Первые

Арена, на удивление, была забита полностью, повсюду виднелись флаги и баннеры команд, болельщики уже заранее подбадривали своих игроков разного рода речёвками. То и дело кто-то заводил, первый удар в огромный барабан поднимал волну, сразу за которой вверх взмывали флаги и поднимался нестройный многоголосый хор.

Всё вокруг заливал синий свет, громогласный голос объявлял составы команд. Первым на лёд ступил вратарь, а следом за ним и все остальные. Бестужев-Рюмин услышал своё имя и номер и приосанился, хотя никто не мог это увидеть.

Лёд под коньками скрипел с лёгким хрустом, но крупчатый звук тонул в оживлённом гомоне. Миша поехал раскатываться. Он, плавно накатывая круги вокруг ворот, с щенячьим восторгом в глазах рассматривал трибуны, яркие майки болельщиков, которые цветными пятнами размечали сектора; сразу было видно, кто, где и за кого болеет.

Миша слушал всё и всех, дрожал от ужаса и восторга одновременно – это была его первая серьёзная игра, и не где-нибудь, а в МХЛ. И, главное, он был заявлен! Заявлен в составе, а не тринадцатым нападающим!

– Ты как?

– Порядок. Угу.

– Расслабься, малой.

Миша волновался настолько, что даже не огрызнулся на ставшее уже привычным – и безумно, безумно раздражающим, – «малой». То, что ему было всего семнадцать, а Серёже уже двадцать, не давало тому никакого права называть его «малым».

Он, может быть, и был младше, его, может быть, и не поднимали в КХЛ, но он знал, что был хорошим и перспективным игроком. Видимо, не зря его агент так вцепился в него и настаивал на его заборе в команду.

Он пахал на тренировках, бегал бесконечное количество кругов, занимался руками, честно завершал все кардио, не филонил, хотя иногда очень хотелось. Иногда даже ходил на вратарские тренировки.

После «земли» в хоккейной школе его шорты с футболкой можно было выжимать, и стоило ли говорить, что в юниорке дела обстояли лучше? Нет, меньше он не потел, он просто обращал на это меньше внимания: у него всегда был запасной костюмчик (хлопковый сплошной комбинезон, первый нательный слой защиты), потом и пара раздельных комплектов, а пар носков было вообще не счесть.

В особо критические моменты Миша бегал с баулом по эскалаторам и лестницам как марафонец, таская на себе не только форму с коньками, но и чехол с клюшками. Иногда ему казалось, что своей выносливостью он обязан именно таким забегам на тренировки. Опаздывать не хотелось, ведь всех опоздавших без исключений тренер отправлял катать баллоны и прыгать через борт.

В общем и целом, его физические показатели были хороши для парня его возраста и амплуа, но он, в силу всё ещё не до конца ушедшей неуверенности в себе, полагал, что недостаточно хорош.

Его агент считал иначе, постоянно втолковывая ему, что надо быть понаглее, пооткрытее, посмелее, мол, без этого не пробьёшься. Ну, Миша вот пробился. Не без боя, конечно.

– Тебе легко говорить…

Серёжа рассмеялся – на секунду показалась белая с синими прожилками капа, – и, плавно склонившись в сторону, обошёл его широкой дугой. Затем внезапно подрезал Мишу, слегка, несерьёзно, ребячески бортанул и стукнул клюшкой по левому щитку. Миша вернул Муравьёву-Апостолу улыбку, бортанул его в ответ и зашёл на новый круг.

Раскатка проходила как обычно. Рылеев растягивался в воротах, первая пятёрка скучковалась у дальнего борта, кто-то занимался дриблингом, кто-то разыгрывал проход два-в-один. Миша глазел по сторонам, пытаясь унять поднимающееся волнение. Трибуны продолжали реветь, только теперь это звучало для Бестужева-Рюмина пугающе.

Снова проснулся страх облажаться, ошибиться, споткнуться на ровном льду, не успеть принять пас или потерять шайбу.

На лёд выехали судьи, и Бестужев-Рюмин понял, что вот оно – начинается. Они все отстояли гимн, капитаны пожали друг другу руки, обменялись парой слов с арбитрами и разъехались каждый на свою половину площадки. Миша развернулся и увидел, как вратаря окружили его товарищи.

Подъехав, он стукнул того по щиткам, Рылеев недобро и холодно сверкнул на него глазами; он постучал блином о штангу, и Миша разглядел в этом жесте нервозность и волнение. Это не был первый матч для Рылеева, но первый, когда Миша видел его таким взбудораженным.

Сегодня они играли с «Петроградом», довольно сильной командой западной конференции, которая пока не проиграла ни одного матча в серии. Конечно, Мише хотелось соответствовать команде; хотелось выиграть свой первый серьёзный матч, в идеале даже забить или отдать голевой, или ещё как-то отличиться, может, силовым приёмом, а может, правильно проведённой или подхваченной атакой.

Миша снова трясся, пока ехал на скамью, усаживался и наблюдал, как стартовая пятёрка занимает свои места в центральном кругу. Издалека Бестужев рассматривал ярко-синие майки соперников и чёрно-алые майки сокомандников, то и дело возвращаясь взглядом к секторам и табло, которое висело в центре арены. Там горели два огромных белых нуля – ничего интересного, – поэтому он переключил внимание на тренера, который уже что-то объяснял.

– …выходит вторая, далее по ситуации. Оболенский, не забывай включать ноги, Бестужев, побольше силовых. Рюмин, у тебя хорошие руки, деревом не стой, обманывай. От бортов – на пятак, Муравьёву, – тренер чирканул красным по маркерной планшетке и, отложив её в сторону, встал на скамью. – Ну вот, начинают. Удачи, парни.

Миша закивал как китайский болванчик, и сидящий рядом Бестужев – тоже новичок, но уже сыгравший одну игру и оттого чувствовавший себя более уверенно, – тоже.

– Палваныч, – подал голос Муравьёв-Апостол, но тренер его уже не слышал.

Прозвучал свисток главного арбитра, вбрасывание выиграл «Петроград», и игра началась.

Миша сидел уже четвёртую смену подряд, и чем дольше шла игра, тем меньше ему хотелось выходить на лёд. С другой стороны, выйти хотелось, но он понимал, что его, как новичка, выпустят только в наиболее безопасное время, чтобы он не привёз гол или ещё как-нибудь не накосячил.

Он чувствовал себя несуразным, совсем лишним, и когда беспокойно вертящийся рядом Серёжа снова убежал на смену, стало ещё более неуютно. «Петроград» наступал, мастерски проводил атаки, один раз даже вышел два-в-один, но Рылеев с присущим ему спокойствием блокировал каждый бросок.

Тяжело дышащий Муравьёв ввалился на скамью, сразу же прикладываясь к бутылке с водой, Миша с волнением ждал смены всех игроков, следя за шайбой, и тут тренер гаркнул:

– Рюмин, смена!

Потом он кивнул Каховскому, который уже было перекинул ногу через борт, на скамью и махнул рукой. После обратился ко всё ещё тормозящему Мише и ещё громче гаркнул:

– Смена!

И Миша выскочил на лёд. Он огляделся, прикидывая, куда бежать и кому помогать. Знакомое и привычное скольжение съело весь страх, в голове прояснилось, и Миша бросился в зону противника.

Каким-то чудом он умудрился подхватить шайбу у линии ворот, от борта передать её второму крайнему. Его грубо оттолкнули, и он по-дурацки прокрутился на одной ноге как балерина в музыкальной шкатулке; сумев-таки сориентироваться, он поудобнее перехватил клюшку и метнулся за ворота.

В голове закипело, ударил азарт, Миша сцепился с противником и, орудуя клюшкой как лопатой, отобрал у того шайбу. С Женькой они разыграли очень красивую комбинацию, но в последний момент, когда Оболенский сделал передачу на Трубецкого, который стоял в центре, готовый щёлкнуть в любой момент, шайбу увели, и они все бросились в свою зону.

Миша вертел головой, оценивая ситуацию. Рылеев чуть выехал из ворот и начал пятиться, защитники сработали отлично, и шайбой снова завладел «Союз». «Петроград» побежал на смену, остался только один их игрок, который пас шайбу, которую снова подхватил Миша. Та лежала на крюке так хорошо и приятно, что хотелось самому закатить её в ворота, но хоккей – игра командная.

Миша был хорошим распасовщиком, поэтому решил воспользоваться секундным преимуществом. Он хотел передать шайбу дальше, в центр, для атаки, даже замахнулся для паса, но его сбили с ног. До него донёсся голос тренера.

Поправив шлем за решётку и подобрав клюшку, Бестужев помчался на смену, с разгона перемахнул через борт и упал на скамью, тяжело дыша.

– Ну? Как? – тихо обратился к нему Миша Бестужев.

– Мгм, – только и смог выдавить Миша и прикрыл, ещё не отойдя от бешеного темпа.

Всё время приходилось держать в поле зрения оба фланга, оценивать и предугадывать настроения и манёвры соперника. Не сказать, что это было сложно – он привык к этому за всю жизнь, – но здесь был другой темп, который приходилось подхватывать.

Раздался свисток, судья вскинул руку, указал на скамью «Петрограда», перевёл руку на игрока под пятнадцатым номером и с размаху чиркнул ребром раскрытой ладони по голени.

«Подножка», догадался Бестужев-Рюмин и вытянул шею, чтобы получше рассмотреть, кто едет на скамейку штрафников.

Это была середина первого периода.