Если не считать несчастливого и холодного с её стороны брака, а также удушающей обязанности выходить в этот лицемерный свет, то больше всего в Петербурге Татьяну расстраивало отсутствие лесов и невозможность долго гулять по ним. Петербург напоминал человека в застёгнутом на все пуговицы мундире. Поэтому она очень полюбила ездить в Летний сад. И хоть через несколько недель она выучила все тропинки, желания бродить по нему это не отбило. 

День стоял пасмурный — как обычно. Но непохоже, что скоро пойдёт дождь… А если и так, то она заболеет и получит хоть месяц свободы от светского плена. И от генерала. Как она могла полюбить его, если уже любила другого? Разорвать сердце надвое? Нет, она так не могла, это для других, она так не может. Конечно, она уважала своего мужа, но не более того. Татьяна взглянула на дверь в его спальню и в очередной раз понадеялась на дождь.

Карета остановилась у самых ворот Летнего, и Татьяна, выйдя на улицу, велела вернуться через два часа.

Воздух был плотным и влажным, и сколько бы она ни пыталась вдохнуть полной грудью, ничего не выходило. Татьяна брела по тропинке, сжимая книгу в сумочке. Вскоре она наткнулась на пустую скамейку, села и, закрыв глаза, пыталась представить себя в деревне. Словно не было ни его, ни постылого брака, ни "ярманки невест", ни Петербурга… Словно она и Ольга вновь гадали по книжкам, а потом долго обсуждали, как Оля будет счастлива с Владимиром. Всё это было так реально, что, казалось, она и правда слышала голоса Оли и нянюшки, чувствовала запах горящих свеч.

Но порыв ветра, брызнувший в лицо каплями с листьев, пробудил её от прекрасного сна. Татьяна с тоской посмотрела на канал невдалеке перед собой и вновь попыталась представить, что сидит в родной усадьбе на берегу речки, но — ничего. Только тяжелые одежды, душащие драгоценности и опаляющее кольцо на правой руке. 

Татьяна прошла немного по саду, молясь о дожде и простуде — и вдруг боль во всём теле пронзила её. Она лежала на влажной земле, ощущая лишь, что правая лодыжка горит. А через несколько мгновений прикосновения к ноге и рукам — холодные. 

— Excusez-moi, vous allez bien?¹

Татьяна зажмурилась, опустив голову. Только не этот голос! 

— Я вам помогу, обопритесь на меня. 

Это не может быть случайностью. Он наверняка следил за ней. И Татьяна помотала головой. 

— Пожалуйста, вставайте, вы можете заболеть. 

В носу защипало, тело предавало её. Она не может расплакаться как ребёнок перед ним!

В этот миг он подхватил её на руки, и она попыталась отвернуться, но… 

— Вы?! 

— Да. 

Он опустил её на скамейку и сел рядом. 

— Вы… не сильно ушиблась? 

— Скоро пройдёт. 

— Хорошо. 

Татьяна глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Только бы не заплакать… 

— Я могу вам помочь? 

— Вы могли, — она через силу улыбнулась. — Теперь уже поздно, оставьте меня. 

Она встала, пошатнувшись, и схватилась за дерево. 

— Не ищите со мной встречи. Если только не хотите причинить боль.

Татьяна плелась по тропинке, прислушиваясь к звукам за спиной, но всё было тихо.