say my name

Мерный перестук колес поезда постепенно замедляется, гудок, оповещающий ждущих на перроне о прибытии состава, излишне бьет по только что вырванному из полудремы сознанию, а свет, которого внезапно становится слишком много, режет глаза даже сквозь закрытые веки. Чонин зажмуривается практически до слез и трет переносицу, прежде чем все же открыть глаза и бросить беглый взгляд на сжатый в руке мобильный, который насыщенным синим показывает 2:37. Он не проспал и двух часов, а по ощущениям - и пяти минут. И снова зарыться бы носом в неприятно мягкую подушку, укрыться с головой одеялом, на время посадки заткнуть уши капельками наушников, чтоб, если возникнут попутчики, его не тревожили, да провалиться в очередной не снимающий усталости сон. Но Чонин еще раз проводит рукой по лицу, снимая остатки дремы, спускает с полки ноги, неуклюже всовывает их в кроссовки, сминая задники, и выхватывает из бокового кармана небольшой спортивной сумки сигареты. Организм требует никотин больше, чем сон. Пожилая проводница сообщает, что стоянка продлится пятнадцать минут, и просит не уходить далеко, чтобы не опоздать. Чонин отстраненно кивает и спрыгивает на перрон.

Он скользит через толпу уезжающих-прощающихся и усаживается прямо на землю, облокотившись спиной на фонарный столб. Чуть дальше по прямой маячит пара свободных лавочек, но так привычнее, и Чонин закуривает. Времени у него ровно на три сигареты подряд, чтобы прям до тошноты. Но зато в течение трех оставшихся часов пути организм не будет настойчиво требовать новую "дозу", вырывая трясущимися руками из сна.

Чонин давится дымом, когда слышит голос из прошлого на почти опустевшем перроне какого-то захолустного городка на пути поезда, мчащего через пол страны. У О Сехуна на лице так и неизменившееся выражение то ли вселенской печали, то ли усталости, хотя глаза, наполовину скрытые темной челкой светятся теплом, которое направлено на идущую под руку с ним девушку. Чонин помнит эти волосы светлыми и похожими на солому. Чонин помнит, что такие взгляды предназначались только ему.

Капли, пока еще редко падающие с неба, - финальный штрих для создания атмосферы этой встречи, которой пока еще не произошло - Сехун смотрит только на свою спутницу да совсем мельком на проводницу, когда протягивает ей билет. Чонин хочет, чтобы он зашел в поезд, так же не видя ничего вокруг, но надеется, что все же обернется. Девушка радуется дождю, как маленький ребенок, поднимает голову к небу и ловит капли губами, едва не пускается в танец под какую-то известную ей одной мелодию, но Сехун хватает ее за руку и практически вталкивает в вагон с коротким: "Простудишься". Он передает ей чемодан, а сам натягивает капюшон толстовки на голову и делает пару шагов назад от распахнутой двери, чтобы закурить.

- До отправления пять минут,- громко, чтоб услышал и Чонин, и с осуждением произносит проводница.

Они кивают синхронно и так же чиркают зажигалками. И тут Сехун смотрит на него. Просто поворачивается, чтобы выпустить из легких дым, да так и застывает с чуть приоткрытым ртом. Чонин поднимается, чувствуя, как простреливает болью успевшие затечь ноги, и делает пару шагов навстречу. Не должны же они были стать настолько чужими, чтобы не мочь сказать друг другу простое:

- Привет.

- Привет, - Сехун не сразу справляется с эмоциями и прячет глаза, выдающие слишком много чувств, за челкой. Как раньше. Как будто и не было этих месяцев. Или уже лет?

Чонин думает, уместно ли будет спросить, как дела. Это ведь нормально для людей, которые давно не виделись. Но нормально ли для них: для Чонина, который в последнюю их вречу выплевывал в чужое лицо обвинения и оскорбления, для Сехуна, который молчал, удивленно приподняв брови, а потом так же безмолвно ушел, только цокнул языком напоследок да покачал головой? Чонин уже открывает рот, чтобы задать этот глупый вопрос - молчание между бывшими любовниками заслуженно попадает прямиком в десяточку самых неловких ситуаций в его жизни - но подмечает в знакомом до мелочей лице кое-что непривычное.

- У тебя веснушки? - Чонин даже наклоняется вперед, чтобы рассмотреть получше, позабыв про неудобство между ними, от чего Сехун смешно дергается.

- Ей нравится рисовать у меня на лице, - он морщится, отвечая, слова даются ему с большим трудом.

- А. Ясно.

- Молодые люди, поторопитесь! - снова кричит на них выглянувшая женщина.

Они делают по последней глубокой затяжке и, не задумываясь, бросают окурки под ноги. По узкому коридору вагона идут, стараясь держать дистанцию. Сехун даже засовывает руки в карманы, хотя обычно достаточно широко ими размахивает, лишь бы случайно не задеть и не всколыхнуть воспоминаний больше, чем нужно. Но поезд дергается с места, на мгновение заставляя потерять равновесие. Чонин хватается за стену, а Сехун случайно заваливается на него. И отстраняется лишь через один глубокий вдох.

Оба немного нервно смеются, обнаруживая, что в соседних купе, и благодарят-проклинают небеса за то, что не в одном. Сехун медлит, хмурясь и поджимая губы, всматривается в лицо Чонина.

- Я был рад увидеть тебя, - произносит Чонин первым и сбегает в свое купе, не дожидаясь ответа дернувшегося вслед за ним, но так и не ступившего и шага с места, Сехуна.

Попутчиков у него не возникло, и вот это радует уже ровно в той степени, в которой должно. Чонин падает на койку и упирается взглядом в окно. На темной глади стекла рисуют узоры капли дождя, и можно было бы весь остаток пути провести, путаясь взглядом в хитросплетениях линий и предаваясь размышлениям о грустном - поезд для этого все же одно из идеальных мест. Но Чонин сменяет звуки разбивающихся капель на плейлист, который когда-то давно составлял не он и даже не для себя лично - наушники всегда были одни на двоих и музыка точно такая же. Он роняет голову на подушку и закрывает глаза. Потеряться во сне под саундтрек из прошлого предпочтительней, чем в своих мыслях о нем.

Чонин не должен слышать щелчок двери, но он вырывает его из дремы, и еще до того, как он успевает открыть глаза, чувствует вес чужого тела на ногах и тонкие пальцы, что аккуратно вынимают наушники.

- Сех...

- Просто представь, что тебе это снится, - Сехун не позволяет ему закончить фразу и приникает к губам.

С шеи будто снимают удавку, и почти уже было задохнувшийся Чонин делает первый полноценный глоток воздуха. Все "думать о последствиях", "думать в принципе" сметаются его же руками, что ложатся на бедра Сехуна и кончиками больших пальцев забираются под тонкую футболку, едва ощутимо поглаживая. Сехун отстраняется, чтобы стянуть с себя майку, и неуклюже ударяется головой о верхнюю полку. Чонин приподнимается , чтобы поймать губами его смех. И трогает обнаженную кожу. На ощупь вспоминает рельеф тела, чувствительные места, пересчитывает ребра и позвонки, прежде чем смять ладонями ягодицы, ощущая, как отдается вибрацией во рту чужой стон.

Еще одна секундная пауза, чтобы глотнуть воздуха и стянуть кофту теперь уже с Чонина. Сехун опрокидывает его обратно на спину и впивается поцелуями в шею, на которой после останутся красноречивые красные пятна. Чонин думает, а что если наставить меток на Сехуне? Что будет? Заметит ли она? О да, без сомнения. Он это устроит. И Чонин с рыком тянет за темные волосы вверх, оставляет россыпь засосов по ключицам, и вместо ожидаемого возмущения или сопротивления, Сехун тихо стонет, хотя тут же прикусывает губу - купе поезда не лучшее место, чтоб дать волю эмоциям. Он подставляется под укусы, которыми Чонин переползает на шею, выгибается навстречу и, хотя быть может только кажется, сбивчиво шепчет, как сильно скучал.

Они падают с полки, когда пытаются стянуть джинсы, не прерывая поцелуев и не меняя положения, и громко хохочут в плечи друг друга. Как будто они снова восемнадцатилетние юнцы, у которых в голове сплошной ветер, долбоебизм и доведенная юношеским максимализмом до абсолюта первая любовь. И все это кажется таким правильным...Что совсем не правильно, учитывая, что они расстались много месяцев назад из-за девушки, что, должно быть, сейчас спокойно спит в соседнем купе.

- Чонин, - Сехун просто произносит его имя, а у Чонина снова вырубает все процессы, требующие работы мозга.

- Скажи это еще раз. Пожалуйста, - голос дрожит и не поддается никакому контролю.

- Что сказать? - мурлычет Сехун, пока Чонин водит носом по его шее.

- Мое имя.

- Чонин, - Сехун поднимает голову, сжимает его лицо ладонями и выдыхает прямо в губы.

- Люблю тебя.

Это должен был быть просто секс, снесшая крышу встреча с прошлым, и в конце расставание с непременным "будем считать, что ничего не было". Но вырвавшиеся против воли слова сгущают воздух вокруг, придают атмосфере интимность. Сехун переплетает их пальцы и тянет Чонина обратно на койку, слегка смущается, когда Чонин снимает с них оставшуюся одежду, не отрывает взгляда и закусывает губу, пока Чонин медленно его растягивает, тщетно пытается схватить хотя бы глоток воздуха, когда Чонин входит на всю длину и начинает двигаться, кусает свои запястья и чужие плечи, чтобы не стонать в голос, впивается ногтями в спину, оставляя длинные красные полосы до поясницы. Когда они кончают, обхватывает Чонина ногами и притягивает руками за шею, прижимает к себе так тесно, что даже не вдохнуть, и оба желают остаться так навечно.

Чонин считает кончиками пальцев чудом не стершиеся родинки на бледном пергаменте лица Сехуна. Тот улыбается с закрытыми глазами и тянется обратно за прикосновением, стоит Чонину хоть немного убрать руку.

- А мы ведь теперь с ней квиты, - внезапно хмыкает Чонин.

Сехун резко распахивает глаза и сталкивает Чонина с себя, слезая с полки и начиная в спешке одеваться.

- Будто я что-то не то сказал, - уже откровенно язвит Ким, буравя взглядом напряженную спину.

- Просто считай, что тебе все это приснилось.

И тонны боли, сквозящие в голосе только что вышедшего Сехуна, заставляют Чонина подумать, что да, определенно не то.

Он падает головой обратно на подушку и переводит взгляд на окно. Странно, оказывается дождь все еще барабанит по стеклу. Так громко. А ведь до этого не замечал. Из так и не выключенного плеера на столе доносятся гитарные переборы любимой песни Сехуна. Чонин поднимается, сначала чтобы вырубить чертову музыку, от которой сейчас чересчур тошно. Потом одевается, складывает пропитанное потом белье, мимоходом надеясь, что проводница, когда будет собирать его по купе, не обратит на этот факт внимания, и открывает окно, чтоб хоть немного выветрить терпкий запах секса. На горизонте брезжит рассвет. И все же, что не так сказал Чонин? Кроме правды? А правды ли?

Чонин выходит из вагона и сразу закуривает. Дождь только кончился, и перрон подернут утренним туманом, в котором малочисленные встречающие кажутся какими-то призраками. В этой атмосфере громкий радостный вскрик жутко неуместен. Мимо Чонина проносится спутница Сехуна и повисает на шее счастливо улыбающегося незнакомого парня, а потом они целуются. Кажется, у Чонина изо рта выпадает сигарета. Он скорее чувствует, чем видит, что рядом с ним останавливается Сехун.

- Моя двоюродная сестра, - коротко констатирует тот. - Замуж в эти выходные выходит.

Чонин поворачивает голову и ничего не понимающим взглядом смотрит на Сехуна, жмущего плечами, мол как-то так. А потом Чонин начинает смеяться. Громко. До слез. До боли в ребрах. Едва не падает на асфальт в этом приступе истерического хохота. А Сехун рядом и поджимает губы, чтобы самому не рассмеяться.

Девушка, наконец, отлипает от своего жениха и поворачивается, чтобы поторопить замешкавшегося кузена, что стоит с каким-то парнем, что кажется смутно знакомым. Вроде с ним они неловко сталкивались пару раз в квартире Сехуна, когда она только вернулась в страну после учебы заграницей. Она хмурится, потому что воспоминания об этом времени подкидывают ей картинки погрязшего в депрессии брата, и трясет головой, отгоняя их, после уже снова со широкой улыбкой зовет Сехуна к ним.

- Мне пора.

- Сехун...

- Если что... - он делает секундную заминку, но все же решается. - Если что, мой номер прежний.

Сехун кивает на прощание и, подхватив чемодан, отходит к родственникам.

Чонин искренне считает, что не заслуживает второго шанса, потому что мудак, который в свое время отказался даже слушать, считая все заведомо ложью, который наговорил столько вещей, которые обычно не прощают, который разорвал свое счастье в клочья и выкинул. Но ему все же снова дают в руки все эти смятые и потрепанные временем кусочки. Главное склеить так, чтобы больше никогда не порвалось.

Чонин достает из заднего кармана телефон и удерживает единицу. Забавно - свой номер Сехун тогда удалил собственноручно, но на быстром наборе он все еще остался.

- Алло, - Чонин буквально слышит, как Сехун улыбается.

- Слушай, сейчас гребаные шесть утра, но...Как насчет кофе?