Наступил две тысячи двенадцатый год, и просыпаться в новом мире неописуемо тяжело. Об этом думает Стиви, когда к ней подходит Фьюри на Таймс-сквер. Площадь переливается всеми цветами радуги и напоминает о безумных задумках Говарда Старка. Но Стиви всё равно думает только о Баки.
— С вами всё в порядке? — спрашивает Фьюри.
— Да. Да, только… Моё свидание...
***
Стиви буквально выросла с Баки, впоследствии они даже жили вместе. О них ходили разные слухи (особенно когда Баки прилюдно называл её куколкой), но он часто предпочитал общество других девушек, а Стиви… Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что на красивых девушек она заглядывается так же, как на красивых парней, и вовсе не из ревности или присущей ей тяги к эстетике. Она знала, что никто из парней (и девушек с похожими наклонностями) никогда не захочет её — тощую, болезненную и имеющую тело как у двенадцатилетнего пацана. Стиви считала себя неженственной и уж точно не красивой.
Баки однажды поцеловал её, когда был пьян и жаркой августовской ночью сорокового появился в дверях её квартиры. От него пахло сигаретами, отчего Стиви стало дурно, и алкоголем, но поцелуй всё равно был приятным. Однако Стиви тут же отстранилась и заявила, что она не из тех девушек, которых он может просто трахнуть. Баки потрепал её по щеке, и его губы растянулись в пьяной улыбке.
— Конечно, ты не они. Ты Стиви, — затем его вырвало на собственные ботинки, и на этом всё закончилось.
Больше он никогда не пробовал флиртовать с ней. Стиви не знала, помнил ли он о случившемся или просто не хотел этого делать, но время от времени вспоминала тот поцелуй и думала о том, что Баки хорошо целовался, даже когда был пьян. Баки вообще был хорош во всём.
А потом он ушёл. Точнее, его призвали. Но Стиви знала, что он не оставит её. Баки всегда стремился заботиться о ней, что иногда раздражало её, однако она понимала, что он был прав. Оставшись в одиночестве, она рисковала слишком рано умереть из-за обострения очередной болезни. Баки был вынужден уйти не по своей воле, но легче от этого не становилось. Они были почти неразлучны с момента первой встречи, и теперь Стиви чувствовала себя опустошённой. И это заставило её попытаться попасть в армию. Раз за разом получая отказ, она не сдавалась. Пока доктор Эрскин не разглядел в ней что-то особенное, благодаря чему её жизнь кардинально изменилась.
***
Битва с Читаури запечатлелась в её памяти как нечто размытое. Она просто делала то, что хорошо умела. Сражаться. Наступил две тысячи двенадцатый год, она уже должна была умереть. Но не умерла.
Стиви слишком сурова со Старком (хотя он этого заслуживает), но ей искренне нравятся остальные члены команды, созданной Фьюри. У неё нет сил оплакивать погибшего Коулсона, которого она едва знала. По окончании битвы она решает покинуть Нью-Йорк, чтобы не находиться чересчур близко к Бруклину.
Стиви отправляется в Вашингтон и живёт там в относительном спокойствии. Заводит хороших друзей в лице Сэма Уилсона и Наташи Романофф (которые привлекают её в той же степени, что и пугают), наблюдает за тем, как рушится ЩИТ, а на его останках торжествует «Гидра».
А потом… она встречает Баки. Его взгляд, теперь холодный и пустой, лишён прежнего тепла. Вместо обычной руки — металлическая, с красной звездой на плече. Стиви с трудом может противостоять его быстрым и мощным атакам.
Наступил две тысячи четырнадцатый год, и она слишком быстро сдаётся в сражении на геликарриере. Она не хочет жить в мире, где Баки не смотрит на неё как на Стиви.
***
Стиви поняла, что любит Баки, в сорок третьем, когда Пегги рассказала ей о происшествии со сто седьмым. Тогда Роджерс была буквально ошеломлена осознанием того, что влюблена в него уже много лет, но никогда не замечала этого, потому что Баки был рядом. А теперь она могла потерять его. Поэтому Стиви, вопреки запретам полковника Филлипса, облачилась в форму (было забавно думать о том, что страна мечтала видеть своим символом мужчину, а в итоге получила её и ничего не могла с этим поделать) и заставила Говарда и Пегги доставить её на завод «Гидры».
Баки пробормотал: «А я думал, что ты меньше», растерянным голосом, когда она спасла его. Окинул беглым взглядом её новое, здоровое тело, но смотрел точно так же, как и всегда. С гордостью, готовностью защищать, верностью и какой-то особенной нежностью.
— Да уж, Стиви, — произнёс он чуть позже. — Ты так и осталась соплячкой, которой не сидится без поиска приключений на свою задницу. Теперь у тебя есть тело, соответствующее твоему сильному и храброму сердцу. Но это не значит, что я перестану защищать тебя, — Стиви услышала бы в его голосе смущение, если б не знала, что он не способен смущаться.
Она понятия не имела, что сказать ему в ответ, и, в конце концов, пробормотала:
— Похоже, ты не все глупости забрал с собой.
Баки тепло улыбнулся ей. Он никогда тебя не захочет, Стиви. Забудь об этом. И когда она ответила ему такой же улыбкой, они оба сделали вид, будто между ними и не промелькнуло вовсе никакой искры.
***
Переезд в Башню Старка, переименованную в Башню Мстителей (как будто это название было менее нелепым), поначалу сопровождался определёнными сложностями. Стиви привыкла к одиночеству, пока жила в Вашингтоне, но было решено, что члены команды должны держаться вместе.
Наташа, всегда очень наблюдательная, первой замечает её депрессию и предпринимает попытки устроить ей личную жизнь. Поначалу сводит только с парнями. Ничего не добившись, нерешительно поднимает вопрос о девушках. Стиви сперва возмущается, но затем быстро уступает и признаётся Наташе, что была бы не против.
— Кстати, видела у тебя одну фотографию. На ней Пегги?
Стиви сомневается, стоит ли окончательно сознаваться в своих предпочтениях. Впрочем, сейчас общество более терпимо. Стиви вздыхает.
— Да, это Пегги.
***
Пегги Картер? Да, Стиви испытывала к ней отнюдь не дружескую симпатию. Но намного больше любила Баки. И от этого всё усложнялось.
Кроме того, обе женщины понимали, что серьёзные отношения им не светят. Даже если губы Картер, накрашенные красной помадой, доведут Роджерс до истомы. Даже если Пегги сообщит Стиви, что она самый прекрасный человек, которого она когда-либо встречала (сама Роджерс неоднократно ловила на себе заинтересованные взгляды подруги, краснея до ушей). Они целовались несколько раз. Стиви почувствовала облегчение, когда узнала, что не только она предпочитает женский пол.
После того, как Стиви вернулась с Баки и теми, кто в будущем станет её командой, Пегги отвела её за палатки и прижалась к онемевшим губам. Стиви ответила взаимностью. Целоваться с Пегги было приятно. Следующие пять минут они оттирали помаду с лиц друг друга, затем снова накрасились, хихикая над ситуацией. Пегги погладила её по щеке и сказала, что ей стоит позаботиться о своём друге. Картер была достаточно умна, чтобы видеть душевные метания Стиви насквозь. Это не мешало коротким встречам с поцелуями, и в какой-то момент Стиви показалось, что Баки обо всём узнал. Он бросал на неё странные и немного грустные взгляды, а она какое-то время не понимала, что это значит. В конце концов, Стиви решилась на откровенный разговор с подругой, в котором сообщила, что будет несправедливо продолжать их интрижку, поскольку она влюблена в другого. Пегги беззлобно рассмеялась и заверила её, что она прекрасно об этом знает и волноваться тут не о чем. Она с самого начала понимала, на что соглашается.
— Мне просто нравилось целоваться с воплощением патриотизма, — затем её тон изменился, став серьёзным. — Стиви, всё в порядке. Если ты думаешь, что я не заметила, как много Барнс для тебя значит… В общем, спасибо за честность. Если ты хочешь, мы прекратим то, что между нами происходит, — на её губах заиграла тёплая улыбка.
Стиви просто смотрела на неё, переполненная благодарностью и привязанностью. А потом крепко обняла.
— Агент Картер, однажды вы найдёте того, кто по-настоящему вас достоин.
— Надеюсь, капитан Роджерс.
***
Наташа решает познакомить её с Шэрон, узнав о Пегги. Пойти на настоящее свидание с девушкой приятно, хоть и немного волнительно. Стиви то и дело оглядывается в ресторане, дорогом и итальянском, опасаясь осуждений, которых так и не следует. Никто ничего не заподозрил. Да и сама Роджерс не привлекала к себе особого внимания в простой одежде и с волосами, собранными в хвост.
Шэрон какое-то время терпит её встревоженное поведение, а затем неожиданно опускает ладонь ей на плечо.
— Всё нормально. Сейчас никому нет дела до того, кто с кем встречается и спит, — Шэрон ободряюще улыбается.
А она милая, отстранённо думает Стиви.
— Извини, — произносит она, не скрывая смущения, — я всё понимаю, просто… До сих пор не могу привыкнуть.
Шэрон спрашивает её о жизни, взрослении и прочих мелких подробностях, о которых не написано в исторических источниках. О Бруклине, депрессии и войне. Стиви старается не говорить слишком много о Баки (что даётся с трудом, поскольку вся её жизнь до войны сводилась к Баки) и задаёт собственные вопросы о работе в ЩИТе, а теперь и с Тони Старком, что никогда не перестаёт быть сплошным приключением. Приятно просто посидеть и пообщаться за ужином, и Стиви удивляется вновь возникшему желанию жить. Наступил две тысячи четырнадцатый, и, возможно, настало время жить настоящим.
Но потом они покидают ресторан, и Стиви замирает. Ей мерещится блеск, характерный для металлической руки. Она растерянно моргает и не обнаруживает никого подозрительного. Шэрон улыбается, касаясь её запястья.
— Ладно, Стиви. Я вижу, что твои мысли заняты кем-то другим. И не хочу связываться с этим. Ужин был хорошим, как-нибудь можно повторить.
Роджерс, всё ещё растерянная, неосознанно соглашается. И не только с предложением «повторить».
***
Во время войны у Стиви и Баки было мало возможностей для общения. Она видела болезненное выражение на его лице каждый раз, когда ей приходилось ссылаться на нехватку времени. Ей тоже было больно, поскольку ничто не делало её настолько счастливой, как его взгляд, которым он на неё смотрел. Поэтому была дорога каждая минута, даже если они тратили её на игру в карты при свечах, пока остальные члены команды спали. И если их с Баки находили заснувшими вместе в его или её палатке, никто ничего не говорил. Вся команда знала, что Баки до сих пор снятся кошмары после плена, и если ему становится легче от объятий Роджерс, то кому какое дело. Особенно если она сама была не против. В те ночи, которые они провели вместе, Стиви спалось лучше всего. Это навевало ей воспоминания о холодных ночах в маленькой бруклинской квартире, в которой не работало отопление, а без тепла Стиви, тогда слишком слабая и хрупкая, рисковала заболеть пневмонией. Конечно, сейчас ей не грозили никакие болезни, но тепло Баки с той поры ассоциировалось у неё с домом.
***
Вскоре об её свидании узнаёт Старк, потому что он Старк, и у него повсюду глаза и уши. Стиви не знает, как ему это удаётся, и не хочет знать.
— Что я слышу, Кэп? Ты, и развлекалась с девушкой? Я был другого мнения о твоём поколении. Думал, что в сторону своего пола даже просто смотреть порицалось.
— Заткнись, Старк. Это называется бисексуальность, — почему-то общение с Тони больше не вызывает у неё прежнего раздражения. — Бисексуалы существовали и в сороковых, просто у них не было названия, и нужно было соблюдать осторожность. — Она делает паузу, а потом понимает: почему бы не начать наконец доверять своим друзьям? Ведь даже Старк был ей по-своему другом. — Вообще-то у меня и с Пегги были отношения.
Стиви наслаждается тем, как глаза Тони становятся похожими на блюдца.
— Значит, вы и с тётушкой Пегги успели пошалить? Вау, Кэп, не ожидал от тебя такого, — она совершенно забыла, что Тони вырос, находясь рядом с Пегги. Он же оплачивал её пребывание в доме престарелых.
— Заткнись, Старк, — повторяет она. — Отношения продлились недолго. Потому что я поступала несправедливо по отношению к Пегги. С Шэрон ничего не получится по той же причине.
Внезапно на лице Тони появляется проницательно-хитрое выражение.
— Барнс?
Стиви вздыхает.
— Да, Барнс.
***
Воющие Коммандос были ей как братья. Они не пытались относиться к Стиви иначе только потому, что она была женщиной. Иногда ей казалось, что они и вовсе забывали о том, что она женщина, особенно в те моменты, когда при ней раздевались после миссии, чтобы помыться. Затем она прочищала горло, и Морита тут же пунцовел. Дернир начинал говорить по-французски быстрее, чем она могла разобрать хоть слово, а затем Джонс заливался хохотом от выражения на их лицах, пока Баки не окидывал присутствующих строгим взглядом.
— Не забывайте, что вы в присутствии дамы, по совместительству, нашего капитана. Так что прекращайте этот цирк.
Наступала минута молчания, а потом все снова смеялись, на этот раз включая Баки. Он подмигивал Стиви, а она пыталась делать вид, будто веселится с остальными, хотя внутри была готова растаять от одного его взгляда.
***
После долгих размышлений она решает обратиться к Клинту за помощью в поисках Баки. После знакомства с Сэмом, который выдал порцию шуток о том, что Стиви нуждается исключительно в помощниках «с крыльями», Клинт поворачивается к ней и говорит:
— Ты же знаешь, что Зимний Солдат и твой друг — это всё равно что разные люди. Даже если ты найдёшь его, не факт, что он снова станет прежним Баки.
Стиви понимает, что он прав, но не позволяет себе зацикливаться на этом.
— Он знает меня. Пусть даже как Зимний Солдат, но он знает. И может вернуться. А я должна ему помочь.
Клинт бросает на неё многозначительный взгляд, и она понимает, что скорее всего выглядит грустной и отчаявшейся, потому что ничего кроме этого не видела в отражении зеркала в последнее время. На секунду Стиви кажется, что Клинт ответит отказом, однако он просто качает головой.
— Умеешь ты убеждать, Кэп. Ладно, только потом не говори, что я тебя не предупреждал.
Они начинают со сканирования камер по всему миру в поисках мест, которые мог посетить Зимний Солдат. Вскоре становится ясно, что «Гидра» больше не имеет над ним контроля, поскольку след оказалось найти довольно легко.
Они чуть не ловят его в Загребе, потом в Бухаресте, затем в Киеве. Каждый раз Стиви удаётся лишь мельком увидеть его лицо, металлическую руку, после чего он исчезает, как будто его не существовало вовсе. Вскоре стали очевидны две вещи. Во-первых, Баки, или Зимний Солдат, или кем бы он ни был, наносит точечные удары по базам «Гидры». («Это хорошо», — говорят ей Клинт и Сэм, когда они втроём стоят над телами на задымленной базе в Киеве. Это значит, что он сопротивляется внедрённой в него программе, знает, что с ним сделала «Гидра» и мстит за это. И убивает он всё так же без проблем, думает Стиви, но, по крайней мере, больше она не входит в список его целей). Во-вторых, он знает, что они следят за ним, и не хочет контактировать со Стиви. Поэтому неизвестно, что он может помнить на самом деле.
После четвёртого раза, когда они почти настигают его в Джорджии, Стиви замечает, как Клинт и Сэм обмениваются взглядами, молчаливо споря, кому из них поговорить с ней первым. Клинт, похоже, побеждает, поскольку мгновение спустя на плечо Стиви ложится рука Сэма.
— Может быть, он не хочет, чтобы мы его нашли, — шёпотом произносит он, пытаясь говорить как можно спокойнее.
— Вы не понимаете, — шипит Стиви, обращаясь к обоим. Потому что они и вправду ни черта не понимают.
— Как скажешь, — отвечает Клинт. — Только факт остаётся фактом.
А потом с ними связывается Хилл, сообщая о новых планах «Гидры», и им в срочном порядке приходится возвращаться в Нью-Йорк. Но Стиви не сдаётся. Пока нет. Никогда нет. Наступил две тысячи четырнадцатый год, и она ещё никогда не была настолько разочарована в Баки.
***
В тот холодный день сорок пятого, когда Баки было суждено упасть, они стояли на возвышенности, шутили о мести за аттракционы и вспоминали старые добрые времена. А затем, как только начали спуск, Стиви услышала его голос позади:
— Эй, Роджерс! Если мы выберемся из этой задницы, напомни мне позвать тебя замуж!
Она чуть не сорвалась вниз от неожиданности. Приземлившись и восстановив равновесие, Стиви укоризненно посмотрела на Баки через плечо.
— Нашёл время для шуток! Мы же на задании! — и изо всех сил делала вид, будто совершенно не желает услышать от него подобное предложение всерьёз.
Баки же словно читал её мысли. Оказавшись рядом, он ответил с хитрой ухмылкой:
— А кто сказал, что я пошутил?
Стиви так и не спросила, что он имеет в виду, потому что началась перестрелка, затем он поднял её щит, после чего ударная волна вышвырнула его из поезда, а потом он сорвался в пропасть, и вся жизнь Стиви пошла наперекосяк. Как будто улетела вместе с ним в никуда.
Она не помнила, как вернулась в лагерь — передвигалась ли на своих двоих или же Коммандос помогли ей. Не помнила, кто сообщил обо всём полковнику Филлипсу. Частично помнила, как безуспешно пыталась напиться, и как Пегги утешала её. Она помнила, как кричала и швырялась вещами в ярости из-за собственной глупости, глупости Баки и прежде всего из-за того, что могла действовать быстрее, чёрт возьми!
После смерти Баки ей отдали все его вещи. Одежду, складной нож, набор для бритья, несколько фотографий его матери, сестры и самой Стиви. А также маленькую коробочку. Внутри которой было кольцо. И письмо для неё.
Дорогая Стиви, она начала читать.
Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Планировалось, что прощальное письмо попадёт к тебе, если меня убьют в бою, но потом ты внезапно стала Капитаном Америкой, и мне пришлось писать новое. Забавно, правда? Даже здесь ты умудрилась разрушить все мои планы. В любом случае, Стиви, ты знаешь, что слова мне даются не так легко, особенно самые важные, поэтому пускай именно эти станут последними.
Итак, обо всём по порядку. Я тебя люблю. Сладость моих чувств к тебе я бы сравнил со всеми яблочными пирогами в мире. Эти чувства всегда были и всегда будут. Только я знаю, что они невзаимны, и смирился с этим. Точнее, мне пришлось смириться, когда я увидел тебя и агента Картер какое-то время назад. И если ты думаешь, что я ничего не заметил, то… Полагаю, ты недооцениваешь мою наблюдательность. И не понимаешь, как много я замечаю в тебе. Но я действительно очень тебя люблю, Стиви. С тех пор, как узнал, что такое любовь. Когда мы были детьми и противостояли целому миру. Помню, как пообещал, что если и захочу жениться, то только на тебе. И ни на ком другом. Но позже я понял, что был для тебя в лучшем случае братом, особенно после того раза, как поцеловал тебя, а ты меня оттолкнула. Но сейчас это уже неважно. Я рад быть тебе другом и братом до конца своих дней. Что, думаю, со мной и случилось, раз ты это читаешь, и мне очень, очень жаль. Перед войной я встречался со многими девушками и не горжусь этим, но таким образом я пытался забыть о тебе. Ничего серьёзного у меня с ними никогда не было. Постоянно чувствовал, будто предаю тебя хотя у нас с тобой даже свиданий не было.
Тогда только мы с тобой знали, насколько ты потрясающая. Теперь ты Капитан Америка, и почти все об этом знают. А поскольку в душе я всегда был эгоистичным ублюдком, то просто хочу убедиться, что какая-то часть тебя всё ещё принадлежит мне. Так что прими от меня это кольцо, ладно? Оно принадлежало моей матери и, наверное, стоит копейки, но оно особенное, и я хочу, чтобы оно было у тебя, даже если я никогда не надену его тебе на палец.
Прошу, сохрани его и знай, как сильно я тебя люблю. Несмотря ни на что, вопреки всему, я люблю тебя больше, чем что-либо и кого-либо. Тебе всегда было суждено совершать великие дела, и я рад, что хоть немного помог с этим. Желаю тебе счастья. Не позволяй дурацким воспоминаниям обо мне или чувству вины помешать тебе жить счастливо. Потому что любить кого-то означает хотеть, чтобы этот человек всегда улыбался. Кстати, влюбился я сначала именно в твою улыбку.
Со всей любовью,
Джеймс Барнс Твой Баки
***
Кто же мог знать, что алкоголь из Асгарда действует на суперсолдат. Намечалась вечеринка, и Тор раздобыл большую партию для себя, поскольку горячительное с Земли на него почти не действовало. Стиви уговаривают попробовать (с подачи Тони, разумеется), и, прежде чем кто-либо успевает что-то понять, она напивается в стельку.
И внезапно больше не может сдерживать в себе переживания, все несчастья и страдания, которые ей довелось пережить. Клинт упоминает какую-то игру, и она сразу вспоминает, как Баки водил её на бейсбол. Слёзы катятся по щекам Стиви, и она чувствует, как искажается её лицо. Она ненавидит плакать, но не может заставить себя остановиться. Брюс первым замечает это, потому что в таких вещах он хорош, и молча обнимает её, прижимая голову к своему плечу. И Стиви позволяет себе разрыдаться.
Тони смотрит на неё в смятении. Тор кладёт руку ей на плечо и говорит, что знает, каково это — терять братьев по оружию и друзей. Стиви в курсе, что не так давно он потерял мать и брата, поэтому верит в искренность его слов, но не может принять его сочувствия. Потому что это не то же самое.
— Я не теряла его, — выдавливает она, всхлипывая, и в этот момент начинает сомневаться в своих убеждениях (Что, если он вообще не вернётся? Как он может вернуться после того, как его запирали в собственной голове и раз за разом стирали память? Что, если он вернётся, но больше не будет её любить?), пока Брюс ободряюще поглаживает её по спине, и если бы она была более трезвой, то скорее всего смутилась бы.
Клинт говорит, что Баки стал чьей-то марионеткой.
— Надо дать ему время разобраться со всем самостоятельно, Кэп. Локи изменил меня лишь на короткий промежуток времени и не заставлял забыть о том, кто я такой. И вы все видели, что со мной происходило потом.
Он прав. Наташа рассказывала ей, что Клинта до сих пор мучают кошмары, иногда его взгляд становится пустым, и он забывает обо всём в плену чувства вины.
— Просто подожди немного. Когда он выяснит, кем был, то обязательно вернётся.
— После такого может быть трудно общаться с людьми, которых любишь, Стиви, — добавляет Брюс.
Она знает, что все они правы, но продолжает плакать, уткнувшись в шею Брюса.
— Ты не понимаешь. Он хотел на мне жениться, а я даже не подозревала об этом. Никогда не представляла, что могу выйти за кого-нибудь замуж. Я могла стать миссис Барнс, если бы мы оба вытащили головы из задниц и поняли, какими идиотами были. Господи, да я бы всё отдала за то, чтобы быть миссис Барнс. А теперь он меня не узнаёт.
Никто не знает, что сказать после этого. Все молча находятся рядом с ней до тех пор, пока она не перестаёт плакать. Наташа обнимает её с другой стороны, и таким образом Стиви оказывается зажатой между ней и Брюсом. Почти наступил две тысячи пятнадцатый, и Стиви думает о том, что впервые за долгое время у неё снова появилась семья, в которой прежде были только она и Баки. И она его никогда не бросит, но попытается быть счастливой и ради других людей, ставших ей по-настоящему близкими.
На следующее утро она просыпается с сильным похмельем, какого не было годов этак с сороковых. Стиви лежит на диване, накрытая одеялом, а на кофейном столике для неё оставлен стакан воды. Она улыбается, несмотря на головную боль. Потом вспоминает свои рыдания и со стыдом понимает, что ещё неделю не сможет смотреть в глаза никому из команды. Но всё-таки ей очень приятно беспокойство друзей. Понемногу её разбитое сердце начинает восстанавливаться.
***
Через несколько дней после того, как нашла письмо, она должна была посадить самолёт во льдах и, вероятно, погибнуть. В каком-то смысле Стиви даже чувствовала облегчение, несмотря на то, что её руки дрожали. Она связалась с Пегги, потому что любила её и хотела услышать чей-то голос прямо сейчас.
— Может быть, хотя бы теперь у нас с Баки состоится свидание, а, Пег? Только мне придётся взять пару уроков танцев. Я ведь до сих пор не умею танцевать.
Она слышала, как плачет Пегги, и ей хотелось оказаться рядом и сказать, что всё будет хорошо.
— Не переживай. Я уверена, он научит тебя.
Льды всё ближе. Стиви смотрела на них, отсчитывая свои последние секунды. Недолго осталось, подумала она, и страх исчез.
— Это точно. Бак всегда был отличным танцором. И учителем будет хорошим. Правда, из меня ученица так себе…
Удар. Короткая вспышка боли. Темнота.
Семьдесят лет спустя её вытаскивают изо льда, размораживают и обнаруживают, что её ладонь стискивает цепочку. Её пальцы разжимают, и чужим взорам предстаёт простое серебряное кольцо, отпечаток которого остался на её коже
***
Именно в тот момент, когда Стиви меньше всего ожидает, Баки сам находит её. Он сидит в гостиной Башни Мстителей, неудобно расположившись в кресле, когда вся команда (включая Сэма) выходит из лифта, покрытая грязью и измученная.
Тони кричит что-то о системе безопасности; Наташа и Клинт хватаются за оружие. Стиви отталкивает их. Она сама справится с ним. Со своим Баки. В его глазах читается отчаяние, определённо несвойственное Зимнему Солдату. Он будто съёживается от её взгляда, пытается скрыться. Это невыносимо.
— Привет, Стиви, — тихим голосом произносит он, когда она падает на колени перед ним. Он не шевелится, возможно, боится совершать резкие движения рядом с ней. Непонятно, из-за того ли, что не доверяет ей, или из-за уверенности в том, что она не доверяет ему. Или же он не доверяет себе? внезапно мелькает в голове Стиви, и её сердце вновь разбивается.
Он выглядит таким потерянным.
— Я любил тебя, — говорит он, и Стиви не уверена, вопрос ли это.
— Да, Бак, — всё равно отвечает она, потому что теперь точно знает, что это правда, даже если бы в сороковых ни за что не поверила. — Любил.
Его взгляд — такой грустный и затравленный, такой похожий и одновременно не похожий на того Баки, которого она знала — встречается с её.
— Ты… — кажется, ему трудно подобрать слова, но Стиви знает, о чём он хочет спросить.
Она вытаскивает кольцо, которое до сих пор носит на шее. Надеется, что оно поможет вспомнить. Глаза Баки расширяются, и она понимает, что это значит. Левой — металлической рукой — он тянется к ней, и она думает: «Да, пожалуйста, прикоснись ко мне», но вместо этого он осторожно дотрагивается до кольца. Даже более осторожно, чем она ожидала от его руки, которая прежде лишь разрушала и причиняла боль. Но ведь он не всегда был таким.
Баки снова смотрит на неё с вопросом в глазах, и Стиви говорит быстрее, чем успевает подумать:
— Конечно, Бак. Я всегда была с тобой. Тупица.
— Соплячка, — отвечает он, немного удивляясь самому себе, и этого слова оказывается достаточно, чтобы Стиви буквально запрыгнула на него. Возможно, она действовала слишком быстро, поскольку он тут же напрягся, но её это не беспокоило — Баки был рядом, и она обнимала его так, как не могла с сорок пятого года. Наступил уже две тысячи пятнадцатый, и даже через семьдесят лет — а также льды, «Гидру», Мстителей и сотни жестоких убийств — они остаются Стиви и Баки. И он тоже должен это осознавать. Вскоре его рука нерешительно обвивает её, а голова опускается на плечо. Он… плачет?
Она слышит, как Сэм прогоняет остальных, и на секунду бросает на него благодарный взгляд. Потому что Сэм всегда знает, что ей нужно. В этом смысле он потрясающий друг. И в ответ он лишь кивает с пониманием. Из-за закрывающихся дверей лифта слышится громкий голос Тони, который с раздражением возмущается, что вообще-то хочет увидеть горячее продолжение.
Баки всё ещё держит кольцо, неловко натягивая цепочку.
— Знаешь, ты ещё можешь сделать мне предложение, — наконец шепчет Стеф ему в волосы. Баки отстраняется, смотрит на свою руку. Металлическая, кажется, не может отпустить кольцо, крепко сжатое в кулаке. И Стиви понимает, каково это.
— Зачем? — бормочет он. — Я уже не тот. Я делал ужасные вещи.
Она поднимает его подбородок, заставляя посмотреть в глаза.
— Это был не ты, Бак. Ты уже не тот. Но и я не та.
Он качает головой, глядя на неё в ожидании, что она прямо сейчас уйдёт и оставит его. Но этого не происходит.
— Я до сих пор не знаю, кто я. Пытался выяснить. Пытался вернуться, но это лишь пробуждало воспоминания об ужасных вещах. А я хочу помнить хорошее, Стиви. Иначе свихнусь, — его губы сжимаются в тонкую полоску, как было всегда, когда он слишком откровенничал.
Стиви улыбается, и её улыбка становится шире, когда она видит, как уголки его рта приподнимаются. Мы справимся, думает она. А вслух произносит:
— Я помогу тебе вспомнить о хорошем. Если ты позволишь.
***
Джеймс Бьюкенен Барнс не успел сделать предложение Стефани Грейс Роджерс, поскольку в сорок пятом был объявлен погибшим. Наступил две тысячи семнадцатый, и Мстители (в состав которых, пусть и неохотно, но тоже входит Баки) борются со вторжением инопланетной армии, когда Стиви слышит голос возлюбленного в наушнике:
— Эй, Роджерс! Если мы выберемся из этой задницы, напомни мне позвать тебя замуж!
И улыбается.
Возможно, это не идеальная жизнь, о которой они мечтали, но Стиви и Баки устраивает и такая. Полностью устраивает.