Magnum Opus

В классе продвинутого рисования с натуры появилась новая модель.

Они менялись на протяжении последних нескольких недель. На первой неделе обучения пришёл мужчина в возрасте, с пивным животом и пигментными пятнами, покрывающими весь торс, затем женщина средних лет. Полная, с острыми чертами и грудью размером с дыню. С большим количеством деталей делать наброски было легче.

Модели менялись следующие пять недель. Эмма не видела новую модель до того, как щёлкнула дверь класса, а вместе с ней упала и челюсть Эммы.

На этот раз пришла женщина, молодая, намного моложе, чем Эмма ожидала увидеть в этой комнате, наполненной гормонально нестабильными студентами, она выглядела мягкой и энергичной. Тёмные волосы женщины, коротко подстриженные, аккуратно лежали на плечах, а взгляд был наполнен такой силой, что у Эммы сжался желудок и вспотели ладони.

"Чёрт", — пробормотала Руби рядом с ней: "Представь себе эрекции после неё".

И правда. Это не та картинка, которую Эмма хотела представлять.

Эмма наблюдала, как модель тихо разговаривала с профессором Хоппером, она не могла расслышать голос за шумом карандашей и пеналов. Несколько секунд спустя он указал в конец комнаты, где была установлена перегородка, чтобы модели могли переодеться, женщина кивнула, прежде чем повернуться и исчезнуть за ширмой.

"Ладно, класс. Усаживайтесь и успокойтесь", — воскликнул профессор Хоппер, ожидая, пока не стихнут голоса, чтобы продолжить: "А теперь, как вы, должно быть, уже знаете у нашей модели, Лейси, в семье возникла чрезвычайная ситуация, и она не присоединится к нам в этом семестре. Итак, хотел бы представить вам Реджину. Реджина, если позволите?".

Затем появилась женщина, Реджина. Вместо блузки на пуговицах и брюк, в которых она появилась, теперь она одета в белые тапочки и соответствующий свободный халат.

"Правила те же. Если услышу хоть от кого-нибудь неподобающий комментарий или жест, то немедля вышвырну из класса до конца семестра. Понятно?".

Последовало тихое бормотание, когда Хоппер стал возле Реджины и указал на табуретку, подсказывая, какую принять позу. Свет потускнел, и Эмма не отрывала взгляда, пока Реджина сняла тапочки, выскользнула из халата и оставила его на соседнем стуле.

Сердце Эммы подпрыгивало до самого горла.

"...немного левее. Да, вот так", — Хоппер прочистил горло и обратился к классу: "Начнём с угля. Помните, урок длится двадцать минут. Можете начинать".

Эмма не уловила из его речи ни единого слова, по крайней мере до тех пор, пока профессор не обошёл комнату и сел за стол в дальней части студии, а она терялась в чувстве неуверенности, дрожащем внутри.

Ей всегда говорили, что человеческая фигура полна несовершенств, именно это делает её красивой. Важно уловить суть недостатков и изложить их на бумаге, придавая собственную красоту.

Эмма осознала, что никогда не встречала никого, кто был бы их лишён, до настоящего времени. Оливковая кожа Реджины слегка затенённая тусклым светом, гладкая и...жилистая. Её изгибы определялись мягкими наклонными линиями, пока Реджина сидела на табурете, не двигаясь, наклонившись к Эмме так, что лицо было хорошо видно. Выражение лица безмятежное, спокойное и совершенно нейтральное, и Эмма обнаружила, что не могла перестать смотреть. Она произведение искусства сама по себе.

Идеальная, вот правильное слово.

"Псс. Земля вызывает Эмму", — Руби резко ткнула её в рёбра: "Соберись. Перестань пялиться".

Это вывело Эмму из транса, привлекая внимание нескольких одноклассников и тихие смешки. Карие глаза ненадолго посмотрели в её направлении и, прежде чем Эмма успела осознать, губы Реджины изогнулись в понимающей ухмылке.

Эмма ярко покраснела и приступила к работе. Обычно, она рисовала быстро, успевая за пять минут сделать базовый набросок, прежде чем продолжить работать с деталями. Но, по какой-то причине, она не могла выбросить лицо Реджины из головы. Оно задерживалось в памяти, когда Эмма сосредотачивалась на деталях, на том, как изгибалась грудь, а плоскость живота спускалась к округлым бёдрам и...

Блядь

Эмма раздражённо бросила уголь. Она нарушила первое правило класса искусств.

Никогда не увлекайся моделью.

Двадцать минут закончились слишком быстро, и вскоре Хоппер кружил по классу, оставляя комментарии здесь и там, изучая рисунки. К тому времени, как он достиг Эммы, она хотела отложить холст и больше никогда не брать его в руки.

"Эмма, что случилось?", — спросил он: "Обычно ты работаешь значительно быстрее".

"Ага...Извините. Похоже, сегодня не мой день".

"Твои линии слишком чёткие. Делай набросок более лёгкими штрихами, когда очерчиваешь формы", — советует он, будто она этого не знала.

Но она кивнула, и профессор прошёл дальше. После этого стало немного легче.

Ей удалось набросать более подробный контур, но вместо этого она, почему-то, продолжала возвращаться к деталям лица Реджины. То, как блестели её глаза даже в слабо освещённой комнате, отстранённые с оттенком меланхолии. Они прекрасны, и Эмма хотела запечатлеть их снова и снова, всеми возможными способами.

К концу урока у Эммы в итоге получилось четыре наброска, которые она спешно запихнула в сумку, когда Реджина надевала халат и возвращалась к ширме.

"Да ты запала", — сказала Руби.

"Заткнись", — пробормотала Эмма, но не потрудилась отрицать: "Её просто интересно рисовать".

"И по-видимому созерцать тоже. Почему ты просто не позовёшь её на свидание?".

"Потому что я не дура", — рявкнула Эмма себе под нос, потому что модель вернулась минуту спустя, одетая в блузку и дизайнерские туфли. Эмма задержала дыхание настолько, что Руби закатила глаза и полностью разрушила иллюзию мира.

"Привет!" — воскликнула Руби достаточно громко, чтобы привлечь внимание Реджины: "Вы работаете на частных сессиях?".

Слова заставили Реджину поднять бровь, что уже неприлично привлекательно, даже если не слушать низкую хрипотцу в ответе.

"Зависит от того, кто спрашивает".

"Ох, моя подруга, Эмма. Она, вроде как, лучшая на курсе. Но ей всё равно не помешала бы практика".

Сердце Эммы ушло в пятки. Чёрт возьми, она убьёт Руби.

Затем Реджина обратила на неё внимание, и воздух мгновенно покинул лёгкие Эммы, когда острый взгляд медленно скользнул от лица к телу. Эмма не могла не чувствовать себя выставленным напоказ куском мяса.

"Полагаю, я смогу сделать некоторые исключения", — предположила Реджина, затем, ухмыляясь, достала визитку и протянула Эмме: "Но мои ставки не обсуждаются, мисс...?".

Эмма сглотнула: "Свон. Эмма Свон".

"Мисс Свон", — повторила Реджина: "Мой номер указан на обороте. Позвоните, когда захотите использовать свой талант с пользой".

С ещё одним взглядом и изгибом красных губ Реджина повернулась и ушла. Эмма ошеломлённо смотрела ей вслед за мгновение до того, как Руби решила снова всё испортить.

"Ты же знаешь, что это эвфемизм для "давай потрахаемся"?" — сказала она: "Ты ей понравилась".

Нахмурившись, Эмма сунула блокнот в руки Руби и полагала, что в любом случае это не имело значения.

***

Прямо по коридору жила её арендодатель — пожилая азиатка по имени Сюйин, которая никогда не упускала возможности напомнить Эмме про оплату. Это понятно, учитывая стоимость жизни в Нью-Йорке. Но с тех пор, как её соседка по комнате, Мэри Маргарет, два месяца назад переехала к парню, Эмма вынуждена была платить вдвое больше за простой лофт.

Жизнь голодающего художника так же ужасна, как все и думали.

"Свон!", — позвала Сюйин сквозь приоткрытую дверь, от чего Эмма выронила ключи: "Ты задержалась с оплатой. Опять...".

"Я знаю, знаю. Обещаю, что заплачу до конца недели", — сказала Эмма: "Я просто была занята с учёбой...".

"Никаких оправданий. Скорее", — резко закончила она, прежде чем закрыть дверь. Эмма вздохнула и подняла ключи.

Квартира была небольшая, но это её дом, и всё, о чём она могла просить, потому что была лишена родного дома и выросла в системе. Пол скрипучий и изношенный после десятилетий пользования, не говоря уже о мебели, которая куплена в Гудвилле, кварталом ниже, и на которую она потратила последнюю копейку.

Это было одно из её величайших достижений — оставить обшарпанную комнатушку в общежитии Нью-Йоркского университета и арендовать ещё более обшарпанную студию, несмотря на годы отчаяния, во время жизни в приёмных семьях.

Они говорили ей, что это только хобби. Что она никогда не сможет реализоваться, получив художественное образование, и возможно, были правы.

Но она уже была сыта указаниями взрослых о том, что могла делать, а что нет. Эмма большую часть жизни провела, делая то, что от неё хотели другие. Если преследование того, что она любила, в конце концов окажется бессмысленным, то, по крайней мере, это было её решение.

Тем вечером Эмма согласилась на замороженную пиццу на ужин. У неё не было особого выбора, кроме лапши быстрого приготовления, и ещё одной ночи, когда она пыталась компенсировать арендную плату с помощью соседей по комнате и комиссионных за рисунки.

Она отвлеклась на следующий час, до тех пор, пока не вернулась к альбому по одной простой причине. Эмма не могла выбросить из головы внешность новой модели.

"Здорово, Свон", — пробормотала она про себя: "Просто здорово".

Плата, указанная на обратной стороне визитки Реджины, была выше, чем Эмма могла себе позволить, в два раза выше. Казалось немного нелепым, что женщина, которая владела парой обуви Jimmy Choos, брала дохрена за частные сеансы, тем не менее работая обнажённой натурщицей.

Прежде чем она подумала о том, чтобы скомкать визитку и списать всё на ошибку, в руке оказался карандаш, и вместо этого она подумала о тонкостях сегодняшнего урока.

Она рисовала лицо Реджины по памяти: полные, окрашенные в красный губы, которые казалось, чаще напряжены, чем расслаблены, идеальная дуга задумчиво приподнятых бровей, гладкие, слегка взлохмаченные волосы, по которым Эмме хотелось пробежать пальцами.

И глаза.

Тёмные, серьёзные, которые почти стали катализатором разрушения Эммы. Невозможно было описать эмоции, которые она видела, или разочарование, которое испытывала Эмма, пытаясь передать их на бумаге. Это как смотреть на сломанную фоторамку, когда фотография остаётся неизменной, но знание того, что видно на поверхности, не то, чем оно должно быть.

Ага, похоже она немного влюбилась.

Реджина вернулась два дня спустя, в этот раз в фиолетовом платье до колена и сапогах на каблуке. Теперь Руби не тратила время на тычки в рёбра.

"Ты сделаешь шаг, или как?", — спросила она.

Эмма только поворчала, доставая уголь. У неё не было денег, чтобы оплатить медицинскую страховку за сломанные рёбра, как и на адвоката, когда она холоднокровно прикончит Руби.

Однако, сегодня всё иначе. Реджина не спокойная, как прежде, она холодная и отчуждённая, когда строго кивнула Хопперу и отправилась переодеваться. Вскоре она вышла и спокойствие вернулось, но Эмма достаточно хорошо изучила глаза Реджины, чтобы понять, что под поверхностью таится напряжение.

Реджина вовсе на неё не смотрела. Словно их разговора никогда не было, никаких признаков того, что Реджина помнила или беспокоилась о том, что Эмма была единственной, кому она дала визитку.

Эмма знала это только потому, что подслушала Робина Локсли — парня, на которого она никогда не обращала внимания, пока тот не стал флиртовать с Реджиной после уроков. После этого Эмма возненавидела его.

Спрашивали четыре разных человека, и всем дан отказ.

Когда сеанс закончился, Эмма собрала принадлежности, стараясь боковым зрением не смотреть на часть обнажённой груди, когда Реджина натягивала халат обратно на плечи (сегодняшний урок был посвящён тканям, потому было не так уж много наготы, чтобы принимать во внимание).

Эмма стояла в глубине комнаты и первой приблизилась, когда Реджина вышла.

"Привет".

Она нервничала, что глупо, потому что она почувствовала себя так же по-дурацки, когда Реджина выгнула бровь.

"Мисс Свон", — голос Реджины безразличный. По крайней мере, она помнила имя Эммы.

"Эмм...Не знаю, помнишь ли ты, что дала мне визитку", — начала Эмма: "Я надеялась, что мы могли бы договориться об оплате за частные сессии".

"Мои ставки не подлежат обсуждению", — холодно заявила Реджина.

"О, я знаю. Я просто подумала...".

"Если вы не способны позволить себе оплату, то это не совсем мои проблемы, не так ли? Я не сплю со всеми, кто имеет наглость предложить".

Слова подчёркнулись насмешкой. Сердце Эммы оборвалось.

"Это", — Эмма сжала зубы: "Это не то, что я имела в виду".

"Словно это не возникало в мыслях".

"Ладно, в чём твоя проблема?" — бросила Эмма в ответ. Если она чего и научилась, как приёмный ребенок, так это никогда не позволять никому ходить по тебе, даже если это потрясающе красивые обнаженные модели, способные заставить сердце Эммы взорваться в груди.

Прежде чем Реджина успела выступить с ещё одним резким выражением, комнату начал наполнять следующий курс, оставив их в неловкой ситуации завершения спора со зрителями. Но Реджина лишь напряглась и вздёрнула подбородок.

"Доброго дня, мисс Свон", — сказала она, прежде чем резко уйти.

Эмма никогда так сильно не хотела ударить стену. Поэтому, она согласилась на один из манекенов.

Только она могла проебать всё хорошее, ещё до того, как оно началось.

***

К концу недели появилась новая модель в белом халате, на этот раз мужчина с напряжёнными мышцами, вьющимися каштановыми волосами и волчьей ухмылкой, от которой большинство девушек (и несколько парней) падали в обморок.

Хотя это ничего не значило для Эммы. Либо из-за отсутствия вдохновения, либо из-за вьющихся волос на груди, которые заставляли её съеживаться, но это не меняло того факта, что она скучала по Реджине.

Она не знала, что хуже — то, что они расстались в плохих отношениях, или то, что она вряд-ли снова увидит Реджину.

Даже так, Эмма не могла перестать о ней думать. Это только подтверждалось сверхъестественным желанием рисовать Реджину, когда приходило вдохновение, что случалось всё чаще. Какой бы сюжет не видела Эмма, он каждый раз возвращался к холодному блеску глаз Реджины, мягкому, женственному телу, которое соблазняло рисовать её в разных позах.

Ничего жуткого, или чего-то такого, только...эстетика. Конечно, извращенный ум Эммы вызывал в воображении более наводящие на размышления образы. Но это только для её эротических снов.

К следующей неделе удалось наскрести достаточно денег, чтобы заплатить оставшуюся часть аренды.

К концу октября у неё, наконец, появился сосед.

Он ирландец, носил больше кожи, чем можно было считать нормальным, и его имя Киллиан. Он пристал к Эмме, стоило ей только войти.

"Ну, разве ты не прекрасная девушка. Киллиан Джонс", — поздоровался он с улыбкой и низко наклонился, чтобы поцеловать руку: "Знаешь, ты и я могли бы составить пару".

"Я лесбиянка", — прямо сказала Эмма.

Его брови взлетели до линии роста волос, когда парень медленно выпрямился, прежде чем издать низкий смешок: "Аха, да мне повезло. Не важно. Я всегда рад новому другу. Теперь я должен занести свою кровать, или придётся спать с этими картинами, уставившимися на меня спящего?".

Довольно странно, но Эмме он, вроде как, понравился.

Они устроились довольно быстро, Киллиан уважал её место, как специалиста по искусству, и не комментировал всё, что разбросано по квартире. В результате она решила не комментировать количество женщин, которых он приводил поздно ночью, пока они вели себя тихо и ни одна из них тайно не была сумасшедшей.

Оказалось, это на самом деле невозможно, большинство из них были громкими, а она и так мало спала.

"Свон, почему у тебя под кроватью рисунки одной и той же женщины?".

Был вечер вторника в середине ноября, когда он обнаружил рисунки, будто у какого-то подростка, прячущего порнуху. Она увидела его на своей части квартиры, разделённой занавеской для некоторого подобия уединения, и нашла, что это не имело значения, раз он перебирал её личные рисунки.

"Какого чёрта ты делаешь?" — воскликнула она.

"Ром закончился".

"Потому ты решил поискать у меня под кроватью?" — зарычала она и подошла, чтобы выхватить из рук альбом: "Ты с ума сошёл? Это личное".

"Не понимаю, почему. Очевидно, у тебя отличный вкус", — растеряно указал Киллиан: "Я думал, ты сказала, что у тебя нет любовницы".

"Её и нет", — ответила Эмма, чувствуя, как стыд захлестывает её в мгновение ока: "Она не...Это не...Она просто одна из моделей, которую мне нравится рисовать...".

Она прервала себя, прежде чем выставить ещё большей дурой. Внезапно альбом стал жечь руки, словно ему там не место, и она позволила упасть на землю, пока слёзы застилали глаза.

Она почувствовала, как Киллиан встал с кровати, и не потрудилась заглушить всхлипы, когда парень крепко обнял её.

"Я же не сумасшедшая, верно?" — всхлипнула она через мгновение: "Я не сумасшедшая, потому что чувствую себя так. Я даже не знаю её".

"Любовь способна вызывать разрушения, Свон", — сказал он, продолжая неловко хлопать её по спине: "Она также способна подкрадываться, когда меньше всего ждёшь. В этом нет ничего сумасшедшего".

Почему-то Эмма ему верила.

"А теперь, куда ты спрятала ром?".

***

Близилась середина декабря, когда Эмма снова её увидела.

Удивительно, но это случилось не в художественном классе. С приближением окончания курса и предстоящим выпускным в следующем семестре, ещё большим шоком для неё стало то, что среди всех мест она встретила Реджину именно в кофейне.

Это не самая популярная кофейня, но здесь всегда было тепло и тихо, и достаточно близко к учебному корпусу, чтобы Эмма могла быстро туда пробежаться и не замёрзнуть. Женщина сидела за столиком в углу и читала книгу, когда Эмма сделала стандартный заказ и заняла дальний угол в противоположном конце, делая вид, что занята собственными делами.

Хотя, это было не так. Желудок трепетал и приходилось контролировать частоту дыхания, когда Эмма бросила взгляд на Реджину в очках для чтения.

Сегодня она одета в водолазку и джинсы, что придавало ей ещё более мягкий вид, чем Эмма могла представить. У неё зачесались руки, внезапно, она достала новый, недавно купленный альбом и принялась за работу.

Эмма забыла о напитке в пользу проработки очертания лица Реджины, обрамлённого очками. Солнечный свет падал прямо из окна под таким углом, что она выглядела прекраснее, чем когда-либо, сидя и выглядя в мире с собой. Эмма нашла это настолько отвлекающим, что не заметила, как Реджина встала и вышла из кофейни.

Эмма торопливо возилась с альбомом, собираясь пойти за ней. Но она трусиха, потому обратилась к баристе.

"Эй! Вы знаете леди, которая сидела там? Она сюда часто приходит?".

Женщина одарила её странным взглядом, но кивнула: "Она приходит каждый день около двух. Заказывает кофе и читает около часа".

Это всё, что нужно было знать Эмме.

Она вернулась на следующий день, после занятий по графическому дизайну, уселась на привычном месте и ждала появления Реджины.

Она не разочаровалась. Реджина появилась ровно в два и направилась к стойке, пока Эмма спешно опустила голову, игнорируя понимающий взгляд баристы.

К счастью, Реджина её не заметила. Так начались импровизированные встречи с элементами преследования.

Она приходила в кофейню почти каждый день до занятий, и за несколько дней до Рождества. Технически, семестр закончился, и ей не нужно было переживать за курс рисования с натуры. Но Реджина стала единственным источником вдохновения за последние несколько месяцев, и если это значило рисовать женщину без её ведома, чтобы выбросить из головы, то так тому и быть.

"Кстати, ей нравится мятный мокко", — сказала однажды бариста. Эмма запомнила, что её зовут Белль. "Она говорит, что напиток слишком сладкий, как по её вкусу. Но в хороший день она любит себя побаловать".

"Не понимаю, ты хочешь меня подтолкнуть, или сделать так, чтобы я казалась ещё более жуткой", — подозрительно сказала Эмма.

Белль невинно улыбнулась и пожала плечами: "По-моему это мило".

Эмма тихо фыркнула и задумалась о чудесах жизни, о том, как ей удалось сюда попасть, тоскуя по женщине, которой едва сказала пару слов.

"Какой стакан?".

К тому времени, как пришла Реджина, Эмма так низко опустилась в кресле, что едва рассмотрела, как она смущённо нахмурилась, когда Белль предложила ей мятный мокко.

Это мило, и Эмма не хотела ничего, кроме как изложить эмоции на бумаге. Сердце ёкнуло, когда она держала в руках альбом, а глаза Реджины каким-то образом нашли её через всю комнату.

Блядь, блядь, блядь.

Ей никогда не стоило слушать чёртову баристу.

Затем Реджина приблизилась, держа мятный мокко в руке, и небрежным жестом указала на кресло рядом с Эммой.

"Могу я присоединиться?".

Эмма тупо кивнула.

Присев в кресло, Реджина сделала большой глоток, прежде чем встретиться взглядом с Эммой, карие глаза словно прожигали дыру в черепе Эммы.

"Я так понимаю, это твоя работа?" — Реджина указала на напиток: "Шаг вперёд, по сравнению с простым наблюдением последние две недели".

"Ты знала?".

"Конечно, знала. Не уверена, заметила ли ты, но это место размером с хижину. Не говоря уже о том, что ты далеко не такая незаметная, со своим пристальным взглядом, насколько ты могла подумать".

Эмма ярко покраснела: "Ох...".

Реджина подняла руку: "Дай мне закончить", — мягко сказала она: Я также хотела извиниться за то, как вела себя тогда. Теперь я понимаю, что ты не хотела ничего плохого, а я вымещала на тебе плохое настроение, когда ты этого не заслуживала. И прошу за это прощения".

Эмма не знала, что сказать, потому просто кивнула, теребя альбом.

"Всё в порядке".

Реджина опустила взгляд на руки: "Кажется, ты работала над рисунком каждый раз, когда я видела тебя здесь".

"Ох, да. Эмм...просто пара набросков".

"Могу я посмотреть?".

Поначалу, Эмма сопротивлялась по нескольким причинам, наиболее очевидной из которых являлось то, что Реджина, вероятно, будет думать о ней как о каком-то психе. Но она нерешительно перевернула альбом и смотрела, как Реджина открыла первую страницу, её бровь приподнялась в легком удивлении.

Вот и всё. Это часть, где она убегает.

"Вау", — ошеломлённо пробормотала Реджина, переворачивая страницу: "Ты очень талантлива, дорогая".

"Правда?" — Эмма покачала головой: "То есть...ты не испугалась, или вроде того?".

"С чего бы это? Ты художница. Мне всегда казалось, что художники могут использовать выход для вдохновения. Однако, я удивлена, что ты нашла его во мне".

"Почему?" — спросила Эмма: "Ты такая, безумно красивая. Я могла бы нарисовать тебя даже во сне".

Эмма пожалела о словах, как только произнесла их. Но взгляд Реджины вспыхнул не от отвращения, но от какой-то яркой эмоции, с которой Эмма не знала, что делать.

"Покажи мне".

Так она и сделала.

Эмма открыла чистую страницу и начала делать набросок лица Реджина, рисовав его столько раз, что было довольно легко дорисовать детали по памяти. Она ни разу не взглянула на Реджину. Эмма не была уверена, наблюдает ли брюнетка за ней или за движением руки, но к полным пятнадцати минутам у неё было готово базовое изображение лица Реджины с нейтральным выражением по умолчанию.

Реджина приняла рисунок нарочито медленно, и долго его изучала. Эмма ждала в предвкушении, ладони вспотели.

"Ты...", — Реджина прочистила горло, глаза блестели теми же посторонними эмоциями: "Я не ожидаю, что ты всё ещё будешь согласна на частные сеансы?".

Эмма нахмурилась: "Я не могу позволить себе твои ставки".

"Ты хотела обсудить способы оплаты. Как на счёт того, чтобы ты отдала мне рисунок, и мы в расчёте?".

"Серьёзно?".

"Ты принимаешь меня за лгунью?".

"Ну, нет", — неуверенно сказала Эмма, слегка улыбнувшись, она кивнула на альбом в руке Реджины: "Можешь забрать их все, если хочешь. Дома у меня есть больше".

Увидев насмешливую улыбку Реджины, Эмма покраснела и поклялась себе, что отразит эту улыбку на бумаге, даже если это будет последнее, что она сделает.

"Тогда, договорились. Как на счёт этой субботы?".

Эмма кивнула. Она рассказала Реджине, как добраться до квартиры, поскольку Реджина жила на верхнем Манхэттене, а её квартира, в любом случае, ближе к студенческому городку. Остальные полчаса они потратили на обсуждение их жизней. Эмма узнала, что для Реджины дело модели всего лишь хобби, приобретённое несколько лет назад, чтобы разозлить мать. Но это стало чем-то, что ей нравилось делать, внося свой вклад в художественное сообщество и становясь его частью.

На самом деле, Реджина — главный исполнительный директор ряда галерей в городе, и ей, на самом деле, двадцать семь, тогда как Эмме двадцать два.

"Способ заставить почувствовать себя ребёнком".

Реджина фыркнула: "Ты, определённо, ведёшь себя как ребенок", — сказала она, но это звучало почти ласково, когда она наклонилась, чтобы провести большим пальцем по верхней губе Эммы.

Когда они разошлись, Эмма продолжила улыбаться, как полнейшая идиотка, а по-другому и быть не могло. Белль за стойкой понимающе улыбнулась ей.

"Ну что, я хороша?".

В тот день Эмма оставила ей щедрые чаевые.

***

В субботу Эмма убрала квартиру с пола до потолка. Это нелёгкий подвиг, когда место захламлено, и ей некуда поставить картины. А некий одетый в кожу сосед по комнате отказывался уходить, когда она пыталась вытолкнуть его за дверь.

"Тебе нужно уйти".

"Оу, и упустить возможность познакомиться с женщиной, укравшей сердце моей леди?".

"Чёрт возьми, Киллиан. Если ты когда-нибудь, хотя бы подумаешь о том, чтобы сказать ей это дерьмо...".

Стук в дверь прозвучал ещё до того, как она успела договорить. Эмма оттолкнула парня с дороги и почти бросилась к двери. Как обычно, Реджина безупречно одета, хотя на ней снова джинсы, чтобы соответствовать фирменному наряду.

Реджина уставилась на неё: "Почему ты такая взволнованная?".

"Я...".

"А ты должно быть, Реджина", — вмешался голос сбоку. Киллиан слегка оттолкнул Эмму и взял руку Реджины в свою, прежде чем повторить жест, знакомый Эмме по первой встрече, прижаться губами к тыльной стороне ладони. "Киллиан Джонс. Но ты, красотка, можешь звать меня, как захочешь".

Эмма схватилась за кожаную куртку: "Вон".

После нескольких дальнейших подсказок Эмме удалось его подкупить, Киллиан ушёл с деньгами на пару напитков. Они с Реджиной остались одни в квартире, пока Эмма нервно разминала руки.

"Парень?" — спросила Реджина спустя несколько напряжённых секунд.

"Сосед", — уточнила Эмма: "И не в моём вкусе, если только втайне не прячет вагину под всей этой кожей и массивным эго".

Вскоре после этого Реджина оценила её самодовольным взглядом, который Эмма не могла расшифровать, но от этого внутренности немного сжались.

"Есть комната, в которой я могу переодеться?".

Эмма указала на ванную в другой стороне и использовала время, пока Реджина готовилась, чтобы внутренне сходить с ума. Она устроила студию в спальне, а не в гостиной, так как там освещение лучше падало из оконного стекла. Но теперь она начала сомневаться в решении, когда Реджина вернулась в шёлковом белом халате.

"Где бы ты хотела меня видеть?".

Эмма сглотнула и указала на подоконник у кровати. Она не собиралась смотреть на Реджину, пока перебирала принадлежности для рисования, но когда сделала это, то обнаружила, что Реджина за ней наблюдала.

"Тебе следует, эээ... оставить халат. Мне всё равно нужно поработать над навыком прорисовки тканей", — сообщила Эмма, голос перехватило в горле.

Она думала, что сердце не выдержит вида обнажённой Реджины, и брюнетка, кажется, почувствовала это, потому что на губах появилась нежная улыбка.

"Что?".

"Ты забываешь, что я видела твои рисунки, дорогая. Навыки драпировки — наименьшая из твоих забот", — ответила Реджина.

Лицо Эммы только больше покраснело, когда она сделала шаг вперед: "Ага, ну...практика рождает совершенство".

Солнечный свет проникал сквозь стекло. Лучи падали на часть лица Реджины и вниз по мерцающей длине халата. Эмма сделала глубокий вдох, осознав, что никогда не видела ничего более ангельского. Это сделало прикосновение к щеке Реджины ещё более трудным, когда Эмма пыталась наклонить её лицо.

"Тебе следует повернуть голову сюда...ага. Вот так", — мягко сказала Эмма.

"Стоит ли мне лечь, чтоб ты нарисовала меня, как тех француженок?", — подразнила Реджина.

Эмма фыркнула: "Возможно, однажды".

"Звучит, как обещание".

Но Эмма только покачала головой, улыбаясь, и беря в руку уголёк. "Просто молчи и не двигайся", — сказала она.

На лице Реджины оставалась тень улыбки, когда Эмма вернула к ней взгляд. Она запоминала изображение, каким оно было, во всей красоте и изяществе, что само по себе произведение искусства. Затем неохотно отвела взгляд, возвращаясь к белому листу перед собой.

Эмма очертила углём границы и начала рисовать.

***

Она была почти уверена, что в тот день видела Реджину последний раз, не говоря уже о том, чтобы вести с ней беседу. Они уладили сделку, обе получили, что хотели. Несмотря на то, что Эмма хотела большего, для Реджины не было причин выкладываться на полную ради дружбы, которая больше походила на простое знакомство.

Но здесь мало что можно сделать, когда влюбилась в модель.

Но, к удивлению Эммы, на следующей неделе она снова встретила Реджину. Эмма избегала визитов в кофейню, боясь показаться сталкером. Но была середина декабря и морозная погода, ей захотелось вкусного горячего шоколада, чтобы забыть о том, что она, скорее всего, проведёт Рождество в одиночку.

Стул у её столика отодвинулся, и она остановила взгляд на, покрасневшем от мороза, лице Реджины.

Сегодня она была в шапке.

"Привет".

"Ты со мной заговорила", — сказала Эмма, очевидно удивлённая и, может быть, немного сбитая с толку выбором Реджиной головного убора. Это очаровательно. "Я думала, что ты не...то есть, ты никогда не звонила...".

"Это потому, что ты никогда не давала мне свой номер, дорогая", — сказала Реджина, тепло улыбаясь, и распространяя запах мяты, когда села напротив.

Эмма не думала, что можно ещё больше влюбиться.

С того времени их встречи стали регулярными. Иногда в кафе, которое Эмма прозвала их кофейней, в других случаях это происходило в музее кампуса, или в парке в квартале, где они встречались за обедом и обсуждали всё на свете. В конце концов Эмма узнала, что Реджина большой любитель истории искусств и могла говорить об этом без умолку.

Было что-то особенно ошеломляющее в том, как люди загорались страстью.

Вскоре наступило Рождество, и Эмма занималась укомплектованием выпивки, когда Киллиан слишком увлёкся. Она подумала, что ей стало менее одиноко, когда разделяла глубоко укоренившуюся грусть, проводя каникулы в грязном лофте.

Потому это стало сюрпризом, когда зазвучал стук в дверь, а по ту сторону оказалась Реджина с одной из небольших искусственных ёлочек и пакетом аккуратно упакованных подарков.

"Счастливого Рождества", — она почти промурлыкала, прежде чем пройти мимо Эммы.

"Аха, и правда счастливое Рождество", — пробормотал Киллиан с дивана: "Неужели, это та часть, где я напиваюсь до упаду и провожу ночь в компании двух прекрасных дамочек?".

Реджина, ничего не говоря, поставила ёлочку и бросила в него бутылку рома.

В конце концов, они провели ночь в углу лофта, который Эмма впервые могла бы назвать домом, пытаясь удержать Реджину от раздачи подарков, когда она протянула Киллиану куртку из натуральной кожи.

"Чтобы заменить это убожество, которое ты называешь курткой".

"Чтобы ты знала, это "убожество" имеет большую сентиментальную ценность", — уточнил Киллиан.

"Киллиан, ты купил её в секонд-хенде за десять баксов. После того, как её, очевидно, вырвали из рук какого-то бродяги", — рассмеялась Эмма.

Когда Реджина повернулась к ней, она улыбаясь, достала из сумки коробку дорогих принадлежностей для рисования, дороже, чем Эмма могла себе позволить даже подумать.

"Вау", — выдохнула Эмма: "Реджина, это...".

"Это ещё не всё", — осторожно прервала Реджина: "Я поговорила с несколькими моими представителями о возможности выставить твои работы на нашей следующей выставке в галерее. Учитывая, что в ближайшие несколько месяцев мы забиты людьми, свободного места не будет до лета. Но это твоё решение, если хочешь".

Эмма уставилась на неё: "Ты серьёзно?".

Прочистив горло, Реджина продолжила: "Если не хочешь, я всегда могу...".

Слова прервала стройная фигура, врезавшаяся неё, увлекая в объятия, руки Эммы крепко обхватили талию Реджины, пальцы сжали шелковистый край блузки. На мгновение Реджина опешила, не зная, что делать, прежде чем протянуть руку к затылку Эммы и прижать ближе.

"Спасибо", — прошептала Эмма в волосы Реджины, вдыхая запах мяты и духов.

"Мгм", — промычала в ответ Реджина. Эмма могла бы поклясться, что почувствовала глубокий вдох Реджины.

Позади них безумно улыбался Киллиан, поймав взгляд Эммы, которая всё ещё была в объятиях Реджины. Он поднял бутылку рома, словно говоря Что, чёрт возьми, я говорил?, прежде чем сделать глоток.

Позже, когда они расправились с ромом, к большому отвращению Реджины, Эмма сидела и наблюдала за ними двумя. Анализировала то, как их взаимодействие объединялось для создания ещё одного произведения искусства, тогда она достала свои новые принадлежности и бросилась рисовать. Она старалась запечатлеть тёплую атмосферу, суровое выражение лица Киллиана и блеск в глазах Реджины, когда она смеялась, во взгляде всегда была нотка печали.

Эмма смотрела на них и понимала, что именно так выглядит семья.

***

Через несколько дней после Рождества и Нового Года снова начались занятия, а новые галерейные выставки отнимали свободное время Реджины, значит, Эмма теперь видела её не так часто, как привыкла. Они ежедневно переписывались, иногда обедали вместе, хотя Реджина обычно убегала с извинениями после важного телефонного звонка. Но этого было даже близко не достаточно для растущих чувств Эммы, и начинало сказываться а ней.

Потому она погрузилась в искусство, работала над арт-проектами, чтобы продать их и заработать дополнительные деньги. Большую часть времени, в качестве разминки она рисовала Реджину, собирая разнообразные наброски, вскоре тайник под кроватью, превратился в захламлённую, разношёрстную книгу.

Она проводила вечера в студии, с южной стороны городка, куда никто никогда не ходил, вероятно потому, что она находилась рядом с одним из тех консервативных горячих точек, в которых тусовались сумасшедшие религиозные люди.

Хотя, Эмму это не особо волновало. Она занималась своими делами, и находила тишину довольно комфортной, чтобы проводить там больше времени, чем обычно.

Вечером пятницы в начале февраля она получила сообщение от Реджины. Эмма замерла на середине рисунка, чтобы взглянуть на телефон, где светились два слова.

Ты занята?

Эмма быстро отправила ответ, с опаской ожидая, когда придёт следующее сообщение, и чувствовала, как сердце невольно трепетало в груди.

Наш первый показ сегодня вечером. Не хочешь присоединиться?

Эмма ещё никогда в жизни не принимала решения так быстро.

Она получила адрес и указания от Реджины и вскоре направилась в нижний Манхэттен, который, к счастью для неё, находится гораздо ближе к кампусу Нью-Йоркского университета, чем она ожидала. Место величественное и, судя по дресс-коду, очень богатое. Эмма почти решила заглянуть в квартиру за более подходящим нарядом, когда увидела, что Реджина смешалась с толпой.

Она словила взгляд Эммы через всю галерею и немедленно помахала, пока Эмма усиленно пыталась не пялиться на стильное чёрное платье Реджины. Наряд излучал силу и женственность и, пожалуй, был самой поразительной вещью, которую Эмма видела на ней за последнее время.

"Ты пришла", — Реджина поприветствовала её с улыбкой. Она взяла Эмму за руку: "Пойдём. Я представлю тебя кое-кому".

Люди, с которыми её познакомила Реджина представляли собой сочетание коллекционеров и консультантов по искусству, таких людей можно было встретить на аукционах, покупающих картины по сто тысяч. И тогда Эмма осознала. Реджина пыталась собрать для неё связи.

Реджина не оставляла её на протяжении всего показа, разве что отходила в сторону к случайным посетителям. Но всегда возвращалась, проводя рукой по пояснице Эммы, направляя её к каждой части экспозиции с подробным объяснением.

"Что ты будешь делать после показа?", — спросила Реджина за бокалом шампанского.

"Наверное, поеду домой", — пожала плечами Эмма: "Может завершу рисунок, который должна сдать в понедельник".

"Не возражаешь, если я присоединюсь? Я хотела попросить тебя об услуге".

Реджина не уточнила, что именно хотела, и Эмма не спросила, потому что брюнетка вела её к очень важной фигуре по имени Роберт Голд. Но она согласилась с небольшим сомнением, которое вскоре переросло в нервозность, и всё, что оставалось — ждать.

Когда они ушли, Реждина настояла на оплате такси, и они прибыли в квартиру Эммы ближе к полуночи. Киллиан уехал навестить брата в Сиэтле, оставив лофт Эмме на ближайшие несколько дней.

Они прошли по паркету из твёрдого дерева со стуком каблуков Реджины. Эмма мгновенно направилась на кухню.

"Значит, эм...хочешь что-нибудь выпить? У нас есть апельсиновый сок и....пиво", — нерешительно предложила Эмма.

Реджина выгнула бровь, пока снимала пальто: "Ты тянешь время".

"Точно", — Эмма вздохнула и повернулась: "Так, что за услуга тебе нужна?".

"Когда отдала мне альбом, ты упоминала, что здесь есть больше рисунков. Я бы хотела на них взглянуть, если ты не против".

Эмма тяжело сглотнула.  Ей жаль, что она не приняла предложение Реджины о шампанском. Было бы чертовски проще, если бы она была пьяна. Эмма усиленно искала какое-то оправдание, почему это определенно плохая идея.

Но она была трезвой и не могла придумать причину, которая не казалась бы слишком подозрительной. Она никому не показывала те рисунки, за исключением Киллиана, которых их нашёл. Они личные и интимные, фрагменты души Эммы, в которые она вложила много усилий и любви.

Реджина имела право их увидеть.

"Ты уверена?".

"А почему нет?".

Сейчас увидишь

Эмма поковыляла к спальне и собрала рисунки, прежде чем передать их Реджине. Она, с одной стороны, выглядела ошеломленной количеством, когда пролистывала первые несколько страниц. Эмма внимательно следила за реакцией.

Первая стопка в основном состоит из изображений лица Реджины — тёмного, угрюмого выражения, которое было у неё, когда Эмма впервые увидела её. Изгиб брови или легкая форма улыбки превращающиеся в смех. Были рисунки Реджины в разных нарядах, во множестве ситуаций — Реджина смотрела в окно, читала книгу, улыбалась маленькому мальчику.

Пока она досмотрела рисунки, Эмма так крепко сжала руки, что пальцы побелели.

Там были и те рисунки, которые она прятала по весомым причинам. Они ни в коем случае не невинны, а вместо этого изображали Реджину обнаженной ниже шеи, начиная с того дня, когда она вошла в класс рисования Эммы.

Тело Реджины всегда было одной из любимых сюжетов Эммы для набросков. Помимо её лица и различных выражений, которые сопровождали его, Эмма никогда не могла выкинуть из головы образ прикосновения к Реджине.

Опустить голову между бедер Реджины, трахать и наблюдать, как она закидывает голову в порыве страсти.

Рисунки были явным доказательством этого.

Спустя несколько секунд неловкой тишины, во время которой лицо Эммы горело так сильно, что она могла с таким же успехом превратиться в печку, Реджина наконец подняла взгляд.

В её тёмных глазах появился озорной блеск.

"Эмма, я хочу, чтобы ты меня нарисовала".

Фраза застала Эмму врасплох.

"Что?".

"Я хочу, чтобы ты нарисовала меня, пока я тебе позирую", — Реджина повторила, словно они обсуждали погоду. Она сложила руки на столе, как будто у неё деловое предложение, о котором Эмма совершенно не подозревала.

"Думаешь, сможешь это сделать?".

Эмма прикусила губу: "Наверное. Да".

"Хорошо".

Затем Реджина встала, руки нашли змейку платья на спине, и она потянула её вниз. Эмма мельком увидела чёрный кружевной лифчик, прежде чем, наконец, среагировать.

"Погоди. Погоди, ты что делаешь?".

Реджина посмотрела на неё: "Ты всегда склонна к глупым вопросам?".

"Я имею в виду, что тебе не обязательно снимать одежду. Мы можем сделать, как в прошлый раз".

"Ерунда", — бросила Реджина и позволила платью соскользнуть к лодыжкам: "Очевидно, тебе нужно ещё немного практики. Моя грудь выглядит не так".

Она стояла в сочетающемся комплекте нижнего белья и могло бы появиться подозрение, что всё это спланировано, если бы это была не Реджина.

Во рту у Эммы пересохло, дыхание перехватило, пока она следила взглядом за движением рук Реджины, тянущихся к застежке лифчика, пока она направлялась в спальню. Бюстгальтер упал на пол, и Эмма встретилась взглядом с голой спиной Реджины.

"Обычное место?", — спросила Реджина.

"Д-да".

Проходили секунды, а Эмма ничего не могла сделать, кроме как смотреть вслед, задаваясь вопросом, каково это: умереть от инсульта. Кровь яростно стучала в венах, подобно торнадо, готовому разрушить любые остатки самообладания. В голове бушевала война.

Одно дело, видеть Реджину, как абстрактную фигуру в атмосфере студии. Но совсем другая история, когда вовлечены чувства, а Реджина голая в её спальне. Мучительный страх потерять всё, ради чего она работала с Реджиной, поселился глубоко внутри.

"Эмма?".

Глубоко вздохнув, Эмма направилась в спальню и раздвинула шторы. Она обнаружила Реджину у окна, наклонившуюся, чтобы стянуть трусики с бедер до лодыжек, прежде чем снова встать. Она уверенно стояла под мягким светом, исходящим от лампы.

Реджина была права. В реальности её грудь выглядела ещё более великолепно.

Эмма не понимала, что слишком долго пялится, пока Реджина не прочистила горло, многозначительно глядя в ответ.

"Всё в порядке?".

"Ага. Просто...прислонись к окну".

Раскладывая принадлежности, Эмма изо всех сил старалась не задерживать взгляд дольше положенного. Но это сложно, когда тело Реджины — воплощение совершенства.

Эмма продолжала пульсировать от желания.

Последующие несколько минут прошли нормально. Она нанесла на бумагу базовые очертания, и несмотря на то, что ладони потели больше обычного, Эмме было проще справляться, когда она сосредотачивалась прежде всего на рисунке, а не на Реджине.

"Эмма", — позвала Реджина, выводя из задумчивости на достаточное время, чтобы Эмма поняла, что погрузилась в собственные мысли: "Эмма, посмотри на меня".

Она подняла взгляд и заметила, что Реджина оставила своё место у окна и теперь стояла в менее чем трёх футах, пристально на неё глядя. Эмма старалась смотреть на точку прямо над головой Реджины.

"Нет, я имела в виду, посмотри на меня".

Так Эмма и поступила. Взгляд скользнул от лица Реджины вниз к аккуратно подстриженному треугольнику волос между упругими бёдрами, а затем снова вверх. И тогда она внезапно поняла, что больше так не может.

"Я думаю, тебе нужно уйти", — пробормотала Эмма.

Она не смотрела в глаза, но чувствовала обжигающий взгляд Реджины.

"Назови мне хоть одну причину",

Эмма вздохнула: "Реджина...".

"Я просто абстрактная фигура, не так ли? Ты думала, что могла бы привыкнуть к этому", — раздражённо фыркнула Реджина: "Так какого чёрта ты даже не можешь посмотреть мне в глаза?".

Медленно, Эмма подняла глаза, чтобы встретиться с непоколебимым взглядом Реджины. Она скрестила руки на груди, от чего та заметно поднималась с каждым сердитым вдохом.

Боже, она так проебалась.

"Уже поздно", — сказала Эмма: "После часа ночи ходить небезопасно".

"Это не причина".

"Да, это так. Чего ты ещё хочешь от меня, Реджина?".

"Чего я хочу, Свон, так это чтобы ты перестала смотреть свысока и признала, что я тебе нравлюсь", — бросила Реджина.

Если до этого Реджина не разозлилась, то теперь она злилась, и Эмма на мгновение отвлеклась на разъярённый румянец на лице брюнетки, когда слова, наконец дошли до неё. Они поразили, как удар под дых.  

Её первая реакция — страх.

"Ч-что?".

"Я должна повторить это дважды?" — упрямо сказала Реджина.

"Ты понятия не имеешь, о чём говоришь", — мгновенно возразила Эмма, как и Реджина, она была немного в бешенстве. За исключением того, что её гнев более разрушительный и беспорядочный, чем контролируемая ярость, которую, кажется, таила в себе Реджина.

"Эмма...".

"Нет. Ты не можешь приходить в мой дом, просить нарисовать тебя, а затем полагать, что что-то знаешь обо мне. Это так не работает", — выдавила Эмма. Она вскочила на ноги, отставив мольберт, чтобы встать перед Реджиной и смотреть ей прямо в глаза: "Тебе нужно уйти. Сейчас же".

Карие глаза смотрели в лицо, демонстрируя уверенность и решимость, и лишь малейший намек на уязвимость. Эмму застало врасплох, когда Реджина сделала шаг вперёд и сократила дистанцию ​​между ними.

"Позволь мне сказать одну вещь. А затем я уйду", — пообещала Реджина, её дыхание коснулось щеки Эммы.

"Ты художница, Эмма. И как художница, ты видишь мир с точки зрения, которой нет у многих других людей. Ты создаёшь что-то из ничего, и для этого тебе нужна смелость. Вдохновение. Амбиции. Так иди и бери, что хочешь".

Она шагнула ближе, тепло её тела слилось с телом Эммы, когда она прошептала: "Поэтому я предлагаю тебе набраться немного мужества, Свон, и что-нибудь с этим сделать".

И Эмма поцеловала её.

Отчасти из стремления заткнуть Реджину, смешанного с непостижимым желанием и способностью распознать испытание, когда она его увидит. И Эмма понимала, что справилась, когда пальцы Реджины вплелись в волосы и притянули ближе, а другая рука впилась в нижнюю часть задницы Эммы.

Эмма, к её чести, не отступила, даже когда сердце подскакивало прямо к горлу. Даже когда их губы беспорядочно соприкасались, и Реджина толкнула её в ближайшую кирпичную стену, прижимаясь к ней всем телом.

Руки Эммы скользнули от гладкой спины Реджины к ягодице. Она провела месяцы, представляя, как это будет ощущаться, и что почувствует Реджина, когда кожа будет пылать под кончиками пальцев Эммы.

Она сжимала, пока таз Реджины не упёрся в её бедро.

Последовавший стон зажёг в Эмме огонь. У неё было не так много времени, чтобы насладиться этим, когда Реджина укусила Эмму за шею и резко дёрнула за рубашку.

"Сними. Сейчас".

Ладно. Блядь. Требовательная Реджина чертовски горяча.

Она помогла Эмме снять рубашку, а скорее просто сорвала её, пока Эмма возилась с застёжкой штанов. Джинсы уже на полпути к бёдрам, когда Реджина расстегнула лифчик и тут же взяла сосок между губами.

Эмма откинула голову к стене: "Ебать".

"Красноречиво, дорогая", — рассмеялась Реджина, посасывая мочку уха Эммы: "Но я это и планирую".

Эмма снова её поцеловала, грубо и жадно, а руки Реджины были повсюду — от упругих кончиков сосков Эммы до жилистой гладкости живота.

Реджина не тратила время на то, чтобы стянуть джинсы Эммы с ног, оставив её в простых хлопчатобумажных красных трусиках. Когда большие пальцы Реджины коснулись и их, Эмма остановила её.

"Подожди, подожди", — выдохнула она и отругала себя за то, как таяло сердце, когда Реджина уделяла ей безраздельное внимание.

"Что-то не так?".

Она рвано вздохнула. Эмма вот вот всё разрушит, но она не могла идти дальше, пока Реджина не узнает всю глубину её чувств.

"Ты была права. Ты меня привлекаешь".

Реджина выгнула бровь, и Эмма ощутила волны сарказма от одного простого жеста.

"Я также до смешного в тебя влюблена".

Большой палец Реджины выскользнул из края трусиков, и Эмма тут же закрыла глаза, без сомнения понимая, что ей только что удалось разрушить единственную хорошую вещь в своей жизни, потому что она не могла держать рот на замке.

Но Реджина не отстранилась.

Она коснулась ладонью щеки Эммы, призывая посмотреть на неё. И когда Эмма подняла взгляд, увидела на лице Реджины улыбку, которую никогда раньше не видела.

Она нежная и ласковая. Может, даже немного влюблённая.

"Я знаю".

В этот раз касание губ приобрело совершенно иное значение — обещание грядущих вещей, от которых сердце Эммы сжималось и трепетало от счастья. И боже. Она охуеть какая сентиментальная.

Когда Реджина отстранилась, она стала на колени, молча спрашивая разрешения, прежде чем медленно стянуть нижнее белье Эммы с бедер и закинуть её ногу через плечо. А потом Реджина прильнула к ней, и Эмма слишком далеко зашла, чтобы заботиться о том, что по ту сторону стены жили соседи.

Тело Реджины походило на печку, когда она прижималась к Эмме и ввела в неё два пальца.

Её никогда не трахали у стены.

Позже, когда она взяла Реджину на руки, ноги брюнетки плотно обвились вокруг талии, и Эмма считала, сколько раз она вздохнула и хрипло простонала ей в губы, пока Эмма уложила её на стол c рисунками и погрузила пальцы в скользкую влагу.

Она насчитала двадцать четыре, когда Реджина кончила. И ещё семнадцать после этого.

Жизнь хороша.

***

Остаток утра на следующий день они провели вместе в постели, а также большую часть этого дня. Они занимались и другими делами, кроме как лежали обнажёнными на простынях, например, завершили рисунок, который Эмма начала прошлой ночью. Но в конце концов, Эмма сидела в футболке, а Реджина была такой обнаженной и красивой, что невозможно воссоздать. В итоге она просто сдалась, втянула Реджину в поцелуй, и они обе рухнули на кровать в приступе смеха.

"Не двигайся", — мягко потребовала Реджина: "Я так понимаю, ты не хочешь, чтобы я испачкала простыни".

"Хм. Переживу", — пробормотала Эмма в ответ.

Реджина нашла в шкафу набор красок для тела и настояла на том, чтобы использовать их. Вот как Эмма обнаружила себя лежащей голой на животе, пока Реджина оседлала талию, используя гладкие плоскости спины как холст.

Снаружи звучали приглушённые звуки города, будучи несущественными по сравнению с домашней тишиной и единением.

"Что ты вообще рисуешь?".

"Ван Гога", — рассеянно ответила Реджина.

"Его лицо или Звездную ночь?".

Реджина фыркнула, но провела кистью по нижней части спины Эммы, где как она знала, чувствительное место.

"Дерзкая", — пробормотала Реджина: "Теперь перестань менять тему. Экзамен в понедельник. Светотень".

"Распределение света и тени".

"Хорошо. Непрозрачный".

"Непроницаемый для света".

"Magnum opus".

При этом Эмма улыбнулась в подушку и застала Реджину врасплох, когда перевернулась вместе с ней. Теперь Реджина лежала спиной на матрасе, грудь вздымалась от удивления, когда Эмма оседлала её, озорная ухмылка застыла на губах.

"Величайшее творение, которое когда-либо создавал художник", — ответила Эмма и опустила голову, чтобы обхватить ртом сосок Реджины.

Реджина выгнулась к прикосновению: "Теперь ты просто ведешь себя чрезмерно самоуверенно", — выдохнула она.

"Может быть, я говорила о тебе. И благодарю природу за то, что она создала такого замечательного человека", — пошутила Эмма, целуя Реджину в живот, наслаждаясь мягкими хриплыми вздохами, слетающими с губ.

Эмма замерла, не доходя до вершины бёдер Реджины, и подняла взгляд: "Нет, серьезно. Что ты нарисовала у меня на спине?".

Рука Реджины нежно перебирала белокурые локоны: "Цветок лотоса".

"Правда?".

"В буддизме это связано со многими разными значениями. Чистота, желание", — объяснила она: "Красный лотос связан с сердцем, что означает любовь и сострадание".

Задумчиво водя пальцем по бедру Реджины, Эмма наблюдала, как она слегка извивалась, прежде чем сдаться словам, горящим в голове.

"Пойдём со мной на свидание".

Она прекратила извиваться почти сразу. Глаза Реджины немного расширились, когда она посмотрела на Эмму, продолжавшую лежать на её животе.

"Что?".

"Ранее ты сказала мне отрастить яйца и взять то, что я хочу. Ну, я хочу тебя", — нервно объяснила Эмма: "Пойдём со мной на свидание".

На секунду Эмма предполагала, что снова напортачила, возможно, её признание не оправдалось, и в конце концов, для Реджины всё это ничего не значило.

Но тут Реджина дёрнула её за волосы, подталкивая подняться, приложила ладони к щекам и поцеловала так яростно, что Эмме казалось, будто из неё выбили воздух.

"Да".

И да. Может быть, жизнь прекрасна.