмеиваясь, пробивался через тяжелое облако.

Все бы ничего, как среди этой мирной обстановки громом среди ясного неба раздался скрип заржавевших дверных петель. Чжань напряженно уставился в щель и когда дверь открылась во внутрь, ему вдруг захотелось завыть как те самые звери. Никаких просветов, только свинцовое небо.

— Здравствуй! — голова в проеме слишком жизнерадостно глядела на него.

Огибая просевшую с крыши древесину, в минутную заминку незнакомец вышел под слабые лунные лучи. Стоя прямо напротив, он откровенно рассматривал гостя, то ли ожидая ответа, то ли уже его зная, пока в голове этого самого гостя смешивались в нелицеприятную кашу все знания и представления о мире под свечение золотистых, как у местных полозов, очей. Настойчиво, но не опасно, не ощутимо, но согреваемо. Казалось, столь миловидная мордашка монстрам точно не присуща, но разве же все чудовища безобразны? Одни потерянные боги ведают насколько искусны могут быть демоны, а такой складный и очаровательный молодой человек на вид, вероятно мог быть всем демонам демон, и в таком случае настало время припоминать отходную, потому как умирать уже было, пожалуй, не так страшно.

— Ты же не немой, — прищурился сомнительно, откуда-то уверен Чёрт, и, чтобы вконец загнать в тупик забавной абсурдностью, добавил — Если не назовешься я сам придумаю тебе имя!

Изящный веер в его руке чуть было не тыкнул в лоб гостю. Чжэнси дернулся от неожиданности, но отступить было некуда, позади была на удивление крепкая стена, справа покосившаяся балка, а слева дичайшая усталость.

— Как бы тебя назвать...

Смирение с судьбой, наверное, выглядит именно как желание насмотреться на красивые одеяния будущего убийцы, если так не выглядит отчаяние или безумие.

— Маоми¹?

Голубые цветы, напоминающие орхидеи, и тонко вышитые золотые быки. Довольно миролюбиво и пышуще жизнью, нежели выбирал непросвещенный в людские верования демон. Хотя уже и не важно, в таком приятном месте хотелось бы умереть на старости лет.

— Сяонио²? Сяогоу³?

Бездумный, витающий взор Чжаня случайно зацепился за врата на конце полянки перед домиком.

Тории⁴.

Причина по которой звери убежали...

Святые земли!

— Чжэнси, — опомнился он, словно сложив в голове простейшую арифметику. — Меня зовут Чжань Чжэнси.

— Поздно! — светился довольством потерянный бог, мгновенно складывая лучшую альтернативу. — Отныне будешь Си-си!

А человеку не осталось ничего кроме как тяжко выдохнуть, переваривая всю информацию. Перед ним было великое забытое божество собственной персоной, вот так нелепо забавляющееся, придумывая проходимцу новое имя. С одной стороны посмеяться и забыть, а с другой он стоял перед могучим существом, что по легенде может горы свернуть одним махом. Похоже в таком случае говорят "и смех, и грех", но опасности или хотя бы мелкого трепета перед ним не было. Благоговение было бы кстати, но и то чувствовалось вяло.

В свете сложившегося возникало много вопросов, но главным всё ещё оставался вопрос выживания. Как бы не стать дождевым червем, спросив дорогу домой?

— Хмм, — подобрав длинные полы ханьфу, божество уселось напротив на корточки, как бы становясь на один уровень с гостем для беззаботной беседы. — Ты заблудился что ли?

Поразительная проницательность!

— И что же привело тебя холодной ночью в лес? — любопытным полозом глядел на Чжаня бог.

— Теньки. — тому вроде и хотелось выложить чуть больше чем примитивное односложное предложение, но удавалось нести лишь сухую суть. — Я пришёл за теньками.

Спустя полминуты непонимания Цзянь хлопнул веером о раскрытую ладонь, наконец уловив мысль, что пытался донести его проходимец.

— Ты про тенерастущие ромашки, верно, Си-си?

Чжэнси быстро закивал и божество мигом поднялось с насиженного места, чтобы прошествовать по скрипящим половицам к крохотной клумбе за крыльцом. Когда же человек осторожно придвинулся лишь на коленках к краю, чтобы хоть глазком узреть куда вдруг повело его столь взбалмошного собеседника, взор его поразился самым настоящим чудом: из опущенных в землю, черных как сажа, семян за считанные секунды повылезали сильные стебли под одним лишь мягким дуновением с уст бога. И сквозь мгновение клумба под луной потемнела от живых бутонов тенелюбивых цветов, а глаза Чжаня вдруг высохли настолько, что хотелось как любому другому в этом случае лишь бездумно разрыдаться прямо тут под разбитой крышей храма, в неоплатном долгу.

— Первое чудо, подаренное тебе, человек, — молвил крайне удовлетворенный своей работой бог, бережно оглаживая лепестки ближайшего цветка. — Да-да, можешь не благодарить, я слышу твои хвалебные мысли, мой немногословный друг.

Чжань никак не смел коснуться творения Бога. Границы реальности и бреда в его накалённом сознании затрещали, вводя в ступор. Ну не могло же быть всё настолько складно под конец чуть не смертельно ужасного дня! Хотя конечно глаза говорили об обратном. Вот они видели чудо, они видели спасение, не только своё на минуточку! И не верить им было бы всё равно, что будучи голодающим ударить по руке, протягивающей спасительный ломоть хлеба. Так что, если уж и пребывать в безумии, то по полной! Если Бог протягивает тебе букет целебных трав, то нужно взять и поблагодарить.

— Спасибо, — словно ни жив, ни мертв, нескладным движением Чжань прижал тёмные стебли к груди.

— Так уж и быть, поверю, что дитя моё шокировано столь неожиданным раскладом и отправлю восвояси с дарами на честном слове, — всё-таки будучи у себя на уме, Цзянь покивал своим мыслям и одарил путника прищуренным, не опасным, но хитрым взором.

Чжэнси был далёк от понимания происходящего в целом и возьмись он тут разбирать, что задумало это добро-коварное божество и верно впал бы в беспамятство от нагрузки на такую хрупкую человеческую душу. Он только напряженно прижал теньки ближе к себе, просто как рефлекс, но опасаться было всё ещё нечего.

—Я не бог-воитель, но любая нечисть боится святого, так что благословить на безопасную дорогу домой, разумеется, смогу, — важно покручивая в руках веер, казалось Цзянь закручивает особые винты в голову Чжаня, нить разговора терялась легко и не согласиться с ним даже из логических соображений было трудно. — Но! С условием, что мой верный последователь обязательно вернется восстановить храм и как прежде служить своему богу!

Улыбался так волшебно. Непроизвольно собственные уголки губ под впечатлением потихоньку поднимались вверх. Это было определенно какое-то божественное обаяние, что-то между тягой к неизвестному и неизменной любовью матери. Что-то такое неправильное и правильное одновременно. Вероятно это всё было результатом безумных происшествий и открытий за один вечер. Вероятно сумасшествие.

Чжэнси кивнул.

— Чудно-чудно! — Бог радостно подбросил свой веер высоко и хлопнул в ладоши, так что атрибут тут же рассыпался на множество золотистых осколков. — Она отведет тебя домой!

Чжань покрутил головой в поисках кого-то, кто должен был его проводить, но ни разу не заметил кого-то живого и менее примитивного чем насекомое. Кроме конечно Цзяня, который озорно глядел куда-то за него и через пару мгновений, когда видимо порог человеческой глупости был пройден, протянул руку к плечу человека. Он не коснулся, но там же ощутилось легкое покалывание под маленьким весом.

Редкий рыжий воробей смотрел на человека пронизывающе светлыми глазками, будто бы внимательно изучая, а очевидно хозяин этой самой миловидной птички, поглаживал пальцем аккурат по крохотной голове.

— Давай-давай, дома поди спохватились.

Чжань хотел было сам коснуться оперения маленькой проводницы, но та мгновенно взмахнула крыльями и целенаправленно полетела прочь.

— Иди за ней, запоминай дорогу и веди мне новых последователей! — Бог собственной персоной махал уходящему на прощание.

Ощущение было такое будто его послали к соседям за хлебом в долг, а не к себе домой с обещанием иметь совесть и не задерживаться там, чтобы заниматься настоящим вот делом, служением богу.

И что же,

Чжань обязательно вернется.