И все-таки он пришел. Дилюк вздохнул, невольно шагнул назад, но, одернув себя, все же решился войти в таверну.
Кэйя пришел. Он сидел напротив двери и наверняка заметил, как Дилюк колебался. Ничего. Можно будет списать это на нежелание появляться в других заведениях. В их качестве Дилюк имел полное право сомневаться — именно так и работала свободная конкуренция.
Кэйя усмехнулся издалека, приподнял свой кубок. Он развалился на стуле, словно пьянчуга-бард, и весело улыбался. Чужое возможное внимание его не стесняло и, стоит отметить, не сковывало. Дилюк и себе позволил расслабиться.
Он приблизился к столу, отодвинул стул и сел на мягкую, вшитую в деревянный обод подушку, но казалось, что на иголки.
Глупо, подумал Дилюк. Глупо, очень глупо. Оказывается, самое сложное не первый разговор — а все последующие.
…Он верил, что никогда не сможет поговорить с Кэйей. Не осталось ничего, что они могли бы друг другу сказать. Каждый из них жил той жизнью, которой хотел жить. И, если верить слухам, капитан кавалерии Ордо Фавониус справлялся с этой новой своей жизнью просто прекрасно и без участия в ней Дилюка.
На свою Дилюк не жаловался. Он умел отвечать за последствия решений, которые принимал, и занимался тем, чем считал нужным. К огромной дыре в груди он давно уже не прислушивался. Бездна, куда более опасная, чем та, с которой он сражался, поселилась внутри после смерти отца. Кэйя… не сделал хуже. Просто вместо одной бездны внутри Дилюка стало две.
Со временем они состроили между собой мостик, затем разъели те кусочки души, которые их разъединяли и слились, наконец, воедино. Тогда Дилюку и стало все равно.
Во всяком случае, он в это действительно верил.
А потом с ним — со всеми ними — случился этот мальчик, Итэр. Ворвался Анемо-вихрем, перевернул с ног на голову устоявшиеся порядки и, кажется, встряхнул Дилюка сильнее, чем стоило ожидать. Или просто ему не нравилось, что мальчик общался с Кэйей. Не могло же быть это нелепым чувством обиды и зависти, — но жгло внутри так, словно он ревновал, как когда-то, в самые первые дни, отца.
Крепус сказал ему тогда, что однажды они с Кэйей станут самыми близкими людьми и что иметь брата — величайшая удача в жизни.
Глядя на то, как много Итэр делает, чтобы найти свою сестру, Дилюк вспомнил об этом разговоре с отцом. И почувствовал себя еще более паршиво.
Он собирался поддерживать статус-кво, когда путешественник отправится в Ли Юэ, несмотря на вполне очевидную необходимость хотя бы косвенно, но пересечься с Кэйей, — не получилось. Кэйя сам оказался в его таверне, когда Дилюк пришел туда решать дела, и завел этот нелепый разговор.
— Забавный он, да? Итэр. Ищет свою сестру, хотя даже не знает, где она может быть. Тейват такой огромный… — сказал Кэйя и засмеялся. — Я и не знал, что кого-то можно так сильно любить.
Странно. Дилюк думал, что ответить ему будет нечего, но слова нашлись будто сами собой:
— Действительно, — бросил он равнодушно. — Откуда тебе знать, что такое кого-то любить.
Странно, что Кэйя не обиделся, а засмеялся.
Дилюк ждал драки и совсем не понял, как их беседа закончилась на рассвете так, что Кэйя, потянувшись, встал из-за стола и со спокойной улыбкой — Дилюк не видел ее столько лет, а сердце болезненно кольнуло все равно — сказал:
— Хочу тебя угостить выпить. Но в твоей таверне это по определению невозможно. Давай сходим в одно местечко.
Дилюк ждал, что разозлится, как следует, хотя бы сейчас и снова не понял, как ответил на это совершенно неуместное предложение:
— Хорошо. Куда?
…Дилюк даже не успел ничего сказать, как Кэйя потянул к нему через стол и коснулся его руки горячими пальцами.
— Сядем в другое место. Тут шумно.
Дилюк обвел плотно облепленный посетителями зал и непонимающе глянул на Кэйю.
— Я попросил придержать нам столик. Придется спуститься по лестнице немногим ниже.
— Нулевой этаж?
— Вроде того.
Дилюк кивнул: возражений насчет выбора удобного места в чужой таверне он не имел. Разве что не понял, что в этом случае за роль отводилась второму этажу, куда вела более заметная лестница, чем та, возле которой они с Кэйей остановились в совсем темном углу.
— Там, на верху, спальные комнаты, — словно прочитав его мысли, сказал Кэйя. — Таверна здесь, близко к дороге. Многие останавливаются переночевать. Ну или, знаешь…
Дилюк нахмурился, осторожно ступая вниз по ступенькам в темноту:
— Не знаю.
Кэйя опять засмеялся.
Темнота сменилась полумраком уже на нижних ступенях. Дилюк расслабленно выдохнул и только теперь вдруг понял, что сжимал пальцами перила. Он не боялся ни темноты, ни лестниц. По всему выходило, что он боялся оставаться в темноте рядом с Кэйей.
И Кэйя это заметил: он скользнул внимательным взглядом, от которого по телу поползли мурашки, и грустно улыбнулся.
— Помнишь, в детстве мы вместе спали?
— Детство осталось в прошлом, — ответил Дилюк.
— Да-а, — протянул Кэйя, зачем-то отодвинув перед Дилюком стул, — теперь я с тобой не сплю.
Пей он вино, то подавился бы, а так лишь дернул плечом, стараясь прогнать странный, немыслимый жар.
Дилюк был уверен: эта напасть его давно оставила в прошлом. Впрочем, насчет Кэйи он думал ровно таким же образом. Дословно.
Но вот он: сидел напротив и совершенно будто бы не собирался его опять оставлять.
— Так зачем ты меня пригласил? — спросил Дилюк.
— Угостить, — ответил Кэйя. — Смотри: нам уже несут твой виноградный сок.
Кэйя кивнул в сторону, и Дилюк обернулся, хотя и знал, что нельзя, совершенно нельзя ему доверять. Сколько раз он разыгрывал так Дилюка в прошлом, хотя бы с тем призраком…
Бутылка виноградного сока и доска для шахмат — все, что он успел увидеть прежде, чем сам неожиданно для себя засмеялся.
…Если бы у Дилюка спросили, можно ли напиться виноградным соком до потери сознания, он бы решительно ответил: нет. Чтобы напиться, нужен алкоголь. Сок же изготавливается таким образом, чтобы не допустить в нем продуктов брожения.
С другой стороны, невозможно гарантировать, что уже разлитый по бутылкам виноградный сок никогда не забродит — для этого необходимо лично проверить условия хранения в каждом трактире или корчме, что попросту невозможно. И все же ни один сок, даже начавший немного бродить, не способен превратиться в вино.
Так бы ответил Дилюк, если бы его спросили еще вчера.
Сегодня он уже не был уверен.
Проще было бы сложить все на сок. Иначе пришлось бы признать, что его голова совсем пьяная, а сердце бьется, словно загнанное, от Кэйи рядом. От его голоса, теплого, бархатного, стекающего с горячим дыханием вниз по шее. От его рук, то и дело касавшихся кожи под рукавами. От его рассказов о прошлом — их прошлом, — которое Дилюк помнил совсем не таким красочным и веселым. И от этой безумной, напряженной игры.
Кэйя был лучшим соперником из возможных. В детстве они за игрой так распалялись, что порой начинали гоняться друг за другом по дому. Теперь… Дилюк усмехнулся, откинув длинные волосы со лба, расслабленно развалился на стуле и дернул еще одну пуговицу, расстегивая ворот.
Кэйя, следивший за ним со всей присущей ему внимательностью, вдруг сделался сосредоточенным и серьезным.
— Жарко, — уронил Дилюк, облизывая губы.
— Еще сока, — понял его по-своему Кэйя. И тоже немного пьяно — он пил вино, значит просто пьяно — и неуклюже потянулся к бутылке сока. Схватил за горлышко. Повернул над чашей… Ничего.
— Ох и ну!.. Кончилось.
Кэйя откровенно расстроился. Дилюку стало смешно. Он перехватил рассыпавшиеся по плечам волосы снова в хвост и совершенно нетрезвым тоном заявил:
— Ужасное место. Обслуживание хуже некуда.
— Ну куда же им до тебя, — ответил Кэйя, покрутив ладонью пустую бутылку.
Дилюк не нашел, что на это ответить. И пошел с козырей — вопроса, который волновал его весь вечер:
— Ты подмешал мне что-то в сок?
Кэйя моргнул изумленно, растерянно и обиженно сжал губы:
— Неужели ты думаешь, что я бы опустился…
Дилюк усмехнулся. Расслабленность, веселость и приятная ностальгия покинули его тело так стремительно, как на место им пришла самая настоящая боль.
— Я не думаю…
— О, как здорово, что ты признался.
— Я знаю!
Дилюк встал резко. Слишком резко, возможно. Стол пошатнулся, когда он ударил по нему руками. Кэйя тоже подпрыгнул со своего места. С грохотом на пол рухнул стул.
Хорошо, никого не было рядом: распугали бы оставшихся посетителей.
— Что ты знаешь?
Голос Кэйи теперь звучал так, будто он умел применять Крио-стихию к собственным связкам.
— Что должен испытывать что угодно… ненавидеть тебя… злиться, — принялся перечислять Дилюк.
Его руки сами потянулись к Кэйи, схватил его за грудки, тряхнули сквозь стол. Кэйя ответил тем же, вцепившись в Дилюку в одежду и скривив рот.
— Обвиняешь меня за то, что тебе хорошо? — спросил он, дыхнув Дилюку в нос парами вина.
Он так близко.
— Да, — честно ответил Дилюк.
Сейчас Кэйя должен был попытаться его ударить или применить свои способности, но вместо этого он улыбнулся, сдернул одной рукой с глаза повязку и дернул Дилюка в сторону от стола. Несчастный стол опять пошатнулся, зазвенели бутылки, рассыпались шахматы. Кэйя потянул Дилюка на себя, и Дилюк вдруг понял, что оба они тяжело дышат, будто драка уже закончилась.
— Тогда придется тебя заставить узнать, как может быть еще лучше.
Если бы Кэйя не держал его, Дилюк бы сел на пол. Ноги у него подкосились, когда рот Кэйи, безжалостный и твердый, врезался в его губы.
И что, все это время?.. — только и успел подумать Дилюк.
Губы Кэйи раскрылись, поддались ему, и Дилюк провалился в теплое, вязкое небытие.
…Утро — оказалось, уже рассвело — превратилось во вспышки: каждое событие, каждое действие загоралось и мгновенное обращалось в пепел. Дилюк не мог ничего удержать в голове надолго.
Ноги у него, совсем ватные, не шли по ступеням, и Кэйя его тащил.
Они сняли номер. Два номера. Дилюк подпирал Кэйю плечом, на его шее темнел засос, губы Дилюка распухли, на нижней от укуса лопнула кожа. Можно было ограничиться одним номером, но двойная плата, сказал Дилюк, способствует молчанию, и Кэйя с ним согласился.
Они снова поднимались кое-как: сначала вверх вбежал Кэйя, потом, сражаясь со своей дрожью, поднялся, опираясь на перила, Дилюк. К утру в зале никого не осталось. Никто на него не смотрел.
Дилюк открыл дверь — и Кэйя полулежал на кровати, поглаживая себя между ног. Дилюк уронил с плеч тяжелый камзол. Распустил волосы. Осторожно притворил дверь.
И бросился, как голодный зверь, на Кэйю. Кровать скрипнула — они замерли на мгновение, рассмеялись и вернулись к своим поцелуям.
Ключицы болели: Кэйя не целовал, а кусался. Пальцы трогали его мокрые плечи и постоянно путали волосы, придерживая хвостик так, чтобы он не лез Дилюку в лицо. Кэйя нависал над ним с глупой улыбкой, и кажется, что Дилюк даже что-то язвительное ему на это сказал, но он не заметил, увлекшись его ребрами.
— Щекотно, — возмутился Дилюк.
И оказался сидящим на Кэйе сверху.
В окно светило солнце. Лениво раскачивали ветви деревья. Кэйя придерживал Дилюка за бедра и целовал спину. Дилюк поднимался и опускался на его члене, молчаливо содрогаясь от каждого стона Кэйи в свои лопатки. И казалось, что это дерево так качается от слабого ветра. А может и правда качалось…
— Думаешь, Барбатос за нами подглядывает? — усмехнулся Кэйя, помогая Дилюку расставить ноги шире.
Его горячая грудь плотно прижалась к спине. Дилюк фыркнул:
— Да кому ты нужен.
— Тебе, — шепнул Кэйя и двинул бедрами, наконец, заставив Дилюка всхлипнуть.
Дерево закачалось куда сильнее прежнего. Будь погода пасмурной, можно было бы случайно решить, что там, на улице, буря.
Дилюк закрыл себе рот рукой, зажмурился и кончил почти сразу же следом за Кэйей.
…Засыпая, Дилюк был готов проснуться совсем один. Такой исход был бы даже правильным. Они взяли два номера: ничего не мешало Кэйи одеться и уйти спать к себе — слухи твердили, что обычно он так и поступает. Память о прошлом подсказывала, что слухи не врут: слишком хорошо Дилюк знал Кэйю, чтобы им не поверить.
Но когда он открыл глаза, Кэйя, полуобнаженный, сидел на краю постели и смотрел куда-то в пустоту.
— Ты должен был уйти, — сонно пробормотал Дилюк, перекатываясь на его сторону. Прохладно. Значит, проснулся уже давно. Почему не ушел? Ждал, что Дилюк проснется?
— Да, пожалуй. Нужно быть последовательным в вопросах случайной страсти и так далее, — как-то нехотя ответил ему Кэйя.
— Тогда в чем дело? — спросил Дилюк, усаживаясь на кровати.
Голова не болела. Жаль, что нельзя спихнуть все на опьянение.
Уйди Кэйя, возможно, им двоим стало бы легче.
Кэйя виновато улыбнулся — этой ужимке Дилюк не поверил.
— Решил, что нам все же стоит поговорить. По-настоящему, я имею в виду.
— Разве мы не все обсудили?
Дилюк напрягся. Эти настоящие разговоры… каждый раз — и особенно последний — кончались плохо. Кэйя жил, как набитый тайнами сундук. Только этот сундук охраняли такие чудовищные монстры, что ни одна тайна не стоила того, чтобы туда влезать.
А ему, Дилюку, приходилось против собственной воли.
— Да. — Кэйя потер шею. — Я так и не сказал тебе кое-что важное.
Дилюк сжал пальцы в кулак.
— Помнишь, я сказал, что не знал, что можно так любить?
— Помню.
Бездна внутри снова зашевелилась, присматриваясь, какие остатки его души превратить в пустоту. Сопротивляться не было сил.
— Так вот, я правда не знал.
— Я уже понял.
Вот так правильно. Сначала злость — потом опустошение. Статус-кво. Все, как он и собирался.
— Да… — Кэйя продолжил, будто случайно не заметил его гнева. — Не знал, что люблю.
Бездна, сжавшаяся и пульсирующая внутри, от неожиданности замерла, а Дилюк, наоборот, вскинул голову. Кэйя неловко улыбнулся и развел руками.
— Вот теперь, кажется, пора уйти…
Он не успел: Дилюк схватил его за руку и с легкостью повалил на кровать, одной ладонью удерживая за запястье, второй — за шею.
— Голый и задушенный капитан кавалерии не сделает Ордо Фавониус чести, — прошептал Дилюк. И Кэйя опять рассмеялся.