Светлые локоны малышки Люцифиэль подпрыгивали задорными волнами, пока она кружилась на поляне в неуклюжем, но весьма трогательном танце. Миниатюрные туфли приминали травинки, оставляя запутанный след, а белоснежные крылышки трепетали, так и норовя приподнять их обладательницу над землёй. Люцифиэль и сама не против наконец научиться полётам, чтобы быть как взрослые, однако вмиг робеет под бдительным присмотром матери. И не только.
Мальбонте отвёл взгляд от широкого окна, обратив внимание на супругу, что стояла рядом и приобнимала его, поглаживая ладонью по спине. Это были редкие минуты покоя для обоих, свободы от повседневных забот и незначительных, но утомляющих пререканий. Поцеловав жену в макушку, он пробормотал:
— Когда смотришь на отпрыска наших советников, не думаешь о том, что у нас могла быть такая же красивая дочь?
Люция почти незаметно встрепенулась. Подол платья тихо зашуршал, стоило ей отстраниться и, упрямо скрестив руки на груди, отойти от полукровки на несколько шагов.
— Нет, Маль, нам не нужен ещё один ребёнок, — заявила с непоколебимой — поистине королевской — уверенностью. На секунду атмосфера комнаты оказалась буквально поглощена сгустками алой энергии, насквозь пропитанной раздражением. Люция не любила обсуждать вопросы, которые касались потенциального пополнения в их семье, — у нас и так два сына! Тебе этого мало? Тогда вынашивай и рожай сам, а я на это больше не подпишусь.
Мальбонте закатил глаза. В их недолгую идиллию вновь просачивалась характерная язвительность дочери Сатаны.
Иногда он не понимал, зачем вообще женился на ней. А потом Люция оттаивала, улыбалась нежно-нежно, и тогда он вспоминал причину.
Как бы то ни было, эту невыносимую дьяволицу Маль любил. И она любила его, а иначе между ними ничего не сложилось бы с самого начала, до примирения, ультиматума предложения руки и сердца, свадьбы и долгожданной не для Люции беременности.
Сейчас она бросала на него мрачные взгляды, отстраняясь и вновь замыкаясь в себе.
Кажется, в мире людей это называют склонностью к депрессии. Некстати вспомнилось давнее предостережение, озвученное Дино:
«Не знаю, каких небылиц наговорила тебе Вики, но, пожалуйста, оставь Люцию в покое. Она… боится серьёзных отношений. Ты причинишь ей боль»
С обречённым вздохом Мальбонте приблизился к супруге и, не встретив ожидаемого сопротивления, заключил в объятия. Провёл ладонями от лопаток до поясницы, привлёк ближе к себе, заметив тревожный трепет багровых крыльев.
— Я в детстве мечтал, чтобы родители подарили мне сестру или брата.
— А я рада, что у своих была одна.
— Эгоистка.
— Ещё какая.
Обстановка разрядилась столь же быстро, как была накалена. Люция снова улыбалась, и Мальбонте, наклонившись, потёрся своим носом об её.
— А ты, оказывается, умеешь быть милым, — традиционный жест примирения никогда не оставлял её равнодушной.
— За сотню лет нашего брака ты поняла это только сейчас?
За окном послышался звонкий смех, наполненный детской непосредственностью и простотой. Люцифиэль наслаждалась беззаботной жизнью, подаренной стараниями старшего поколения. Юные бессмертные даже не подозревали, какой ценой дался взрослым этот мир.
Пальцы Люции дрогнули, и она крепче вцепилась в плечи супруга. Сдалась.
— Из-за нас на Небесах случится перенаселение.
— Мы передаём уникальную наследственность.
— После отмены Запрета, лет через пятьсот каждый второй бессмертный нового поколения будет «уникальным».
Это и станет безоговорочной победой над старыми традициями, против которых он боролся. Они боролись.