Похоже, это судьба

Звонок поступил сразу после полуночи.

Офицер ранен, множественные огнестрельные ранения, расчётное время прибытия семь минут.

Реджина Миллс – дежурный хирург-травматолог, и она, не теряя времени, переместилась из ординаторской, в которой отдыхала, в отделение неотложной помощи, а затем к месту прибытия скорых. Она ожидала, стоя совершенно неподвижно, с напряженной позой, пока остальные вокруг неё болтали. Она проработала в Boston General достаточно долго, чтобы остальные знали, что сейчас лучше не пытаться с ней заговорить.

Она делала то, что и всегда в таких случаях – готовилась к тому, что ждало впереди, представляла возможные повреждения, и как она с ними справится. Это одна из самых неприятных частей работы хирургом. Моменты, когда ей приходилось стоять, ожидая, пока жизнь пациента висит на волоске, а она пока что ничего не могла с этим сделать. Как только пациента доставят в отделение с машины скорой помощи, она вступит в дело и будет держать всё на контроле, а до тех пор, жизнь человека была в руках судьбы. Уже давно она не думала, что судьба может быть другой, нежели жестокой. Она знала это с семнадцати лет. Со времён её первой любви, парня по имени Даниэль, он видел цвета, тогда как её зрение оставалось серым. Она знала об этом, в восемнадцать лет, стоя на его могиле.

Наконец, прибывает скорая, с воем сирены и миганием маячков, за ней подъехали две полицейские машины со столь же громкими сиренами. Реджина уже двинулась вперёд, когда двери скорой помощи распахнулись, и парамедики, которые ей знакомы, выкатили носилки. Она готова начать выкрикивать приказы, оценивать ситуацию, пациентка возилась на носилках, пытаясь сесть, лихорадочно бегая взглядом и задерживая его на Реджине, а мир Реджины замерцал от оттенков серого до вспышки цвета. Она замерла, медленно моргая, пока глаза привыкали к окружающему разнообразию оттенков.

Руби, общий хирург, работающий в Boston General так же долго, как Реджина, первой заметила, что она замерла, и озадаченно подняла бровь: "Реджина?".

Реджина вздрогнула и медленно повернула голову в сторону Руби.

"Ты в порядке?", – Руби нахмурилась, на её лице отразилось беспокойство.

"Всё нормально", – Реджина кивнула, и это прозвучало не слишком убедительно. Он двинулась к ногам пациента, привязанным к носилкам. "Я в порядке", – твёрдо повторила она, когда Руби бросила на неё неуверенный взгляд, прежде чем переключить внимание.

"Что у нас?", – спросила она, бросая быстрый взгляд на пациентку, а затем на парамедиков, слушая их доклад, пока носилки перемещали в травматологическое отделение.

Полицейские, прибывшие с ними, пытались пройти за командой в травмпункт, и Реджине пришлось поднять руку, чтобы остановить их: "Вам нельзя туда входить", – твёрдо сказала она, не оставляя места для возражений: "Можете посидеть в комнате ожидания".

Они выглядели так, словно хотели протестовать, но и сами знали об этом, потому с хмурым выражением лица повернулись и ушли.

"Подождите", – Реджина окликнула их, внезапно ей в голову пришла мысль: "Как её зовут?".

"Эмма", – ответил офицер, выглядевший моложе.

"Эмма", – медленно повторила Реджина, пробуя, перекатывая слово на языке, затем повернулась и целеустремлённо направилась в травматологический отсек, беря ситуацию под контроль.

***

Она отдавала приказы всем в травматологическом отсеке. Сотрудники подчинялись без вопросов, и она передвинулась к изголовью носилок, где Эмма продолжала бороться, пытаясь достать и сорвать кислородную маску рукой, покрытой засохшей кровью. "Эмма", – Реджина громко, резко произнесла её имя: "Эмма", – повторила она более мягко, и Эмма застыла, руки прекратили бесплодные попытки сорвать маску, а взгляд сосредоточился на Реджине. Глаза Эммы были прекрасного цвета, название которого Реджина ещё не знала, они светлые, но такие испуганные.

"Меня зовут Реджина. Я хирург", – Реджина заговорила самым обнадёживающим голосом, удерживая зрительный контакт: "Я хорошо о тебе позабочусь, обещаю. Но тебе нужно успокоиться. Хорошо?", – Эмма быстро моргнула, глядя на неё не менее испуганно, и Реджина добавила: "Ты меня понимаешь?".

Мгновение реакции не было, но паника в глазах Эммы, казалось, рассеялась, и она кивнула.

Реджина облегчённо выдохнула: "Хорошо". Сложно отвести взгляд, но ей нужно было оценить повреждения: "Я сейчас всё проверю, хорошо?". Эмма ещё раз утвердительно кивнула, и Реджина перешла вдоль каталки, где уже работала Руби.

Руби подняла повязку, которую использовала, чтобы остановить кровотечение, и показала Реджине рану на животе Эммы. Глаза Реджины расширились, но не от ранения, а от цвета сочащейся из него крови. Она знала, что этот цвет называют красным, но совсем не так себе его представляла. Кровь была яркой и завораживающей.

Руби снова бросила на неё странный взгляд, и Реджина вышла из ступора, придвигаясь ближе, поджимая губы во время работы.

В травматологическом отсеке можно было сделать немногое, нужно было переходить в операционную, и быстро.

***

Реджина и Руби стояли рядом, плечом к плечу, готовясь к операции. Через стеклянное окно Реджина видела, как готовят Эмму, вводя её в наркоз.

"Так ты собираешься рассказать мне, что с тобой происходит или как?, – спросила Руби.

Реджина поджала губы, не смотря на Руби, продолжая стоять, уставившись в окно, на Эмму, лежащую на операционном столе: "Ничего не происходит", – настаивала она.

"Правда?", – Руби изогнула бровь.

"Да", – снова настояла Реджина, усиленно намывая руки и предплечья.

"Реджина", – голос Руби стал тише, серьёзнее, зазвучал встревоженно: "Ты знаешь эту девушку?".

Реджина посмотрела на Руби, сузив глаза: "Нет". В голосе прозвучала нотка, говорящая "С вопросами покончено".

Руби выглядела так, словно хотела продолжать давление, но, наконец, вздохнула: "Ладно, если ты так говоришь".

"Да", – ответила Реджина, ощущая потребность сказать последнее слово. И она не лгала, женщина на операционном столе её родственная душа, но она её не знает и никогда раньше не видела. И может, Реджина не придавала большого внимания родственным душам, но опять же, она никогда не передаст свою жизнь в чьи-то руки, кроме собственных. Её не волновали планы судьбы, Эмма сегодня не умрёт, потому что она не позволит этому случиться.

***

Любая тревога Руби по поводу Реджины ушла во время операции.

Они работали сообща, устраняя повреждения от трёх пулевых ранений, в своего рода хореографическом балете, возможном только для двух человек, работающих вместе много лет.

Примерно посредине операции Реджина заметила, как цвета вокруг неё начали тускнеть. Она нахмурилась, останавливая работу и глядя на мониторы. Ритм сердца Эммы был медленным, но постоянным. Она нахмурилась ещё сильнее, когда цвета продолжили исчезать. Что-то не так.

"Реджина?", – Руби не подняла взгляд, но определённо заметила, что что-то произошло.

Реджина её проигнорировала, говоря интерну стоящему слева от неё держать зажим, а сама перешла, не сводя глаз с монитора. "Мне нужен дефибриллятор", – решила она, и все в операционной посмотрели так, будто она выжила из ума. Никто не двинулся. "Я что, заикаюсь? Дефибриллятор", – потребовала она.

"Реджина? Поговори со мной", – Руби звучала уже чуть более настойчиво, когда медсестра передала Реджине электроды.

Реджина не стремилась отвечать, потому что её мир снова становился серым, Эмма умирала, острые пики на мониторе превратились в зловещую линию, и она приложила электроды к груди Эммы. "Разряд", – воскликнула она и вспыхнул цвет, когда электричество прошло сквозь сердце Эммы, а затем так же быстро погас. "Зарядите снова", – её челюсть сжалась, а сердце бешено колотилось в груди, когда Реджина снова прижала электроды: "Разряд".

Около секунды она думала, что это не сработало и уже готова отдать указание повторить, но монитор начал издавать пикающие звуки, а комната снова окрасилась в разнообразные цвета. Она облегчённо выдохнула и вернулась к операционному полю, где интерн продолжал держать зажим.

Руби бросила на неё вопросительный взгляд, очевидно, желая узнать, как Реджина поняла, что у Эммы случится остановка сердца, но не произнесла ни слова.

***

Операция заняла несколько часов. Руби предложила пойти поговорить с семьёй, но Реджина настояла на том, чтобы позаботиться об этом самостоятельно.

Комната ожидания была заполнена офицерами полиции. Все сидели молча с мрачными лицами, плечом к плечу, на неудобных креслах. Она подошла к группе, поджимая губы и мгновение всех изучая.

Кто-то заметил её и вскочил со стула, внезапно, вся группа оживилась, окружая Реджину.

Мужчина, выглядящий на сорок лет, со светлыми волосами и небольшой проседью заговорил первым: "Вы доктор Эммы, не так ли?".

Она узнала его, как одного из офицеров, пытавшихся пробраться в травматологический отсек. "Да", – она кивнула, глядя за него, ища глазами: "Её семья здесь?".

"Мы её семья", – бросил мужчина с тёмными волосами, едва моложе первого, тон его голоса был настороженно злой.

"Грэм", – со вздохом отчитал первый, бросая на него взгляд, прежде чем извиняясь посмотреть на Реджину: "Извините. Мы все здесь немного напряжены".

Реджина понимающе кивнула: "Я не хотела вас расстроить", – она обратилась к мужчине с тёмными волосами, Грэму: "Просто мне нужно поговорить с её...ближайшим родственником", - она выбрала другое слово, вместо семьи, надеясь, что это их успокоит: "Таковы правила".

Все обратили взгляд к мужчине со светлыми волосами, и если раньше могли быть сомнения, что он главный, то теперь они исчезли.

"Я лейтенант Дэвид Нолан. Эмма под моей ответственностью", – он потёр шею: "И как Грэм раньше пытался красноречиво сказать, у Эммы нет ближайших родственников. Только мы".

Реджина поджала губы.

"Я вписан в её контакты для экстренных случаев", – добавил Дэвид: "Если это поможет".

"Хорошо", – Реджина кивнула, осматривая группу офицеров, замечая напряжённость и едва замаскированный страх, не теряя больше времени, она перешла к новостям, которые все ожидали услышать. "Операция прошла успешно, нам удалось ушить повреждения от пуль", – объяснила она: "Её перевели в отделение интенсивной терапии. Следующие двадцать четыре часа станут критическими, но она молодая и сильная, есть большие шансы на полное выздоровление".

Послышался коллективный вздох облегчения.

***

Все хотели увидеть Эмму. Реджина предполагала, что лучше, если они будут заходить по одному. Естественно, первым был Дэвид, и Реджина повела его к лифту и наверх в реанимацию.

Лицо Дэвида побледнело, когда они вошли в палату Эммы. Он остановился, уставившись на больничную койку.

Прошла минута, а он так и не пошевелился, и Реджина сказала: "Знаете, вы можете подойти ближе". Она стояла у кровати Эммы, проверяя жизненные показатели.

Его взгляд не оставлял Эмму, но от слов Реджины он тяжело сглатывает, потирая затылок и шаркая вперёд, к изножью кровати. Он выглядел неуверенным и внезапно значительно старше своего возраста, седина на висках будто сильнее выделялась, а морщины на лице стали глубже: "Она выглядит такой маленькой".

"Это всё медицинское оборудование", – уверяла Реджина: "Оно может быть ошеломляющим".

Он снова тяжело сглотнул комок в горле, его глаза на несколько секунд задержались на Реджине, прежде чем вернуться к Эмме. "Знаете, когда встретил её впервые, она была всего лишь тощей девчонкой", – он с минуту грустно улыбался, а потом продолжил говорить. Его голос звучал отстранённо, и Реджина понимала, что он не столько говорил с ней, сколько сам с собой: "Я тогда был обычным патрульным. Ей было пятнадцать, и я поймал её на воровстве. Пришлось бежать за ней десять кварталов. И даже тогда это случилось только потому, что она повернула не туда и угодила в тупик", – он покачал головой, снова грустно улыбнувшись. "Большинство детей в этом возрасте делают одну из двух вещей, когда ты их ловишь. Они плачут, умоляют не звонить родителям. Или злятся, защищаясь. Она не делала ни того, ни другого. Просто стояла, глядя на меня глазами слишком взрослыми для её возраста. Она смирилась. Я увидел отблеск паники только, когда спросил номер телефона родителей. Она была сиротой, видите ли. Её бросили на обочине дороги в младенчестве. Она жила в детском доме. Потому, я взял её и угостил бургерами. Она проглотила бургер, будто думала, что я собираюсь его забрать. За всё время сказала около пяти слов", — он протянул дрожащую руку и опустил поверх одеяла, касаясь ноги Эммы сквозь ткань: "После этого я её иногда встречал. Подвозил, куда бы она ни направлялась, покупал еду. В конце концов она как-то потеплела ко мне. Я был тем, кто предложил ей подать заявление в полицейскую академию…", — его глаза наполнились болью, и он потёр затылок, переводя взгляд на Реджину, как будто внезапно осознал, что болтал бессвязно, и что она всё ещё здесь: "Знаете, она хороша в этом. Она действительно хороший полицейский".

Реджина никогда не знала, как вести себя, если родственники пациентов делали что-то подобное. Погруженные в воспоминания, бессвязно болтающие и такие потерянные. Она всегда чувствовала, будто вторгается в личную жизнь пациента, словно узнает информацию, которой они не хотели бы делиться с незнакомцами. В этот раз ощущения были ещё более неловкими. Эмма – её родственная душа, и она не могла не захотеть узнать о ней больше. Но не таким путём. Она хотела, чтобы Эмма рассказала. Реджина осторожно взглянула на Дэвида, немного замешкалась и сказала: "Похоже, она борец".

Он улыбнулся, это была лёгкая улыбка, наполненная нежностью: "Она такая. В самом деле".

Реджина тоже улыбнулась и перевела взгляд на Эмму. Она не могла поверить, что это её родственная душа. Всё казалось слишком сюрреалистичным.

***

На протяжении следующего часа офицеры один за другим посещали палату. Вскоре после этого, Дэвид отправил их всех домой, чтобы они отдохнули, а сам устроился в кресле у кровати Эммы.

Реджина склонилась на стойку сестринского поста, делая записи в карточке другого своего пациента, и скрытно, а может и не совсем, поглядывала в окно палаты Эммы, которая находилась напротив поста.

"Что ты до сих пор здесь делаешь?", – подошла Руби, теперь одетая не в хирургический костюм, а в обычную одежду: узкие джинсы и топ, не прикрывающий живот.

Реджина подняла бровь, глядя на неё: "Могу спросить тебя то же самое".

"Я просто пришла проверить пациента, прежде чем сделать то, что обычно делают люди после ночного дежурства...уйти домой. У меня горячее свидание за завтраком с Билли из радиологии", – ухмыльнулась Руби: "А вот ты", – она бросила взгляд на костюм Реджины: "Выглядишь так, будто никуда не идёшь".

Реджина пожала плечами: "Кто-то должен присматривать за пациентами, раз ты не будешь это делать".

Руби покачала головой, она выглядела так, словно не купилась на отговорки: "Ты готова рассказать мне, что происходит между тобой и пациенткой?".

Реджина сузила глаза: "Ничего между нами не происходит".

"Эм...Ага, конечно", – Руби закатила глаза и рассмеялась. Реджина бросила на неё взгляд, но Руби только сильнее рассмеялась: "Ладно", – сказала она, прекратив смеяться: "Хорошо тебе провести здесь день". Она собралась идти, но затем остановилась и бросила через плечо: "Ты же знаешь, что в конце концов тебе придётся всё рассказать".

Нет, если я смогу помочь, подумала Реджина.

***

Некоторое время спустя, Реджина вошла в палату Эммы, чтобы проверить показатели.

Дэвид поднял взгляд с места, где сидел, положив голову на руку, он выглядел совершенно измотанным.

"Вам нужно поехать домой", – сказала Реджина.

Он покачал головой, выглядя настороженным: "Не хочу уходить, пока она не проснётся...Я...", – он сглотнул: "Я не хочу, чтобы она проснулась здесь одна".

"Нельзя точно сказать, когда она проснётся. Вряд ли она хотела бы, чтобы вы сидели здесь, когда можете поехать домой и немного поспать". Реджина осторожно на него взглянула. Она могла сказать, что он собирается возразить, потому решила попробовать иной подход. "Что, если я посижу с ней, пока вы не вернётесь? Так она не будет одна".

Дэвид долго её изучал, на его лице отражалась неуверенность, и она не думала, что он согласится, но вскоре, он кивнул: "Ага, хорошо".

***

Как только Дэвид ушёл, Реджина устроилась в ранее занятом кресле. Она несколько минут наблюдала за неуклонным движением грудной клетки Эммы, затем протянула руку и, неуверенно задержав её в воздухе на мгновение, мягко опустила поверх руки Эммы.

Пол часа спустя, Эмма начала шевелиться. Её пальцы дёрнулись, она заворчала, затем открыла глаза и лихорадочно оглядела палату. Её брови озадаченно нахмурились.

"Вы в порядке", – уверяла Реджина, наклонившись в кресле и пытаясь поймать взгляд Эммы в надежде унять любую панику, которую она будет испытывать. "Вы в больнице".

Эмма повернула голову и встретилась взглядом с Реджиной. Она продолжала хмуриться: "Я...", – она прохрипела, в горле явно пересохло. Эмма проглотила комок в горле и попыталась снова: "Я умерла?".

Реджина встревоженно нахмурилась от неожиданной реакции: "Нет", – она покачала головой и осторожно спросила: "Вы помните, что случилось?".

Эмма прищурилась, её взгляд снова бегал по комнате, будто она пыталась что-то понять. "Я...", – она снова посмотрела на Реджину: "Меня подстрелили?", – это больше вопрос, чем утверждение.

"Да", – Реджина кивнула: "Вы в отделении реанимации. Проведена операция. Она прошла успешно. Мы ушили повреждения".

"И я не мертва", – Эмма выглядела озадаченной, будто именно эту часть она никак не могла выяснить.

Реджина не понимала, почему Эмма думала, что она мертва, но поспешила подтвердить: "Вы очень даже живы, клянусь".

"Хм...", – глаза Эммы ещё раз оглядели комнату, прежде чем вернуться к Реджине. Она выглядела ошеломлённой.

"Что не так?", – спросила Реджина, встревоженная реакцией. Анестезия и само ранение могло сделать мысли Эммы несколько туманными, но это не объясняло, почему она посчитала, что умерла.

"Всё такое...цветное", – голос Эммы звучал не громче шепота, благоговейно, но затем на её лице появилась внезапная вспышка ужаса, когда она застонала: "О боже. Пожалуйста, скажи мне, что стрелок не моя родственная душа".

Ох. Реджина внезапно почувствовала себя идиоткой. Конечно, Эмма не помнила мгновение в травматологическом отсеке, когда их взгляды встретились. Конечно, она будет удивлена, проснувшись и увидев, что мир наполнен красками. Конечно, Эмма могла подумать, что умерла, а не что встретила родственную душу посреди травматического опыта. Теперь всё это казалось очевидным. Конечно, Реджина даже не была уверена, что Эмма вообще увидит цвет. Часть её задавалась вопросом, не будет ли это похоже на Дэниела, только наоборот.

Было что-то в понимании, что Эмма тоже увидела цвета, и это заставило сердце Реджины трепетать против её воли. Она полностью ненавидела эту реакцию. Ненавидела то, с какой жалкой надеждой ощутила перспективу заполучить родственную душу и быть для кого-то родственной душой.

Эмма выглядела испуганной, и Реджина поняла, что ничего не сказала: "Это не стрелок", – она поспешила успокоить Эмму.

Эмма облегчённо вздохнула и закрыла глаза. "Ну, это облегчение", – пробормотала она. Даже если ей было интересно, откуда Реджина это знала, то она не озвучила.

Глаза Эммы были закрыты в течение нескольких минут, и если бы не слегка ускоренный ритм сердца, то Реджина подумала бы, что она уснула. Вскоре глаза Эммы снова распахнулись, и она посмотрела на Реджину опущенными от усталости веками. "Мы встречались раньше?", – вопрос сквозил любопытством, несмотря на истощение Эммы.

"Да", – осторожно ответила Реджина: "Я была одной из хирургов, который вас оперировал. Мы встретились в травматологическом отсеке". Она опустила часть про родственные души. Казалось неправильным говорить об этом сейчас. Только не с Эммой, которая только что проснулась, в буквальном смысле, после клинической смерти. Любое упоминание о том, что она родственная душа Эммы, пока Эмма не могла встать и уйти от разговора, если захотела бы, просто казалось неправильным. Она не хотела навязывать это. Она могла внезапно почувствовать раздражающую надежду от такой перспективы, но она не тешила себя иллюзиями, что тот факт, что они родственные души, многое значил для их совместного будущего.

"Ох", – Эмма кивнула, она выглядела удовлетворённой ответом и снова закрыла глаза. Спустя мгновение, лёжа всё ещё с закрытыми глазами, добавила: "Как вас зовут?".

"Реджина Миллс".

Эмма открыла глаза. Она долго смотрела на Реджину, затем улыбнулась странной глуповатой улыбкой, словно прозвучала шутка, которую не поняла Реджина: "Это ты, не так ли?", – ей удалось озвучить одновременно с надеждой и сомнением.

Сердцебиение Реджины ускорилось. Она думала, что поняла, о чём спросила Эмма, но не хотела предполагать. Она подняла бровь, голос слегка дрожал, когда Реджина спросила: "Это я, что?".

Улыбка на лице Эммы стала шире, и Реджина решила, что это какая-то реакция на препараты: "Ты моя родственная душа", – сказала Эмма, теперь уже более уверенно, хотя оттенок надежды всё равно был слышен в голосе.

Реджина не собиралась поднимать этот вопрос, но отрицать тоже не желала: "Да", – осторожно призналась она.

Эмма вздохнула, звуча удовлетворённо, и закрыла глаза: "Ну, что здесь скажешь", – пробормотала она и открыла глаза: "Сегодня мой самый счастливый несчастливый день". Она снова улыбнулась, в этот раз менее глупо и более задумчиво.

Реджина не могла не улыбнуться в ответ: "Тебе нужно отдохнуть", – сказала она через мгновение.

Эмма почти закрыла глаза, но внезапно заставила себя оставить их открытыми: "Ты будешь здесь, когда я проснусь?".

"Ты этого хочешь?", – Реджина наклонила голову.

Эмма легко улыбнулась: "Да".

"Тогда буду", – не задумываясь ответила Реджина. Рука оставалась сверху руки Эммы, и она нежно её сжала: "Теперь закрывай глаза".

"Хорошо", – пробормотала Эмма, послушно закрывая глаза и проваливаясь в сон спустя несколько минут.

Реджина снова устроилась в кресле, наблюдая за движением грудной клетки Эммы. Она понятия не имела, что для неё и Эммы значило быть родственными душами. Понятия не имела, что принесёт им будущее. Но она не особо беспокоилась.

Сегодня она встретила своего соулмейта. Сегодня она спасла её жизнь. Похоже, это судьба. А может, судьба не имела к этому никакого отношения. Возможно, подумала она, они будут сами вершить собственную судьбу.