Ирен

— Вы его последняя надежда.

Лейла, директор программы компаньонов, категорически не обращает внимания на то, что я изо всех сил стараюсь быть непредубеждённой, но то, что она мне сказала, заставляет меня сомневаться в своих решениях.

— Он преступник? — потираю лоб ладонью, надеясь немного ослабить давление.

— Он был преступником, — поясняет она, — обвинение отягчилось из-за его прошлого, но, уверяю вас, он изменился.

Я, видимо, сошла с ума, если всерьёз обдумываю это. С другой стороны, я стараюсь в каждом видеть хорошее и знаю, что любой может измениться. Достаточно взглянуть на себя за последние два года. Кто я такая, чтобы судить?

— И что он сделал?

— Его обвинили в вандализме. Это всё, что мне известно, но если ему не удастся найти ребёнка для выполнения общественных работ, он попадёт в тюрьму. Учитывая предыдущие обвинения в совокупности, срок тюремного заключения увеличится, — она замолкает, бросая на меня взгляд, — Акнология правда изменился. У него своё дело, он пытается заново построить свою жизнь. А тюрьма лишит его последнего шанса.

— Я должна узнать его получше.

Лейла сочувственно улыбается мне.

— Он неплохой человек. Попадал ли в трудные ситуации, на которые реагировал неправильным образом? Несомненно. Но если бы мне пришлось доверить ему своего ребёнка, я бы это сделала.

Я смотрю на Эрзу и задаюсь вопросом, правильно ли поступаю. В глубине души знаю, что да. Она была опустошена; мы были опустошены с тех пор, как мой муж бросил нас. Брак не был идеальным, у нас случались разного рода проблемы, особенно с Эрзой, но я никогда не ожидала, что он уйдёт. Он отказался от того, что я считала хорошим и прочным браком, и переехал к женщине, которой было наплевать на то, что у него есть ребёнок. Чужие дети её не касаются. А в итоге всё привело к тому, что Эрза осталась без отца и замкнулась в себе. По мере затягивания развода становилось только хуже. Когда всё завершилось, мне посоветовали обратиться в программу Companion Care, и этот совет привёл меня туда, где я нахожусь сейчас. В такой момент мы с дочерью особенно уязвимы, но если к Эрзе благодаря помощи вернётся самооценка, то и я смогу вернуть свою.

— Вы готовы поклясться, что доверили бы ему своего ребёнка?

— Да, — не раздумывая отвечает Лейла, хватая меня за руку. Этого контакта достаточно, чтобы меня поразить. В течение нескольких месяцев, предшествовавших разводу, мы с мужем не касались друг друга. Теперь так чуждо чувствовать чьё-то прикосновение. Независимо от пола или возраста. Когда вас не трогают в течение длительного времени, это шок для психики. Но что шокирует сильнее, так это то, что до сих пор я не осознавала, насколько мне одиноко. Контакты с людьми не должны меня отталкивать — это сигнал к тому, что мне нужно вернуться в мир.

— Я смогу присутствовать? Не хочу, чтобы дочь чувствовала себя неловко, кроме того, я хотела бы узнать о нём больше. И мы с дочкой привыкли всё делать вместе.

Лейла впервые колеблется, и это заставляет меня задуматься.

— Не уверена, что вам следует быть там. Я не знаю, захочет ли он этого, — она нервно пожимает плечами.

А мне становится интересно, что она скрывает.

— Буду честной, — вздыхает Лейла, — Акнология Бельзерион — великолепный мужчина. Не будь я счастлива в браке, точно соблазнила бы его, и к чёрту разницу в возрасте.

Я невольно смеюсь.

— С двумя другими детьми, с которыми он должен был работать ранее, появились проблемы, потому что их матери усложнили ему задачу. Они делали неуместные предложения, а он не отвечал взаимностью. В итоге они пожаловались.

Теперь всё становится понятно. Я поднимаю руки в беззащитном жесте.

— Со мной проблем не возникнет. Я мать-одиночка, которая работает полный день, у меня есть онлайн-магазин на Etsy, который отнимает много времени, а ещё я забочусь о своём ребёнке. Отношения сейчас или даже через пять лет меня не интересуют. Я просто пытаюсь жить так, чтобы нам с дочерью было на что поесть.

Видит бог, мои слова абсолютная правда. Я всё ещё пытаюсь преодолеть гнев, отчаяние и горе, которые испытываю после потери восьмилетнего брака. Это не значит, что я не открыта для чего-то, что может случиться в будущем, но целенаправленно не ищу никаких отношений.

— Хорошо, Ирен, мы назначим встречу и будем ожидать положительных результатов.

Протягиваю ей руку. Впервые после ухода бывшего мужа я чувствую надежду и оптимизм. Может быть, этот мужчина поможет мне вновь сблизиться с дочерью. Может быть, он поможет ей понять, что не все мужчины уходят. И если поверит она, то поверю и я.

***

Акнология

— И чем она отличается от остальных?

Вытягиваю длинные ноги перед собой, стараясь не шуметь, когда стальные носки моих ботинок встречаются с металлом стола передо мной. Независимо от того, что обо мне думают другие, я предпочитаю сливаться с фоном и не люблю быть в центре внимания. Мне не раз говорили, что моё поведение не способствует этому, но я такой, какой есть.

Сильвер, офицер по надзору за мной, пролистывает какие-то документы, пытаясь найти мне пару. Я думаю, что он хочет уберечь меня от тюрьмы так же сильно, как я не хочу туда возвращаться.

— Они клянутся, что эта женщина не заинтересована в поисках мужчины, а её дочери Эрзе нужна помощь.

— Что с ней не так? — наклоняюсь вперёд, скрещивая руки на груди и пряча ладони в подмышках.

Сильвер просматривает информационный лист.

— Похоже, отец ушёл из семьи и больше не заинтересован в её воспитании. Она замкнулась в себе, и её мать обеспокоена этим. Ирен, мать, попросила присутствовать хотя бы на первых встречах.

Любая мать, которой не наплевать на своего ребёнка, поступила бы так, но я всё равно нервничаю.

— Не могу её винить за желание присутствовать, но, чёрт возьми, что если опять что-то пойдёт не так? Я не могу попасть в тюрьму.

— Я знаю, и не думай, что не сочувствую твоему положению, приятель.

— Ага, не забудь поцеловать меня в задницу.

Сильвер ухмыляется.

— Но я должен сохранять профессионализм, независимо от того, насколько ты мне нравишься.

Охренеть можно. Я поворачиваю шею, уже чувствуя, как в голове начинает пульсировать боль от напряжения. Я потратил слишком много времени сегодня.

— Просто дай знать, когда и во сколько мне нужно быть там.

Пора отдать долг обществу. Чтобы попытаться исправить ошибки, которые я совершил, будучи злобным юнцом, которому некому было помочь превратиться в человека. Обвинение в вандализме по сравнению с поступками прошлого — чушь собачья. Я достаю телефон из кармана поношенных джинсов. Чёрт, уже два часа дня. Похоже, в автомастерскую я попаду только поздно вечером.

— Завтра в девять утра. Чем раньше начнёшь, тем быстрее накопятся твои часы.

Без разницы.

— Увидимся через две недели, — отвечаю я, имея в виду следующую проверку на условно-досрочное освобождение.

У меня есть работа, и завтра я должен встретиться с маленькой девочкой. Когда выхожу на яркий солнечный свет, надеваю авиаторы и надеюсь, что пробок на дорогах не возникнет, пока буду возвращаться через мост на свою сторону города. На ту сторону, где мне комфортно, где у людей добрые сердца. Иногда мои эмоции бывают слишком острыми, и их пора притупить — гнев и негодование ни к чему не привели, кроме тысячи часов общественных работ.

Взросление — отстой, особенно когда осознаёшь всё то дерьмо, которое сам же творишь. Я никогда не бежал от ответственности за свои слова и действия, если только она не заставала меня врасплох.

Завожу мотоцикл и выезжаю на трассу. Пора на работу.

Громкий шум пробуждает меня от такого глубокого сна, что можно было принять его за смерть. Этот надоедливый сигнал — постоянный и становившийся всё громче с каждой секундой. Протягиваю руку, задевая мобильный телефон, но он продолжает звонить. Почему я поставил будильник? Ломаю голову, пытаясь понять, какого чёрта мне пришлось вставать так рано. Я был в автомастерской почти до четырёх утра, но поставил будильник. Зачем? Причина скрывается где-то на периферии моей памяти, не решаясь показаться. Что, чёрт возьми, мне нужно было сделать сегодня?

Внезапно сажусь, с поражающей точностью вспоминая, что должен был делать. Чувство паники тут же поселяется в моём животе.

— Твою ж мать, — хватаю телефон, щурясь, чтобы посмотреть, сколько сейчас времени. Восемь пятьдесят пять. — Дерьмо!

Это неизбежно, я чертовски опаздываю в первый же день. Замечательный способ произвести хорошее впечатление. Быстро одеваюсь, собираю тёмно-синие волосы в пучок и выхожу. Каждая секунда на счету, и я приложу максимум усилий, чтобы на этот раз всё получилось.