— Тёплый ветер гладит лицо,

А я глажу твоё.

Растворяемся где-то..

Это..

"Последнее лето" — Ooes.

Мико придирчиво осматривает комнату, скрывая лёгкое волнение за дежурной мягкой улыбкой. Стоящие за её спиной две молодые жрицы, ещё даже не получившие титул «тёккай», прятали свои эмоции намного хуже — их настроение невольно передалось хозяйке дома, начинающей заметно нервничать. 

— Значит, считаете, что к Вам приходит недавно умерший сын? — госпожа Яэ уверенно ступает по татами, подходя к небольшому алтарю, главной ценностью которого являлся прах умершего, и профессиональным взглядом подмечает правильность расположения находящихся в нём предметов. Пока ничего необычного. — А в общественных местах были после похорон? Или, может, забыли воспользоваться солью перед возвращением домой?

— Нет, я.. все традиции были соблюдены, — запинаясь, немного иначе заканчивает предложение женщина, не замечая, как начинает накручивать длинный чёрный локон на указательный палец.

— А в правильный ли день его похоронили, госпожа Кохаку? — не сдавалась наследница Хакусин, мысленно отметая неподходящие варианты параллельно диалогу.

Получив в ответ несколько яростных отрицательных мотков головой, девушка задумывается. Если объятая горем мать говорит правду, то большинство традиций, а, вероятно, даже все — Мико не сомневалась в том, что женщина, как и надлежит, в день смерти провела ночь рядом с телом своего ребёнка — то никаких погрешностей в работе своеобразных “коллег” просто нет. 

Тогда дело совсем в другом.

Поэтому госпожа Яэ наконец принимает приглашение и осторожно садится подле котацу, любовно расправив складки на рабочем кимоно да одним взором призывая помощниц последовать её примеру. Не задавая лишних вопросов, они сразу же подчиняются.

Этот день приобрёл особую важность после того, как госпожа Кимико объявила во время вечерней трапезы о готовности младшего члена семьи перейти на более высокую ступень в иерархии храма Белого дракона — «сэйкай». Новость затронула душу каждого присутствующего на ужине, несмотря на знание, что все члены семейного круга Хакусин рано или поздно доходят аж до титула «мэйкай», становясь в святилище вторыми лицами после Гудзи. Казалось, слишком рано; Мико юна, порой безрассудна и, впрочем, весьма амбициозна. Из-за подготовки к празднику редко присутствующий в последнее время в усадьбе Уракусай (под одобрительно-смешливое фырканье старшей племянницы), помедлив, нехотя предложил последнюю проверку, которая точно сможет подтвердить квалифицированность последней представительницы рода Яэ. Глава клана отказывать ему не стала.

“Последней проверкой” девушки стали сопровождающие её ученицы — по сути, сегодня она играла роль сурового экзаменатора. Но всё было не столь.. прозаично. Ответственная за их жизнь и благополучие, госпожа Яэ тем не менее обязана была проследить за тем, смогли бы временные подопечные завершить задание самостоятельно, без надзора кого-то из старших.

Получив немного информации об умершем и некоторые интересующие её обстоятельства смерти, наследница Хакусин вежливо попросила одну из младших жриц сопроводить госпожу Кохаку на улицу, а затем обратилась к оставшейся девушке.

— Вчера я попросила каждую из вас расписать деревянные дощечки и взять их с собой. Банко, выполнили ли вы с Казуми мою просьбу?

— Конечно, госпожа Хакусин, — на выдохе произнесла та и дёрнулась в сторону сумок, желая как можно скорее предоставить доказательства своих слов, однако тут же застывает, осознав, что никакого приказа это сделать не было. Стыдливо покосившись на экзаменатора, Банко взглядом упирается в едва заметный одобрительный кивок.

— Доставай, — всё же озвучивает своё разрешение вслух Мико, отливая из кусю порцию чая в заранее приготовленную для неё заботливой хозяйкой чашку и прикрыв глаза. Пригубив напиток, она продолжила давать указания. — Свои разложи по углам комнаты, а дощечки Казуми по сторонам света. 

Когда небольшое задание было выполнено, а вторая подопечная успела вернуться, прежде чем редкие чаинки обмякли на дне посуды, наследница рода Белого дракона, памятуя свою первоначальную роль, устроила небольшой опрос экзаменуемых. Более менее удовлетворившись ответами (конечно, прекрасно понимая, что, будь на её месте Уракусай, так быстро до дальнейших действий девушек, вероятно, не допустил бы), задала заключительный, самый важный вопрос:

— Хорошо, если, как вы говорите, это юрэй, то какой?

Ученицы неуверенно переглянулись.

— Это.. дзибакурэй? — протянула одна из них, в поисках поддержки косясь в сторону другой. Очередные молчаливые переглядки свидетельствовали об отсутствии возражений со стороны напарницы.

Взор Мико несколько похолодел. 

Поочередно вглядывается в две пары глаз напротив, скучающе изучает, наклоняя голову набок, как хищная птица, обнаружившая простую в поимке добычу.

— Уверены?

Кажется, этот жест вызвал большую панику, чем объявление о предполагаемом повышении.

— Если учитывать все обстоятельства захоронения.. соблюдение традиций.. и насильственную причину смерти, — лихорадочно выпалила Казуми, сжимаясь под прямым взглядом приёмной дочери Гудзи храма Белого дракона, — то шанс неприятия смерти очень велик. Мы, госпожа Яэ, настаиваем на своём решении.

Несколько мгновений растворились в вечности и.. 

Лёд был растоплен мгновенно вспыхнувшими лукавыми искрами. 

Будь наследница старше, опытнее и уважаемее в обществе жриц, так рассмеялась бы сейчас звонко и ясно, намекая на удачную шутку. Но вместо этого она позволяет себе одобрительно улыбнуться, понижая уровень тревоги спутниц, а после, без труда грациозно поднявшись на ноги, подходит к взятым на ритуал очищения вещам, следуя длинному пути до назначенной цели. Гохэй привычно лёг в руку, подбадривая, не давая робеть перед оскалом опасности.

— И это верный выбор, — своеобразная похвала прозвучала непринужденно. Вот только последующие слова уже сопровождались тоном, не терпящим возражения, — но обряд очищения я проведу сама. Результат вашего экзамена будет оглашен позже, а сейчас.. прошу оставить меня. 

Возмущения не последовало — только крайняя степень недоумения. И госпожа Яэ была определённо рада, что повторять дважды не пришлось; все усилия должны быть брошены на предстоящую мудрёную беседу. 

Девушка временно откладывает жезл, аккуратно, с толикой сочувствия в жесте, разливает чай на две кружки и ставит одну из них у края стола, находящемся точно напротив. Неспешно отпивает из предназначенной ей, собираясь с мыслями.. и, с вольным вздохом закрыв глаза, начинает тихонько петь. Едва слышно: так, чтобы удары буйного сердца могли запросто заглушить мелодию. 

Немного подождать..

— Госпожа что-то хотела от меня? 

Жрица улыбается. Искренне. 

Да открывает очи.

Мальчишка, совсем ещё мальчишка. Непрошенная ассоциация с Макото заскребла на краю сознания, за что Мико пришлось её отпугнуть с особым рвением. Совсем не время вспоминать почившую старшую наследницу Наруками.

— Здравствуй, юный господин, — призрачный гость соблюдению этикета очевидно обрадовался. Прилежно положив руки на бёдра, подросток приветливо взирал на посланницу храма Белого дракона, не совсем понимая, для чего та прибыла, — ты верно подметил. Я хотела бы с тобой пообщаться. Ты же не против?

— Конечно нет!

 — Чудно, — наследница Хакусин с интересом следит за пробегающими по лицу собеседника эмоциями и сокрытыми в тумане глаз чувствами. — Расскажи, пожалуйста, как прошёл твой день. 

Отчего-то дух смутился. Начал нехотя, заметно подбирая выражения, однако спустя некоторое время сковывающую застенчивость со своих плеч скинул, не стесняясь приукрашать повествование. Говорил про школу, про страх не сдачи промежуточных экзаменов, про хрупкую красоту нравящейся ему девушки, которая разделила с ним бэнто, про ласкового уличного кота, всё время провожающего до дома, но успевшего в последнее время захворать и подвергнуться жалящей что-то в груди худобе.. Девушка слушала, не перебивая. Только изредка задавала уточняющие вопросы, тем самым подмывая продолжать монолог. И лишь когда призрак закончил, сияя потухающими звёздами во взгляде, она позволила себе спросить, превращая собственный голос в текучий по воздуху мёд.

— А как ты умер?

Прозвучало всё равно колючее знойного суховея. 

Застыли оба; госпожа Яэ от нетерпения и напряжения готовой к броску гончей, подросток — от удивления.

— О чём это Вы, госпожа? — нервно дёрнув плечом, поинтересовался собеседник.

Мико с трудом подавила усмешку.

— Как давно ты ел в последний раз, Минору? Или, может, пил? Почему же тогда не притрагиваешься к стоящему перед тобой ароматному зелёному чаю?

Всё же наследница Хакусин прекрасно осознавала, что в данный момент беспроигрышную охоту стоило теперь вести несколько осторожней. Построишь предложение не так, и перед тобой уже не безобидный дух, а одержимый злобой или местью — сложно сказать, какой вариант безопаснее для проводящего ритуал — разобраться с которым в разы сложнее. 

Сердито сдвинув брови, парень, явно рвясь доказать нечто невозмутимой жрице, протянул руку с победным желанием поднять над головой чашку. С невысказанной печалью госпожа Яэ лицезреет, как в замедленной съёмке, провальное прохождение сквозь фарфоровую поверхность. 

Призрак ошарашенно дергает часть тела на себя, нечаянно, однако, в последнее мгновение задевая посуду и безобразно разливая её содержимое на деревянную поверхность. Безумным взором он впивается в безмятежный лик девушки.

Вмиг стало темнее.

Трупный холод змеёй поспешно, гневливо добрался до конечностей, обвиваясь вокруг и грозя довести до окоченения, сонливость навалилась градом камней, и в ноздрях задержался запах гари от потухших благовоний. Припадочная дрожь юрэя передалась предметам интерьера — покосился где-то позади да развалился с ужасающим переливчатым звоном по частям сервисный шкаф, окатив пол паранормально поблескивающими в полумраке сотнями осколков. Отрицающий свою погибель метнулся было в сторону недвижимой двери, но болезненно напоролся на невидимый барьер. Дощечки работали прелестно.

Мико неторопливо встаёт, игнорируя облачко пара и прямой острый взор.

— Тебе следует уйти, — сурово, будто отсекая погибшего от его прошлого. И только затем, наконец, пересекается с мертвецом взглядом.

Рванувший к ней в порыве ярости с понятным стремлением навредить дух тут же отпрянул, впадая в панику. Умершие не должны испытывать страх, парализующий ужас, разве нет?

В глубине цитрина изувером затаился аметист.

Озноб прошёл, сгустившись в районе грудной клетки.

Госпожа Яэ поудобнее перехватывает гохэй.

— ..Прокол с барьером мог стоить кому-то жизни, — ругань практически ровесников, пожалуй, не могла пополнить список самых необычных происшествий в её жизни, — Тем не менее.. в дальнейшем нам предстоит работать вместе, и я очень надеюсь, что вы меня не разочаруете. 

— Прям так и сказала? — заговорщицки прошептала Сайгу, подавшись вперёд.

Младшая наследница Хакусин, едва сдерживая рвущийся наружу смех, отстранённо кивает. Девушки смотрят на озёрную гладь в едином настрое пару секунд, а после одновременно прыскают, хватаясь друг за друга. Заливистый хохот слившихся голосов припугнул одинокого журавля, беспокойно махнувшего крылями несколько раз.

Двоюродная сестра госпожи Яэ могла быть строгой и чересчур осторожной в некоторых вопросах, но пламя плутовства гаснуть вовсе в ней не собиралось. К тому же, Мико сделала должными бывших учениц не просто так — если бы не удачно замеченные во время более долгого обхода котацу неправильно нарисованные символы, которые жрица поспешно заменила, пострадала бы как минимум она. Как максимум — ближайшие в округе дома и их жители.

— Когда станешь Гудзи после меня, боюсь представить, какой будет община жриц Белого дракона, — беловолосая расслабленно откидывается в высокую траву, которую не стерпевший тёплый ветер тут же околдовал только что придуманной колыбельной.

Представительница рода Яэ раздосадовано последовала её примеру.

— Я не хотела бы становиться Гудзи, — она закидывает руки за голову, мазнув взглядом по лениво проплывающим в вышине облакам.

Негромкое кваканье лягушек из камышей дополнялось пронзительным стрекотом сверчков; мелькнули сверкнувшие белизной крылья стрекозы, и насекомое скрылось меж осоки. Расстилающаяся над водоёмом полупрозрачная рыжая дымка создавала иллюзию конфиденциальности диалога, благословлённого закатом. Стандартная для лета духота противилась перед вынужденностью к отступлению, отдаванию привилегий холодам подступающей осени. 

— Почему? — кажется, собеседница чересчур удивилась. И, тоном самого страшного секрета, подначила. — Как Гудзи ты сможешь съесть столько жареного тофу, сколько захочешь..

Иногда их общение выглядело своебразно: Мико затягивали мрачные думы, а Сайгу, окутанная мечтами, видела в солнечном свете отголоски прошлого и будущего. Однако нелепость некоторых выражений в любом случае успешно выводили младшего члена семьи на смех. Вероятно, старшая просто ощущала необходимость изгнать остаточную тьму после внезапного приступа во время обряда.

В последние недели сёстрам было по-особенному хорошо рядом друг с другом.

И новость о том, что будущая Гудзи “сделала всё, что могла” для разрешения возникшей из-за проникнувшего в салон Наруками ребёнка недомолвки между её близкими людьми, не могла подпортить черными кляксами нежность атмосферы. Злорадность от предстоящего разговора кольнула душу, но Мико лишь отмахнулась от неё, отдавая приоритет происходящему.

Заходящее жаркое августовское солнце щедро грело, рдяным окрасив макушки деревьев, но журавль улетать пока не спешил.

Сайгу, крайне взбудораженная, приподнимается, сверкая ласковой желтизной во взоре.

— Давай закажем еды, любую, какую только захочешь, — торопливо выкладывает свою мысль она прежде, чем Мико успевает произнести хоть слово, — и пока нам её везут, полюбуемся звёздами. Скоро лето кончится и.. я не знаю, что будет дальше. Я хочу разделить последние дни этого лета с тобой настолько, насколько это возможно, — да, запнувшись, просит немного потерянно, словно от всего сказанного и предложенного зависит вся её жизнь, — пожалуйста?

Мурашки безжалостно пробежали по коже. 

Объятая последними лучами, сестра с надеждой ожидает ответ и вовсе не теряется, когда младшая заключает свою ладонь в чужую.

— Я буду с тобой до конца, — со всей серьёзностью обещает госпожа Яэ под благодарно-облегчённую улыбку члена семьи.

С началом осени до свадьбы останутся считанные дни. 

— Твоё время, потраченное на меня, дороже плода Священной сакуры.

А как первый зардевшийся кленовый лист сорвётся с ветви — придёт пора прощаний.

Клекот журавля потонул в наступающих сумерках.