Это нельзя было перепутать ни с чем другим. Это не могло показаться, и Милана понимала, что вряд ли сможет объяснить родителям зрелище, представшее их изумлённым взорам.
«У Тани просто синяк… практически там. Вы же знаете, я планирую поступать в медицинский, вот и решила провести осмотр»
Милана застыла над подругой в позе, не оставляющей воображению и шанса.
«Мы дурачились, поэтому она сейчас без трусиков, а моё лицо у неё между ног»
Кровь прилила к голове, окрашивая щёки густым румянцем. Стыд сдавил горло мощной хваткой, препятствовал дыханию, ставил на грань панической атаки.
Так не должно быть. Не должно. Не должно!
Таня с беспомощным восклицанием подобралась, прикрывшись попавшейся под руку подушкой. Нежные девичьи ласки, что происходили минутой ранее, грозились обернуться драмой, поскольку выражения на лицах родителей Миланы были до жути нечитаемыми. Похожим образом чаще всего смотрят перед самым жёстким скандалом, когда горячая буря негодования прорывается сквозь деланую толщу ледяной строгости.
И хочется провалиться прямиком в адское пекло, но это было бы слишком лёгким наказанием.
Милана приняла сидячее положение и заправила прядь волнистых волос за ухо, не зная, что сказать или сделать, чтобы нарушить воцарившуюся тишину. Даже обычно неугомонные попугаи-неразлучники перестали возиться в клетке, будто бы тоже проявляя любопытство к происходящему.
Первой сдалась мать. Увернувшись от попыток супруга схватить её за плечи, она бросилась прочь с громким всхлипом. Вероятно, на кухню — запивать стресс любимым крепким кофе, который сейчас ввиду интересного положения был ей противопоказан. Как и лишние волнения.
— Ира! — только успел крикнуть ей вслед супруг, а затем, переведя тяжёлый взгляд на дочь и её сконфуженную подругу, покачал головой.
— Татьяна, иди домой. С Миланой нам предстоит разговор, — процедил он, с трудом сдерживаясь, что было таким непривычным для его спокойной натуры.
Милана сглотнула комок, подступивший к горлу, и протянула подруге юбку, помятую в страстных попытках быстрее избавиться от неё и заняться любовью.
Дверь в комнату с тихим скрипом закрылась. Подруги несколько мгновений провели в молчании, каждая думала о своём.
— Если твои всё расскажут моим… — Таня поднялась с кровати подруги, — меня затаскают по психиатрам и обрубят доступ в интернет.
Милана ответила сочувствующим взглядом, отчаянно желая приблизиться к ней и обнять. Положить ладони на горячие щёки, подушечкой большого пальца стереть первую слезинку. Успокаивающе поцеловать, в конце концов, ведь теперь подруга могла пострадать из-за их чувств.
Пока запутанных и не всегда понятных, но самых искренних.
— Я своим всё объясню и возьму вину на себя. Обещаю, тебя никто не тронет.
Уголки губ Тани дрогнули в кривой улыбке. Она послала Милане воздушный поцелуй.
И бросила на растерзание одиночеству, слишком недолгому для того, чтобы смириться с последствиями.
***
Она мялась у витражной двери, ведущей на кухню. Сцепляла пальцы в замок, вытирала о леггинсы вспотевшие ладони и никак не могла подобрать правильных слов для беседы с родителями.
Никогда прежде они не проявляли при ней неприязни к меньшинствам, в отличие от Таниной матери, добившейся исключения из школы одной ученицы, носившей на рюкзаке брелок с «подозрительной» радугой. «Не позволю совращать свою дочь пропагандой всяких отклонений», появилось в тот же день в родительском чате, откуда мать Миланы сразу показательно вышла.
Значит, не одобряла агрессии.
И всё же Милане было по-настоящему страшно.
За дверью раздавались приглушённые и, к сожалению, неразборчивые голоса. Милана сделала шаг, на что деревянные половицы ответили предательским скрипом, и на кухне вмиг стало тихо.
Понимая, что отступать и прятаться поздно, Милана вошла, не решаясь смотреть родителям в глаза. Каждый шаг, казалось, длился целую вечность, но продвигал лишь на сантиметр, а настенные часы своим тиканьем отмеряли время, оставшееся до вынесения приговора.
— Мама и папа, — прочистив горло, заговорила Милана, всё так же смотря в пол, — можете меня осуждать и ненавидеть, но это ничего не изменит. Я, кажется, — выдержала паузу, так и не найдя в себе сил озвучить единственное, сейчас представлявшееся чересчур запретным, слово, — по девочкам.
Выдох отца раздался грохотом в ушах, в которых и без того гремел учащённый пульс. Мать подняла на Милану заплаканные глаза.
— Ты не представляешь, как я…
Милана зажмурилась, прокручивая в голове окончание фразы.
Разочарована.
Зла.
Жалею, что ты родилась.
Тело бил лёгкий озноб от накатывающей слабости, и ко всему прочему она испугалась, что грохнется в обморок посреди комнаты.
Ватные ноги Миланы и вправду подкосились от волнения, стоило ей вместо ожидаемого непонимания услышать короткое:
— Счастлива.
***
Восемнадцать лет назад
Роман лениво устроился на широкой кровати подруги, наслаждаясь прохладой дорогих шёлковых простыней и периодически посматривая на девушку, которая что-то увлечённо искала в нижних ящиках комода. Вынужденная наклониться, она демонстрировала самые пикантные части фигуры, почти не скрываемые до неприличия короткими шортами.
Хотел бы он видеть такие же на своём будущем парне.
— Я чувствую твой взгляд на своей заднице, — с юмором проворчала девушка, не отвлекаясь от поисков. На верхушку комода отправился купальник от известного бренда. Через неделю у них было запланировано путешествие — оба с момента окончания школы чуть ли не бредили шикарными пляжами Майами, однако собраться удалось только сейчас.
— Ты решила соблазнить всех спасательниц этими тремя верёвочками?
— Мне не нужны все. Хватит и одной. Погорячее, — она выпрямилась и повернулась к нему. Светлые локоны свободно легли на плечи, пряча узоры татуировок. Девушка закусила губу и приложила к себе короткое летнее платье. Роман присвистнул и поднял большой палец вверх.
— Ира, ты так и натуралок заставишь одуматься, — со смешком произнёс он и провёл ладонью по влажным после душа волосам, — иногда я даже жалею, что не родился гетеро.
Шутливо заигрывая, Ирина прошлась по комнате модельной походкой. Качнула бёдрами, подмигнула Роману и прыгнула рядом с ним на кровать, утопая в мягкости матраса. Пробежалась кончиками пальцев по обнажённому прессу друга.
— Готов к фотосессии?
— Угу. Придёшь посмотреть? — его ладонь опустилась ей на макушку и нежным поглаживанием растрепала волосы.
— А потом наши матери опять будут друг другу жаловаться, что ты на камеру обнимаешься с голыми мужиками, а я на это смотрю и «порчусь», — Ирина перевернулась на живот и заметила, что друг нахмурился при упоминании родителей.
Им обоим доставалось от старшего поколения, наотрез отказавшегося понимать и принимать образ жизни, далёкий от «пойти на нормальную работу — вступить в разнополый брак — подарить родителям много внуков». Будучи рождёнными в обеспеченных семьях, они должны были унаследовать бизнес, а после — передать его собственным детям.
Которых ни Роман, ни Ирина в ближайшие десять лет не планировали.
Они лежали в тишине, которая была близка к комфортной и когда-то положила начало их крепкой дружбе. Потому что родственная душа — не та, с которой можно болтать сутками ни о чём. Просто помолчать вместе и понять друг друга без слов — из этого произрастают самые глубокие и прочные отношения.
— Ира, — пальцы Романа переплелись с её. Убедившись, что завладел вниманием подруги, он задумчиво продолжил:
— Может быть, нам пожениться? — она вздрогнула от внезапного предложения. Потянула ладонь на себя, однако Роман упрямо не отпускал её.
— Чего?
Повернул голову, чтобы встретиться с её недоумевающим взглядом.
— Нас всё равно родня не оставит в покое. Тебе почти двадцать, и если ты не выйдешь замуж добровольно — тебя спихнут в гарем тучного лысого папика. А мне вручат Оксану, которая скоро собственного носа из-за раздутых губ не увидит. Так не лучше ли выбрать меньшее из зол?
— Ты сейчас серьёзно? — она с надеждой искала в его словах подвох. Неуместную шутку, над которой оба посмеялись бы и забыли через минуту.
Увы.
— Да.
***
Казалось, будто Ирина была готова слиться по цветовой гамме с алым постельным бельём. Впервые она не решалась посмотреть в глаза другу, так неожиданно ставшему ей мужем. Он и сам волновался, осторожно поглаживал её бёдра горячими ладонями, вынуждая раздвинуть ноги шире.
Таким было условие родителей, передавших им часть бизнеса в качестве свадебного подарка: наследник или наследница в течение полутора лет. И затягивать с этим было бессмысленно.
— Посмотри на меня, — шёпотом уговаривал её Роман, — я не хочу чувствовать себя грёбаным насильником!
Это было не то же, что поцелуи. И не так, как с девушками. Она ощущала его возбуждение и не могла побороть страх.
Многие её знакомые лишились девственности ещё в средней школе, а она позорно дрожит перед самым близким человеком на свете.
— Будешь представлять на моём месте смазливого парня? — нервно усмехнулась Ирина, теребя пальцами складки простыни.
— Нет. С парнем я бы не сдерживался, — Роман устроился между её ног, — с тобой буду нежным. Не хочу, чтобы ты шарахалась от меня, если с первого раза не получится.
Наклонился к её губам, позволил сделать вдох и одновременно с поцелуем медленным толчком погрузился внутрь.
***
Он убрал влажные пряди с лица жены, откинувшейся на подушки в больничной палате. Прошли часы мучительных схваток, сопутствующих появлению на свет их маленькой принцессы. Часы, которые он продержал супругу за руку, а теперь с нежностью касался миниатюрной пухлой ручки новорождённой.
— Она у нас красавица, — он обнял жену и вновь посмотрел на дочь, — спасибо, Ир. Ты молодец.
— Но больше не заставляй меня через это проходить, — Ирина устало улыбнулась.
— Только если Милана не попросит братика или сестричку. Отказать такому сокровищу я не смогу.
— Милана?
— Тебе не нравится?
— Очень мило.
Они тихо рассмеялись, чтобы не напугать дочь, сонно моргающую глазками, обрамлёнными пушистыми ресницами.
***
Сейчас
Милана чувствовала дрожь в руках матери, обхвативших её ладонь. Ей и самой было трудно прийти в себя после вынужденного признания. Она сидела на стуле как на иголках, боясь, что в любой момент происходящее окажется сном.
Она проснётся, и отец холодным строгим тоном позовёт её завтракать. Аппетита у неё не будет, а нотации и вовсе добьют последние остатки настроения. Родители увезут её в другой город, подальше от подруги, и после окончания школы заставят заниматься семейным делом, отобрав мечту.
Милане захотелось немедленно ущипнуть себя или умыться ледяной водой.
— Ты… счастлива? — задала она вопрос матери, всё ещё сомневаясь. Перевела взгляд на отца, ожидая объяснений.
— Мне жаль, что так вышло. Мы с мамой не должны были входить к тебе без стука, — Роман посмотрел на дочь с виноватым видом, — и я советовал бы тебе пока не торопиться с определением предпочтений, но если что, мы тебя всегда поддержим.
Милана потянулась к стакану с водой. Поперхнулась из-за быстрых глотков и вытерла рот рукавом рубашки.
— Мне сложно в это поверить, — хрипло пробормотала она, — я думала, вы не поймёте или будете злиться.
— Родная, мы тебя понимаем как никто другой, — наконец заговорила Ирина, чувствуя, что дочь стала достаточно взрослой для того, чтобы узнать важную тайну их семьи.
***
Семнадцать лет назад
Это были две отчётливые полоски, которые следовало ожидать после нескольких незащищённых попыток, и всё же Ирина испытала волнительный трепет, когда дождалась возвращения супруга и без слов протянула ему тест. Заранее накрыла стол на двоих (уже троих) и приготовила его любимое мясо по-французски.
— И тебе привет, — Роман отвёл взгляд, пригладив растрепавшиеся на улице волосы. Беспокойство было трудно скрыть за напускным равнодушием, заметным по дрожащим рукам и напряжённой челюсти. По ключам, что звякнули слишком громко о лакированную поверхность деревянной тумбочки, — ты сделала только один тест?
— Купила три разных. Результат одинаков, — вспотевшие пальцы Ирины коснулись полотенца на плече, — цифровой показал примерно семь недель, и если ты передумал плясать под дудку наших семей, я всё ещё успеваю на…
— Нет.
Она вздрогнула от резкости в его голосе. На кухне зашумел чайник, поднимая в воздух клубы пара.
— Во-первых, — ладонь Романа легла на её щёку, — тебя всё равно будут отговаривать и оттягивать срок. А во-вторых, я уже морально подготовился к солёным огурцам с мороженым, смеху со слезами и посмотрел несколько видео о родах с подробностями. Не хочу, чтобы всё это оказалось зря. Жаль только… — вторая рука коснулась плоского живота Ирины, скрытого тонкой тканью домашнего платья, — что ориентация — это не наследственное.
***
Сейчас
— Я действительно так сказал? Всё же надеюсь, что теперь мы ждём мальчика по мальчикам, — усмехнулся Роман. — Бабушки с дедушками не обрадуются, конечно, но выбора у них нет.
— Я чувствую, как он протестующе пинается, — Ирина посмотрела на дочь, застывшую перед ней с круглыми от изумления глазами. — Прости, мы, наверное, шокировали тебя своим признанием. Знай, что мы не против твоей дружбы с Таней, даже если ваши отношения немного… больше, чем обычная привязанность между подругами.
— П-правда? — пролепетала Милана, до сих пор не оправившись от растерянности. Её взгляд метался между родителями. Дождавшись кивка, закусила губу, борясь с жжением, скопившимся в уголках глаз.
Но ведь в том, чтобы расплакаться от счастья, нет ничего плохого?