Гордон вздрогнул и чертыхнулся про себя, когда, хлопнув дверью, увидел на кровати знакомый силуэт. Это был не первый раз, когда Виктор заявлялся к нему самым беспардонным образом. Понятие личного пространства не то чтобы было ему знакомо. И, тем не менее, лучше было видеть его спокойно лежащим, пусть и в одежде, на собственной постели, чем с заряженным автоматом в руках.
— Привет, Джим.
Гордон устал после рабочего дня, и у него не было желания и сил выпроваживать непрошенных гостей, так что он быстро заглушил возмущение. Зсасз, как кот, ходил где вздумается и гулял сам по себе. Гордон, конечно, прикинул, какую статью можно впаять за взлом и проникновение — но не было, пока что, ни ограбления, ни покушения на жизнь. Слишком несерьезно для Готэма, в департаменте даже не взялись бы за такое. Но выяснить причину все же стоило.
— За мной снова охота? — уточнил он, зажигая свет и сбрасывая ботинки.
Виктор едва ли шевельнулся, безразлично наблюдая за его возней у кухонных шкафчиков. Разве что выражение лица было необычно серьезным. Гордон привык видеть его насмехающимся — хотя бы глазами, которые сейчас лихорадочно блестели.
— Можешь расслабиться, — ответил Зсасз, и привычная улыбка, хоть и довольно слабая, вернулась. — Все одновременно проще и сложнее.
Гордон вздохнул — и ощутил ноздрями что-то новое в спертом воздухе. Это не было полноценным запахом, скорее, нечто интуитивное. Он снова взглянул на Зсасза, замечая, как тот слегка морщится, усаживаясь в постели, и кивнул, показывая, что слушает.
— Мне нужно было безопасное место, только и всего. Твой дом был ближе всех остальных. Меня засекли прямо на углу твоего квартала. Судьба, знаешь ли.
— Ты ранен? — предположил Гордон.
— Можно и так назвать, — пожал плечами Виктор. — В любом случае, у меня нет никаких злых намерений относительно тебя… В данный момент. Поэтому было бы неплохо, если бы ты позволил мне перекантоваться здесь, несмотря на разногласия, которые между нами возникали. Если хочешь — я даже скажу пожалуйста.
Виктор был не в форме — теперь это было очевидно. И все равно он издевался. Слегка, можно сказать, по-доброму. Зсасз был преступником — но своеобразной харизмы у него было не занимать (как, впрочем, и многим бандитам в этом городе).
— Расскажи, что именно произошло. У тебя с собой наркотики? Оружие?
— Второе всегда со мной, — усмехнулся Зсасз, укладывая голову на плечо. — Но я бы не отказался и от первого, если честно.
Виктор прикрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Тонкий запах продолжал щекотать Гордону ноздри, и он облизнул пересохшие губы, и сглотнул вязкую слюну. Тишина становилась неловкой. Джим вдруг понял — и даже не разозлился на ботинки, упиравшиеся в его постель. Он это чувствовал. И знал, что Зсасз знает, что он знает — и потому вновь поднять глаза на его лицо было мучительно сложно.
— Почему ты без подавителей? — тихо спросил Гордон — получилось себе под нос, с какими-то обиженными нотками. — Разве ты не знаешь свой цикл?
— Разве ты не знаешь, что циклы иногда сбиваются? — парировал Зсасз. — Это ведь не допрос, Джимми. Если бы у меня были таблетки, я бы не ныкался сейчас у тебя. И та банда не напала бы на меня только из-за запаха… Впрочем, я успел уложить одного.
Гордон не стал обращать внимания на тот факт, что Зсасз признался в очередном из многих убийств. Это была самооборона — спасение от изнасилования. Гордон не был уверен, что не поступил бы так же. Семьи в Готэме то и дело устраивали разборки друг с другом — влезать между ними было мало того, что опасно, но и бессмысленно.
— У меня есть рецепт, но их надо принимать заранее, — терпеливо пояснил Зсасз. — Примерно за сутки.
— Не знал, что подавители рецептурные, — признался Джим.
— Вероятно, потому что ты не омега, — с долей иронии произнес Виктор.
Гордон увидел, как тот вновь стискивает челюсти, пережидая… Джим не знал, что именно. Он понятия не имел, что омеги испытывают во время течки. Очевидно, разговор отвлекал Зсасза от ощущений, но в наступившей тишине намного легче было разглядеть, насколько ему хреново. Задавать вопросы дальше было бы неэтично. Этот образ шел немного вразрез со всем, что Гордон знал о нем; он признавал, что Виктор знал его в чем-то даже лучше его самого. Зсасз пришел к нему за безопасностью, зная, что получит ее, несмотря на их вечную борьбу по разные стороны баррикад. Временное перемирие.
Гордон подошел к кровати и присел на край. Запах — или, скорее, его ощущение — скользнул в его дыхательные пути, заискрился на поверхности легких и горла. В голове появился легкий туман.
— Чувствуешь? — чуть улыбнулся Виктор. — Альфы ощущают это примерно в десять раз ярче, чем ты.
— Должно быть, они теряют контроль, — неловко усмехнулся в ответ Гордон. — Я могу помочь тебе?
— Не думал, что ты настолько проникнешься, — Зсасз откинулся на подушку, нащупывая что-то во внутреннем кармане пиджака (точно не пистолет). — Но да, можешь. Я буду благодарен, если ты купишь мне пару пачек по этому рецепту, — Виктор протянул аккуратно сложенный бланк. — И молоко. Бутылок пять… У тебя закончилось, я проверял.
Круглосуточная аптека, круглосуточный продуктовый. Виктор сказал, что таблетки действуют только через сутки — это значило, что пройдет много часов, прежде чем Зсасзу станет легче. Джим ловил себя на сочувствии теперь, когда знал ситуацию. Впрочем, чего еще можно было ожидать, если он не смог пристрелить Освальда тогда, когда тот был наименее опасен для всего Готэма.
Виктор вытянул руку, как только Джим появился на пороге, и тому ничего не оставалось, кроме как кинуть в него пачку таблеток, которую тот поймал весьма уверенным движением.
— Ты лучший, — произнес Зсасз вместо благодарности, отправляя в рот сразу несколько из них. — М, насчет молока… Будь добр, сними с бутылок этикетки и сполосни.
Гордон удивился просьбе, но послушно подошел к раковине и закрыл слив, чтобы набрать воды и отмочить этикетки. Занимаясь бутылками, он поглядывал на Виктора, который, наконец, сбросил ботинки и стянул пиджак с жилетом. Джим подошел к нему как раз в тот момент, когда Виктор расстегивал пуговицы на рубашке, и аккуратно положил бутылки на одеяло — они стукнулись друг о друга с легким стеклянным звуком. Зсасз схватился за одну из них и, не глядя, рефлекторным движением снял фолгу. Он сделал несколько больших глотков, не обращая внимания на белесую струйку, ринувшуюся вниз по его подбородку, накрапывающую по груди, полускрытой краями рубашки. Когда он, наконец, оторвался от горлышка, то прикрыл глаза и застонал, будто бы и впрямь кайфовал. Облизнув губы, он взглянул на Гордона с лукавым прищуром.
— Хочешь поцеловать меня?
В любой другой ситуации Джим бы только разозлился. Он никогда не подумал бы об этом первым, но сейчас, когда Виктор предлагал ему это, когда нечто эфемерное, ощутимое где-то на уровне выше, чем любой из видов восприятия, вызывало у Джима желание… Зсасз сидел в его кровати — полуобнаженный и возбужденный донельзя, нуждающийся в прикосновениях. Гордон склонился чуть ближе — Виктор, не размышляя, впился рукой в его лацканы, притягивая к себе. Они сплелись до нелепого страстно, как влюбленные после долгой разлуки. Джим положил руку на затылок Зсасза, чтобы хоть как-то контролировать его пыл, его трепетное нетерпение, его жадный рот со сладковатым привкусом. Пресытившись, Виктор сам отпустил Гордона, отстранил его, взяв за подбородок, и покачал головой.
— Хватит строить из себя невинную овечку, Джимми. Я хочу развлечься с тобой.
Джим фыркнул, вырываясь из его хватки.
— Знаешь, мы оба можем пожалеть наутро. И — по-моему ты искал укрытия на время, пока не подействуют таблетки.
— Хочешь, чтобы я сказал, что ты отличаешься от любой альфы с улицы? — сверкнул белозубой улыбкой Зсасз.
— Я даже не альфа, — заметил Джим, и Виктор закатил глаза.
— Еще бы. Хорошо, если ты сомневаешься или… боишься, то просто наблюдай, я не буду против. И еще — я возмещу все убытки, которые причиню твоей кровати. Поверь.
Виктор вложил бутылку в руку Гордона и потянулся к своим брюкам, стягивая их с бедер с очевидным трудом, как если бы они были мокрыми… они и были. Едва ли не насквозь. Джим незаметно прикусил щеку, разглядывая поблескивание на коже, подавляя желание прикоснуться, ощутить это. Даже головка члена, пускай и не стоящего от слишком долгого возбуждения, покрытая крайней плотью, сочилась прозрачной смазкой, стекающей на гладкую мошонку. Зсасз сидел на подогнутых ногах, раздвинув бедра, оглаживая ладонью промежность и, чуть морщась, собирал влагу. Гордон представлял, насколько некомфортно ему было все это время.
Виктор забрал бутылку, сделал еще один глоток — и опустил ее вниз, приставляя широкое горлышко к анусу, насадился на нее таким быстрым движением, что Джим мог только оторопело смотреть на происходящее. С тихим шипением Зсасз соскользнул по гладкому стеклу ниже, упираясь в плечики бутылки, ведущие к самой широкой части.
— Холодно, — задумчиво произнес Виктор, откидывая голову. — Так намного лучше.
Зсасз убрал руки назад, упираясь ими в кровать, и качнул бедрами, ища для бутылки лучшую опору, чтобы начать движения. Молоко внутри плеснулось о стенки, ненадолго задержавшись полупрозрачными подтеками.
— Ты всегда справляешься таким образом? — поинтересовался Гордон, протягивая руку, чтобы придержать бутылку на месте. Больше из-за боязни повреждений — не в его постели.
— И не так извернешься, когда припрет, — ответил Виктор, благодарно кивая. Он приподнялся, оставляя после себя мокрый блеск.
— Значит, это не самое радикальное, что ты делал, — скорее утвердительно пробормотал Джим себе под нос. Зсасз только усмехнулся. В мягком свете ночника было видно, что он буквально сочится смазкой, а кожа припухла и покраснела. Виктор был готов к тому, что делал со своим телом, задолго до того, как действительно что-то предпринять, поэтому ему не понадобилось даже растяжки. Горлышко бутылки было шире члена Гордона раза в два, если не в три, и он задумался, все ли альфы обладают такими размерами, или это Зсасзу нужно больше, чем остальным.
Виктор опрокинулся на спину — и весь сжался, прикусывая ребро ладони и жмурясь. Видно было, как под кожей напряглись мышцы бедер и живота, как поджались пальцы на ступнях, которые он неосознанно подтянул к телу. Гордон придвинулся ближе и сначала хотел успокоить его, вновь расслабить, но вместо этого взялся за его бедра, укладывая их себе на колени — Зсасз вскрикнул от плеснувшей в него холодной жидкости.
— Хочешь рассмотреть меня? Изнутри? — произнес Виктор сквозь тяжелое дыхание.
— Поздно отказываться, — усмехнулся Гордон, наблюдая, как он сжимается от ощущений.
— Ты можешь отказаться в любой момент, Джим. И я не думал, что скажу это, но ты чертовски горяч в этом костюме, когда раздвигаешь мои ноги. У тебя наверняка с собой наручники, правда?
— Хочешь, чтобы я приковал тебя, — догадался Гордон, старясь не выглядеть смущенно. — Подумал бы, как мне продолжать работать с такими мыслями.
Зсасз задрал голову, глядя на деревянное изголовье, вытянул наверх руки — на одной ладони отпечатки зубов — и вернул Гордону взгляд, полный немой мольбы, настолько искренней, что в происходящее верилось с трудом. Один из самых опасных наемников города лежал в его постели, без слов умоляя обездвижить. Джим глубоко вдохнул и вытащил наручники, пропуская цепочку за перекладиной и заковывая запястья, удивляясь твердости собственных рук.
Взявшись за черную рубашку — единственное, что осталось из одежды — и смяв ее в кулаках, Джим снова прижался ко рту Зсасза, прихватывая горячие, припухшие, слишком чувствительные губы. Крепкие бедра с силой сжали его бока — по телу Виктора бежала дрожь напряжения, будто он был в лихорадке (боже, он и был). Не было слышно ничего, кроме тяжелого дыхания, влажных, причмокивающих звуков и легкого скрипа кровати. И от того еще более дико звучал Виктор, взвывший, когда Гордон провел ладонями по его телу от шеи до паха, будто его прикосновения могли обжечь. Кожа была особенно горячей у чрезмерно растянутого ануса, там, где она плотно обхватывала гладкое стекло. Гордон потянул бутылку назад, оставляя прижатой только нижнюю часть горлышка, чтобы молоко могло снова течь внутрь, и на этот раз Виктор только стиснул зубы. Уровень жидкости в бутылке постепенно снижался, заставляя его порой непроизвольно зажиматься, не пропуская поток внутрь — тогда белые струи стекали по бедрам. Джим сглотнул, не в силах отвести взгляда от ярко-красного, блестящего нутра, и последних капель, исчезающих в глубине чужого тела.
— Закончилось, — с некоторым отрешением произнес Зсасз, и Джим натолкнулся на его взгляд, подняв собственные глаза. Очевидно, Виктору нравилось наблюдать за его действиями.
— Хочешь еще?
Виктор прикусил губу, прежде чем ответить:
— Пожалуйста.
Гордон не смог сдержать легкой усмешки и потянулся к следующей бутылке: у него не вышло снять фольгу полностью с первого раза, и Зсасз молча, терпеливо смотрел, как он отковыривает мелкие кусочки. Гордон почти не прилагал усилий, вталкивая новую бутылку в его тело — настолько он был растянутый и влажный. Виктор благодарно застонал, когда жидкость начала втекать в него, и, кажется, закатил глаза под прикрытыми веками.
— Я слышал, что мазохизм — это садизм, направленный на себя, — вдруг вспомнил Гордон, кивая на шрамы, покрывающие грудь Зсасза. — Интересно, когда ты пытаешь других людей, ты представляешь себя на их месте?
— Порой, — ответил Виктор, и уперся ступней в плечо Гордона, сминая пальцами выглаженный пиджак. — Я бы хотел провернуть с собой многие вещи, если бы они не были необратимыми, — улыбнулся он, и Джим одновременно и очаровался его честностью, и испугался того, что творится в его мозгу.
— Ты и правда фрик, — покачал головой Джим.
— А ты делаешь со мной то, чего никогда не сделал бы с другими.
Виктор был красивым. Хорошо сложенным. Послушным его рукам. По-хорошему, его надо было вязать и тащить в участок — но Гордон слишком хорошо представлял, что с Зсасзом сделают в обезьяннике. Что сделают в допросной. Джим моргнул, пытаясь стряхнуть сочувствие — но правда в том, что Виктор пришел к нему, как раненое животное к человеку. Нелегко было избавиться от впечатления, которое он оставил своим доверием.
— Перестань вести войну с самим собой, — немного уставшим тоном произнес Виктор. — Возьми все, что я тебе предлагаю. Я хочу, чтобы ты мной воспользовался.
Пальцы Джима вздрогнули, жар в паху разгорелся сильнее. Это можно было бы расценить за принуждение, если бы он сам не хотел этого так сильно. Джим смял округлые ягодицы, развел, чтобы рассмотреть все как можно лучше. Теперь Зсасз был расслаблен достаточно, и почти не смыкался, когда Гордон вновь прижал край горлышка ко входу, наблюдая, как молоко медленно заполняет его. Виктор лишь попеременно жмурился, не стараясь даже немного сменить положение, в то время как его тело с жадностью вбирало холодные потоки.
Гордон толкнул бутылку обратно, глядя, как мышцы за краем горлышка сокращаются, образуя белые пузыри, пока все не уходило в темноту. Вторая бутылка закончилась, но это было меньше даже половины того, чего Виктор просил (в чем он нуждался). Гордона окончательно повело от осознания подаренной ему власти, он крепче прижал к груди бедра Зсасза, прихватил зубами, с силой втягивая в рот — помечая.
— Тебе ведь и этого мало, верно? — прошептал он, потираясь о гладкую кожу, пока не покрытую шрамами, растрепывая челку.
— Еще, — Виктор явно метался между «прекрати спрашивать разрешения» и «продолжай меня мучить».
Следующую бутылку Гордон поднес ко рту Зсасза, и тот, не теряясь, выпрямил языком край крышечки, подхватил ее зубами и дернул головой, срывая. Молоко залило его губы, заставляя облизываться, фольга прилипла к щеке. Гордон вставил новую бутылку, думая о том, что скоро это движение станет таким же привычным, как смена магазина в пистолете, и склонился к лицу Виктора, чтобы убрать крышечку и слизать оставшиеся на лице белые капли. Виктор с готовностью подставился его языку, откинул голову, позволяя добраться до шеи. Молоко становилось вкуснее, смешиваясь с его теплой кожей; Джим то вылизывал его, то кусался — невесомо, бесследно, но Зсасзу с его нынешней чувствительностью этого хватало с лихвой.
Кожа Виктора была покрыта испариной, бархатное мерцание которой особенно хорошо было видно на очертаниях то и дело напрягающихся мышц. Гордон обвел подушечкой пальца край отверстия, убеждаясь, что там не становится менее влажно, и крепко взялся за бутылку, подталкивая ее глубже и возвращая обратно. Молоко заплескалось под стеклом, забилось о стенки, как крошечный шторм. Виктор то сжимал бутылку внутри себя, то расслаблялся, позволяя ей свободно скользить внутри.
У Гордона живот сводило от возбуждения. Он сдвинулся назад, хорошенько рассматривая открывающуюся ему картину. Виктор аккуратно опустил ступни на кровать, свел ненадолго ноги, разминая от долгого пребывания в одной позе.
— Я сейчас слюной захлебнусь, — покачал головой Гордон. — Оставайся открытым, ладно?
Виктор кивнул, и Джим медленно вытащил бутылку, горлышко которой основательно нагрелось от тела Зсасза и покрылось обильным, вспенившимся от движений слоем смазки. Из-за вакуума Гордону пришлось приложить усилия в самом конце, прежде чем он услышал характерный хлюпающий звук, а Виктор непроизвольно сжал мышцы, прежде чем вновь покорно расслабиться. Джим опустил дно бутылки, делая поток совсем неторопливым, глядя, как внутренний сфинктер то и дело смыкается от низкой температуры, и бороздки заполняются молоком.
Пока Гордон готовился к четвертому заходу, Зсасз изогнул ступни, вставая на цыпочки, и, хотя анус все еще расслабленно зиял, его ноги начали мелко трястись от нагрузки. Джим решил не торопиться, с интересом наблюдая, сколько Виктор сможет продержаться в этом положении. Он прошелся кончиками пальцев по его бедрам в щекотной ласке, и Зсасз запрокинул голову, стараясь дышать ровно — и издал короткий скулеж.
— Джим, — выдохнул он, облизывая губы. — Джим, прошу… Наполни меня.
Гордон аккуратно приставил горлышко ко входу — и толкнул его внутрь, не проливая ни капли. Он подставил колено под его ягодицы и тот, наконец, расслабленно выдохнул, опираясь на него. В таком положении бутылка медленно опускалась в него под собственным весом.
— Расслабься, — попросил Джим и уперся коленом в донышко, всаживая бутылку глубже. Частые выдохи сменились на стоны. Эти звуки ему понравились, и он надавил сильнее, наблюдая, как плечики бутылки погружаются внутрь, минуя покрасневший вход. Виктор дернул руками, впиваясь в цепь наручников, натягивая ее сильнее на перекладине изголовья, и раскрыл рот, жадно ловя воздух.
— Черт возьми, Джим…
Гордон продолжал проталкивать в него бутылку. Гладкое стекло хорошо скользило по смазке, но мышцы все равно были натянуты до предела. Джим сдал назад, давая им привыкнуть — и вновь надавил, заставляя Виктора задыхаться.
— Не боишься, что я упущу ее? — произнес Гордон с легкой угрозой, когда донышко почти сравнялось со входом.
— Валяй, — надменно фыркнул Зсасз.
Джим поднял брови — и вжал колено в его пах, позволяя бутылке полностью погрузиться в его тело. Виктор хрипло застонал и непроизвольно выгнулся, когда мышцы постарались сомкнуться поверх плоскости. Он уперся лбом в собственное плечо, вдыхая через раз, ясно давая понять, что это — апофеоз происходящего. Он был переполнен. Перегружен. Его взгляд был совершенно размытым. Взгляд Гордона, наверное, тоже. Джим облизнулся, отстраняясь, и постучал ногтями по донышку, все еще видневшемуся под мышечным кольцом, припухшим от интенсивных воздействий.
— Тебе нужно ее вытолкнуть, если ты не хочешь, чтобы она осталась внутри.
— Не сейчас, Джим. Дай мне время.
Гордон слегка отряхнул костюм, прежде чем встать с кровати и, спотыкаясь о пустые бутылки, добраться до шкафчика с виски. Он бросил в стакан пару кусочков льда, щедро залил их, отпил, тряхнул головой — как ни парадоксально, это слегка отрезвило. От другого вида опьянения. Джим постоял над кухонной тумбочкой, тупо глядя в стакан, затем подхватил его и встал напротив кровати, любуясь. Ему определенно нравился Зсасз, прежний образ которого в голове Гордона был уничтожен. Контраст казался невероятным.
Грудь Виктора высоко вздымалась, шрамы, особенно недавние, приобрели более яркий в сравнении с остальной кожей оттенок. Джим подошел к изголовью, присел на край. Провел пальцами по рельефу полосок, по шее — собрал влагу. Зсасз повернул голову, отрешенно глядя на него.
— Это и впрямь лучше, чем если бы тебя поймали на улице? — спросил Гордон, делая еще один глоток.
— Конечно. Ты делаешь только то, о чем я тебя просил, — ответил Виктор, ловя губами пальцы, которыми Джим вел по его скуле. — Ты должен понимать, что на улице было бы по-другому. Джим, ты не способен намеренно причинить вред человеку, который тебе доверяет.
Зсасз взял его пальцы в рот, вылизывая кончики, ставшие вдруг невероятно чувствительными. Чертыхнувшись про себя, Гордон взобрался на кровать и перекинул колено через его грудь. Виктор лениво прищурился, глядя снизу вверх, и потерся щекой о брюки Гордона.
— Приласкать тебя?
— Посмотрим, как у тебя это получится, — усмехнулся Джим, упираясь в изголовье, чтобы не давить всем весом на чужую грудь.
Зсасз раскрыл губы и, чуть склонив набок голову, безошибочно нащупал ствол под ширинкой. Его прикосновения должны были чувствоваться приглушенно — но Гордон был возбужден слишком долго. Виктор просто терся об него, да к тому же через грубую ткань, но этого, казалось, было достаточно, чтобы свести Джима с ума. Он хрипло застонал и прикрыл глаза, потягивая ледяной виски, пока Зсасз возился где-то внизу, то и дело горячо выдыхая прямо в его пах. Поддевал кончиком носа мошонку, терся щекой о член, вылизывал его, вымачивая брюки в слюне.
Джим отставил опустошенный стакан и сместился ниже, возвращаясь в удобное местечко между ног Виктора. Донышко натягивало мышцы, чуть выступая под кожей, и было хорошо видно, как сильно объем распирает Зсасза, но края сфинктера поблескивали влагой, а внизу скопившаяся смазка уже стекала к копчику тягучей прозрачной струйкой.
— Готов? — спросил Гордон, распределяя смазку по окружности. — И даже не думай порвать себя.
Зсасз кивнул и подсобрался, чтобы как следует напрячься. Донышко двинулось к выходу, вновь растягивая отверстие, задержалось там, заставив выступить пару капель молока, но дальше не прошло — Виктор резко выдохнул, сбрасывая мышечный тонус.
— Мне оставить тебя разбираться с этим до утра? — усмехнулся Гордон.
Зсасз обиженно нахмурился, упираясь ногами в кровать, и постарался вытолкнуть бутылку снова. На этот раз он глубоко дышал, не снижая давления, пока, наконец, донышко не оказалось снаружи — и вскрикнул, когда изможденное тело извергло оставшуюся длину. Белая струя хлынула, как вода из ливневки после дождя, протекла на простынь, пропитывая ее до самого матраса — Виктор попросту не мог сомкнуться, и Джим приподнял его таз, закидывая ноги себе на плечи, чтобы остановить это. Он взял бутылку с остатками молока, заливая его в раскрытое отверстие, пока Зсасз пытался отдышаться, совершенно этому не противясь.
Гордон попробовал опустить в него пальцы, не касаясь стенок (получилось), потом огладил блестящую влажно поверхность и склонился, чтобы вылизать подрагивающий вход. Издав невнятный скулящий звук, Виктор скрестил ноги за его шеей, наблюдая красными от разорвавшихся капилляров глазами. Поерзав в новом положении, он зажмурился, очевидно, чувствуя протекающее глубже молоко. Нащупав в складках одеяла последнюю бутылку, Джим начал заливать небольшими порциями и ее, дожидаясь, пока тело Зсасза пропустит все предыдущее. Внутренний сфинктер иногда непроизвольно напрягался, выталкивая молоко наружу, и тогда оно тонкими струйками стекало по животу Виктора или лилось к его копчику, пачкая штаны Гордона. Вслед за последними каплями Джим вновь заполнил отверстие бутылкой, ввалившейся сразу по плечики.
— Вот умница, — произнес Гордон, потянулся, чтобы погладить Виктора по щеке, и получил в ответ настолько искреннюю улыбку, что стало не по себе — Зсасз буквально просиял от его слов. Джим положил руку на живот Виктора, который теперь неестественно выпирал от наполненности, надавил — часть молока тут же выплеснулась обратно в бутылку, медленно стекла по стенкам обратно.
— Альфы всегда столько кончают? — усмехнулся он.
— Если их пара сотен… Боюсь, это было бы слишком даже для меня, — ответил Зсасз, впрочем, прикусывая губу и слегка прищуриваясь, будто бы в красках это представляя.
— Моего члена тебе, напротив, не хватит, — заметил Гордон. — Тем более, что я не взял презервативы.
— Хорошо умеешь отмазываться, — Зсасз покачал головой с ироничной укоризной. — Я хочу твою руку.
— Прости?
— Руку, Джим. Я хочу, чтобы ты трахнул меня рукой. Это не затруднит тебя?
Гордон взглянул на свою ладонь. Провел большим пальцем по ногтям — не слишком острые. Потянулся между ног Виктора, чтобы вынуть бутылку — тот наконец мог сжаться хотя бы наполовину, пускай из него и текла безостановочно тонкая струйка. Джим сомкнул пальцы, осторожно раздвинул податливое кольцо — он не встретил ни малейшего сопротивления вплоть до костяшек — Зсасз сосредоточенно прикрыл глаза, впуская его в себя, и с мягким стоном двинулся навстречу, когда кисть вошла полностью.
— Да, так хорошо, — удовлетворенно произнес Виктор.
Гордон чувствовал его стенки, скользкие и эластичные, ощущал ладонью пульсацию и нагретое его телом молоко. Наклонившись ниже, он приобнял Виктора за корпус, чтобы быть чуть ближе, чуть лучше ловить реакции. Пальцы Зсасза перебирали цепочку наручников. Джим потянулся к его губам, чуть двинул рукой, ловя сорванный выдох, проскальзывая языком по беспомощно раскрытому рту. Виктор поджал ноги, зажимая Гордона внутри себя, плотно обтягивая запястье.
— Не останавливайся, Джим, — покачал головой Зсасз.
Гордон вновь двинул рукой — плавно и медленно, привыкая к этому необычному ощущению, обшаривая Зсасза изнутри. Явным усилием воли тот расслабился, позволяя Джиму больше в этой странной и дикой ласке. Вытянув руку до основания большого пальца, Гордон снова втолкнул ее внутрь — молоко выплескивалось, пропитывая его рукав, стекая по идущей мурашками коже. Откинув голову и зажмуриваясь, Виктор прикусывал губы, постанывая от ощущений на каждой фрикции.
— Только посмотри на себя, — прошептал Гордон, не укоризненно — но восхищенно.
Он прижался щекой к груди Виктора, терпко пахнущего потом и течкой, пропитанного молоком. Рука двигалась удивительно свободно, легко выскальзывала наружу, оставляя Зсасза раскрытым, заставляя его бесконтрольно изливаться на кровать, давая облегчение распираемому жидкостью животу. Каждый раз это заставляло Зсасза выгибаться, стараясь прижаться к Гордону ближе, по-животному потереться об него, пока, наконец, он не сорвался на прерывистый стон, больше похожий на хныканье. Поражая Джима тем, что вообще способен издавать такие звуки, и не меньше — тем, что делает это в его постели, так для него раскрываясь, с такой жадностью беря то, что нужно.
— Оставь, — едва слышно выдохнул Виктор, облизывая пересохшие губы и все еще вздрагивая от недавней судороги, все еще пульсируя всем нутром на его ладони. — Это похоже на узел. Ты ведь… знаешь про узел?
— Про его существование — да, — пожал плечами Джим. — Но я никогда не думал, как это ощущается, когда ты омега. Когда что-то такое набухает внутри тебя, не давая прекратить случку.
Прозвучал щелчок — и Виктор опустил руки, обнимая его за плечи и утыкаясь в районе шеи. Гордон даже не стал удивляться тому, как легко он выбрался.
— Гарантия того, что омега понесет от первого партнера, — кивнул Виктор, слабо сжимая его в себе из последних оставшихся сил, чтобы лучше почувствовать. — Если бы тем альфам удалось меня поймать, скорее всего, они бы не пихали член так глубоко, чтобы сцепиться со мной. Иначе они не смогли бы пустить меня по кругу, — фыркнул Зсасз. — И я не могу не быть тебе благодарным за то, что ты избавил меня от этого по крайней мере до конца этой течки.
— «По крайней мере»? — усмехнулся Джим.
— Смотря насколько тебе это понравилось, — уточнил Виктор, и тут же протянул ладонь, все еще прохладную от оттока крови, к натянутой ширинке Джима. — Дай мне, наконец, к тебе прикоснуться.
Гордон расслабленно прикрыл глаза, наслаждаясь долгожданными, заслуженными прикосновениями. С ним в Готэме случалось много диких вещей — но Виктор Зсасз, мокрый и измученный в его руках, пожалуй, был самой отпетой из них.
14.03.2021-14.05.2021