Пусть и негромкое, но довольно бурное обсуждение пропажи Кати плавно переходит в угнетающую тишину. Бяша елозит на стуле, словно порываясь выскочить за пределы класса, спрятаться от жутковатых образов, навязчиво лезущих в голову. Ромка хмыкает, погружённый в невесёлые размышления. Ей ли не знать, в какие дебри порой способен привести собственный разум. А совсем не думать не получается, как ни старайся.
Она прислоняется — почти жмётся — к неудобной спинке деревянного школьного стула. Глаза прикрывает на считанные мгновения, но предательское воображение неустанно подкидывает картинки, от которых где-то в горле образуется тошнотворный комок.
Тоша сглатывает. Втягивает носом суховатый воздух и умоляет себя успокоиться.
Хватит.
Хватит поддаваться больной фантазии. Хватит представлять на листовках вместо фотографий пропавших детей своё лицо и лица Ромки с Бяшей.
Такого не будет.
На парту приземляется скомканный клочок бумаги. Тоша открывает глаза, опуская взгляд и тут же вскидывая его на Ромку.
В ответ — молчаливый кивок.
Она пользуется моментом, пока отвлечён Бяша — тот жмурится от страха и что-то шепеляво бормочет себе под нос. Дрожащими пальцами умудряется быстро развернуть записку. Всего пара строк, только от них её пробирает до мурашек.
«На остальных плевать, но тебя вас в обиду не дам»