Et tu, Brute?

Какая-то странная янтарная бурда в стакане смотрела на Аркейда.

Аркейд смотрел на странную янтарную бурду в ответ.

Искра, буря…

— Ну, чего ждёшь? — хозяйка бара исподлобья посмотрела на него. — Тебя не отравят.

— Я не был бы так уверен.

— Я сейчас заберу и крышки не верну. 

Против такого аргумента Аркейд не мог ничего противопоставить, поэтому пришлось пить. Горько, горло сразу обожгло, а желудок скрутило в подобии рвотного рефлекса. Никакого вкуса, о котором говорят “эстеты”, он не почувствовал. Просто жгущее нутро нечто, которое пыталось сожрать внутренности за все его грехи.

— Ну как? Полегче?

— Мне кажется оно меня съедает изнутри.

Хозяйка бара, Труди, рассмеялась и прислонилась ближе к стойке. 

— А ты забавный. Как, говоришь тебя зовут? Беспризорный.

— Аркейд, — сглотнул горькую слюну в надежде смыть из горла остатки той непонятной жидкости. Не вышло. — Геннон. Последователь. Ну или был им когда-то.

Труди рассмеялась. Встала в позу чайника и взглянула на него сверху вниз. Интересно, а тот мужик, уснувший за барной стойкой тоже так начинал? С одного стакана непонятной бурды.

— Почему был? Слышала, однажды Последователь уже на всю жизнь им остаётся.

— Не сказал бы. Но в душе я да, Последователь. На деле, мне кажется, я кого-то предал. И предали меня. И я очень рассержен.

— Исчерпывающий ответ, голоден? — взглянула в сторону того, что осталось от его халата. Осталось пыльное нечто, знак Последователей стёрся, как и попытки Аркейда переоценить своё предназначение в этом постепенно сходящем с ума мире.

Крышек у него, конечно же, не оказалось.

— Нет, не голоден, спасибо.

— Так, что ты там говорил про предательство? Не думаю, что эта штука у тебя на шее простое украшение.

— Ты чертовски права. Мне кажется у нас с тобой есть общий знакомый, Курьер?

— И ты прав, он нам здорово помог, мы ему благодарны.

— Falax species rerum1. Я тоже думал, что он мне поможет. Мы вместе путешествовали после того, как он пришёл во Фрисайд и забрал меня от Последователей, — Аркейд положил голову на руку, уткнулся в изгиб локтя и стал бормотать, чтобы собеседница не видела стиснутых от злости зубов. 

— Долгая история, как итог — мы направляемся в Форт по реке, меня бросают прямо к ногам Цезаря, а дальше всё как в тумане. Дни как один, я один. Разговоры-работа-разговоры, бесконечный круг из которого, казалось бы, не выбраться.

Работу я свою выполнял плохо, удалось сбежать. Теперь ненавижу Курьеров. И мне кажется, что я заблудился.

— Я могу дать тебе карту.

— Сейчас мне нужно отдохнуть с дороги.

— Отдыхай, мне нужно отойти, ты же будешь хорошо себя вести? 

— Не волнуйся. Я ещё не опустился до воровства. 

На этих словах Труди кивнула и удалилась куда-то в сторону своего кабинета? Офиса? Каморки? 

Аркейд снова остался один со своими мыслями, если не считать посапывающее нечто за барной стойкой, которое признаков живого организма не подавало, но и вынести ему окончательный приговор рот не открывался. 

Сложил руки друг на друга, сверху голову. Выдохнул.

Если Труди принесёт карту, будет замечательно, да даже если скажет нужную трассу, хоть что-то, что поможет дойти ему до Вегаса. Хочется просто вздохнуть полной грудью, снять с себя это “украшение” и извиниться перед Фаркас. Он был очень неправ, когда отправлялся чёрт знает куда чёрт знает с кем, бросив их всех на произвол судьбы.

Не то, чтобы от него там была какая-то польза. 

Зато он там никому не принадлежал, это было самое опьяняющее в том мире, которого он так глупо и просто по идиотски лишился.

***

Бежать.

Бежать-бежать-бежать.

Вдаль от грозы, перегоняя её, не допуская возможности хотя бы единственной капле упасть на его макушку.

Земля под его ногами горит.

Земля, что была пройдена, сгорела до тла.

Он никогда не испытывал страх. Всепоглощающий, как пропасть. 

Как каньон.

В который он вот-вот падёт.

Если не будет бежать-бежать-бежать.

***

Смерть Цезаря ознаменовала крах для Легиона, хоть глупец Ланий этого не понимал, он так отчаянно жаждал вкусить власть, слепо тыкался по всей Мохаве лишь бы доказать свою силу и мощь Легиона. Поработить и истоптать и без того безжизненную землю.

Вульпес знал, что ему осталось немного. Он считал время до своего конца.

Это постепенно сводило с ума, пробуждало звериный ужас, рождающийся где-то на дне собственного тела, вырывающийся в крик перед смертью.

Вульпес не кричал, он бежал.

Никто не должен был знать его имени, личности, внешности, там, куда он прибежит или останется.

Легион забудет его имя.

И имя ему…

***

“Вульпес Инкульта” — первое, что подумал Аркейд, когда в салун зашёл мужчина в шляпе, и какой-то истерзанной пылью кожаной броне. 

Это был точно он.

И он пришёл по его душу, возложить вину за убийство Цезаря.

— Добрый вечер.

Да, это определённо Вульпес Инкульта.

Бежать некуда.

— Добрый. Труди отошла ненадолго, так что если вы хотите что-то взять, то стоит подождать.

— Я здесь не за напитками.

Чёрт.

Он за ним, да? Точно же за ним. Нет никаких вариантов, где фрументарий Легиона приходит не за ним. А если Цезаря больше нет, то это будет по определению наиболее худший исход для него.

Чёрт.

— Ох, отдохнуть с дороги?

— А ты занятный, Аркейд. 

— Нет, это ты занятный, Вульпес Инкульта, — на своём имени фрументарий напрягся и обернулся за спину, будто бы готовясь в эту же секунду остановить нож, что вонзается в спину.

Интересно.

— Что такого делает фрументарий Легиона, — последние слова произнёс нарочито громко, — в салуне в Гудспрингс. Вдали от Форта, вдали от Стрипа, вдали от НКР… Шпионишь в деревне? 

Вульпес крепче сжал кулак.

Аркейд попал в точку.

Аркейд может его сдать.

Аркейд готов разорваться от смеха.

— Ты загнан в угол. 

— Тоже самое могу сказать и про тебя, Аркейд.

Тут он прав. Безусловно. Аркейд загнан в угол, он не знает кому он принадлежит, он не знает, должен ли он принадлежать кому-то. Как будто один он не выживет, пустошь перемолет его и выплюнет. 

Не останется даже и воспоминания.

— У меня та же судьба, что и у тебя. 

— Без имени?

— Без дома.

— Без обязанностей.

— Без заслуг.

Аркейд опустился к стакану и утопил в нём смешок. Надо же, до чего докатился. Нашёл родственную душу в Легионе. Такую же загнанную и отчаявшуюся.

— Тогда присаживайся рядом, Вульпес Инкульта. 

***

Кожа под ошейником вспрела и чешется. Аркейд чувствует себя захмелевшим и побитым как пёс, которого бросили как только он обнажил клыки.

Правда в том, что он сам сбежал, да и зубы свои предпочитал никому не показывать.

Вульпес Инкульта сидел под боком, пялился в единственный стакан с виски, который ему добродушно налила Труди за счёт заведения. 

Солнце клонилось к горизонту, вечер сменялся сумерками, а стакан Вульпеса всё никак не пустел.

Нет, ему не подливали.

Он просто не решался пить.

– Цезаря нет. Ланий вряд ли узнает об этом.

– Личные принципы, я думаю, ты понимаешь, Аркейд, — сказал и кивнул в сторону уже забытого и забитого в пыли символа Последователей.

Что же. 

Действительно, принципы.

Как только Аркейд решил отпустить Вульпеса и стакан недопитого виски, Вульпес взял и опрокинул весь в себя.

И закашлялся. 

Ожидаемо.

— Всё хорошо? 

— Бурда страшная.

— Какая есть, красавчик, — Труди фыркнула и выцепила из сжатых пальцев стакан, который тут же отправился в сторону мойки.

Интересно, как быстро пьянеют легионеры?

Как оказалось, быстро. Чертовски быстро. Да ещё по такой жаре… 

На том и сошлись. Эксперимент можно закрывать, результаты внесём потом, если не забудем. Или не погибнем. Тут важно с какой стороны подходить к поставленному вопросу.

– Аркейд.

Подскочил. Обернулся. Испугался.

Повторил ещё три раза.

— Что такое?

— Тебе эта бандура не жмёт? Цезарь мёртв, ты, считай, нечейный.

— Как и ты.

Лицо Вульпеса на секунду перекосилось. Стало мрачнее. Как будто что-то кислое заглотил. Решил, что достаточно насмотрелся на язвительного дурачка Аркейда и уже прямо кивнул на ошейник.

Ох. Точно.

Оно же взрывается.

Интересно может ли Вульпес или Ланий его подорвать…

— Хочешь сниму? 

А вот это уже интересно. И смущающе. И свет ещё приглушённый и как-то слишком жарко. Но чешется…

— Да.

Вульпес наклонился к лицу Аркейда, недостаточно близко, чтобы сткнуться лбами, но достаточно, чтобы слышать и чувствовать его дыхание. Глубокое. Горячее.

С ума сойти.

Руки грубые, шершавые, мозолистые, легли на шею. Ощущение силы в руках этого человека прекрасно сигналило мозгу о том, что ими сворачивались шеи. Такие же птичьи как и его. 

Sagittarius serpentarius.2

Аркейд как-то даже весь напрягся, вытянулся в струну, пока Вульпес там ковырялся. А ковырялся он очень аккуратно, стараясь лишний раз на задевать руками шею. Вообще к ней не прикасаться. 

Лишний раз какой-то шальной мизинец задевал кожу за ухом.

Страшно очень страшно.

Тяжесть с шеи спала, Вульпес отодвинулся, а Аркейд этого даже не заметил. Так и сидел как дурак, напряжённый и с зажмуренными глазами.

Раз, два, три…

— Всё, ты свободен, Аркейд Геннон.

А, вот это всё? Ого. 

Падение ошейника с его шеи как-то осознанности не прибавило. С самосознанием всё ещё беда, а о принадлежности какой-то фракции или образу жизни можно вообще забыть.

Зато почесаться можно. Там наверное белая полоса страшная такая. Как будто он очень долго носил шарф и там не загорел. Ужас.

— Полегче?

— Не особо. Скорее, наоборот. Я перестал перекладывать всю ответственность на эту бижутерию и понял, что её пропажа с моей шеи погоды не сделала. 

— Мне жаль.

— А ты? Сделал впервые доброе дело. 

— Тоже окончательно запутался.

Как-то так и вышло, что они, запутавшееся и отречённые. Кто-то самостоятельно отрёкся, кого-то мысленно похоронили в пустоши. 

На данный момент кроме них самих, бара посреди нигде и пьяного безличностного кого-то никого не было. 

А кого держаться в такой ситуации? 

Только друг-друга.

Рассвет ознаменовал начало новой жизни.