Overworked

Лиза считает, что светодиодная лента на потолке, ударившаяся в фиолетовый свет, безграничное количество плейлистов тематической музыки и мягкие пределы кровати с одеялами помогут расслабиться.

Тёмная квартира кажется одиноко-неправильной. Только лишь спальня заливается пурпуром и не таким уж сильным холодом, шныряющим в пределах коридорного мрака.

На ноутбуке не особо громко играет что-то отдалённое и спокойное. Примостившись на одной из половин двухспальной кровати, пока на другой мирно лежит устройство, Лиза откидывается к изголовью, чуть повыше, чем лежала до этого, щурясь в тёмный экран.

Русые волосы расплываются по подушкам ещё сильнее, когда девушка резко отворачивается от ноутбука к двери спальни; но даже это не помогает избежать приближающегося... сильного напряжения. Вечер пятницы. В это время все особенно в стрессе после работы, желая получить заслуженное награждение в виде двух выходных: вот оно - самое главное напряжение.

Над чем же работала Лиза, что испытывает столь странный клубок чувств?

Короткие вдохи и несдержанные выдохи заглушают музыку, на которую в один момент перестали ориентироваться. Атмосфера поймана слишком прекрасно, чтобы отвлекаться.

Нужно категорично забыться.

Голени путаются в горке одеял где-то снизу; становится жарковато лежать, да и вообще существовать. В одежде соблюдается лишь минимум: то, что другие назовут комплектом нижнего белья, для Минчи - полноценная ночная пижама.

Она не говорит с собой и не позволяет настроить себя на гордое одиночество. В левой руке зажата рубашка дорогой девушки, что отбывает свои рабочие сроки среди панорамных офисов в жутко красивых небоскрёбах компании. Рукав белой офисной одежды очень как кстати упал на открытую талию: при каждой попытке чуть приподнять корпус или двигать бёдрами, ткань трётся о живот, будто кто-то и вправду придерживает руку так, помогая в достижении комфортной обстановки.

На губах застывает одно имя. Эти губы нежно утыкаются в воротник рубашки.

– Джинн... – Сказанно слишком тихо.

Мысли прогоняют перед собой знакомую ранее картину: постель, этот тёмный свет, тепло и шуршание одежды. Обладателя рубашки.

Перед глазами темно.

– Джинн... – Повторяется раз за разом, заглушаемое тканью, как и движения пальцев намного ниже.

Мышцы на животе перекатываются от попытки приподняться и взглянуть на свои руки. Рубашка немного сползает с торса, но когда её тянут назад, ближе к губам, - мнётся который раз, потягиваясь в чужих объятиях. Нижнее бельё ещё на месте, но, судя по дальнейшим планам, в скором времени его остаться и вовсе не должно. Пальцы пока что справляются и так, настойчиво удерживая умеренный темп: сбивается лишь пару ничтожных раз, но быстро приходит к обратному состоянию, довольствуясь своим же мастерством.

– Ох... Джинн...

Кажется, осталось не столь много стараний ради обещанного снятия напряжения. Девушка вновь и вновь теряет контроль над телом, махая головой из стороны в сторону, будто как при лихорадке, в попытке сбежать от самой себя. Ещё один хаотичный поворот в сторону двери - вырывается немой крик от сильного испуга, благо, есть чем прикрыться.

Лиза сгребает первое, что попало под руку, - одну из мелких подушек, швыряя её себе в ноги и закрываясь.

– Я думала, ты спишь... – Сильно удивлённая Джинн теряется между дверным косяком, не зная, что ей предпринять.

Она так смотрит на белую ткань, прикрывающую Минчи, будто собственная рубашка стала белым жутким призраком, заставляющим впадать в ступор. Фиолетовая подсветка комнаты играет цветами, делая всё ещё лишь темнее и непонятнее: вещи кажутся лишь нереальнее, а кожа лежащей девушки - ещё притягательнее.

– Я думала, ты будешь допоздна, как и всегда. – Невинно парирует Минчи, смягчая своё беспорядочное и возбуждённое дыхание.

– И это значит, что без меня ты можешь здесь вот так просто оставаться безнаказанной?

Лиза постаралась приподняться на локтях, пригибая голову так, что пол лица снова закрывал воротник рубашки, обеспеченный остатком слабого запаха парфюма носителя, но лишь успела ойкнуть, свалившись обратно к подушкам. Джинн настойчиво и слишком быстро подтягивается к кровати, будто за миг глаза смогли привыкнуть к темноте, как удалось пробраться дальше.

– Не смеши меня, милая. – С нежностью в голосе отзывается Лиза.

Гуннхильдр что-то тихо проговаривает лишь одними губами, пока принимает устойчивое положение на коленях. Кровать перестаёт трястись, когда пришедшая падает одной рукой к изголовью, словно фиксируясь над Минчи.

Лиза начинает умирать.

– Ты - вор. Как так можно? – Начинает Джинн, шепча на самое ухо, затем поднимаясь вновь. – Зачем тебе это?

Сгибая пальцы, она дёргает костяшками край ткани, потянув на себя. Минчи поджимает губы, устало выдыхая. Её руки почему-то продолжают хвататься за объект обсуждения, закрывающий сейчас новый комплект нижнего белья.

– Это - вещь. - Хмыкает та, смотря точь-в-точь в глаза.

– Это - моя вещь. – Загадочно улыбается Гуннхильдр, продолжая тянуть ткань вниз. – И я хочу её забрать, принцесса.

Всё же поборов застенчивость от внезапной встречи, Минчи сама позволяет, наконец, убрать рубашку, швырнув её на пол - никому и не интересно сейчас думать о ней. Нежные руки в одно мгновение ловят чужое лицо, направляя всё внимание прямо на себя. Джинн не успевает и опомниться, как её настойчиво втягивают в гляделки.

– Сюрприз.

Лиза слегка щурится, ведь всё, что находится ниже груди, снова открыто: остроугольный краешек галстука Джинн медленно болтается от каждого движения, щекоча живот.

Вторая рука Гуннхильдр зацепляет чужое плечо, когда та склоняется ещё ниже, в позволительном жесте первой оставляя короткий след-поцелуй на пухлых губах. Теперь уж имея полное право осмотреть свой случайный сюрприз на вечер, хочется им правда полюбоваться. И не только.

– Хороший сюрприз. Честно. – Почти что смеётся в ответ, но её снова тянут куда-то вниз за воротник пиджака. – Но я бы, тогда, убрала и всё остальное, раз ты уже начала. Не тебе стыдиться.

Минчи закатывает глаза от собственной глупости, вспоминая то, в каком состоянии дела шли снизу. Её пальцы сжимают атласный галстук где-то на середине, задумчиво перебирая всю ленту.

– Ты устала... да? – Под конец вопроса её голос заметно дрожит от плавных касаний ладоней по внутренней стороне бёдер. – Лучше не стоит.

– Не волнуйся, руки уже помыты. – Шепчет Гуннхильдр, чтобы слегка прояснить, но немой вопрос не сходит с чужого до предела красивого лица, так что приходится объяснить нечто другое, помимо своих касаний. – Я не могу оставить тебя одну в таком состоянии.

Руки добираются до тех злосчастных одеял и подушек, полностью раскрывая тело от этой своеобразной цензуры. Лиза ещё в белье, но, по ощущениям, всё это меркнет, будто она лежит совсем без всего. И... жарко. И Джинн, снимающая с себя рваными движениями пиджак.

Вещь отправляется следом за рубашкой, покидая пределы кровати. Минчи следит за вещицей взглядом на долю секунды, а потом поднимает голову, распаляясь ещё больше. Джинн порвёт все свои вещи, если продолжит снимать их в такой хаотичности; Лизе приходится приподняться и, едва сидя, ласково развязывать тугой галстучный узел.

Ноги у Гуннхильдр заметно дрожат, когда она, всё также грозно зависая над телом, как-то мнётся от своего изначального настроения, с терпеливой улыбкой ожидания снятия аксессуара-ленты.

– Джинни. – Одно имя, и в мыслях едва проскакивает идея того, что итог вечера сейчас нужно взять в свои руки, как сама Джинн падает назад, ухватываясь за чужую талию. Лиза падает вместе с ней, в опасной близости к всеми забытому ноутбуку.

– Здесь...

– Вижу. – Они обе избегают ноутбук.

Медленно свешивая ноги с кровати, но одновременно и не касаясь холодного пола, Джинн усаживается на самый угол кровати, продолжая тянуть за собой поддатливую на любое предложение Лизу.

Или, поддатливую лишь отчасти.

– Вижу, что ничего мне мне должно мешать, когда передо мной есть красивая женщина, требующая, – Её сверлящий взгляд иногда пугает, особенно, в темноте. – Моего внимания.

Минчи молча смотрит вниз, быстро заправляет прядь волос за ухо, когда Гуннхильдр, с некоторой осторожностью, сажает девушку к себе на бёдра. Крепкая хватка поражает.

Джинн берет чужую ладонь в свою, опуская вниз, а затем оставляя на тыльной стороне как бы извиняющийся, галантный поцелуй. Они смеряют друг друга довольными взглядами, сочетая приятные глазу оттенки с мраком вечера.

– Тогда не медли.

Лиза сразу говорит честно. Сразу тянется вниз, поёрзав на чужих ногах. Ей нужно держаться крепче, чтобы не упасть, но одна рука так и тянется к уже хорошо известному лицу, закрывая ладонью глаза. Гуннхильдр на такое с недовольством мычит, но сразу замолкает, когда рука всё же убирается с глаз в момент, когда расстояние иссякло.

Долгий поцелуй, медленно расслабляющий их обеих, тяжёлое дыхание Джинн, которое обязательно сорвёт ей голос до хрипотцы на высоком шёпоте, намокшее чёрное кружевное бельё Лизы. Хотя, оно таким и было.

– Иногда кажется, что ты трахаться хочешь целыми днями. – Джинн с восклицанием поднимает брови. – Как часто ты делаешь это одна?

Её губы оказываются на чужом обнажённом плече, пока что избегая лямки топа, когда, стараясь придать моменту больше откровенности, она привыкает и начинает лезть под одежду. Лиза, равноценно своему горящему состоянию, выказывает это и через голос:

– Кажется... каждый раз, как вспоминаю тебя.

Гуннхильдр пару секунд почти не дышит, думает над услышанным, пока, забравшись кончиками пальцев под топ где-то в районе спины, гладит нежную кожу. Лиза никак не может прочесть то, чего хочет девушка; Лизе жарко, всё ещё настолько плохо, в хорошем смысле, слишком много нетерпения, особенно когда кто-то зацеловывает плечи и ключицы.

Голубые глаза непримиримо сверкают в отражении зеркала, стоявшего совсем рядом с кроватью. Спальня не особо тесная, но и не настолько большая, чтобы терять собственные силуэты в отражении гардеробных зеркал. Минчи поднимается, опираясь коленями в кровать по обе стороны от ног Джинн, не понимая, к чему такая пауза, разворачивается в противоположную сторону... и понимает.

Резкий поворот головы. И смена подчинения.

– Смотри на меня. – Лиза хватает Джинн за челюсть, напрявляя ту на себя. – И только на меня. – Целует, не желая складывать полномочий, но и не спешит отрываться; взгляд её бегает по чужим губам, когда на миг удаётся оторваться.

Итак, Джинн остаётся одна на просторной постели; Лиза скашивает в сторону, чувствует себя лучше, когда стопы касаются пола. И отходит на пару коротких шагов, любуясь на своё тёмное отражение.

Жарко. Везде жарко. Джинн со спины видит, как движения Минчи имеют сдержанный характер, как та дрожит, как та не может долго ждать, но во благо себе самой берёт новым представлением. Или обычным желанием разбить зеркало.

Отражение меняется, но ничуть не пугает; на поддрагивающих плечах ощущаются чужие крепкие руки, зеркало видит призрачные белые одежды. Из них двоих более-менее одетой как раз остаётся Гуннхильдр, так что Лиза не видит ничего интересного и, лениво улыбнувшись, так и не поворачивается к подошедшей, продолжая любование.

– Я пришла сюда не для того, чтобы ты убегала. – Джинн убирает руки с плеч, потянув девушку назад, но затем всё же хватает ту за талию одной рукой. – Я пришла с работы... Я устала и хочу отдохнуть, понимаешь? Без дополнительных затрат энергии... – Улыбается она.

Собственные волосы волнами спадают на беззащитные плечи, от чего даже более щекотно, чем от дразнящих сухих касаний, что оставляет Джинн на спине и предплечьях одними губами. Лиза вскидывает взгляд и смотрит в сторону, пытается повернуть голову, но её крепко удерживают за подбородок; ледяные руки Джинн едва не доходят до шеи, но всё же с силой заставляют держаться ровно, смотря на своё отражение.

– Почему у зеркала?! Нет! – Застывает вопрос, но Минчи тут же замолкает, чувствуя уже более весомый поцелуй в щёку.

Гуннхильдр останавливается, прижимается своей щекой к чужой, стоит так близко-близко, схвативши Лизу для осуществления одной неоднозначной идеи. Ради неё можно и постараться.

– Ты просила смотреть. Так что же... смотри и ты.

Этот сладкий тон, превосходная интонация... Лизу снова уже ведёт, хотя такое настроение живёт в ней уже продолжительное время, так что нахождение Джинн рядом, при всей неловкости за втайне содеянное всё равно лишь способствует продолжению.

Руки больше не держат Минчи, но девушка ощущает перемены не только в этом; Джинн с аккуратностью заводит руки за спину, пальцами цепляя застёжку бюстгальтера сзади. Проходит пара секунд, прежде чем давление от ношения нижнего белья перестаёт чувствоваться: девушки медлительно освобождают Лизу от одежды, проходясь через каждую новую лямку или ленту с невообразимым трепетом. Далее, вещь падает куда-то назад, а через отражение видно очертание открытой груди.

Гуннхильдр кладёт ладони под чужие рёбра, заставляя Минчи беспокойно вздохнуть, ведёт немного выше, оглаживая живот и грудь. Руки тянутся ещё выше, охватывая грудь в поглаживающих движениях. И тогда Лиза замирает.

– Так гораздо лучше, не считаешь? – Шепчет Джинн, склоняясь к уху. – А когда же ты надеваешь платья с глубоким вырезом... всегда хочется сделать именно так.

Приподнимая руки, Лиза смиряет взглядом их тёмные очертания в зеркале, обрамляемые тяжёлым холодным светом, - это так красиво, а, что ещё красивее, лицо Джинн стало более выразительным в своей чуткости, даже после того, как Лиза начала поглаживать её по щеке, дотягиваясь вслепую до лица. Они разворачивают головы, насколько возможно, теряясь между короткими поцелуями. Минчи жмурится, слегка падает назад одним лишь корпусом, зная, что её удержат даже так.

– Такая красивая. – Обращается Гуннхильдр, влюблённо шепча множество признаний, которые Минчи уже давно воспринимает как факты. – Очень красивая. Самая прекрасная.

Лиза посмеивается, успевает вставлять какие-то короткие, едва разборчивые комментарии к облачным словам, но не успевает уловить, когда Джинн успела стянуть остатки нижнего белья; не разбираясь, они откидывают чёрные кружева трусов.

Торжество влюблённых взглядов считается на Лизе. Наконец, она предстаёт совсем без одежды. Любуется зрелищем, любуется тем, как её обнимают, как Гуннхильдр успевает искучавше исследовать её тело, иногда косым взглядом засматриваясь на следы своих действий и на то, как это отражается - живой интерес. В начало своим компрометирующим действиям она едва выставляет колено вперёд, не жалея офисных брюк, что очень уж хорошо позволяет придерживать тело, пока сама Лиза, чувствуя между ног чужое колено, резко прогибается, промычав.

– Нет смысла спрашивать, что ты хочешь. – Продолжает шептать Джинн, для вида оставляя своими красивыми руками касания, что ярко видны в отражении, оставляя какой-то спокойный контраст общей заведённости. – Я всё видела сама.

– Прошу, Джинн... – Отвечает Минчи, содрогаясь от того, что касания между бёдер стали вовсе не случайны: Гуннхильдр намеренно трётся коленом, вернее, местом немного выше колена, прямо по промежности, совершенно точно догадываясь, какие ощущения это может приносить. – Ты видела.

– Я видела, как ты это делала сама. Продолжи, принцесса. – Смеётся, нагло захватывая чужую ладонь в свою.

Переборов лёгкую неуверенность, Лиза склоняется вниз, придерживая руку на шее Джинн, как-бы, склоняя девушку следом. Их руки тянутся к внутренней стороне бёдер Минчи, так сильно нуждающейся во внимании.

– Мх...

Первый тихий стон даже, скорее всего, им и быть не должен; Лиза удивляется, когда Джинн снова тянет её назад, усаживая на своё бедро для дополнительной безопасности, а потом тянет их руки вниз, почти заставляя Лизу продолжить стимуляцию.

– Вот так. – Контролируя действия пальцев Лизы, она налегает своей сильной рукой поверх, слегка помогая.

Отражение в зеркале удовлетворяет извращённым планам. Джинн продолжает, заставляя и Лизу едва поднять взгляд:

– Посмотри на себя. Ты готова на многое, лишь бы остаться удовлетворённой. – Шепчет та, зацеловывая шею, плечи.

В планах - сделать всё то, чтобы не дать собственноручно дойти до конца. И, в прямом смысле, Минчи очень виртуозно сейчас сама работает руками, пока общую картину завершает нахальное поведение Джинн, её тяжёлое дыхание и шёпот. И её очень длинные руки.

Перед глазами всё снова плывёт, а стоять выходит плохо; Джинн почти держит девушку на руках, на своей, к чёрту, ноге, лишь бы та не упала и не прекратила деятельность. Лиза пока прикасается лишь к самой чувствовительной точке, стимулируя клитор - что у самой выходит лучше всего; иногда тормозит, берёт темп медленнее, будто берёт саму Джинн на слабо, что внимательно наблюдает за этим через отражение. Гуннхильдр же расслабленно улыбается каждому новому внезапному звуку, тянется пальцами ниже, сверху направляя Лизу, призрачно повторяя все её движения.

– Вот как ты справляешься, – Наигранно кидает Гуннхильдр, раскрывая глаза. – Наблюдать - одно удовольствие.

Их схожесть в том, что обе преследуют одни цели, влюбившись в быстрое, пылкое отношение, стремительные действия и громкие, грязные слова. И никто не может подумать, что серьёзная, воспитанная и миловидная начальница может по вечерам раскладывать перед собой любого, говоря далеко не святые слова и совершая не особо чистые вещи. Про флиртующую Лизу знали многие, как и про её манеру подгибать людей под себя даже чуть ли не в бытовом разговоре, но никто не думает, что чаще всего подставляют именно её ради любых сексуальных развлечений - вернее, подставляется она сама. Схожесть в том, что обеих принимают не за тех, кем они являются. Ох, извечная проблема...

– Такая покладистая в момент, но совершенная шлюшка, согласись? А ведь ещё утром ты наверняка мирно работала в кафе, и никто не думал, что вечером ты будешь заниматься таким. – Смеётся Джинн, пока внутри Лизы бьют сотни тревог опасности: Джинн достаёт поглаживанииями дальше, ниже, по половым губам, явно ведя к её любимой части. – Как хорошо знать, что это лишь для меня.

– Я... м-мх... – Минчи чувствует новые поцелуи куда-то в шею, почти рядом с ключицами, ведь Гуннхильдр точно бы целовала и туда, если бы стояла не за спиной, но сейчас им приходится ограничиваться лишь тем положением, что они поимели в ходе игры.

– Не забывай смотреть прямо. – Грозно приказывает Джинн, но потом гнев снова сменяется на милость, а тон мягчает.

Её рука, что до этого старалась контролировать Минчи, опускается, а пальцы размеренно двигаются, едва насаживая Лизу. Та едва успевает отреагировать, но всё же продолжает смотреть в отражение, не жмурясь, как и было приказано - собственное лицо видеть совершенно невыносимо при данных событиях, но со временем в голову медленно капает, словно мёд, осознание, насколько это приятно и прекрасно, красиво.

– Авансом, так скажем.

Последний комментарий - и Джинн двигается дальше, без здравого страха навредить просто входит пальцами настолько, насколько глубоко ей позволяют собственные руки, собственные пальцы - по костяшки, и так, чтобы выбивать из Лизы новые стоны, пока её руки ищут крепкую опору, кулаки от бессилия или же, наоборот, от переизбытка чувств сжимают воздух.

Их различие в том, что Лиза любит подолгу раздевать Джинн, освобождая ту из плена узких парадных брюк со стрелками, от тяжёлых пиджаков с плечиками, от жёстких белых рубашек и атласных блестящих галстуков - всё, чтобы максимально сильно внушить смущение и стыд Гуннхильдр. Лиза любит целовать её сильные руки, на которых при нагрузке проступают вены, делая ещё красивее, Лиза любит целовать жёсткий спортзальный пресс и бицепсы, что помогают саму Лизу брать на руки в элегантном жесте. Или же в ситуациях, похожих на нынешнюю. Джинн же любит то, как замечательно целует Лиза, - её женщина, - то, как приятно проходиться ладонями по аккуратной груди, мягким животу и бёдрам, что всегда будто отражают само совершенство. Джинн любит ощущения, что готова завязать себе глаза, лишь бы наощупь узнавать знакомое тело и ловить незабываемые чувства, она любит всё то, что можно взять и потрогать. Джинн любит брать Лизу. Джинн любит в Лизе абсолютно всё.

Слегка сжимая пальцы при новом движении, Гуннхильдр отмечает то, с какой готовностью сейчас откликается тело; вряд-ли Лиза в своих игрищах успела зайти так далеко, прикрываясь чужой рубашкой, но тот факт, что всё так внутри свободно даёт почву маленько задуматься. Не только свободно, но и мокро. Слишком. Так, что не приходится напрягаться и бояться, потому что пальцы, да и вообще руки, элементарно скользят, вызывая сопутствующие звуки не только от Лизы, но и из самой Лизы.

– Так нравится. Да. Просто замечательно.

На каждое наблюдение Джинн Минчи реагирует не так полно, как бы хотелось, но Гуннхильдр не скажет, что столь красивые вдохи и выдохи, что иногда от тихих всплесков переходят к красноречивым стонам, не могут не радовать.

Лиза теряется в тёмных стенах, в крепких объятиях, в которых она находится. Она всё чаще жмурится, не выдерживая, всё больше старается, чтобы все услышали, как ей хорошо; пока Гуннхильдр уверенно берёт её на свои пальцы, сама Минчи продолжает работать руками повыше, не опускаясь ко входу - Джинн не запрещает, лишь одобрительно кивает в перерывах между тем, как терзает горячую кожу своими губами. Всё так мягко.

– Нравится? – Ещё повторяет Гуннхильдр, явно довольная произведённым эффектом.

– Мне нравит... нравится... – Минчи под ней едва может членораздельно говорить. – Нравится, Джинн...!

Фиолетовый свет, собственное тепло, безопасность, которой веет от Джинн, тихая музыка, отражение, что учтиво повторяет всё то, что творит пара. Иногда на это можно смотреть вечно; Гуннхильдр бы точно с таким согласилась, кидая свой стальной взгляд на зеркало, на то, как перекатываются мышцы на животе Лизы, на то, как грудь вздымаемся при учащённом дыхании, на то, какая Лиза сейчас развратная. Джинн - не менее.

Ещё один малейший взгляд Минчи на отражение рук; Гуннхильдр держит уже не просто умеренный, а, скорее, быстрый темп стимуляции, не давая и вздохнуть. А в такие моменты дышать получается лишь отчасти.

Лиза отворачивается в сторону, утыкаясь щекой в Джинн, едва успевает посмотреть на зеркало, как всё внутри замирает, заставляет зажмуриваться. Стоны отдалённо стали похожи больше на писк, и Гуннхильдр ни на секунду не сбавила темпа, пока Лиза просто-напросто не упала к ней на руки от чрезмерной стимуляции.

– М-м! Джинн! – Затерянно стонет Минчи, едва дыша. – Ос...тановись!

Её крупно трясёт, она почти не стоит; руки поначалу опущены по бокам, а через секунду снова целяются на Джинн, только в умоляющем жесте остановиться.

– Остановись!

Гуннхильдр на мгновение хмурится, даже опускается перед зеркалом, пока усиленно работает руками, перебравшись назад к клитору, - самому простому, но способному полностью завершить половой акт в разы быстрее, даря ещё больше приятных ощущений.

Или же переощущений...

Несколько секунд этой умеренной практики: Лиза почти готова кричать, потому что так плохо ей никогда не было - тело почти не слушается, потому что приятная и тягучая практика переходит в жгучую и убийственную пытку. В конце концов, слышится рваный, громкий вдох, шуршащее дыхание, от чего Джинн понимает, что смогла сделать это с Лизой и во второй раз.

Светодиодная лента плывёт в глазах, её свет - ослепляет. Минчи сквозь небольшое количество слёз, появившихся в уголках глаз совсем не специально, едва может чётко видеть картинку перед собой. Гуннхильдр осторожно кладёт её на постель, перпендикулярно спальному месту, а сама усаживается рядом, склоняясь.

– Я же говорила остановиться. – Обиженно проговаривает Лиза, но потом утыкается взглядом в потолок.

– Тебе всё равно пришлось по вкусу. – Мнётся Джинн, пока пристраивается рядом: ложится точно также рядом набок, придерживая голову правой рукой. – Ладно, прости, я не назло.

Она наклоняется ближе, смотрит, как Минчи прикрывает глаза; от этого по щекам прошлись мокрые дорожки слёз, что держались в глазах. Джинн костяшками пальцев вытирает от слёз лицо, преклоняется ещё, целует, отодвигается, потом целует ещё и укладывается рядом, всё ещё чувствуя свой мокрый комок внизу, что не так выделялся по ощущениям, когда девушка была занята Минчи.

– Как ты себя чувствуешь, принцесса? – Говорит куда-то в потолок, но ей отвечают даже так.

– Хорошо. Очень даже.

Джинн немного расстёгивает на себе рубашку, не особо акцентируя на этом чужое внимание, а потом опускает руки, давая им обеим достойно отдохнуть пару минут.

Лиза сжимает бёдра, чувствует сильную влажность, за которую снова более стыдно, чем там, у зеркала, но тонкие руки сначала поднимаются к потолку, потягиваясь, а затем опускаются на лицо, закрывая глаза. Гуннхильдр что-то отдалённо шепчет про работу, желая разгрузиться и словесно, пока Лиза перекатывается лицом к ней, прикрывает глаза, утыкаясь носом в край рубашки, совсем рядом с кармашком, где обычно Джинн закрепляет шариковую ручку и свои рабочие визитки.

– Всё-таки твои вечерние переработки иногда имеют слишком приятный исход.

Гуннхильдр гладит её по плечам, криво переходя куда-то к пояснице. Ей тоже приятно отрабатывать именно так.

Но не проходит и минуты, как Минчи резко приподнимается, пружинит на постели, усаживается к Джинн на бёдра, так приятно, скорее, провокационно проводя ладонями поверх груди Джинн, закрытой под несколькими слоями одежды.

– Но это не значит, что мы оставим тебя просто так, милая. – Смеётся Лиза, руководствуясь приятными фантомными ощущениями ниже.

– У меня есть и свои сценарии развития событий... – Останавливается, когда Минчи наклоняется предельно низко к губам, но так и не целует. – Я всё ещё хочу немного поиграть по моим правилам.

Они снова загнанно ласкают друг друга, чередуя лёгкие и обычные касания губами с глубоким поцелуем с активным использованием языка - такое по душе Лизе, пока Гуннхильдр улыбается, впиваясь руками в любимое тело. Они пытаются победить друг друга; всё слишком быстро, рвано, Джинн дёргает Лизу вниз, также пружиня на кровати, но девушек решительно останавливает громкий грохот, когда они почти что сместились от изначальных ролей.

– Джинн?

– Что я...?

Девушки, всё так и прижимаясь друг к другу, осторожно оглядываются, понимая, что с постели пропал компьютер. Идеальная кульминация того, как ломаясь перед друг другом, они сломали именно ноутбук.