Хлопнула входная дверь, раздались быстрые тяжёлые шаги… Амели отложила бумаги и поспешила в холл. Дворецкий с растерянным видом крутил в руках цилиндр Фабьена:

— Мадам, клянусь, я лишь хотел забрать пальто мсье…

— Не принимайте это так близко к сердцу, — тепло сказала Амели, глядя на лестницу, и коснулась его плеча.

Она тихо поднялась на второй этаж, подошла к двери кабинета и прислушалась. Несколько долгих секунд ничего не происходило, как вдруг с оглушительным звоном разбилось что-то стеклянное. Амели выждала ещё немного и, аккуратно открыв дверь, вошла.

Пол у дальней стены был усыпан осколками, на краю стола стоял открытый штоф, пальто валялось на стуле у окна. Фабьен полусидел в своём кресле, закрыв глаза. Амели закрыла коньяк и убрала его в шкаф, сложила пальто и уже хотела спуститься в холл, но Фабьен остановил её на полушаге:

— Зачем ты сюда пришла?

— Твоё настроение меня напугало. Я волновалась за тебя. — Она подошла к нему и положила руку ему на плечо. — Что произошло? Расскажи мне.

— Здесь нечего рассказывать. Всё, что я делал, бесполезно. Всё, чего я хотел, к чему я стремился, — мрачно изрёк он. — С меня довольно. Я отхожу от дел.

— Но ты не можешь… Подумай обо всех этих людях! Что будет с ними?

— Я не могу ничего изменить — вот чего я на самом деле не могу. Сегодня я убедился в этом в очередной раз. А оставить эти жалкие нелепые попытки — могу. И именно это я и собираюсь сделать.

— Это неправильно, — она покачала головой, — ты предаёшь их.

— Это неправда!

— Это так! Это так, и ты это знаешь. Ты не можешь вот так всё бросить.

— Я принял решение, — твёрдо сказал он. — Будет ещё какой-нибудь восторженный идиот, вряд ли я один такой.

— Я не верю тебе… Ты же так горел этой идеей, тебе ничего больше не нужно было. А теперь ты готов так легко сдаться?..

— А что мне делать, м? — он резко обернулся. — Пойти преподавать математику в твою школу? Что ещё я могу?

— Я была бы рада такому учителю. Но в отличие от меня у тебя больше возможностей, так используй их.

— Мне нужно это обдумать. Поговорим позже.

Амели кивнула и вышла из кабинета. Одному Богу известно, чего ей стоит каждый раз поддерживать его после таких новостей. Но ведь она сама согласилась связать с ним свою жизнь. С ним — а значит и с делом его жизни. Они неразделимы. Без занятия он угаснет и будет тлеть до конца отпущенного срока. Но разве это будет он?

До самой ночи ничего не происходило: Амели сидела в гостиной, подбирая книги на будущую неделю, и прислушивалась к звукам в остальном доме. Но всё было тихо. Фабьен не спустился к ужину, даже не заходил в детскую, но внутреннее чутьё подсказывало, что сегодня его не стоит больше трогать.

Только ночью, когда уже настало время ложиться спать, он вошёл в комнату, молча переоделся в ночное и лёг в кровать. Тяжёлое молчание придавливало к матрасу, но Амели продолжала ждать. Наконец Фабьен сказал:

— Ты была права. Я не могу так поступить. Иначе я предам не только их, но и самого себя. Завтра я что-нибудь придумаю.

Она прижалась к нему, снова ощущая себя дома.