Примечание
Напоминание, что все написанное относится только к персонажам и не имеет никакого отношения к реальным людям. Все это выдумки, расслабьтесь.
Может быть, пятнадцать (уже шестнадцать!) лет — это довольно маленький возраст для того, чтобы начать курить. Может быть, когда ты ребенок, ещё рано учиться красть и обманывать. Может быть.
Но знаете что? Миютре охуеть как похуй. Ему ментально тридцать, и он определенно заслужил хотя бы вредную привычку за все то пережитое им говно. В этом нет ничего криминального! — ну, очевидно, кроме части с воровством (это Скамрайз, кто тут не ворует?)
Так вот. Курение.
Миютра, честно говоря, не помнит, как начал — как и вообще мало чего помнит до того момента, как анархичная пустошь чуть не схлопнула его — но зато помнит, сколько раз он объяснял другим, что это не их, блин, дело. Взрослые такие назойливые иногда. Почему Нэла не спрашивают, почему он дымит как паровоз (дважды в день!!) а его, внезапно, доводят расспросами?
Миютра может контролировать свою зависимость. А если и не может — ну, он определенно умрет быстрее, чем его легкие превратятся в изюм.
. . . Слишком странная и четкая мысль для осознания.
1.
С Либрой они курили вместе. Что было забавно, потому что Либра никогда в жизни не курил обычных сигарет, а благовония (или что там за табак был у Зины) ему не нравились. Либра был странным кицуне.
Либра вообще был странным. Но в этом ничего странного не было.
Сначала это было забавно, просто потому что они подростки, и пытаться научить друга не помирать с первой же затяжки было почти что хобби. Потом это стало рутиной, потому что атмосфера на сервере резко накалилась, и их одна на двоих компульсия становилась поводом для очередного перерыва от нудного планирования и поисков порталов. А потом это стало необходимостью, потому что посреди ночи после кошмаров (кошмара, потому что кицуне не снятся сны) образуются неловкие паузы. В таких, обыкновенно, курят. И дрожь в руках унять пытаются. И держатся друг за друга, как канаты стальные, чтобы бычки себе об запястье не тушить.
В общем, они остались вдвоем, и делать им больше было нечего, кроме как питаться страхами и ужасами друг друга. Что за очередная супер-грустная мысль?
В последний раз, когда они виделись, Миютра отдал Либре четыре сигареты. Потому что он попросил.
Не то что бы он запоминал точное количество. Не то что бы все ещё помнил последние слова и прикосновения пальцев. Конечно нет.
Он не пытался произвести эту сцену в мельчайших деталях тысячу раз, в надежде понять, был ли шанс предотвратить это.
Почему все, с кем он объединяется, просто. . . Уходят?
В конце концов, Миютра больше не делил ни с кем сигарет на двоих. Если очень грубо, он вышел в плюс.
(Если совсем забить на правду.)
2.
Пельмени были странными. И- черт, ему правда пора перестать называть всех «странными». Это глупо.
Пельмени были другими. Но, при этом, они были чем-то схожи. . . И все равно.
Если бы вы спросили кого-то другого, они бы сказали, что Пельмени были семьей. Дисфункциональной, конечно, но семьей.
Миютра понятия не имел, что такое семья. Если это выглядит так, то он не понимает, как человечество не вымерло.
Это не оскорбление. Он просто правда не понимает.
Альберт-Алион-Дасоми-Диповский. Вступать к ним было рискованно, страшно и неловко, но было ли у Миютры куда ещё идти?
Теперь это Альберт-Алион-Дасоми-Диповский-Миютра.
Они определенно пожалеют об этом.
Общаться с ними было удивительно легко, но реакция на его привычку у них была разной. Алион молча наблюдал — Миютра почти уверен, он хотел у него спросить сигарету, но в итоге так и не решился. Он не собирается его подталкивать. Альберт морщился и кривился, распахивал окна и приговаривал «ну фу, Миютра блять». Диповский пожимал плечами. Он точно знает, что Миютра крал его сигареты — ему просто не надо говорить об этом. Дасоми поджимала губы и смотрела осуждающе, иногда отбирая у него то сами раковые палки, то зажигалку.
— Прекращай, — говорит, — Это вредно для здоровья. Это убьет твои легкие.
Миютра смеётся клокочуще, как заводная игрушка.
— Я умру раньше, чем мои легкие!
Дасоми становится бледной, как снег. Миютра никогда не думал, что одержимые тела могут быть так похожи на трупы.
— Нет, ты не умрешь, — она утверждает, твёрдо. Как констатация факта. Под ее железным взглядом хочется заткнуться и быть послушным маленьким ребенком. Она правда была им как старшая сестра. Дасоми была хрупкой, но что-то несгибаемое все ещё удерживало ее в живых.
О.
Что, если Миютра станет таким же, как она?
Это неприятная мысль.
От такой только больше хочется курить.
3.
Пиздец. Все это ебаный пиздец.
От ударившего в нос свежего воздуха голова кружится — или это из-за стресса и переутомления? — и мир перед ним распахивается, широкий и опасный.
Миютра снова стоит на ногах. Все его тело источает ужасную боль, и фантомное ощущение веревок все ещё его преследует.
Его бьет судорога, дрожь, почти пополам складывает. Чужой голос в ушах звенит, и его хочется прогнать, выдернуть из своей головы раз и навсегда.
Ебучий Ксандр, блять, это-
Ему нужно закурить.
Он лезет по карманам пальто, дрожащими пальцами сначала находя зажигалку, а потом сигарету. Его руки не слушаются, бумажный конец не попадает на огонек, и у него получается только с третьей попытки.
Холодные внутренности обжигает горячий дым.
Напоминание о том, что он жив.
Ему нужно было сбегать с сервера ещё тогда, после суда. Ещё когда была возможность. Ещё когда он не повесил на шею другим свои проблемы.
Миютра облажался. Так, так сильно облажался.
И теперь, стоя на улице, со шрамами от узлов и лезвием под горлом, ему ничего не остаётся, кроме как чувствовать себя живым.
4.
Каково это — осознавать свою вину? Как ты себя чувствуешь, понимая, что из-за тебя на эти земли пришла война?
Миютра в первые же часы, кажется, скурил около четырех сигарет, просто потому что клокочущая в мозгу паника никак не устаканивалась. Не то чтобы дальше стало легче. Просто горло уже саднило.
Как бы его ни убеждали, что вины его в этом нет, Миютра знает — не будь он осторожнее, все было бы нормально. Не давай он Ксандру повода, ничего из этого бы не было.
И вот они здесь, вооруженные до зубов, не совсем осознающие, что делать.
Облако дыма накрывает его, и это не идёт ни в какое сравнение с курением. На лёгких осаживается копоть, и в нос бьёт запах гари. Все тело обдает жаром и рукава покрывает пепел. Его поглощает ужас.
На его руках слишком много крови для кого-то, кому только шестнадцать.
5.
— Ты когда стащить успел?!
Миютра хихикает, отскакивая от растерянного Паера настолько далеко, насколько можно.
— Сигареты бесплатны из чужого кармана! – он смеется чуть ли не во все горло.
Паер вздыхает, видно, решив, что сигареты — не такая уж большая потеря. Уж лучше они, чем заедать все гапплами.
Из-за всей этой энд-херни в последнее время хочется просто наебениться в щи и никогда не вставать.
Миютра достает зажигалку и устраивается у края. Паер присаживается рядом. Отсюда открывается прекрасный вид на его прорванную хорусами базу.
Щелчок. Затяжка.
— Не страшно курить в шестнадцать? — спрашивает, только чтобы занять время.
Миютра ногами болтает фальшиво-беззаботно.
— Не страшно. Вот это, — он кивает на их окружение, — Вот это страшно. И жить страшно. А курить — плевать.
Мир умирает. Рассыпается в эндерняк и фиолетовые лепестки, поглощается вечной ночью. Потихоньку рушится под напором рвущегося неба.
Вот это страшно.
Существовать в постоянном страхе, в вечных бегах, в тревоге и панике, в одиночестве, посреди убитого сервера.
Вот это страшно.
Страшно дышать свежим воздухом, страшно двигаться, страшно видеть вокруг себя такой огромный, всесильный мир.
Вот это страшно.
А курить не страшно. К тому же, бесплатно.
Он все равно умрет раньше, чем его лёгкие.
Может быть, шестнадцать лет — это довольно маленький возраст для того, чтобы начать боятся существовать.