Панталоне уже не помнит, когда последний раз расслабленно лежал на кушетке не под действием сильных седативных. Суставы ломит после недавнего эксперимента – более точно здесь подойдет слово издевательство – а в голове благодаря препаратам не возникает возмущения и злости. Все действия Второго Предвестника были продуманы до мелочей.

Когда Панталоне казалось, что он больше не выдержит, тот вводил ему всевозможные препараты для поддержания либо физического, либо ментального здоровья. Панталоне, бывало, наклонял голову вниз и безразлично глядел на собственные внутренности, пока умелые руки в синих до локтя перчатках копошились в непонятном кровавом месиве.

Бывало, он засыпал на долгие, как ему казалось, часы в затемненной лаборатории, а после просыпался под ярким светом ламп на операционном столе. Руки оказывались прикованы прочными ремнями к краям стола – словно насмешка над неспособным двинуть даже пальцем Панталоне. Мельчайшие детали его нервов, кровеносных сосудов и мышечных волокон соединялись с частями незнакомых ему существ, и после очередного обморока он двигал тонкими когтистыми лапами.

Панталоне даже не знал, из чего состоит. Можно ли назвать его все тем же Предвестником, банкиром, человеком, в конце концов? Словно издевательски перед его носом в такой момент появлялась очередная масса странного вида органов, и несколько последующих часов он молился, чтобы седативные продолжали действовать.

Панталоне уже смутно помнит, чем все начиналось. В его памяти сияют одна за другой вспышки воспоминаний: дружеский смех, звон бокалов, разноцветные макушки его коллег; особо продолжительное воспоминание о почти волшебном синем окружении; удивительная мягкость дивана в главной комнате лаборатории; почти незаметное серебряное сияние иголки и звук прорезающих кожу ножниц. Кажется, в тот раз это было всего лишь тщательное обследование, но Предвестник помнит лоскуты кожи, что аккуратно отгибались под нежными пальцами Доктора.

Если бы он мог встать и подойти к зеркалу, то среди непонятных отростков и конечностей по всему телу смог бы найти крестовидный шрам прямо под ребрами.

Из мыслей его вытягивает шум набирающей обороты циркулярной пилы. После стольких операций и экспериментов все звуки кажутся отдаленными, даже если источник поднести к самому уху. Панталоне в целом чувствует себя как в воде: притупленный слух, размытое зрение, тяжело двигающееся тело и безразличие к жизни, только бы утонуть побыстрее и перестать все это чувствовать. Суставы ломит, а мышцы непроизвольно сокращаются, но Предвестник все же находит силы опустить голову и увидеть размытые очертания круга, находящегося подозрительно близко к его ноге. Следующее, что он слышит – треск кости.

Капельница поддерживает его жизненные силы, а седативные не дают безумному страху захватить Панталоне. Он молча смотрит на то, как пила проходит по его ноге, неспешно и тщательно. Смотрит, как отвратительно кровавые синие перчатки откидывают его голень на соседний стол.

Возможно, Он уже присоединил все важные нити к другой, чужой конечности. А может, только начинает – Панталоне, если честно, уже все равно.

В другой день операция, кажется, на бедре заняла порядочно больше времени, чем длилась работа седативных. В один момент уши Панталоне простреливает высокочастотным писком, а в ногу словно разом впиваются несколько мощных челюстей. Мышцы новых конечностей сокращаются бесконтрольно, и Предвестник чувствует бьющиеся в ремнях лапы. Недовольное цыканье Доктора заглушается непонятным, оглушающим ревом, и только через пару секунд до Панталоне доходит, что его собственная глотка разрывается в крике. Руки Иль Дотторе заняты приборами, а рядом нет никого, кто мог бы помочь жертве облегчить ее боль. Поэтому тот поступает, как привык: абстрагируется от звуков и продолжает операцию.

В тот день Панталоне вырубается под музыку своих же криков.

Иль Дотторе вовсе не садист. Все его эксперименты направлены исключительно на пользу организации или подопытному в долгосрочной перспективе. Так и опыты с Девятым Предвестником подошли к концу. Теперь среди членов Фатуи есть один невероятно умный и быстрый, почти бессмертный и обладающий огромной силой Делец.

Вот только изуродованное существо, смотрящее на себя в зеркало, даже не может назвать свое имя.